— Неужели? — Юра сунул в рот сигарету, но не зажег ее. — Когда я накануне отъезда узнал о гибели Пентиума, мне пришла в голову интересная мысль. Правда, не очень свежая. А что, если чеченца замочил кто-то из моих земляков? Ведь Пентиум несколько лет прожил в нашем родном городе. И был он не слишком миролюбив. Успел насолить многим. И не успел я это как следует обдумать, как встретил земляка, то есть тебя.
— Ты с таким же успехом мог заглянуть в соседнее купе. И тоже бы не ошибся. Там наверняка едет твой земляк.
— Разумеется, — продолжал Юра, — но у того, у другого, нет под подушкой стилета с золотой рукояткой и выложенной бриллиантами буквой «П». Пентиум любил им хвастаться. Люди с Кавказа вообще не равнодушны к таким вещам. А тебе, Лера, хозяин надерет задницу, если узнает! Это не по правилам. Мародерство — не твое ремесло, хотя, я вижу, ты никакой работой не гнушаешься.
В нависшем тягостном молчании стал отчетливей стук колес. За окном стемнело. Над Юриной полкой горел тусклый ночник. Это был единственный источник света в их купе.
— Кто ты? — шепотом спросил Валера.
— Не важно.
— Для меня важно, — настаивал тот. — У меня дети.
— У Пентиума их было больше, чем у тебя.
— Я не знал…
— А если бы знал, отказался бы от денег? Не смеши меня!
— Кто ты? — повторил Валера, и в голосе его слышался надрыв.
— Я сел в этот поезд и в это купе с другой целью. Я не собирался искать убийцу Пентиума и того, кто заказал это убийство. Все вышло совершенно случайно. Поверь мне. Более того, мне нет никакого дела до чеченцев. Так что будь спокоен. Я еду в город по своим личным делам. Уже почти год, как я не играю ни в какие игры. И мне нет дела до других игроков. А стилет изъял только в целях собственной безопасности. Как приедем, верну. Успокоился?
— Нет.
— Почему? — удивился Юра.
— Потому что я узнал тебя, — ошарашил Валера. — Без очков тебя еще можно узнать.
— Вот и замечательно, если узнал, — улыбнулся критик. — Но то, что я тебе сейчас сказал, чистая правда. Я еду в город по личным делам.
— Зря возвращаешься, — еще больше набычился бродяга.
— Это почему?
— Не знаю, как тебе удалось отойти от дел и заняться критикой. — Он ухмыльнулся. — По-моему, ты заливаешь. От наших дел отходят обычно в мир иной.
— Предположим, мне повезло…
— Тем более не стоит мозолить глаза серьезным людям.
Валера взял на себя роль наставника. «Любит, наверно, читать нотации своим детям!» — подумал критик.
— На кого работаешь, бродяга? — не дал он развить тему.
— Так я тебе и сказал! Нашел дурака! Чтобы ты подкинул моему хозяину стилет? Знаю твои штучки. Наслышан. Нет уж, спасибочки!
— Поликарп? — выдвинул Юра первую версию.
— Не гадай. Все равно не скажу, — предупредил Валера.
— Если не Гробовщик, то кого еще бояться? — продолжал провоцировать тот.
— Слишком давно ты не был в городе, Юрик. За это. время многое изменилось. Слышал, что у Поликарпа сына убили?
— Слышал. Ну, и что? — с невозмутимым видом спросил критик.
— Значит, и до Москвы доползло?
— А что тут удивительного? У людей языки длинные. Не хочешь ли ты меня убедить, бродяга, что Гробовщик стал кротким как агнец?
— Кто его знает? Поликарп затаился. Я только хотел сказать, что многое изменилось. Вот и всё. Появились новые люди. Очень серьезные.
— Старые вроде тоже в клоуны не годились, — заметил Юра. — Надо так понимать, что ты работаешь на одного из этих, новых и очень серьезных?
— Я ничего не говорил, — отмахнулся Валера. — Меньше говоришь — дольше живешь.
— Это ты верно подметил. А теперь слушай и вникай. — Критик вынул изо рта незажженную сигарету и скомкал ее в кулаке. Ты мужик не глупый и должен понимать — дальше нам не по пути.
— Предлагаешь выброситься на ходу?
— Я не кровожаден. Предлагаю разойтись по-хорошему. И забыть обо всем, что тут говорилось. Будем считать, что не встречались. Ведь это случайность. Чистая случайность. Не так ли?
— Так.
— Скоро станция. Я очень сожалею, но тебе придется выйти и пересесть на электричку. Ты выспался, благодаря мне. Отдохнул, можно сказать, после изнурительной работы. Ничего не будет страшного, если остаток пути потрясешься в пригородном поезде. Есть возражения?
— Что будет со стилетом?
— Обижаешь, Лера. Я всегда помню свои обещания.
Он всегда помнил свои обещания. Обещал бывшей жене, что порвет с мафией, будет жить тихо и мирно. Она не верила. Никто не верил. Он сам себе не верил. Но обещание выполнил. Вот уже почти год живет тихо и мирно. Правда, без жены. Он обещал ей, что уедет, и уехал. Он обещал, что приедет, как только она оформит развод. И снова не обманул.
Поезд опоздал на несколько минут. Пассажир в длинном зеленом пальто мило раскланялся с проводницей, которая даже не хватилась его пропавшего соседа. Валера, чтобы не причинять лишних хлопот, вышел через вагон-ресторан.
Мужчина, называвший себя Юрой, ступил на родную землю и сразу понял, что одет не по погоде. Встречающие на перроне растирали уши и носы. Он поднял воротник и быстрым шагом направился на привокзальную площадь, пренебрегая предложениями местных таксистов подвезти.
Несмотря на холод, мужчина не воспользовался услугами городского транспорта, а почему-то спустился в подземный переход. Здесь было мрачно и пустынно, но зато легко можно обнаружить слежку. За ним никто не следил. Мало того, весь длинный, холодный тоннель он прошагал в полном одиночестве.
Выбравшись наружу в районе широкой улицы, ведущей к центру города; он долго не мог найти исправный таксофон и ругал себя за то, что не позвонил с вокзала.
Улицы города казались вымершими. Мертвенно светящиеся вывески магазинов да крепчавший ветер усиливали впечатление. «Я приехал в будний день, почти ночью», — искал он оправдания родному городу, но на душе становилось все муторней. «Зачем я здесь?» — закипало внутри. Каждый шаг навстречу ветру давался с трудом. Голову сдавливал невидимый ледяной шлем.
— Давай шевели мозгами! Шевели! — приказал он себе. И тут же вспомнил о стареньком кинотеатре на другой стороне улицы, куда еще мальчишкой ездил смотреть Висконти и Тарковского. Фильмы, шедшие только там. И там же, на углу, у кинотеатра, был всегда безотказный таксофон.
Удача и в самом деле ждала на углу, у кинотеатра.
— Светлана Васильевна? Доброй вам ночи, — проговорил он в трубку и сам не узнал своего голоса, настолько охрип.
— Кто это? — спросил приятный женский голос, с некоторой ленцой.
— Гена Балуев. Я приехал.
— Наконец-то! — выдохнула женщина. — Добро пожаловать…
Она попросила подождать ее в ночном баре «Сириус», в двух шагах от того места, откуда он звонил.
— Меня там все знают, — возразил Балуев.
— И что с того? Времена немного изменились, Геночка. Ты давно не был в городе.
— Возможно, — согласился он.
Войдя в ночной бар, он не нашел подтверждения ее словам. Услужливый швейцар опрометью бросился к нему и при этом дрожал как осиновый лист. Геннадий отдал ему пальто и, не дождавшись номерка, прошел в зал, представлявший из себя довольно просторное помещение, загроможденное неуклюжими столиками и мраморными статуями под античность. Название «бар» в европейском смысле не шло к его роскошной безвкусице. Обыкновенный российский кабак, только без половых в косоворотках.
В баре было немноголюдно, но шумно. Трое деловых, солидных мужчин, время от времени потягивающих из кружек пиво. Экзотический дуэт: пожилой чеченец в папахе, соблазняющий немолодую олигофренку. Компания разнузданных юных нуворишей в обнимку с проститутками. Они-то в основном и задавали темп в оратории ночного бара.
Явление Балуева вызвало замешательство. Все разом стихло, так что стал даже слышен скрип его новых ботинок. Потом оратория возобновилась, перейдя в неприятный шепот.
Бармен, которого он когда-то сам устроил в этот бар, встретил Балуева глупой улыбкой.
— Виски со льдом, — не дал он опомниться парню, присев на табурет возле стойки.
«Светка все-таки ни черта не понимает в наших делах!» — досадовал про себя Геннадий. И это случайно прорвавшееся «наши дела» слегка кольнуло.
— Ваше виски, — как по-заученному выпалил бармен.
— С возвращеньицем! — услышал Балуев откуда-то слева и тут же повернулся в ту сторону.
Он и не заметил, что за стойкой бара кто-то еще коротает время в одиночестве. Сутулый парень лет двадцати пяти, с лицом уродливым, но обаятельным. Заячья губа, выдвинутая вперед челюсть, широкий, приплюснутый нос, глаза необыкновенно живые, но полные скорби.
— Не узнали? — улыбнулся незнакомец. — Миша Гольдмах. Игровые автоматы. — Он протянул Геннадию свою визитную карточку.
— Слышал, — пробурчал в ответ Балуев и хотел вернуть Гольдмаху визитку, но тот отмахнулся.
— Берите! Берите! Уж не побрезгуйте! — Он произнес это без заискивания, с налетом иронии. — Я много о вас наслышан. Мы можем пригодиться друг другу. В наше время не так-то легко найти друзей. Особенно тем, кто при деньгах. Когда появляются деньги, кончается дружба и начинается корысть.
Этот уродец с красивыми глазами и обаятельной улыбкой напоминал древнего мудреца, а не хозяина игровых автоматов. Геннадий не стал его разочаровывать признанием в том, что он уже почти год как отошел от дел своего босса, «изумрудного короля» Мишкольца. И что замешательство в баре — просто недоразумение. Где-то в глубине души Балуеву было приятно, что его здесь не забыли.
Гольдмах тоже заказал виски и предложил выпить за знакомство.
— Когда я начинал свой бизнес, — продолжал он, — не думал о друзьях. Они были. Всегда где-то рядом. Мы выпивали. Ходили на дискотеки. Делили девчонок. Это меня устраивало. А потом жизнь закрутила нас. У кого-то не пошли дела. Кто-то сел на иглу. Кто-то скурвился. Остальные исходили слюной от зависти. Я — не жаден. Давал деньги в долг. Мне не возвращали. Я и не требовал. Только те, кому давал, возненавидели меня еще больше. За собственную беспомощность. Ущербность… Зачем я это вам рассказываю? — неожиданно встрепенулся он. — Если надоел, пошлите меня. Я не обижусь.