Я вспомнил отожранные туши борцов, сидящих в столовой, мысленно сопоставил с Тао и покачал головой. Впрочем, то, что я видел в зеркале, выглядело ещё смешнее. Как говорится, «соплёй перешибёшь».
— Как же! — воодушевился Тао, ухватившись за новую тему, которая, похоже, была его излюбленным коньком. — Борцы — свободные люди.
— Серьёзно? Чего же они тут сидят?
— Ты не понимаешь! — Тао, судя по звуку, вскочил и положил руки на решётку. — Они свободны от работы.
— И от уплаты налогов, — пробормотал я.
— Что?
— Ничего. Чем, говоришь, они занимаются?
— Тренируются с учителем Вейжем. Выступают на турнирах, защищают честь школы. Они первыми ходят в душ, и в столовой для них — самая лучшая еда.
Это я уже заметил. У борцов в мисках были куски мяса, а у меня — только рис и овощи. Которые, к тому же, упорно просятся наружу.
— Борцы сами выбирают себе соседей по комнате, — вдохновлённо продолжал Тао. — И комнаты у них больше. А ещё есть общая комната, где они сидят и играют в маджонг после отбоя. Им можно пропустить молитву. Можно даже взять любую девушку!
— И кого ты себе наметил? — спросил я, двинувшись дальше. Решил обследовать помещение до конца.
Угол, ещё одна решётка — но соседняя камера, судя по всему, пуста. Сколько их тут, интересно?
— Н-никого, — смутился Тао. — Я просто так говорю.
— Ясно.
Почему-то вспомнилась Ниу. Пожалуй, из всех виденных здесь девчонок, она была самой красивой — по крайней мере, на мой вкус. И каково ей жить здесь — где любой борец может взять её, не спрашивая согласия? Впрочем, чёрт их, китаянок, разберёт. Может, для Ниу это обычное дело. Может, даже гордится, если выбирают её.
— А ещё борцов возят в город, — добавил Тао.
Он явно изливал мне душу, делился мечтой. А мне не нужна была его мечта, я хотел только информацию.
— А что бывает, когда у счастливицы округляется живот? — спросил я.
Тао, похоже, не сразу понял, что я имею в виду. Я уже испугался, не придётся ли читать ему лекцию о последствиях половых сношений, но тут до него дошло. Тао рассмеялся:
— Такого не бывает! Из-за наших таблеток.
Мог бы и сам догадаться.
В углу я наконец споткнулся об то, что искал. Металлическое ведро брякнуло. Я опустился на пол, поставил ведро между ног и, склонившись над ним, засунул два пальца в рот.
— Тебя тоже уже ломает? — удивился Тао, вежливо переждав, пока меня выворачивало. — Не успел принять таблетку? Кстати, за что тебя вообще?
— Не хотел принимать таблетку, — сиплым голосом ответил я.
Не сказать, чтобы резко полегчало, но, по крайней мере, теперь я чувствовал, что эта дрянь меня больше не отравляет. Осталось переждать симптомы.
— Они тебя заставили выпить, да? Воспитатели?
— Угу.
— А почему тебя выворачивает? Заболел?
— Я не переношу наркотики, — сказал я, сам с удивлением слушая свои слова. — Они на меня не действуют. Вернее, действуют, но — вот так. Боль. Тошнота. Жар, озноб — всё, что угодно, кроме того, что положено.
— Странно, — недоумевал Тао. — Обычно у всех так бывает, если пропустишь таблетку.
— Вот видишь. У всех сначала кайф, потом — ломка. А у меня — только ломка. — Помолчав над вонючим ведром, я добавил: — Поэтому я ненавижу дурь. И всех, кто на ней сидит. Всех, кто её толкает на улицах. В школах, универах, клубах и кабаках…
Каждая фраза была откровением. Я тоже изливал сейчас душу, только не Тао, а самому себе. Память всё ещё скрывалась за семью печатями, но то, что я говорил, было важнее памяти. Что-то из области любви или веры. Не поддающееся законам ума. Просто существующее.
— Всё равно таблетки глотать придётся, — сказал Тао.
— Посмотрим, — буркнул я и отодвинул ведро в сторону. — А что нужно, чтобы стать борцом?
С отравой разобрался, но теперь передо мной встала другая проблема: обезвоживание. Казалось, все кишки разом ссохлись и слиплись в ком. Горло горело.
— Продержаться три раунда против одного из борцов, — сказал Тао.
— Ну, тогда у меня плохие новости, — сказал я, опять вспомнив здоровяков из столовой. — Месяца на подготовку тебе не хватит.
— Да пошёл ты! — Тао ударил по решётке. — Главное — сила духа. Я сказал, что пройду — значит, пройду. Понял меня?
— Понял, понял… А теперь — давай помолчим, хорошо?
Я закрыл глаза. Попытался уснуть — не вышло. Тао выдержал в тишине минуту. А потом он начал выть.
За эту бесконечно долгую ночь я оценил чувство юмора тех, кто назвал карцер «консерваторией».
Глава 4. Джиан
Когда ключи загремели в дверях, я уже хотел убить Тао голыми руками, чтобы он наконец-то заткнулся. Он выл, стонал, иногда плакал, но стоило мне задремать, как Тао будил меня громким воплем. Кидался на дверь, барабанил по ней кулаками и, кажется, головой, звал воспитателей, молился.
Не зря всё-таки проштрафившихся учеников держали в одиночных камерах. Наверняка два-три таких недоумка поубивали бы друг друга. А клану не нужны смерти, клану нужно вернуть деньги с процентами. Бизнес есть бизнес, и если с человека можно выдоить хоть что-нибудь, его смерть не выгодна.
Две двери, моя и Тао, открылись одновременно. Я прищурился. Тусклый свет снаружи ударил по глазам, как лезвие бритвы. Тао бросился к выходу, умоляя о таблетке, до размеров которой сжались все его надежды и мечты.
Я вышел спокойно, остановился в коридоре. Фигуру воспитателя видел смутно. Давящее ощущение собственной ничтожности меня бесило. Воспитатель казался большим и сильным, свободным. Я же — тщедушный подросток, терзаемый жаждой и измученный бессонной ночью, — был по сравнению с ним букашкой.
— Ты подумал над своим поведением? — спросил воспитатель. Кажется, тот урод, что любил тыкать шокером.
— Да, — сказал я, помня, что решил больше не лезть на рожон.
К тому же, я разглядел, что в левой руке воспитатель держит стаканчик с водой. Крохотный жалкий стаканчик — капля против того, что мне хотелось в себя залить. Я бы, наверное, выпил ведро воды.
— Ты будешь хорошим мальчиком, так ведь?
В трёх шагах слева Тао едва ли не слизал таблетку с руки другого воспитателя и уже хлюпал водой, проливая её на пол.
— Обещаю, — буркнул я.
— Будешь пить лекарство, когда скажут, так?
— Буду.
— Молодец. — Воспитатель явно глумился. — Давай начнём прямо сейчас?
Я кивнул. Говорить не хотелось, горло ссохлось. Каждое слово будто ворочало там горы песка.
Картонный стаканчик с таблеткой приблизился ко мне. Я взял его и опрокинул себе в рот. Содрогнулся, когда эта дрянь коснулась слизистой оболочки.
— Держи.
Наконец-то вода. Я взял стаканчик и заставил себя пить медленно, небольшими глоточками, чтобы желудок правильно принял живительную влагу и выжал из неё максимум пользы.
— Открой рот.
Я открыл. Воспитатель посветил внутрь фонариком, наклонился, морщась.
— Язык подними.
Я подчинился.
— Хороший мальчик. Сразу бы так.
Закрыв рот, я выдавил виноватую улыбку. Воспитатель улыбнулся ещё шире. Однажды я засуну шокер ему прямо в задницу и буду давить на кнопку до тех пор, пока заряд аккумулятора не закончится. Должна же быть у человека мечта. Тао мечтает стать борцом, а я — познакомить этого выродка с его оружием поближе. Ни та, ни другая мечта почти наверняка не исполнится, но на то ведь и мечты, не так ли?
Завтрак мы с Тао пропустили. Я попросил ещё воды, но получил только тычок в спину дубинкой.
— В цеху попьёшь, — тихо сказал стремительно приходивший в норму Тао. — Там есть раковина.
Я кивнул.
Нас вывели во двор, под рассветное небо. Ученики валили из столовой. Часть пошла в цех, часть — к воротам. Похоже, какие-то работы ведутся и снаружи. Ну, логично — берёзовые чурки ведь откуда-то берутся.
На середине двора мы влились в поток других Черепах — ребят в чёрных ифу.
— Как консерватория? — спросил парень с уже изрядно отросшими волосами, которые можно было расчёсывать. — Выучил новые песни?
Он обращался к Тао. Я думал, Тао сейчас бросится на него, не потерпев насмешки над пережитыми мучениями, но он беззаботно рассмеялся:
— Парочку да. На прогулке напою.
— Ой, не надо! У тебя совершенно нет слуха.
Они смеялись, идя рядом. Я тащился следом и смотрел на них. «Быстро привыкнешь, — вспомнились слова Ниу. — На самом деле тут неплохо». Наверное, даже в аду грешники говорят друг другу, что, в общем-то, тут неплохо. Уж лучше, чем в раю, где одни неженки, с которыми и поговорить-то не о чем.
Ниу оказалась легка на помине. Когда я уже подошёл к двери цеха, она появилась откуда ни возьмись, сунула мне в руку свёрток вощёной бумаги, шепнула: «Спрячь пока!» — и унеслась прочь.
Я проводил её взглядом. Она бежала, как ребёнок, песок летел у неё из-под ног. Интересно, сколько ей лет? Кажется, не моложе меня. Впрочем, сколько лет мне, я тоже толком сказать не могу.
Свёрток я сунул под куртку и вошёл в цех.
— Лей — герой! — насмешливо встретил меня Тао. — Говорил, не будет пить лекарство, а сам съел таблетку, слова не сказав.
Друг Тао смерил меня взглядом.
— Видел бы ты, что он вчера в столовой устроил. Но он хотя бы до конца ужина потерпел. А ты — бестолочь.
— Я зато половину работы пропустил, — оскалился Тао довольной улыбкой.
— Ты говорил, где-то тут можно попить, — напомнил я.
Тао указал в дальний край цеха. Я пошёл туда. Звонка ещё не было, начинать работу никто не торопился. Я прошёл мимо бассейна, рядом с которым лежали напиленные с вечера чурки. Дно бассейна было застелено металлической сеткой, бетонные стенки покрывал коричневый налет. Для чего нужен этот бассейн — я не понял. Сейчас он был пуст, иначе я бы не стал разбираться и выпил его до дна.
Раковина оказалась в углу. Я открыл ржавый кран, наклонился и первым делом умыл лицо. Как всегда после бессонной ночи кажется, что лицо — чужое. В этот раз, впрочем, ощущение соответствовало действительности. Соотнести себя с тем, что показывало мне мутное треснувшее зеркало над умывальником — не получалось, хоть убейся.