— Вроде этого?
— Похоже на то… но он говорил, что существа эти жили миллионы лет тому. И что кости, конечно, сохранились, но в очень плохом состоянии… а тут идеально… вот, видишь?
— Дыру?
Это не совсем дыра, — Мишка перевернул череп. — Это место крепления позвоночника. Тут спинной мозг восходит и соединяется с головным.
Ещё один естествопытатель на мою голову.
— У обезьян это отверстие расположено сзади, там, где затылок. Это потому что они ходят на четырёх ногах и голову держат под наклоном. А вот у человеческого черепа эта дыра расположена…
— Внизу, — встрял Метелька.
— Именно.
— Значит… значит, это человек? Был человек? Древний? — Метелька глядел на череп с восторгом. — Савка, твой отец нашёл где-то древнего человека и…
Он замолчал.
— Договаривай уже, — хмыкнул я. — Замучил его до смерти.
Потому что всё начинало складываться.
— Только где он его здесь нашёл? — произнёс Мишка, возвращая череп в ящик.
Ответ я знал.
— Не здесь, — я оглянулся. — Он нашёл его не здесь.
Глава 4
Глава 4
Именно разум выделяет человека средь прочих творений Господа, возвышая его над ними и целым миром. Искра света его, однажды зажжённая во тьме по воле Всевышнего, год от года, век от века разгорается лишь ярче. И во времена нынешние свет разума, окончательно растопив тьму невежества, озаряет путь для всего человечества — путь истинного познания, который…
Из выступления князя Романова пред студиозусами Петербургской академии.
А что? Всё вставало на свои места. Ну, не совсем всё, но многое прояснилось.
Папенька оборудовал себе лабораторию под домом. Оно-то понятно, надо же человеку где-то работать. Только работа, как подозреваю, была не той, которую людям показать можно с гордостью. Вот лабораторию и сделал тайную, чтоб никто ненароком не сунулся.
И хитро ведь.
Ни тебе подсвечников, которые поворачивать надо. Ни книжного шкафа с книгами, чтоб вытягивать особым порядком, ни камушков для нажатия. Только хардкор — кровь и сила. Но это ладно. Как человек опытный, я к чужой паранойе с уважением отношусь. Но вот дело не только в ней.
Там, дома, папенька эксперименты ведь не на людях проводил.
Эксперименты на людях дед бы точно не одобрил. А он из тех, принципиальных, которых ни обещанием будущих богатств, величия или блага всеобщего, не проймёшь. Чую, первым бы сыночка Синодникам сдал. Ну или, что гораздо вероятней, лично шею свернул бы.
А вот тени — дело другое.
— О чём задумался? — спросил Мишка, который вполне сноровисто выдвигал один ящик стола за другим. Но судя по тому, что задвигал их обратно, ничего интересного не находил.
А жаль.
Инструкция к этой хренотени крепко бы пригодилась. Даже не нам. Передал бы Карпу Евстратовичу, пусть разбираются, как оно работает.
— Да… знаешь, он там, в поместье, ставил опыты на тенях. И такие, что Призрак эхо их через годы почуял.
Я потянулся к Призраку. И тот угукнул.
Тьма… молчала.
Настороженно так. Опасливо.
Да я не он. Я вас не дам ни на какие опыты. И, пожалуй, поспешил я чутка. Нельзя это вот показывать. Никому. Не стоит обманываться тем, что Алексей Михайлович человек благородный. Нет, он благородный. Но государственная целесообразность и не таких пережёвывала. Тем паче там, на верхах, и помимо Слышнева люди имеются. И как знать, не взбредет ли кому гениальная идея использовать установочку уже в государственных интересах.
А что, вместо каторги пойдут люди на пополнение госэнергетического запасу.
От такой мысли прям дурно стало.
Или не от мысли, а от осознания, что в нынешних реалиях эту мысль и не сочтут такой уж уродливой. Так что забыть. И уничтожить. Всё, до чего доберемся, чтоб и следа не осталось.
— А там ставили опыты на людях, — понимающе кивнул Мишка. — Тень… знаешь, беспокоится.
— Имя так и не придумал?
— Да как-то не придумывается, — признался он. — Хотел наречь Демоном, чтоб сильно так. Внушающе. А с другой стороны, ну какой это демон? Так, мелкий бес. Ещё и обижается.
— Чувствуешь?
— Как ни странно, да.
Его тень стала больше за прошедшие месяцы. Плотнее. Но по-прежнему не пыталась обрести форму. И это уже было как-то связано не с питанием, которое благодаря Тьме было регулярным. Нет, дело было именно в их с Мишкой связи.
И в том, что он никак не мог эту связь толком наладить.
— И что сейчас?
— Сейчас… ему тут не нравится. Или ей. Кто оно вообще?
— Вот кто захочешь, тем и будешь. А что не нравится, так понятно. Если тут и вправду эксперименты были… хотя, погоди, можешь света дать?
Мишка подхватил лампу.
В поместье Громовых пол был исчерчен рунами. А здесь он выглядит гладким. Но только выглядит. Стоило присмотреться, и вот они. Не высечены, как дома, а… нарисованы? Я присел на корточки. Руны шли по кругу, в центре которого и располагалась установка. Три кольца, соединённые отдельными цепочками. И это не мел. Я послюнявил палец и потёр, убеждаясь, что стереть эту фигню не выйдет.
Ну или не слюной.
Правильно. Если я что-то понимаю, то процесс нанесения — долгий, да и сама эта схема должна была быть стабильной…
— Влей силы, — Мишка поставил светильник на пол. — Я бы сам, но… у тебя больше.
Это признание далось ему непросто. Но я кивнул. Так и есть. У меня точно больше. Я поставил ладонь на пол, растопырив пальцы, накрывая узел из туго переплетенных рун, больше похожих на змеиный клубок. И силу выпустил. Несколько мгновений она висела этаким маревом, а потом вдруг впиталась. И руны засветились.
— Это… что? Оно работает? — я мысленно проклял себя за косноязычие. — А почему тут так? Чем это намалёвано?
— Специальная краска. Я просто слышал, что артефакторы давно уже не высекают руны на камне там или дереве. Это долго, сложно и далеко не все умеют.
Ну да, они ж из аристократии большею частью, а не потомственные камнерезы.
— Вместо этого придумали разного рода составы на основе энергопоглощающих элементов.
— Каких?
— Большей частью кости тварей. Или кровь. В общем, там целая градация. В том числе от силы твари, из которой материал был получен. Методика довольно сложная, потому что изначально требует очистки сырья от силы, чтобы он мог поглощать новую, стабилизации, измельчения…
Я думаю.
— Туда добавляют и драгоценную пыль. Когда серебро или золото, а когда и алмазы тёртые, но это уже по необходимости. Бывает, что нужно усилить проводимость, или наоборот, отделить дорожки друг от друга, чтобы силовые потоки не пересекались.
— Изолировать?
— Именно. Так что работать с красками, конечно, проще, даже в том плане, что если ты неправильно что-то сделал, то переделать нарисованное возможно.
В отличие от того, что вырублено.
— Но это дорого. Очень. Краски с высокой степенью проводимости мы закупали для индивидуальных амулетов. И то… махонький флакончик мог потянуть на двести рублей.
А тут, судя по росписи, не одно ведро ушло.
Только что-то подсказывает, папенька не на рынке закупался.
Причём не только из соображений экономии. Что-то подсказывает, что за такими вещами надзор ведётся негласный. И одно дело, когда ты берешь пару тюбиков при наличии своего специализированного производства, и другое — пару вёдер для домашнего пользования. Оно, конечно, законом не запрещено, но всё одно заставляет задуматься.
— Хотя… — Мишка тоже дошёл до логичного вывода. — Если он их сам делал… толковый артефактор и в алхимии разбирается.
— Он у нас вообще гений, — буркнул я, глядя как расползается сияние. — На всю голову.
Силы я дал побольше. Не столько в надежде установку запустить, сколько чтобы света прибавилось. А вот должно быть здесь и другое освещение, от электричества независящее. Или на худой конец генератор. Но ставлю на артефакт.
И я оказался прав. Когда свечение добралось до края, я увидел чёрную треногу, что стояла у самой стены и с ней сливалась. И круглый камушек на ней.
Стоило влить в него каплю силы, и он засветился. Причём хорошо так, ярко. А вон ещё одна… и ещё. Мишка тоже сообразил, что делать. Его способностей хватило, чтобы камни зажечь. Вот теперь стало видно получше.
К примеру, явное разделение комнаты на две части. И по полу, для особо одарённых, проходила широкая такая рунная линия. На чистой стороне находились шкафы с ингредиентами, стол, и даже запрятанный в дальнем углу топчан. А вот сундук, установка-паук и ещё пара весьма странно выглядевших приборов расположились на другой половине. И приборы, в отличие от сундука, были окружены вязью из рун.
А вот к стене уже крепился не топчан, а серебряное полотнище.
Зеркало?
— Погоди, это, кажется, так, — Мишка что-то нажал или, наоборот, дёрнул, и полотнище опустилось, превращаясь в стол. Такой вот весьма характерный стальной стол. Со стальными же крепежами по периметру. И тонкими желобками, по которым должно было что-то… чтоб, и думать не хочу, кого он тут разделывал.
— Плохо. Больно, — Тьма внутри заворочалась. — Плохо, плохо…
— Тише, ты что-то вспомнила?
— Нет. Плохо. Здесь. Нет. Убить!
Ну вариант решения проблем она выбирала стабильно-определённый. Хотя, глядя на эту вот фигню, я готов был с нею согласиться. Некоторым гениям лучше не выходить из подвалов.
Но меня интересовало другое.
— Где-то здесь должен быть проход, — я медленно поворачивался, стараясь не упустить ничего.
Порядок.
Здесь всё находилось на своих местах. Тетради с записями. Книги. Склянки, банки, шкатулки. Белья на топчане нет, матрас имеется, как и одеяло с подушкой. Всё это добро прикрыто стёганым покрывалом. Рядом, на вешалке, старая куртка висит. Но не похоже, что забыта. Другой одежды или обуви я не вижу. Хотя тут понятно. Скорее всего поднимался и отдавал в стирку.
Что матушка думала?
А вряд ли его интересовало, что она там думала.