— Ну, и еще то, как они умерли — в разгар секса. Это не случайное совпадение. Эмоции играют роль русла для магии — тропы, которую можно использовать, чтобы добраться до тебя. Она выбрала время, когда они были вместе и до предела заряжены желанием. У нее имелись образцы, чтобы использовать их для фокусировки, и она заранее все рассчитала. С незнакомыми людьми такого не проделаешь.
— Барахло, — буркнул Кармайкл, но на этот раз это прозвучало скорее как абстрактное ругательство, не нацеленное конкретно на меня.
Мёрфи недовольно смотрела на меня.
— Ты все продолжаешь говорить «она». С чего, черт подери, ты так в этом уверен?
Я махнул рукой в сторону спальни.
— Потому, что ничего, хотя бы отдаленно напоминающего эту гадость, не добиться, если ты не ненавидишь жертву. Сильно ненавидишь, — ответил я. — Женщины по части ненависти дадут сто очков вперед любому мужчине. Они умеют лучше фокусировать ее, лучше излучать. Черт, да ведь ведьмы куда злобнее колдунов. В общем, мне это сильно напоминает женскую месть.
— Но это мог совершить и мужчина, — не сдавалась Мёрфи.
— Ну… — замялся я.
— Боже, Дрезден, ты настоящая свинья. Шовинист.
Неужели такое могла совершить только женщина?
— Ну… нет. Вряд ли.
— Вряд ли? — ухмыльнулся Кармайкл. — Тоже мне, эксперт.
Я хмуро посмотрел на них обоих.
— Знаешь, Мёрф, мне как-то не приходилось изучать того, что нужно для того, чтобы взорвать чье-нибудь сердце. Можешь не сомневаться, как только мне предоставится такая возможность, я дам тебе знать.
— Когда ты сможешь сказать мне что-нибудь еще? — спросила Мёрфи.
— Не знаю, — я поднял руку, предупреждая следующий вопрос. — С этими штуками никогда не знаешь наверняка, Мёрф. Такие номера не проходят. Я даже не знаю, смогу ли я вообще сделать что-нибудь, не говоря уже о том, сколько времени на это потребуется.
— За пятьдесят баксов в час я бы не советовал вам слишком тянуть с этим, — прорычал Кармайкл. Мёрфи покосилась на него. Она не то, чтобы соглашалась с ним, но и не укоротила ему язык.
Я воспользовался этой возможностью, чтобы перевести дух и успокоиться. Потом снова посмотрел на них.
— О'кей, — вздохнул я. — Кто они такие? Жертвы?
— Вам это знать не обязательно, — буркнул Кармайкл.
— Рон, — вмешалась Мёрфи. — Я бы не отказалась сейчас от кофе.
Кармайкл повернулся к ней.
— Ну, давай, Мёрф. Этот парень тебя за нос водит. Ведь не думаешь же ты, что он в состоянии сказать хоть что-нибудь, заслуживающего внимания, нет же?
Мёрфи смерила потное, раскрасневшееся лицо своего напарника ледяным взглядом, способным пошатнуть мужика даже на шесть дюймов выше ее самой.
— Без сливок, два куска сахара.
— Чтоб вас, — сказал Кармайкл. Он злобно покосился на меня (избегая, правда, при этом встречаться со мной взглядом), сунул руки в карманы брюк и вышел из номера.
Неслышно ступая, Мёрфи проследовала за ним до двери и закрыла ее. В гостиной сразу же сделалось темнее и теснее; ухмыляющийся призрак давешней шелковой близости витал в запахе крови и памяти о двух мертвых телах в соседней комнате.
— Женщину звали Дженнифер Стентон. Она работала на «Бархатный Салон».
Я присвистнул. «Бархатным Салоном» называлась дорогая служба эскортных услуг, которой заправляла женщина по имени Бьянка. На службе у нее состояла стая красивых, обаятельных и весьма сообразительных девиц, которыми она снабжала самых богатых местных мужчин по таксе в несколько сотен долларов в час. Бьянка торговала таким женским обществом, какое большинство мужчин видит только по телевизору и в кино. Еще я знал, что в Небывальщине она является весьма и весьма влиятельной вампиршей. В общем, она обладала Властью с большой буквы «Б».
Прежде я уже пытался объяснять Мёрфи концепцию Небывальщины. Она так и не поняла ее до конца, но все же усвоила, что Бьянка в некотором роде вампирша, периодически сражающаяся за территорию. Мы оба прекрасно понимали, что, если в дело вовлечена одна из Бьянкиных девиц, без нее самой здесь тоже не обошлось.
Мёрфи не стала ходить вокруг да около.
— Это может быть одной из Бьянкиных разборок?
— Нет, — сказал я. — Если только она не повздорила с человеком-колдуном. Вампир, даже вампир-колдун ни за что не устроит ничего подобного за пределами Небывальщины.
— Но она могла конфликтовать с человеком-колдуном?
— Не исключено. Но на нее это не похоже. Она не так глупа, — я не стал говорить Мёрфи о том, что стараниями Белого Совета вампирам, trifled со смертными магами, не удается прожить достаточно долго, чтобы успеть проболтаться об этом. Я вообще не рассказываю обычным людям о существовании Белого Совета. Еще не время.
— И потом, — добавил я, — если кто-то хотел навредить Бьянке, напав на ее девиц, ему стоило бы укокошить девушку, оставив клиента целым и невредимым, чтобы тот разболтал об этом всему свету. Это нанесло бы куда больший ущерб ее бизнесу.
— Гм, — только и сказала Мёрфи. Я не убедил ее, но она записала все мои соображения.
— Кто был мужчина? — спросил я.
Пару секунд Мёрфи молча смотрела на меня.
— Томми Томм, — сказала она, наконец, ровным голосом.
Я удивленно посмотрел на нее: имя мне ничего не говорило.
— Томми Томм, — повторила она. — Телохранитель Джонни Марконе.
Теперь во всем этом забрезжил какой-то смысл. «Джентльмен» Джонни Марконе оказался царем горы после того, как семья Варгасси сошла на нет в результате внутренних междоусобиц. Департамент Полиции видел в Марконе блаженную передышку после долгих лет безжалостной борьбы и кровавых поединков с Варгасси. Джентльмен Джонни не позволял у себя в организации никаких эксцессов и очень не любил, чтобы в городе орудовали независимые одиночки. Карманники, медвежатники и наркодилеры, не входившие в его команду, или каким-то образом меняли свои убеждения и пристраивались к нему под крылышко, или просто исчезали, и больше о них никто ничего не слышал.
Марконе оказывал на преступность цивилизующее воздействие — и там, куда он дотягивался, масштабы ее заметно возрастали. Как чертовски проницательный бизнесмен он содержал целую армию адвокатов, ограждавших его от закона баррикадами свидетелей, бумаг и магнитофонных записей. Копы никогда не высказывали этого вслух, но порой казалось, что им почти неохота преследовать его. В конце концов, Марконе был куда лучше единственной альтернативы — анархии в преступном мире.
— Помнится, мне говорили, что у него был заклинатель, — сказал я. — Похоже, он больше не пользуется его услугами.
Мёрфи передернула плечами.
— Похоже, так.
— И что ты собираешься делать дальше?
— Я думаю, проработать версию с парикмахером. Побеседую, конечно, с Бьянкой и Марконе, но заранее знаю, что они мне скажут, — она захлопнула блокнот и раздраженно тряхнула головой.
Некоторое время я молча смотрел на нее. Вид у нее был усталый. Я так ей и сказал.
— Да, я устала, — согласилась она. — Устала от того, что на меня смотрят как на идиотку. Даже Кармайкл, мой старый напарник, считает, что я хватила через край со всем этим.
— Остальные в участке тоже с этим согласны? — поинтересовался я.
— Ну, большинство просто хмурятся, или крутят пальцем у виска, когда им кажется, что я не смотрю в их сторону, и подшивают мои рапорты к делу, даже не читая их. Все, кроме тех, кто уже сталкивался со всякой чертовщиной, а эти просто готовы обделаться со страха. Они боятся верить во все, чего не показывали в «Мистере Науке», когда они были маленькими.
— А ты сама?
— Я? — Мёрфи улыбнулась, и изгиб ее губ на мгновение сделался таким трогательно-женственным, что никак не вязался с ее твердозадой натурой. — Мир трещит по швам, Гарри. Мне кажется, за последние сто с небольшим лет люди привыкли верить в то, что они знают все. Да ну их к черту. Я могу согласиться с тем, что мы сейчас снова начинаем видеть то, что скрыто тьмой. Наверное, я просто цинична.
— Жаль, что не все думают, как ты, — вздохнул я. — Это изрядно снизило бы количество дурацких звонков ко мне в офис.
Она снова улыбнулась мне, на этот раз озорнее.
— Так то оно так, но можешь представить себе мир, в котором по всем каналам крутили бы одну «АББУ»?
Мы посмеялись немного. Бог мой, этому гостиничному номеру действительно недоставало смеха.
— Послушай-ка, Гарри, — сказала Мёрфи, продолжая улыбаться. Я буквально видел, как шестеренки у нее в голове закрутились быстрее.
— Ну?
— Ты тут говорил насчет того, как убийца это проделал. И что ты не уверен, что смог бы разобраться в этом.
— Ну?
— Я же знаю, это чушь собачья. Зачем ты мне лапшу на уши вешаешь?
Я напрягся. Бог мой, башка у нее варила классно. А может, просто враль из меня никудышный.
— Послушай, Мёрф, — осторожно начал я. — Ну, есть просто такие вещи, которых не надо делать.
— Порой меня тоже тошнит при мысли о том, что придется лезть в голову всей той мерзости, за которой я охочусь. И все равно приходится заниматься этим, чтобы закончить работу. Я понимаю, что ты имеешь в виду, Гарри.
— Нет, — устало сказал я. — Ничего ты не понимаешь, — она и правда не понимала. Ничего она не знала ни о моем прошлом, ни о Белом Совете, ни о Дамокловом мече, что непрерывно висит у меня над головой.
Черт, по большей части я и сам успешно притворяюсь, будто не знаю об этом.
Совету достаточно одного-единственного повода, мелкой зацепки, чтобы уличить меня в нарушении одного из Семи Законов Магии — и меч обрушится. Стоило бы мне только начать складывать рецепт приносящего смерть заклинания, как они пронюхали бы об этом — и этого более чем хватило бы в качестве такого повода.
— Мёрф, — взмолился я. — Ну не могу я даже пытаться вычислить эту дрянь. Не могу собирать штуки, необходимые для этого. Ты просто не понимаешь.
Она испепелила меня взглядом, не посмотрев, однако, мне в глаза. До сих пор я не встречал еще никого, кто отважился бы и на это.