— Товарищ военврач, вы ранены? — крикнул ему Буряк.
Лаптев с трудом поднял голову.
— Я? Нет, кажется.
— У вас кровь.
Действительно, на правом рукаве шинели расплывалось темное пятно. Так вот почему кружилась голова.
— О, черт, а я и не заметил. Помогите снять шинель. Так. А теперь заверните рукав гимнастерки. Да скорее же! Пакет у меня в левом кармане. Дайте-ка я взгляну, что у меня там. Чепуха, пуля прошла навылет, даже не задев кости.
— А здорово вы того егеря саданули!
— Как-никак, а уроки штыкового боя проходил.
В это время раздался тревожный возглас:
— Сержанта Оскольцева убили!
Сержант лежал на камнях, лицом вверх. Пуля попала ему в голову. «Пятеро гавриков у меня», — вспомнил Лаптев свой разговор с Оскольцевым. «Как вот теперь сообщить жене о его смерти?»
Военврач снял фуражку, за ним — остальные бойцы.
— Ну вот, Буряк, осталось нас только двое генералов, — грустно сказал моряку Лаптев. — Теперь у нас с вами обязанности четкие: вы возвращаетесь назад засыпать эту проклятую дыру, а я остаюсь здесь.
— Снова полезут гитлерюги, — возразил моряк. — Не управитесь.
— Слишком близко залегли, поэтому артиллерию против нас побоятся применить — своих побьют. Я так думаю: егеря будут ждать темноты, чтобы сделать в нашу сторону проходы в снегу. Вот тогда, может, и позову вас с ребятами на помощь.
— Ясно, товарищ военврач.
— Вы что-то не договариваете?
— Кони борта повозок грызут. Последние полтора мешка овса осталось. Если затянется дело, — подохнут, на чем повезем тогда больных и раненых?
— Мочите ветки в снегу и парьте их над кострами. Отец мне рассказывал, что казахи таким кормом спасали своих лошадей.
— Попробуем.
Потери у егерей были большие. Лаптев насчитал более пятидесяти трупов. Они четко выделялись на снежном покрове. Но и отряд понес серьезный урон. Погибло девять бойцов, двенадцать было ранено. Похоронили погибших тут же, завалив тела камнями. Тяжелораненых военврач отправил с Буряком.
С гибелью Оскольцева Лаптев почувствовал себя словно осиротевшим. Этот человек умел незаметно делать самую хлопотливую и трудную работу. Буряк был нужен на засыпке взорванного участка дороги. Военврач сам решил остаться на оборонительном рубеже, хотя состояние раненых требовало его присутствия там, в укрытии. Но он был уверен в военфельдшере Петряевой, в ее распорядительности. Кроме нее возле раненых были еще две медсестры и трое стариков-санитаров.
— Ладно, Петр, — совсем не по-командирски сказал моряку Лаптев. — Возвращайтесь на свое место. Если со мной что случится, останетесь главным.
— Рука-то как? — участливо спросил Буряк.
— Ничего, обойдется.
Егеря закреплялись. До них было не более пятидесяти метров. Лаптев видел, как они, словно муравьи, строили свои укрепления, но ничего поделать не мог. Бросать в контратаку ослабевших бойцов было равно самоубийству, выкуривать гитлеровцев стрельбой не имело смысла — урон для врага небольшой, а боеприпасов уйдет много. Вся надежда была на людей Буряка, которые продолжали засыпать взорванный участок дороги. Для того, чтобы они справились с трудной работой, нужно было продержаться по крайней мере еще сутки.
Под вечер на немецкой стороне поднялся человек с белым флагом.
— Рус, не стреляй, переговоры! — закричал он.
Лаптев ждал, что будет дальше. Егерь медленно шел в направлении оборонительного рубежа отряда. Вскарабкавшись к брустверу, сделал предупреждающий жест рукой. Это был офицер.
— Я хочу сказайт командиру…
— Слушаю вас. — Лаптев встал.
Внимательно всмотревшись в него, егерь засмеялся:
— Рус обманывайт меня, вы доктор!
— У нас доктора тоже защищают Родину. Говорите, что вам надо, и уходите.
— Хорошо, я буду докладывать желаний наш командование. Мы даем вам шанс… возможность уйти. На это будем выделять семь часов.
— Что еще? — хмуро перебил Лаптев.
— По нашим сведениям, к вам попали в плен немецкий разведчики. Среди них сын начальник штаба дивизий Пауль Эберт. Они живы?
— Да.
— Наш командир предлагает условий обмена: мы даем вам папирос, галет, консерв, вы — пленных.
— Дешево же вы цените жизнь сына своего командира, — усмехнулся Лаптев.
— Ваш предложений?
— Десять автоматов и два ручных пулемета с боеприпасами, сто килограммов толу, медикаменты, фураж в расчете на пятнадцать лошадей. Если все это не предоставите, через два часа пленные будут расстреляны. Нам негде их содержать.
— Хорошо, — кивнул офицер. — Ваш условий будет доложен командований.
Парламентер ушел. На немецкой стороне снова заиграла музыка. Кто-то крикнул по-русски:
— Иван, иди кушать с нами! Сигарет на!
Бойцы дремали. Слишком велико было то напряжение, которое они испытали сегодня. Лаптев не спешил тревожить их. Как врач он знал, что даже неглубокий, вполглаза сон возвращает силы. Так пусть хоть немного сбросят с себя усталость. Ведь впереди еще столько трудностей.
Рана перестала гореть, только немного лихорадило. Лаптев пожевал засунутый еще утром в карман кусок жесткой конины. Есть не хотелось, но подкрепить силы надо было. Сейчас бы глоток горячего кофе, а еще лучше рюмку коньяку. Но все это пустое, пустое. Однако почему пустое? Чья-то рука подает ему бокал. Да это же Тоня. Она прикладывает к губам палец и говорит: «Тише!» Он пьет, но вместо коньяка в рот вливается холодная родниковая вода. Она так приятна. Лаптев тянется к девушке, хочет поцеловать ее в полные губы, но она исчезает, и перед его глазами появляется грубое, обросшее лицо.
— Кто это? — тревожно спрашивает Лаптев.
— Вот, попейте воды, — говорит ему красноармеец, в котором Лаптев узнает Егорова. — Вам плохо стало. Упали вы.
Так, оказывается, он потерял сознание. Это плохо, надо взять себя в руки. Лаптев припал к кружке. Живительная влага освежила его.
— Все в порядке, Егоров, — успокоительно сказал он красноармейцу. — Просто вздремнул немного.
Через два часа снова появился парламентер. Поднявшись к обороняющимся, он сказал:
— Командований согласен на ваш условий. Как будем делать обмен?
— Трое ваших солдат доставляют нам все сюда, а потом получаете пленных.
— У нас есть свой предложений. Обмен делать на середине от обеих позиций.
— Нет, только так, — твердо заявил Лаптев.
— Хорошо, — пожал плечами офицер. — Только сначала показайт пленных.
— Пожалуйста, — кивнул Лаптев. — Винокуров, отведите парламентера в каменоломню.
Через полчаса семь вьючных лошадей доставили обороняющимся все, что они оговорили по условиям обмена. Лаптев распорядился привести пленных. Офицер, сын оберста, что-то сердито пролаял.
— Оружие свое просят, — перевел все тот же чернявый боец. И засмеялся. — Говорят, нельзя солдату без него возвращаться в свою часть.
— Пусть топают налегке, — махнул рукой Лаптев.
Бойцы с любопытством рассматривали трофеи, оживленно комментируя события. Лаптев распорядился немедленно отправить взрывчатку, фураж и медикаменты в распоряжение Буряка, оставив себе часть тола для взрыва дороги после ухода из ущелья.
— Вот теперь постреляем, — раздавая бойцам немецкое оружие, весело говорил красноармеец Егоров.
— Бить только короткими очередями, — приказал Лаптев, торопливо набрасывая па клочке бумаги записку Буряку: приказ старшине использовать тол для обрушения в провал скальных пород. После устройства переправы моряку надлежало заложить часть тола под наведенным мостом.
Лаптев понимал, почему гитлеровцы приняли условия обороняющихся. Они считали их обреченными.
Через час красноармейцы возвратились. Они передали Лаптеву две записки. Одна была от Тони. Лаптев прочитал:
«Большое спасибо, Борис Сергеевич, за медикаменты. Они очень и очень кстати. У нас все в порядке. Раненые держатся с удивительным спокойствием. Все уверены, что мы вырвемся из этой проклятой ловушки.
Берегите себя, вы так нужны нам. Военфельдшер Петряева».
Другая была от Буряка. В ней было написано:
«Сделаю, как приказали. Продержитесь еще часа полтора-два, и мы вырвемся отсюда. За фураж — особое спасибо».
Как и предполагал Лаптев, противник с наступлением темноты стал постепенно приближаться к площадке, на которой располагались бойцы отряда. Он двигался в направлении оборонительного рубежа, прорывая в глубоком снегу узкие траншеи. Слышно было, как звякали саперные лопаты, иногда доносилась негромкая немецкая брань.
— Вроде к психической атаке готовятся, — подобравшись к военврачу, сказал Егоров. — Помните, как в кинофильме «Чапаев»?
— Но там шли во весь рост, а здесь ползком продвигаются.
— Впечатление одинаковое.
Лаптев старался не шевелиться, чтобы не тревожить раненую руку. В голове часто звенело, он знал, что это от потери крови. «У нас двадцать автоматов, четыре пулемета, — думал он. — Это уже сила. Но если егеря вплотную подберутся к нам… Людей полковник Зиндерман не пожалеет».
Лаптев тронул за рукав Егорова.
— Подготовьте запасную позицию, — сказал он ему. — Метрах в ста отсюда. Возьмите семерых красноармейцев. Ждите нас на том рубеже.
— Есть, товарищ военврач!
Бойцы напряженно вслушивались в звуки, доносившиеся с немецкой стороны. Они становились все явственнее. По расчетам Лаптева теперь до них было не больше тридцати — тридцати пяти метров. Двигались егеря сразу несколькими траншеями, настойчиво, словно кроты.
Вдруг позади грохнуло. Это действовал моряк. Он обрушил в провал нависшую над дорогой скалу. Стук лопат у егерей на некоторое время прекратился, потом снова возобновился. Лаптев взглянул на часы: было четверть десятого. На немецкой стороне зашевелились, заметались тени. «Пошли в атаку», — отметил про себя Лаптев.
Натиск врага был яростным. Его не останавливал плотный огонь автоматов и пулеметов. На этот раз егеря решили разом покончить с обороняющимися. Они лезли на бруствер, падали и снова лезли. Лаптев скомандовал отход на запасную позицию. Со стороны провала в небо полетела ракета. То был условный сигнал: Буряк начал переправу раненых.