— Понял да, похоже, не все… — ответил я.
— Ничего, — Даниил улыбнулся, — а вот и наш штатный вакидзаси, — он продемонстрировал мне небольшую коричневую коробочку из тонкой жести. У меня на столе лежала такая же.
— Что это? — я осторожно поднял свою и оглядел в поисках детонатора.
— На той стороне в ходу разные вещества, — пояснил Даниил, — кроме алкоголя. Они много чего такого выращивают и синтезируют.
— И… это не запрещено на передовой?
— Скорее, поощряется. Но только определённые виды веществ, которые, скорее, стимулируют, чем вырубают. Алкоголь к ним не относится, кстати. Но и без него у них остаётся довольно богатый выбор.
— Ясно, — я нащупал зазор в коробочке, подцепил ногтем. Она с лёгким щелчком открылась. Внутри обнаружилась щепотка травы с резким пряным запахом.
— Так выглядит спрюс, — сказал Даниил, — один из самых распространённых у них стимуляторов. Только начинка у него чуть другая. Она убьёт тебя мгновенно и безболезненно.
Я аккуратно закрыл коробочку.
— Эта штука называется стафер. И обычно хранится здесь, — офицер убрал свой стафер в едва заметный карман на брюках.
— Ясно, — кивнул я, повторяя его действия.
— Теперь по поводу способа заброски. У нас не было возможности обсудить. Что ты о нём думаешь?
Я вдохнул, собираясь ответить. Но потом просто развёл руками и выдохнул. Способ был совершенно безумным, как и всё в этом мире.
— Понимаю, — сказал Даниил, — как у тебя с замкнутым пространством? Тесты проходил?
— Проходил, — кивнул я, — всё в рамках.
— Хорошо. Ну что, если нет больше вопросов — выдвигаемся.
И тут Даниил улыбнулся. Эта улыбка в сочетании с карими глазами, в которых жил арктический, безжизненный холод, выглядела довольно гротескно. До меня только теперь стало доходить, что он, похоже, был рад предстоящему заданию. Более того — возможно, именно этого события он ждал много циклов.
Стиснув зубы, я вышел вслед за офицером из бункера.
Глава 13
— Первая смерть никогда не запоминается, — произнёс Даниил, — даже когда её ждёшь и о ней думаешь.
Я был благодарен ведущему за то, что он первым заговорил. Темнота и натужное шуршание за бортом становились невыносимыми, а нарушить молчание сам я не решался.
— Почему? — спросил я, просто чтобы поддержать разговор.
— Кто знает? Этому не придают особого значения. Просто курьёзный факт и всё.
— Ясно.
Мы лежали, плотно прижатые широкими фиксирующими ремнями к ложементу, внутри капсулы, замаскированной под большой валун. Способ заброски группы был очень оригинальным, я о таких раньше и не слышал. На южной границе нашего языкового сектора линия фронта проходила по горному массиву, рассечённому множеством ущелий с бурными горными реками. Эти реки тащили с гор множество всякого геологического мусора, постепенно их разрушая; кое-где поток был так силён, что вынос горной породы в море достигал нескольких сотен тонн в сутки. В таких местах образовывались «языки» наносных отложений, выдающиеся довольно далеко в море, на несколько километров. Само побережье уже находилось на территории, контролируемой противником.
Конечно, в самых крупных реках были построены специальные защитные сооружения. Но их было слишком много; к тому же, регулярные оползни частенько сводили на нет все инженерные усилия другой стороны. И уж точно противник не имел никакой возможности проверять каждый валун, скатившийся с гор на дне потока.
Способ заброски — самое «тонкое» место всего плана. Потому что капсула могла застрять; нас могло похоронить заживо потоком камней и породы, многометровым слоем. Судя по предварительным исследованиям, вероятность такого развития событий была не слишком высока. Не больше десяти процентов. Однако внутри самой капсулы, в темноте, эта цифра казалась пугающе огромной.
Разумеется, на этот случай нам официально разрешалось использовать вакидзаси, и ни командование, ни служители любой из здешних конфессий нас бы не осудили.
Вот только для меня этот вариант никак не подходил. Даже если представить, что я — как и все люди здесь — имею способность бесконечно возрождаться. Потому что тогда я потеряю память; у меня больше не будет главной отдушины в этом мире, которая позволяет не сходить с ума — твёрдого знания, что где-то есть мир нормальный. Застрять навечно здесь, среди вечной войны… от одной мысли об этом кровь стыла в жилах.
Я хотел что-то ещё сказать; придумать любой вопрос — только чтобы снова услышать человеческий голос рядом. И в этот момент Даниил вдруг запел, негромким приятным баритоном:
Крылья птицы над огромным миром
В небе ночью и днём,
Гордый странник снова возвратится,
Когда откроет двери дом, мой дом.
Он запомнит свет, когда наступит тьма,
Он разбудит жизнь и смерть,
Лунная река подарит вновь рассвет,
Где беды и горя нет…[1]
— Хорошая песня, — сказал я, когда напарник замолчал.
— Это молитва, — ответил он.
— Да? Извини, не знал.
— Не за чем извиняться. Моя вера не из самых распространённых.
— Расскажи о ней, — попросил я.
— Из меня так себе капеллан…
Я вздохнул.
— …но я попробую. — закончил фразу Даниил, — Мы считаем, что птицы — это проводники душ. Когда приходит время, они забирают воина туда, где нет войны. В лучший мир.
— Да, на этом сходятся большинство религий, — вздохнул я, — что есть лучший мир.
— Человеку надо во что-то верить… хотя ты сейчас не поймёшь. Первую сотню циклов люди обычно не очень религиозны. Наверно, потому что не осознают до конца всю бесконечность бытия…
Я помолчал, обдумывая слова напарника. А ведь он прав. Я уже знаю, как ту всё устроено, но не могу принять это на глубинном, эмоциональном уровне. Каково это — идти в бой раз за разом, рождение за рождением. Столетие за столетием…
— Сколько тебе циклов? — спросил я.
Даниил рассмеялся.
— Я думал ты уже достаточно взрослый, чтобы не задавать таких вопросов, — ответил он, успокаиваясь, — обычно такое спрашивают совсем младенцы.
— Мне говорили, что я ещё несколько циклов буду учиться прежде, чем меня направят на настоящую операцию, — парировал я.
Теперь молчание было неловким.
— Я ещё помню время, когда самым совершенным оружием был арбалет, — вдохнув, ответил Даниил, — ты знаешь, что такое арбалет?
Вопрос был не таким простым. В ускоренном курсе истории, который мне прочитали в кадетке, было не так много информации по старинному оружию. И там точно не было упоминания арбалетов.
— Нет, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно искреннее, — не знаю.
— Это разновидность метательного оружия, где используется энергия, запасаемая в упругом элементе, который называется… хотя не важно. Принцип ты понял, да?
— Угу, — согласился я. Снова помолчал немного. А потом попробовал вернуть разговор на тему религии, — конфессии тут отличаются только представлением о том, что нужно сделать, как жить для того, чтобы попасть в другой мир… что об этом говорит твоя вера?
Даниил долго молчал, и я уже решил было, что он не ответит.
— Люди действительно иногда уходят, — ответил он, — никто точно не знает — куда, на ту сторону или в другой мир. Не всегда есть возможность это проверить. Большинство религий используют это обстоятельство, чтобы объявить об очередном праведнике, нашедшем путь на другую сторону, — он вздохнул, — и я пробовал всё. На самом деле всё, за все эти долгие циклы… начал тогда, когда понятия «цикл» ещё не существовало. Я даже думал о том, чтобы попасть на другую сторону, потому что редкие и запрещённые ереси говорят, что нужно испытать обе стороны, чтобы переродиться… и только моя теперешняя вера говорит, что нужно просто ждать. Возможно, очень долго. Ждать и жить так, как велит сердце.
Напарник снова замолчал. Я, остро ощущая недосказанность, не смог сдержаться от вопроса:
— Чего ждать?
— Прихода привратника, — ответил Даниил, — того, кто откроет дорогу свободным птицам, запертым в нашем грешном мире, во множество других миров. Для того, чтобы они забрали праведных воинов, не изменявших себе и своему сердцу, к новой жизни, где нет войны.
— Красивая вера, — сказал я.
— Да, — согласился напарник, — мне тоже нравится.
— А эта дорога — она находится в Замке Неба, так? — предположил я.
В этот раз Даниил не ответил на мой вопрос.
Глава 14
Капсула внутри валуна была шаром, который стабилизировала гироскопическая система. Без этого провести много часов внутри было бы невозможно — ни один самый крепкий организм не выдержал бы такого испытания вестибулярки. А так мне даже удалось поспать и перекусить специальным сухпайком, где блюда были упакованы в тубусы, совсем как у земных космонавтов. Туалета тут, конечно, не было, поэтому мы использовали специальные устройства, предназначенные для сбора отходов жизнедеятельности, которых должно было хватить минимум на сутки.
Я проснулся от тусклого красноватого света, который вдруг зажегся внутри капсулы. Щурясь после многих часов темноты, я пытался разобрать показатели на приборной панели.
— Застряли? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
— Нет, — спокойно ответил Даниил, — прибыли. Инерциалка сработала. Мы прошли достаточно большое расстояние. Капсула стабилизирована по приборам. Добро пожаловать в тыл противника.
Я едва сдержался, чтобы мой вздох облегчения не прозвучал слишком уж явственно и громко.
По расчётам мы должны были прибыть на место глубокой ночью, но уже занимался рассвет. В прохладном воздухе отчётливо пахло морем. Возможно, мы прошли больше, чем было заложено в программу капсулы, потому что не могли стабилизироваться выше по течению.
Наш «валун» стоял в паре метров от берега. Автоматика выпустила металлические «ноги»- упоры, которые не давали капсуле двинуться дальше в сторону моря.