— Допустим, на Невском проспекте! — цедит Минька.
Глаза у Глебки превращаются в две маленькие недобрые щелки.
— Значит, буржуй!
— Если художники буржуи, то — буржуй!
— Ты… художник? — удивился Глебка.
— Мой отец художник!
— Рисует, значит? — неопределенно произнес Глебка.
— Вот именно — рисует! — ответил Минька и, усмехнувшись, добавил: — Ты оччень догадлив!
— Ну ты! — одернул его Глебка. — Это еще смотря что рисует! Может, царей да генералов всяких!
— И генералов! — подтвердил Минька.
— Ах ты!.. — Глебка задохнулся от возмущения. — Да я тебя сейчас…
— А ты не ругайся, — сказала Глаша. — Он их смешными рисует!
— Весь Петроград знает эти карикатуры! — с гордостью произнес Минька. — Моего отца работа!
— Что ж ты сразу не сказал! — воскликнул Глебка. — Вылезай! — Он протянул руку и помог Миньке выбраться на насыпь. — Я эти плакаты сто раз видел! Здорово нарисовано!
— А как тебя звать? — спросила Глаша.
— Глебка я!.. Глеб Прохоров!
— А чего ты тут делаешь один?
Этот вопрос застал Глебку врасплох.
— Понимаешь… Я, значит, с теплушками… охраняю! — забормотал он. — А батя — с бандитами…
— Тю-ю! — впервые пугается Глаша. — Батя с бандитами?.. С батькой Хмелем?.. — Она схватила Миньку за руку, потащила за собой. — Идем!.. Идем поскорей!..
— Да чего вы! — закричал Глебка. — У нас продотряд!.. На нас напали!
Но ему уже не верят.
— Возможно!.. Возможно! — лепечет Минька, отступая от Глебки. — Но нам ехать пора… Мы торопимся… к поезду…
— Подождите! Стойте! — отчаянным голосом просит Глебка и по привычке добавляет: — Стрелять буду!
Ребята припускаются еще быстрее.
Глебка бежит за ними.
— Остановитесь! Не уезжайте!.. У меня же мандат! От самого товарища Ленина! Вот и подпись его! Смотрите!..
Минька и Глаша остановились.
— Погляди! Ты ведь грамоту-то знаешь! — говорит Глаша.
Минька возвращается, осторожно берет мандат, читает про себя. Подходит Глаша, придирчиво сравнивает фотокарточку на документе с лицом Глебки.
— Вроде похож…
— Документ подлинный! — произносит Минька.
— А ты как думал?.. По этому мандату мне каждый обязан помогать! И ты, — Глебка ткнул Миньку пальцем в грудь, — в первую очередь!
— Это еще почему?
— Ты в Питер едешь?
— Ну и что?
— А то, что там и так еды нету! Да еще ты приедешь!
— А я с собой везу!
Глебка опять нахмурился.
— Ты что — мешочник?
— Никакой он не мешочник! — вступилась Глаша. — Мы ему картошки и муки дали… поделились…
— Выходит, ты кулачиха?
Глаша смотрит на Глебку такими оскорбленными глазами, что ему делается неловко.
— Ладно… вижу… не кулачиха! — сказал Глебка и попросил: — Вы мне только помогите до станции теплушки доставить! Там я мигом узнаю, где батя!.. Он приедет — сразу нам паровоз дадут — и в Питер!.. И тебя я обязательно возьму с собой. Хочешь?
— Да, но… как до станции? — спросил Минька.
— А толкать будем! — оживился Глебка. — Втроем осилим! Только буксу наладить надо!..
Трое ребят — у буксы переднего вагона. Минька рассматривает покрытое окалиной железо, ковыряет в коробке какой-то палочкой, качает головой:
— Сгорела!
— Сам знаю, что сгорела! — сердится Глебка. — Какая-то контра песку сыпанула!
— Масло у тебя есть? — спрашивает Минька.
— Я забыл, как оно и пахнет!
— А сало?
— Есть!
— Неси! Смазка нужна.
Глебка делает несколько шагов к двери теплушки, но тотчас возвращается.
— Не дам!.. В Питере хлеба нет, а я тебе сало под колеса пихать буду?
— Ты же пойми! — поясняет Минька. — Кусок сала пожалеешь, а теплушки потеряешь!
Глебка мучительно раздумывает над этими словами.
— Я чичас! Я быстро! — неожиданно говорит Глаша и убегает.
Мальчишки недоуменно смотрят ей вслед.
Возвращается Глаша с узкогорлой крынкой:
— Сметана!.. Сгодится?
Глебка заглянул в крынку, слизнул с краешка каплю сметаны.
— Жирная, как масло! Попробуй!
Минька аккуратно берет на мизинец капельку сметаны и пробует.
— Я не специалист, но, возможно, и заменит смазку… Только как же ее — туда?
— Пакля нужна! — говорит Глебка.
Все трое переглядываются. Минька широким жестом распахивает пальто на стеганой подкладке.
— Бери!
Глебка ощупал ватную подкладку.
— А ты… я смотрю… парень настоящий!
Минька махнул рукой.
— Ладно! Рви!
Глебка оттянул подкладку, но дернуть посильней не решился. Сказал для собственной смелости:
— Ты не жалей!.. Я тебя за это в продотряд зачислю и на довольствие поставлю!
— Рви, рви, не стесняйся!
Но Глебка вдруг отвернулся от Миньки, подбежал к придорожному кусту и, как фокусник, вытащил из-под веток папаху.
— Во! Это получше будет!.. А ты не сомневайся — в отряд я тебя все равно зачислю!
Довольный своей выдумкой, Глебка подошел с папахой к Глаше.
— Лей!
Глаша наклонила крынку.
— Лей — не жалей! — добавил Глебка. — За рабочим классом не пропадет!..
Большая узловая станция.
Кирпичное вокзальное здание. Множество параллельных и пересекающихся путей. Маневровый паровоз сгоняет товарные вагоны в один длинный состав. На них надписи: «Хлеб питерским рабочим», «Питерцам — от крестьян Демковского уезда», «В Петроград».
Формированием эшелона руководит плечистый матрос-балтиец.
— Право на борт! — командует он, и стрелочник переводит стрелку так, чтобы паровоз мог переехать на правую колею.
— Полный вперед!
Паровоз, прицепив вагоны, устремляется вперед.
В теплушках и на путях видны вооруженные бойцы. На платформу выходит тучный седой мужчина.
Матрос кричит ему:
— Эй, начальник!.. Как со связью? Нет еще?
— Нету!
Матрос сжимает кулаки и сердито хмыкает…
Глебка, Минька и Глаша изо всех сил упираются в стену задней теплушки, но вагоны — ни с места!
— Тю-ю! — безнадежным тоном произносит Глаша и устало выпрямляется.
Мальчишки тоже перестают толкать вагоны.
— Не знаю, как вы, — говорит Минька, — а я лично убедился, что не рожден быть паровозом! С меня хватит!
Глебка уничтожающе взглянул на него. Мальчишки вот-вот поссорятся, но опять вмешивается Глаша.
— Я чичас! — говорит она и убегает.
Знакомая узловая станция. С треском распахивается дверь, и на платформу выскакивает испуганный начальник станции. Увидев на путях широкоплечего балтийца, кричит:
— Дубок!.. Товарищ Дубок! Банда!.. Сейчас сообщили!.. Банда…
— Толком говори!
Тяжелый взгляд матроса заставляет начальника говорить более спокойно.
— Связь восстановили… Сообщают, что банда батьки Хмеля разгромила продотряд Прохорова и мимо Уречья двинулась в нашу сторону!
Мохнатые брови Дубка сошлись над переносицей.
— Что с Прохоровым?
— Сообщают — полегли до одного!
Дубок сдернул бескозырку и опустил голову.
Тоскливо прогудел маневровый паровоз.
Выждав несколько секунд, матрос напялил бескозырку на голову и гаркнул на всю станцию:
— В ружье!
Медленно катятся по рельсам три теплушки.
Упираясь ногами в шпалы, толкают вагоны Глебка и Минька. Оба раскрасневшиеся, разгоряченные. И кажется странным, что двое мальчишек сдвинули с места и катят перед собой три груженых вагона.
— Нно, милай! — слышится от передней теплушки. Глаша сидит верхом на лошади. От хомута к буферам тянутся веревки. Лошадь осторожно ступает по шпалам и тащит за собой вагоны.
Впереди железная дорога делает поворот вправо, а занесенная снегом проселочная дорога устремляется влево, огибая болото.
Ласково похлопав лошадь по крупу, Глаша говорит:
— Отсюда до станции — рукой подать!..
Усталые кони несут всадников по заснеженной дороге.
Впереди на взмыленном жеребце — батька Хмель. Слева от него — верзила.
— Куда их черти занесли! — ругается батька.
— Уклон! — объясняет верзила. — Могут аж до той станции докатиться! — Он указывает вперед и спрашивает: — Нагрянем?.. Аль ночи дождемся?.. Это ведь не Уречье — узловая!.. Как бы не нарваться…
— С ходу разгромим! — запальчиво говорит батька. — Вот только лошадям передышку за мостом надо дать!..
Всадники мчатся мимо саней, оставленных ребятами у дороги.
Неторопливо вышагивает лошадь. Большие отороченные рыжей шерстью копыта отсчитывают шпалы.
Глаша мурлыкает про себя какую-то деревенскую песенку. Лошадь прислушивается, отогнув настороженное ухо, косит назад правым глазом.
— Скоро уже! — говорит Глаша. — Я и сенца с собой прихватила!.. Остановимся — получишь полную торбу!..
А сзади теплушек между Глебкой и Минькой идет свой разговор. У Миньки затекли руки. Он попеременно опускает вниз то левую, то правую и трясет ими в воздухе.
— Устал? — сочувственно спрашивает Глебка. — Отдохни… Я один потолкаю. Я — привычный!
Минька с облегчением снимает руки с вагонной рамы. Теплушки продолжают катиться с прежней скоростью. Он шагает за ними по шпалам, смотрит на колеса.
— Идут! Можно, значит, по очереди — один толкает, другой отдыхает!
Глебка обернулся, хотел что-то сказать, но споткнулся и упал.
А теплушки катятся и катятся с прежней скоростью.
Глебка и Минька удивленно смотрят на удаляющуюся стену заднего вагона.
— Глупо! — ворчит Минька. — Зря старались!.. И вообще… Все можно было сделать проще! Надо было нам с Глашкой доехать на санях до станции и рассказать… Оттуда бы паровоз или дрезину прислали за теплушками!
Глебка усмехнулся.
— Так я вас и отпустил!.. Я уже ученый! Когда нас отцепили, машинист тоже обещал приехать за нами… слово дал!.. Пошли!
И мальчишки стали догонять вагоны.
Матрос Дубок ведет отряд по лесной дороге. Большинство — с винтовками, но есть в отряде и пара «максимов». Два бойца тащат на плечах станки, два других — стволы с рубчатыми кожухами.