По этому адресу располагался так называемый «Дом Ингрэма», куда Стив был приглашен его хозяином, чтобы показать свои работы.
Этот угловой дом на Стрэнде был и остается, по мнению многих, одним из красивейших строений Лондона: элегантная колоннада по периметру первого этажа, стильные силуэты окон, трехуровневые гнезда мансард, строгий профиль угла не могут не задержать внимание проходящих мимо лондонцев и приезжих.
В «Доме Ингрэма» размещалась редакция «Лондон иллюстрейтед ньюс» — первой в мире иллюстрированной газеты, созданной в 1842 году печатником Гербертом Ингрэмом, дедом главного редактора газеты сэра Брюса Ингрэма. В ту пору типография находилась во внутреннем дворике дома.
Замечу мимоходом, что Стрэнд — это особое место в британской столице. Здесь расположено немало весьма интересных зданий. Рядом стоит, например, построенная еще в XVI веке часовня — личная церковь королевы Елизаветы II. Неподалеку возвышается дворец графа Сомерсетского, в котором выставлена замечательная коллекция картин импрессионистов. На Стрэнде красуется и грандиозный отель «Савой», где в 50-е годы заседал знаменитый «Клуб по пятницам», членами которого были принц Филипп, маркиз Милфорд Хэвен и Бэрон Нейхум — герои последующих глав этой книги.
Сэр Брюс Ингрэм был не только неизменным в течение 60 лет редактором популярной и влиятельной газеты, но и блестящим знатоком живописи, известным коллекционером. И хотя он отдавал предпочтение полотнам маринистов, хороший портрет сэр Брюс без труда мог отличить от примитивного рисунка. Те работы Уарда, что увидел у себя в кабинете главный редактор «Лондон иллюстрейтед ньюс», ему очень понравились. Доктор Уард получил заказ на целую серию работ для газеты, в том числе портретов членов королевской семьи. Сэр Брюс Ингрэм был лично знаком со всеми монархами Великобритании вслед за королевой Викторией. Ибо его газета на протяжении более чем ста лет вела иллюстрированную летопись Великобритании, а значит, и ее королевского дома.
Встреча в «Доме Ингрэма» стала поворотным моментом в жизни Стивена Уарда. Благодаря контракту с популярной и влиятельной газетой, пользовавшейся на протяжении всей своей истории особым расположением королевской семьи, доктор Уард стал фактически не только придворным остеопатом, но и королевским портретистом.
1961 год оказался для Уарда-художника исключительно плодотворным и успешным. Весной открылась его первая персональная выставка. И не где-нибудь, а в Галерее изящных искусств «Легатт оф Сейнт-Джеймс». В числе приглашенных оказались, естественно, многие знаменитые пациенты доктора Уарда. Ну и, конечно, Евгений Иванов. Он старался во всём подыгрывать своему новому знакомому, понимая значение его связей и растущей популярности в высшем обществе для его собственной работы разведчика.
В середине XX века имя братьев Легатт не знал разве что самый ленивый лондонец. Четыре брата были законодателями мод среди столичных галеристов. Теперь «Аккерманы», «Леже» и «Спинки», как и «Легатты», стали устаревшими брендами. В XXI веке имя братьев Легатт потускнело. Ныне в моде «Кристис» и «Сотбис». Об их выставках и аукционах говорят в теленовостях и пишут в газетах. Ныне пьедестал завоеван крупными продавцами предметов искусства. Начальные ставки на их торгах в несколько миллионов фунтов стерлингов сейчас уже никого не удивляют.
Старые добрые галереи, вроде Галереи изящных искусств Легатт, которая размещалась в доме номер 30 на Сейнт-Джеймс в центре Лондона и где можно было выставить, посмотреть, купить и продать стоящие произведения искусства или же просто встретиться и поговорить с друзьями, молодыми художниками и скульпторами, — эти галереи постепенно ушли в прошлое.
Но в тот памятный год Галерея братьев Легатт привлекала к себе всеобщее внимание. В ней выставлялись самые известные мастера самых разнообразных направлений искусства. Но «фишкой» братьев Легатт всегда были портреты. Каждый известный портретист мечтал выставиться в их галерее.
А уж для художника-любителя лучшей рекламы трудно было придумать. В итоге простенькие зарисовки, сделанные Уардом много лет назад на улицах Парижа, милые, но вполне заурядные скетчи, выполненные на Цейлоне или в Индии, портреты, нарисованные в Соединенных Штатах и Англии, превозносились критикой до небес.
Уард был неглупый человек, но не без тщеславия. Газетная и словесная похвальба по поводу его скромных работ доставляла ему немалое удовольствие. Стивен был отменным портретистом-любителем, но его окружение пыталось представить доктора Уарда новой восходящей звездой в созвездии великих художников. Возможно, это помогало талантливому остеопату быстрее исцелять спины льстецов.
Так или иначе, дела нового друга Иванова заметно шли в гору. Только за один год Уард получил заказы на портреты от тогдашнего премьер-министра Гарольда Макмиллана и сэра Уинстона Черчилля, от министра иностранных дел Селвина Ллойда и канцлера казначейства Дерека Амори, министра внутренних дел Рэба Батлера и лидера британских лейбористов Хью Гейтскелла, от посла США в Лондоне сэра Дэвида Брюса и его супруги очаровательной мадам Эвангелины Брюс.
Апофеозом столь грандиозной серии предложений стал уже упомянутый выше заказ журнала «Лондон иллюстрейтед ньюс» на портреты членов королевской семьи. Но и это было ещё не все.
Не забыл своего друга и вездесущий сэр Колин. Он направил Уарда в командировку в Израиль. Там 11 апреля начался процесс года — суд над нацистским преступником Адольфом Эйхманом. Об этом событии писали все ведущие газеты мира.
Помимо торжества правосудия, процесс в Тель-Авиве обозначил и еще одно не менее важное событие — существенное изменение в соотношении сил в мировом разведывательном сообществе. Политики и военные вынуждены были признать, что теперь к трем ведущим разведслужбам мира — советской, американской и английской — добавилась еще одна — израильская разведка МОССАД. Этот факт уже мало кто оспаривал, хотя новому фавориту не было и 16 лет.
Дело Эйхмана стало результатом блестяще спланированной и четко осуществленной операции основателя и руководителя МОССАД Исера Харела, выходца из Белоруссии, получившего из-за своего малого роста кличку «Исер-маленький».
Выследив Эйхмана на другом конце света в Аргентине, израильская разведка установила его адрес в Буэнос-Айресе. Затем нацист был схвачен у своего дома и перевезён на конспиративную квартиру. Днями позже он был отправлен на борту пассажирского самолета в Тель-Авив, где и предстал перед судом. Палач Освенцима штурмбанфюрер СС Адольф Эйхман получил по заслугам. 31 мая 1961 года он был повешен.
Уард провёл на процессе года несколько дней и выполнил серию весьма удачных зарисовок. Их опубликовала «Дейли телеграф».
Вернувшись в Лондон, костоправ обнаружил, что его популярность как художника начинает брать верх над известностью лекаря.
Именно в этот момент и Иванову неожиданно представилась возможность чуть-чуть подыграть Уарду в его стремлении к признанию, в удовлетворении честолюбивых замыслов начавшего преуспевать художника. В Англию с кратким рабочим визитом приехала министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева.
На следующий день рано утром Иванова поднял с постели телефонный звонок Стивена.
— Юджин, ты обязательно должен мне помочь. Только ты можешь это сделать.
— Говори толком, — пробурчал Иванов, спросонья не понимая, чего Уард от него хочет.
— Устрой мне встречу с госпожой Фурцевой. Прошу тебя, — упрашивал он так горячо и умоляюще, что Иванов тут же забыл про сон. — Мне необходимо нарисовать её портрет. Представляешь: русская женщина-министр позирует мне и даёт интервью. Да любой редактор застрелится, чтобы получить такой материал. Что скажешь?
А что, собственно, Евгений Михайлович мог ему сказать? Что Фурцева, скорее всего, пошлёт их с ним куда-нибудь подальше? Иванов, конечно, друга огорчать не стал, но и обещать ничего не мог. Сказал лишь, что подумает, как ему помочь.
Он-то ведь знал, что советские руководители к себе журналистов, кроме как на официальных пресс-конференциях, днём с огнем не подпускают. А об их личной жизни вообще не принято писать: запретная тема.
Кроме того, Екатерина Алексеевна Фурцева была не просто министром культуры страны, а членом Президиума Центрального Комитета Коммунистической партии, человеком достаточно влиятельным и могущественным в тогдашней советской партийной иерархии. А значит, и весьма ортодоксальным. Всё это предрекало спонтанной затее Стивена почти гарантированный провал. Зная это, Иванов не спешил обнадеживать Уарда. А тот был обескуражен казавшимся безучастием своего русского друга к его просьбе.
Но Евгений Михайлович понимал и другое: успех в этом деле мог поднять его авторитет в глазах Уарда. Иванов был должником англичанина, а долг платежом красен. Организуй он встречу с Фурцевой, и его контакты со Стивом могли перерасти в весьма доверительные и достаточно прочные отношения. Для работы советского разведчика это было немаловажно. Да и чисто по-человечески Иванов привязался к Уарду и очень хотел ему помочь.
Недолго думая, он отправился в посольство. Забыв о протоколе и приличиях, пробрался прямо в апартаменты Фурцевой. Такого нахальства и бесцеремонности она, видимо, не ожидала, тем более от морского офицера. Но Женя находился, говоря шахматным языком, в цейтноте. Возможностей для поиска более подходящих ситуаций у него попросту не оставалось. Визит Фурцевой был кратким, и время её пребывания в стране — расписано по минутам.
Не дожидаясь разноса за нарушение субординации, Иванов начал наступать, взяв на вооружение всё своё обаяние и красноречие. Аргументам и доводам в пользу встречи с Уардом и последующей публикации в английской прессе интервью и портрета советского министра культуры не было конца. Одновременно он пытался отрезать Екатерине Алексеевне пути к отступлению, заверяя, что руководство посольства активно поддерживает эту идею.
После непродолжительного сопротивления «противник» сдался. Устав от настойчивых просьб Иванова, — всё-таки женщина, несмотря ни на что, всегда остается женщиной, — Фурцева заявила: