Мои надежды, что она выйдет к завтраку в обычной одежде, а форму наденет лишь после, оказались тщетны. А ведь в этом случае мне было бы проще свыкнуться с тем, что весь день придется провести в ее компании.
Сомнений в том, что события прошлого вечера напомнят о себе, у меня не было, строгая форма сержанта Рит не могла сбить меня с толку. Невысказанные слова, будто призраки, витали между нами, пока мы ждали паром, пока сидели бок о бок в холодной каюте, пока бродили по порту Сивла в поисках офиса компании по аренде автомобилей… Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше Белла завладевала моими мыслями. Воспоминания о ее молодом теле, едва прикрытом шелковой тканью, не давали покоя. Меня охватывало отчаянье от того, что момент упущен, да еще и по моей вине.
Отчаянно хотелось объясниться, но долгие годы выработали у меня привычку молчать, и избавиться от нее оказалось невероятно трудно.
Мы отправились в путь. Порой, когда Белла переключала передачу нашей старенькой машины, ее рука слегка касалась моего колена. Чтобы понять, случайность ли это, мне пришло в голову незаметно отодвинуть ногу чуть в сторону. Касания прекратились. Но ее прикосновения были приятны, поэтому моя нога вскоре вернулась обратно.
На одном из перекрестков мы решили свериться с картой, и ее голова оказалась совсем рядом с моей. Как же мне хотелось, чтобы она повернула ко мне лицо…
Пока мы ехали мимо покрытых темной зеленью горных склонов Сивла, мои мысли незаметно переключились на давние опасения и страхи, которые вызывал во мне когда-то остров и семинария.
Пусть память подводила меня в том, что касалось дороги сквозь болота, однако чувства и настроение, сопутствующие мне в этом пути добрых двадцать лет назад, остались прежними. Для того, кто, как Белла, приехал сюда впервые, Сивл мог показаться диким, бесплодным, вопиюще пустынным, но совершенно не страшным островом. Болота и скалы веками находились во власти суровых зим и безжалостных ветров. На открытых участках скал не могло прижиться ничего, разве что в самых закрытых от стихии уголках, да и то лишь самые выносливые мхи и самые неприхотливые лишайники. В острове чувствовалась какая-то отчаянная, непоколебимая величавость, суровость пейзажа, какой не встретишь нигде в Файандленде. Но мрачный пейзаж едва ли пугал меня. Болота, вот откуда исходила угроза. Угроза, о которой невозможно забыть.
Пока Белла везла нас по узкой дороге, мои мысли ушли далеко вперед, в долину, окруженную нависающими над ней скалами, где стояли мрачные дома из известняка, где раскинулись лужайки и нелепые цветочные клумбы.
Яркий солнечный свет казался на Сивле неуместным. Но хотя в тот день небо было затянуто тучами, солнце время от времени пробивалось сквозь них, ненадолго озаряя окрестности неестественным сиянием. Окна автомобиля были закрыты, обогреватель включен, однако холод все равно проникал внутрь. На высокогорных участках боковой ветер так качал и толкал машину, что она резко кренилась на неровной дороге. Пришлось притворяться, что мне холоднее, чем на самом деле, чтобы скрыть от Беллы то и дело одолевающую меня дрожь, вызванную страхом перед островом.
Она вела медленно и аккуратно, куда осторожней, чем мой отец. Большую часть времени машина ехала на низких передачах, а мотор громко рычал. За всю дорогу мы едва перемолвились словом, лишь несколько раз обменялись мнением по поводу выбора маршрута. Глаза выхватывали знакомые элементы местности – растущие будто из-под земли огромные камни, деревню в долине, из которой виднелись раскинувшиеся по берегу пригороды Джетры, водопад, разрушенные башни, и порой верный маршрут всплывал у меня в памяти без необходимости сверяться с картой. Но узнавание это было до странности переменчивым: иногда длинные участки дороги выглядели совершенно чужими, и не возникало сомнений – мы сбились с пути; затем, к моему несказанному удивлению, в поле зрения попадал знакомый мне элемент ландшафта.
Мы остановились на обед в небольшой деревушке. Все было приготовлено заранее, нас ждали. Белла подписала какой-то документ, по которому кормившей нас женщине возместят расходы и оплатят хлопоты.
Когда мы добрались до узкой части острова, Белла неожиданно свернула на обочину и заглушила мотор. От ветра нас защищала высокая насыпь камней и кусты, припекало солнце. Мы стояли у машины, в обоюдной тишине любуясь сверкающим морем, выступающими на нем темными холмиками островов, небом, затянутым серыми тучами, сквозь которые пробивались яркие лучи солнца, – вид, которым в детстве мне удавалось насладиться лишь мельком из окна машины. Родители никогда не останавливались, чтобы полюбоваться им.
– Ты знаешь, как называются эти острова?
Белла сняла фуражку и бросила ее на водительское кресло машины. Собранные в пучок волосы мягко рассыпались по ее плечам, окаймляя лицо.
– Не могу определить, где какой, – ответила она. – Один из них Торки. У нас там база; брат оттуда прислал мне письмо. Он писал, что остров совсем близко от дома. Если один из них Торки, то рядом расположен Дерилл, потому что он тоже входит в группу Серкских островов, ведь так? Именно там был заключен международный пакт.
– Похоже, ты много знаешь об островах.
– Не так уж и много, просто кое-что слышала.
– Так ты никогда раньше не была на Архипелаге?
– Нет, сейчас впервые. С тобой.
Тучи немного рассеялись, и причудливая игра света и тени окрасила острова в разные оттенки зеленого. С такого расстояния было невозможно разглядеть детали, лишь формы и цвета. Мои знания об островах оказались так же скудны. Мне было известно, что острова, расположенные рядом с Джетрой, являлись частью группы Серк, что жили там в основном за счет молочного животноводства и рыбалки, и большая часть жителей говорила на одном языке со мной. Всему этому учили в школе – бесполезная, полузабытая информация. Сейчас мне, как и много раз прежде, стало жаль, что не удалось попутешествовать по островам, когда кровь моя была молода, а законы не так суровы. Наша страна вела войну за нейтральные территории и острова Архипелага. Как и другим, мне было мало что известно не только о сути конфликта, островах и морских территориях, вокруг которых разразилось противоборство, но и об истинной причине войны.
– Вспоминаешь вчерашний вечер? – неожиданно спросила Белла, наклонившись вперед и согнув плечи так, будто хотела посмотреть вниз на утес и омывающие его волны.
Мое сердце екнуло. То, что она сама подняла эту тему, было для меня полной неожиданностью. Наконец, мое молчание стало казаться выразительней любых слов, требовалось что-то сказать.
– Да. Постоянно.
– У меня он тоже не выходит из головы. Я ошиблась насчет тебя?
– Нет. – Слово прозвучало, возможно, чересчур поспешно. – Просто для меня все это слишком быстро. Прости. Мне было очень плохо потом.
– Мне тоже. Но, думаю, так правильней. Мы ведь только познакомились. Так что, возможно, нам лучше…
– …не спешить?
Какое облегчение! Меня переполняла благодарность.
– Я лишь хотела убедиться, что не ошиблась.
Вновь воцарилась тишина. Меня одолевали мысли. В чем, по ее мнению, она могла ошибиться? Имела ли она в виду то же, что и я, или что-то другое? Уж больно туманно она изъяснялась.
Что ж, по крайней мере, мы поговорили, пусть и уклончиво.
– Придется заночевать в семинарии. Мы не успеем вернуться сегодня в порт.
– Я знаю, – ответила Белла.
– По-моему, в здании колледжа есть гостевые комнаты.
– Сойдет. Я училась в католической школе при монастыре.
Она обошла машину и села на водительское кресло. Мы снова тронулись в путь. Мне помнилось, что дорога займет еще час, день сменят сумерки. После нашей короткой остановки Белла всю дорогу молчала, сосредоточившись на вождении. Мне же ничего не оставалось, как пялиться в окно и бороться с нахлынувшими воспоминаниями.
Серафина держала меня за руку, но отнюдь не нежно, а крепко, как строгие родители держат руку ребенка. Мы бежали, перепрыгивая через канавы и ухабы, сорная трава била нас по ногам. Именно тогда мне довелось впервые покинуть пределы семинарии. Кто бы мог подумать, что окружающие ее толстые стены походили на бастион, огораживающий территорию семинарии от остальной части острова. Здесь, снаружи, ветер казался холоднее и пронзительней.
– Куда мы направляемся?
– Я знаю куда.
Она отпустила мою руку и умчалась вперед.
– Может, давай прямо здесь? – вырвалось у меня. Часть сексуального влечения, пробудившегося в ее тайном укрытии, уже улетучилась из-за нашего поспешного бегства, и мне хотелось продолжить здесь и сейчас, пока она не передумала.
– Тут совсем открытое место, – сказала Серафина, оглядываясь.
– Трава высокая. Никто не увидит.
– Пойдем!
И она побежала вприпрыжку по пологому откосу к ручью. Меня же не покидало чувство вины, стены семинарии притягивали мой взгляд. Кроме того, там, снаружи, кто-то был. И этот кто-то шел по направлению к нам. Тот самый священник с тяпкой?.. Он был слишком далеко, чтобы как следует разглядеть.
Мне удалось перепрыгнуть ручей и догнать Серафину.
– Нас преследуют! Думаю, это тот священник.
– Ему не попасть туда, куда мы идем!
Теперь стало понятно, куда она меня ведет. За ручьем земля круто поднималась вверх, прямо к высокому утесу. Однако ниже, не так далеко от нас, стояла построенная некогда из вездесущего известняка, а ныне полуразрушенная башня.
Даже если священник все еще нас преследует, мы временно выпали из его поля зрения. Серафина помчалась вперед и уже сильно отдалилась от меня, продираясь сквозь траву по продуваемому всеми ветрами склону горы.
Башня ничем не отличалась от других, виденных мной на острове, хоть мне никогда и не доводилось подходить к ним так близко. Высокая, с четырехэтажный дом, шестиугольной формы, с квадратными окнами, некогда застекленными; теперь рамы чернели пустыми глазницами. Деревянная дверь без следов краски висела открытой на петлях, а трава рядом была усыпана битой каменной облицовкой и черепицей. Когда-то у башни имелась крыша, построенная конусообразно, как колпачок для тушения свечи; она по большей части обрушилась, и лишь две или три балки напоминали о ее прежней форме.