— Так это ты… — улыбнулся он Марковцеву и протянул ему сразу обе руки. — Я уже и забыл, как тебя по имени-отчеству.
— А я что, представлялся тебе по полной?
— Конечно. И фамилию назвал. — Адам врал так убедительно, что и сам верил в свою ложь… как в спасение. Отчего пришло такое определение, он так и не понял. — Ты помнишь моего бортмеханика?
Марковцев вместо ответа указал за спину Адама, подмигивая помощнику.
— Хусейн, да?
— Точно, — опередил Хусейна Адам и, не глядя на верного помощника, отдал ему приказ: — Хусейн, подойди и поздоровайся с уважаемым гостем.
А прозвучало по-другому: «Хусейн, бери самый большой нож и выбирай самого жирного барана». И если бы Хусейн держал нож, он бы выронил его: он застыл, увидев вдруг спутницу Сергея Марковцева. Он чуть было не пустил слюну. Не потому что девица показалась ему сногсшибательной красавицей и что он давно не встречал в этих краях представительниц слабого пола. Неожиданность заставила его застыть на месте. Он кое-как справился с собой, набросил на лицо подобие улыбки и провел масленой тряпкой, которую комкал в руках, по носу.
— А-а… — чуть слышно протянул Марк, от которого не укрылся ни один жест азербайджанца.
Он подозвал Катю, появившуюся в ангаре неслышно и неожиданно даже для Адама, который сначала возносил женщин к самым небесам, а потом безжалостно бросал их на землю. Он рассуждал об этом именно в таком ключе. И поэтому встретил незнакомку с настроением и чувствами мужа, которому поднадоела жена.
— Хусейн, — назвался он, подавая гостье руку.
— Катя, — последовал ответ, сопровождаемый дружеской улыбкой.
Хусейн небрежно махнул масленой тряпкой на «ка-вэ-эс», как часто называли Адама Хуциева: командир воздушного судна.
— Это Адам.
Если бы не Катя, Хусейн дошел бы до Марковцева и представил бы и его. Она коснулась борта рукой и спросила в продолжение темы знакомства:
— А это ваш самолет, да?
— Да, — быстро отозвался Хусейн, как ширмой отгораживая Катю от своего старшего компаньона и старого знакомого, о котором он напрочь забыл. Был ли он благодарен ему за эту приятную неожиданность, он об этом пока не думал. Где-то в подсознании победным копьем торчал едва ли не преклонный возраст Адама и его удручающее семейное положение — жена и четверо детей, что напоминало название сказки «Коза и семеро козлят», а в азербайджанской интерпретации — «Коза, козел и семеро козлят», а еще Марковцев, чей возраст был буквально отчеканен на его суровом лице.
Хусейн был небрит, но его этот факт не трогал. Он подумал о том, что бритым будет выглядеть совсем другим человеком, на что Катя просто обязана обратить внимание.
«Это ваш самолет?» — все еще звучал в голове вопрос Кати. Хусейн мог и без помощи Адама поднять самолет в воздух и посадить его. А что касается прыжков с парашютом, то он мог «перепрыгать» и Адама, и Марка. Он столько раз совершал прыжки…
Не прошло и получаса, как все четверо сидели в беседке, которая пряталась от солнца в тени бетонного бокса; его предприимчивый Адам Хуциев приспособил под самолетный ангар. В отсутствие Хусейна и Кати, которая взялась помогать ему на камбузе, Марк спросил у Адама, доверяет ли тот своему помощнику, — тот ответил: «Как себе». И тут же насторожился:
— А что?
— Намечается работа. И я хочу сделать предложение твоему экипажу.
И это, черт возьми, прозвучало солидно, не мог не отметить Адам. Он, не сходя с места, решил, что отказываться не стоит. И только когда Хусейн и Катя накрыли на стол и все четверо опрокинули по рюмке местного коньяка, Марк приступил к делу.
Адам не пропустил ни слова из рассказа Марковцева, ни разу не переглянулся с помощником, — решать, принимать ли рискованное, но заманчивое предложение, ему и только ему. Никаких там голосований. Словно бортмеханик был безрукий и безголосый. Но точно не слепой. Он по-прежнему не сводил глаз с Кати.
Адам Хуциев медленно возвращался к жизни. Он уцепился за шанс, буквально дарованный ему Марковцевым, и плевать, какого он качества. Главное, ему представилась возможность вернуть фактически потерянный аэродром, работу. А это значит, он сможет возродить парашютный клуб. А это экстрим, риск, страх; это клиенты. И это деньги. Жизнь снова постучалась в дом «первочеловека», и он не мог прогнать ее. Он сказал Марковцеву:
— Я согласен.
— А твой бортмеханик?
— Дурацкий вопрос.
Хусейн прослушал, что говорили о нем, об этом он догадался по взглядам, устремленным на него, и спросил у всех сразу:
— А?..
Сразу за всех ему ответил Марк:
— Оставайся с нами — узнаешь.
Глава 5 Теория и практика
Наутро отношение Адама Хуциева к Марковцеву поменялось. Он встретил его как человека, которого нанял, чтобы решить свои проблемы. Марк был не без глаз и без обиняков спросил, что случилось. Адам не мог объяснить перемен, случившихся с ним, но ответил начистоту. Марковцев, выслушав его, пожал плечами и закончил первый в это солнечное утро разговор в своей манере:
— Ты не думай, что я к тебе за проблемами пришел.
Он оставил Адама и вышел на свежий воздух. Он не знал, где в этот час найти Катю, но увидел Хусейна. Гладко выбритый, в майке с короткими рукавами и нарочито небрежно наброшенной на плечи летной кожанке, он походил на героя фильма «Мимино».
— Где? — спросил Марковцев, опуская имя Майорниковой.
— Кто? — прикинулся было дурнем Хусейн.
Марк поставил его на место своим «фирменным» тяжелым взглядом тигра, наевшегося человечины.
— А… — забуксовал бортмеханик. — Да она…
— Я здесь, — раздался позади Сергея Катин голос.
Он обернулся. То, что он увидел, соответствовало его замыслу.
Катя была одета в свободный комбинезон кричащего сине-оранжевого цвета, волосы убраны под пеструю бандану.
— То, что нужно, — одобрил он и поманил девушку за собой.
Он хорошо ориентировался на аэродроме и через пару минут привел Катю в ангар. В большинстве своем парашюты укладывали на улице, но в ненастную погоду для этого в ангаре было отведено место. Оно сейчас пустовало, и Сергей, подавая пример Хусейну, начал раскладывать на полу фанерные щиты. Они настолько плотно прилегали друг к другу, что могли послужить основанием для крыши: ни одна капля не просочится. Опередив Хусейна, Сергей прошел в кладовую, где хранились парашюты, и вскоре вернулся с двумя ранцами. Один он положил перед Катей, с другим отошел к своему месту.
— Прыжки с парашютом начинаются на земле и заканчиваются на земле, — с неожиданными менторскими нотками произнес Марковцев. — Все причины неудач лежат на земле.
— Я не умею прыгать с парашютом, — сказала Катя и невольно передернула плечами.
— Научишься, — обнадежил ее Марк. — Самый лучший инструктор…
— Неужели ты?
Он пропустил ее сарказм мимо ушей.
— Время. Пока летишь к земле — научишься. Как представишь полный рот земли, мигом сообразишь, где вытяжное кольцо и что с ним делать. Что такое парашют?
Этот вопрос Марковцев адресовал Хусейну. Не ожидавший такого простого на первый взгляд вопроса, тот с минуту подбирал определение. Марк терпеливо ждал, обволакивая азербайджанца мрачным взглядом.
— Ну, — начал Хусейн, включая «защиту» — невесть откуда появившийся акцент, причем немецкий. — Ну, парашьют, это такая штьюка, которая… ну… замедляет, да?.. падение. Да, точно, падение.
— Может, снижение?
— Может, и снижение. Все зависит от того, кто и что собрался делать — падать или снижаться, — вывернулся Хусейн.
— Ты не еврей?
— Я?
— Нет, я.
— У меня иранские корни.
— Но вершки-то еврейские.
— Ну ты и сказал. Я — Хусейн, моя родная сестра — Насрин. Где ты видел евреев с такими именами?
— Ее корни тоже уходят в Иран?
— А куда же?.. — Хусейн собрал на лбу морщины. — А что ты улыбаешься? Насрин — смешное имя для русских, что ли?
— Грустное. Для того, кто носит это имя. — Сергей посмотрел на часы, отмечая точное время. — Настроились. Хусейн, обращаю твое внимание на то, что настроиться не означает не пить накануне, а серьезно настроиться — не пить два дня. Слушай меня.
С этого мгновения подполковник Сергей Марковцев влез в порядком полинявшую шкуру инструктора по парашютной подготовке.
— Парашюты замедляют снижение, и происходит это благодаря двум силам: подъемной и сопротивлению воздуха. Круглый купол набирает столько воздуха, сколько может, а тормозит за счет сопротивления. А крыло, — Сергей легко удерживал в вытянутой руке ранец, — создает и подъемную силу. Она воздействует на крыло в определенном направлении, которое зависит от параметров профиля и его положения по отношению к набегающему воздушному потоку. Искусство пилотирования купола состоит в том, чтобы контролировать поток на профиле крыла.
Сергей поднял один фанерный шит цвета хаки и прислонил его к стене ангара; получилась приличная школьная доска. А мелом послужил кусок известкового раствора, застывшие потеки которого виднелись в каждом ряду кирпичной кладки. Он набросал форму крыла и продолжил, сопровождая инструктаж жестами:
— Купол создает подъемную силу двумя способами. Первое: подъемную силу создает сама форма крыла. — Он изобразил несколько плотных штрихов. — Воздух движется по верхней кромке крыла быстрее, чем по нижней. Чем больше скорость воздуха, тем меньше его давление. Что получается? Получается то, что над верхней кромкой образуется область пониженного давления, а под нижней — повышенного.
Есть еще один способ создания подъемной силы — это отклонение воздуха. Если отклонить его в каком-либо направлении, тотчас возникнет сила реакции, и направлена она будет в противоположную сторону. Что позволяет парашютистам поворачивать, двигаться по горизонту, вообще совершать любые маневры в свободном падении. Задавливая правый край купола, мы поворачиваем вправо — потому что правая кромка начинает двигаться медленнее и создает меньше подъемной силы.
Марк, заметив растерянность на лице Кати, пожал плечами и внес предложение: