Метрдотель и женщины, сидевшие на стульях, расставленных вдоль стены, с уважением покосились на Волкова, которого так дружески приветствовал директор.
А Виктор Робертович, которому собственная речь доставляла заметное удовольствие, продолжал:
— Ты объясни своей официантке: еще хоть раз услышу, что она обсчитала клиента, сразу уволю. Усвойте вы наконец: все мы здесь как одна семья. Прежде всего надо думать о престиже заведения, а потом уже о себе. Если человек этого не усвоил, то лучше ему вовремя уйти, пока он не испортил жизни себе и другим… Можешь быть свободен, — сказал директор метрдотелю. — И распорядись, чтобы сюда подали два завтрака, — он кивнул в сторону севших к столу Бориса и Любы. — А еще лучше — принеси сам.
Когда посторонние вышли, Виктор Робертович, глядя на Волкова, проговорил с укором:
— Я ждал тебя ровно до половины второго ночи.
— Обстоятельства задержали, — ответил Волков. Ему не хотелось оправдываться. Он думал только об одном: поскорей бы развязаться с коньяком, а заодно с Робертовичем и Вагифом.
В дверь постучали. Вошел метрдотель с подносом. В кабинете запахло только что снятыми с вертела жареными цыплятами. Метрдотель поставил перед Волковым и Любой фужеры, тарелки, разложил цыплят, зелень, маслины, бутерброды с черной икрой, бесшумно открыл бутылку полусладкого шампанского.
— Стеклотара у нас готова? — спросил директор.
— Со вчерашнего вечера, — немедленно откликнулся метрдотель.
— У входа стоят «Жигули». Перегони, пожалуй, машину к черному входу, перетаскай в подвал «кислородные» подушки и срочно займись разливом…
Метрдотель кивнул и вышел. Теперь директор без лишних свидетелей мог рассчитаться с Волковым за коньяк. Он похлопал себя по карману пиджака и вспомнил, что денег в бумажнике было недостаточно. Робертович потер лоб, глянул на циферблат ручных часов и сообразил, что в кассе кафе уже должна скопиться необходимая ему сумма.
— Закусывайте. Я скоро буду, — сказал он и удалился вслед за метрдотелем.
Люба поняла, куда направился директор, и ее снова охватил страх. Чтобы отвлечься, она принялась рассматривать просторный стеллаж с книгами. За стеклом, как на витрине, были выставлены дефицитные, не поступающие в широкую продажу издания: Булгаков, Белый, Фицджеральд. А сбоку, словно напоминание о недюжинных способностях директора, лежала голубая стопка журналов — все двенадцать номеров «Вопросов философии» за 1983 год.
— Как тебе завтрак? — спросил Волков, взявшись за телефонную трубку. Он набрал номер квартиры, в которой жила подруга Вагифа.
Люба ничего не ответила.
— Здравствуйте, — сказал Борис в трубку. — Я обещал Вагифу приехать вчера, но в пути задержался… Что вы сказали? — Волков побледнел. Глядя на него, стала белой, как бумага, и Люба. — Забрали в милицию? Подушки искали?
На пороге появился Виктор Робертович. Он не слышал, о чем говорил по телефону Волков. В руках директор держал большой арбуз.
Заперев дверь на ключ, Робертович поставил арбуз на стол, поинтересовался:
— Наши друзья-южане на море не приглашают? — Колючие глаза внимательно смотрели на Бориса и Любу.
— Разговора не было, — пробормотал Волков.
— Когда же теперь ждать следующий «бронепоезд»? — Робертович достал из кармана бумажник и отрывистыми движениями стал выдергивать из него и бросать на стол сотенные купюры. Отсчитал две тысячи четыреста. Волков забрал деньги и сунул их в карман. Люба смотрела на происходящее широко раскрытыми, полными ужаса глазами.
— Теперь, наверное, уже в сентябре. — Директор присел к столу рядом с Любой и, еще раз всмотревшись в лица своих гостей, заметил: — Что-то вы, ребята, нерадостные сегодня?
Волков отозвался:
— Сон я видел очень неприятный. Нервы разгулялись, прямо-таки мания преследования. Скажи, пожалуйста, Витя: ты-то сам уверен в нашем коньячном бизнесе?
Директор поморщился.
— За своих людей я отвечаю. У нас в общепите характеры куются железные. И команду себе я умею подбирать.
— Вот ты не сомневаешься в своих ребятах, а в моих? Да и на кого в таких вещах можно до конца положиться?
При этих словах Робертович недоуменно вскинул плечи и поднял высоко брови.
— Я твоих кавказцев не знаю и знать не желаю. Я имею дело с тобой.
Люба, следуя избранной с самого начала линии, не вмешивалась в мужской разговор, но Борис видел, как хотелось ей поскорее вырваться отсюда.
— Ты частенько говоришь, Виктор, о том, что игру следует вести по правилам. — Голос у Волкова звучал невнятно, словно у него болели зубы. — Но не забывай об одном из них: важно вовремя уйти со сцены…
На пульте загорелась сигнальная лампочка. Директор протянул через стол руку и, снимая телефонную трубку, ответил Волкову:
— Вовремя уйти — это лозунг самоубийц. А я хочу, чтобы жизнь, — телефонной трубкой Робертович обвел вокруг себя, — продолжалась… Слушаю, — рыкнул он в трубку. — Та-ак… Этого только не хватало. Спасибо, я ваш вечный должник. Как вы смотрите на балык осетрины? У нас найдется на складе. Ну, как знаете.
Директор окончил разговор и нажал кнопку селектора, соединявшего его с подвалом.
— Сколько успел сделать? — спросил он метрдотеля.
— Десять бутылок, Виктор Робертович.
— Прервись. Мне тут позвонили. Говорят, к обеду надо ждать внеплановую ревизию. Не знаю, с чего бы это. — Он сердито посмотрел на автоматически утратившего его доверие Волкова. — Так что ты, пожалуй, быстренько перелей все обратно и на своей «Волге» отвези подушки к себе на дачу. Пусть полежат неделю-другую. Ничего, — добавил он со злой веселостью, обращаясь уже к Волкову и Любе, — выдержанный коньяк больше ценится.
Обратный путь всегда быстрее. Погнав машину с такой скоростью, с какой только позволяла неширокая и довольно извилистая дорога, Волков в первые минуты почувствовал некоторое облегчение.
Люба не осуждала Бориса. Напротив, она говорила, что Вагиф не выдаст. Ему, дескать, нет для этого никакого резона. Но в ее голосе не слышалось уверенности, скорее — безнадежность. Она умоляла Бориса раз и навсегда бросить рискованный промысел.
Волков молчал. Мысли его путались…
Пошел дождь. Дорога, сделалась скользкой. Но Борис не замечал этого. Глядя на стремительно набегавшую ленту асфальта, он все сильнее давил ногой на акселератор. Его не радовала достигнутая цель: ни то, что теперь не нужно думать, как сэкономить шестнадцать рублей на бак бензина, ни то, что в ближайшее время сможет каждый вечер ужинать в ресторане. Деньги (толстая пачка в левом кармане), казалось, давили на сердце. Тяжесть событий последних дней навалилась Волкову на плечи, крепко прижимала его к сиденью машины. Думать не хотелось. Чудилось, будто от проклятых мыслей можно уехать, стоит лишь прибавить скорости. И Борис давил на акселератор…
Хватит ли у него воли отказаться от новых сделок, предлагаемых Робертовичем? Как быть с Любой, которая за одну поездку осунулась и постарела, словно заболела? Как быть с деньгами Вагифа? Девятьсот рублей — его доля… «Ах, да, — вспомнил Волков, — ведь Вагифа арестовали. Куда же я теперь спешу? В засаду? К разоблачению?»
В отчаянии он даже застонал и выжал педаль до отказа. Двигатель взревел. Люба в страхе прижалась к Борису, навалившись на его руку, державшую руль. Машину повело вправо, туда, где на обочине лежали балки из железобетона. Волков попытался ее выправить, но «Жигули» развернуло задом наперед. На секунду ему показалось, будто он, как в замедленной киносъемке, возвращается в прошлое: мелькнули полосатый жезл на руке гаишника, колючий взгляд и неестественно черная бородка Робертовича, неровная поверхность Чертова озера, освещенная закатным солнцем…
Ударившись колесами о железобетонную балку, машина опрокинулась в кювет. «Конец», — успел подумать Волков.
Андрей Каменский«АВТОДОНОРЫ»
Эта полудетективная история начиналась в полумраке.
К воротам коллективной стоянки личных легковых автомобилей, что на Торфяной дороге, со строгой надписью «Въезд только по пропускам» подошла машина, которую никак нельзя было отнести к разряду легковых. Шлагбаум поднялся, и грузовик уверенно въехал на территорию автостоянки. Водитель открыл бензобак, запустил в него шланг и объявил: «Желающие на подпитку — подходи».
Желающие не заставили себя ждать, и государственная бензиновая струя потекла в их канистры.
Но обоюдное удовольствие покупателя и продавца длилось недолго. Пришли облеченные властью и полномочиями люди и прервали торговую идиллию. В память об их посещении осталось у водителя грузовика В. С. Овсянника и владельца канистр Ю. В. Иванова по документу об уплате штрафа по 100 рублей — за противозаконную сделку. Литр бензина обошелся каждому в среднем по 5 рублей.
С помощью водителя П. И. Федотова решил обеспечить себя дешевым бензином и фотограф В. П. Кипелев. Результат тот же: 20 литров бензина А-76 обошлись каждому по 100 рублей.
За эту же сумму заправил бак своей личной машины (из закрепленной за ним государственной) и шофер С. И. Кратинов.
Загодя готовились к продаже водители-«накопители» Н. П. Юренков и Н. Д. Белвин. Во время командировки они «скопили» ни много ни мало 300 литров бензина, залили его в бочку и преподнесли, как утверждают, в виде подарка своему знакомому А. В. Осюку. К их сожалению, компетентные органы в альтруизм «накопителей» не поверили и признали подарок незаконным со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Но «автодоноры» посещали стоянки не только на Торфяной дороге. Нередкими гостями они были и в гаражах автолюбителей, расположенных в другом конце города — на Дальневосточном проспекте. Правда, здесь им тоже не повезло — их «засек» острый глаз ленинградского «Телевизионного ежа». Отрицать запечатленное на пленке было бессмысленно, и водители В. Ф. Николаев, А. В. Ульянов и В. А. Семенченко пытались объяснить имеющиеся у них излишки бензина мастерством экономного вождения, а продажу — трудностями для автолюбителей с приобретением горючего на бензоколонках.