ества и представляла собой ритуальный плач о погибшем охотнике.
Фольклор горцев Западной Грузии (Рача) также сохранил большое количество вариантов песен и преданий о погибшем охотнике. В них охотник попадает на скалу, идя по следу волшебной крылатой охотничьей собаки Курши, чудесно найденной им и неожиданно потерянной. Здесь также фигурирует его возлюбленная, однако причина его гибели — месть владычицы животных — забыта. Сам охотник и его собака наделены волшебными, мифическими свойствами.
В день, посвященный погибшему охотнику (третий понедельник после пасхи), недалеко от села Геби (горная Рача), у подножия скалы, считающейся местом его гибели, ежегодно устраивался ритуальный хоровод, где исполнялась песнь-плач об утерянной Курше и погибшем охотнике. Исполнение этой песни, согласно существовавшим представлениям, сопровождалось обязательной переменой погоды.
Подобно прекрасному юноше, растерзанному вепрем или охотничьими собаками, грузинский охотник то растоптан оленями, то убит своей же стрелой, пущенной им в божественного оленя, то низвергнут со скалы, на которую его заманила Дали.
Различные имена погибшего охотника, плач о котором исполнялся в хороводе (Торги, Джарджи, Квирике — в Восточной Грузии; Иване Квацихисели — в Раче; Беткен, Белый Мангур, Чорла, Кала — в Сванети), являются многочисленными именами страстных героев, подобных Таммузу, Аттису, Адонису, Лину, Гиацинту, Актеону, Загрею и др.
Сравнение материалов отдельных грузинских этнографических групп и районов позволяет установить различные ступени в истории развития этого цикла. В Сванети сохранилась древнейшая его ступень — ритуальная весенняя песнь о любви владычицы животных к смертному охотнику и ее мщении, исполняющаяся в хороводе, связанном с весенними празднествами. Сохранились тут и не утратили живого значения также другие предания и рассказы о владычице животных и культ погибшего охотника.
В Раче, где охота также долго сохраняла большое значение в хозяйстве, песни и предания о погибшем охотнике содержат элементы мифа; сохранилось здесь и почитание охотника, поклонение месту его гибели, однако первоначальная причина (нарушение охотником табу и возмездие) уже затушевана, и только сопоставление со сванским материалом раскрывает нам полностью смысл рачинских сказаний и песен.
У горцев Восточной Грузии песнь эта приобрела характер бытовой баллады об охотнике, случайно застрявшем на скале и погубленном легкомысленной женой (обычно баллада исполняется соло, под аккомпанемент струнного инструмента). Только отдельные фрагменты и совпадение деталей раскрывают ее связь с рачинским и тем более со сванским материалом.
Наконец, в центральных районах Грузии эта песнь, широко известная и популярная еще в начале XIX в., ныне сохранилась лишь в виде нескольких деформированных фрагментов, непонятных вне сопоставления с фольклором других грузинских этнографических групп[31].
В эпоху христианства параллельно культу Дали с охотой связывается имя христианского святого Георгия. Св. Георгий упоминается в многочисленных молитвах охотников, зачастую уже раньше имени Дали и других мифических персонажей, связанных с охотой. Ему же посвящают печень и сердце убитого зверя, ранее безраздельно принадлежавшие Дали. Согласно сванским преданиям, св. Георгий часто находится во вражде с Дали.
Чрезвычайный интерес представляет в этом смысле сванская хороводная песня об охотнике Чорла (Кала). Этот памятник является, так сказать, позднейшей редакцией или вариацией песни о погибшем охотнике. Текст пронизан характерным смешением языческих и христианских представлений. Охотник Чорла выступает в этой песне, подобно Беткену, нарушителем табу. Увлекшись охотой, он забывает о запрете убивать за одну охоту больше трех зверей и, убив в один день трех туров, целится в четвертого. В этот момент Чорла постигает кара. Он прикован к скале хозяйкой зверей — Дали и обречен на гибель. Собака охотника бежит, чтобы оповестить его братьев. Повстречавшийся собаке в пути св. Георгий велит Дали освободить Чорла. Он мотивирует это усердием Чорла, всегда зажигавшего свечи во славу св. Георгия. Дали протестует, не хочет подчиниться, но св. Георгий вынуждает ее освободить Чорла и в наказание за непослушание насылает наводнение и ураган. Дали и ее сестры гибнут, захлебываясь в волнах, а св. Георгий дарует охотнику Чорла постоянную удачу в охоте.
Согласно этому интересному, весьма распространенному в Сванети тексту, св. Георгий целиком присвоил себе функции хозяина зверей и подчинил себе древних хозяев зверей.
Как известно по трудам акад. И. Джавахишвили, культ св. Георгия в Грузии впитал в себя основные элементы древнего культа луны. Божество луны у многих народов возникло в результате астрализации божества охоты.
Интересны в этом плане предания, связанные с именем св. Георгия, например № 165, согласно которому св. Георгий ежегодно в ночь с 22 на 23 апреля (праздник св. Георгия) приводил во двор церкви оленя для принесения его в жертву. Св. Георгий считался и покровителем волков.
Связь культов Дали и св. Георгия отмечает и проф. В. В. Бардавелидзе.
Грузинская церковь вела энергичную борьбу с пережитками язычества. Борьба эта подчас велась огнем и мечом, однако иногда отцы церкви прибегали и к другим не менее эффективным мерам. Вахушти Багратиони, грузинский историк и географ XVIII в., пишет: "Во времена христианства на высоких горах и холмах, где ранее стояли идолы, продолжались те же увеселения и танцы; поэтому были построены в тех местах церкви и стали праздновать там храмовые празднества, как и поныне, встречая рассвет хороводами"[32].
Постепенно старые боги забывались; в центральных районах Грузии владычица зверей Дали превратилась в али — злую русалку или лесную женщину, пугающую одиноких путников, больных и рожениц, злую силу, от которой можно было "откреститься" или уберечься путем заговора или молитвы. Функции покровителей зверей, растений и домашних животных перешли к христианским святым — Георгию, Тедоре (Федору), Варваре и др.
Большая группа преданий связана в Грузии с дэвами. Образы эти синхронны эпическим героям. Они являются персонажами и эпических сказаний, и преданий, и сказок. Встречаемся мы и с большим количеством быличек, где фигурируют дэвы[33]. В грузинском народном эпосе дэвы имеют вид многоголовых рогатых существ, покрытых шерстью. Это страшные и грозные враги человека, олицетворяющие грозные силы природы. В эпических сказаниях они фигурируют подчас как особое племя, живущее родовым укладом (следы матриархата). Матери и сестры дэвов вступать в общение с героями и являются наиболее страшными противниками в бою. Дэвы грузинских сказок — преимущественно олицетворение грубой силы и глупости, над которой торжествует человеческий ум.
Представления о дэвах характерны для всех без исключения районов Грузии, и всюду они носят одни и те же черты. Подобно Хумбабе из эпоса о Гильгамеше, они олицетворяют грозные силы природы, персонифицируемые в образе страшных чудовищ. Интересно, что в бой с дэвами вступают и новые, христианизированные персонажи. Как св. Георгий ведет борьбу с Дали и подчиняет ее своей власти, защищая уже от нее человека, так и сванская Ламария — св. Мария вступает в борьбу с дэвом, выпуская против него своего барана. В этой борьбе ей помогает и св. Квирике (Кирьяк) (№ 38). В борьбе с дэвом помогает человеку и св. Георгий (№ 42).
Но особенно ярко эти представления отразились в цикле преданий о борьбе дэвов с хвтишвилами — христианизированными хевсурскими племенными божествами, согласно преданиям специально спущенными богом Гмерти с неба для борьбы с дэвами.
Так же как в мтиульском предании, где бог призвал девять солнц и девять лун, чтобы извести дэвов (№ 1), в этих преданиях христианизированные герои, общинно-племенные христианизированные божества, которым и сейчас возносят молитвы горцы Восточной Грузии, — Копала, Иахсар, Пиркуши, Хмала и др., несут на себе тяжесть охраны человека от злых сил природы, болезней, града и т. п. Они ведут борьбу с дэвами, которые пытаются устроить запруду в реках, чтобы утопить человеческий род (№ 45), ловят помощника людей, чудесного кузнеца Пиркуши (№ 46), или стараются уничтожить самих "детей божьих".
Языческие образы тесно переплелись тут с христианскими представлениями. "Дитя бога" Копала, согласно большинству преданий, — монах, живущий в келье. Иахсар часто именуется ангелом, а иногда и херувимом. В случае необходимости он поднимается прямо к божьему престолу. На месте, где он явился людям впервые, выстроена колокольня. Вместе с тем "божьи дети" являются людям в человеческом образе. Например, Гуданский хати — это седобородый старец, который, сидя на белом коне, охраняет свою паству от всяких злых сил, в том числе и от духов, посылающих болезни.
Имена дэвов — Автандил, Гамхвеура, Бегела — чисто грузинские. Чисто грузинскими являются и топонимы, упоминаемые как местожительство дэвов: Цихегори, Гамхвеурткари, Иремткало, Сапаравискели и др.
Большой интерес представляет собой предание "Девять братьев из Ципори" (№ 55). Это один из текстов, где отразилось имущественное расслоение в Хевсурети.
В отдельную группу выделены нами предания об Амирани. Мы сознательно уклонились здесь от включения в наш сборник жанрово отличных эпических сказаний об Амирани. Но предания о нем, как определенный, имеющийся в его цикле жанр, мы внесли в наш сборник. Из всех многочисленных эпизодов этого эпоса сюжетом преданий в основном являются лишь рассказы о заключительном эпизоде — богоборстве или рассказ о попытке освободить уже прикованного героя. Несмотря на строптивость Амирани и его непочтение к христианскому богу, выступающему обычно в заключительном эпизоде, симпатии сказителя и аудитории остаются всегда на стороне прикованного героя, во времена которого "и хлеб не был кровавым", и люди были смелее. Примечательно, что и здесь в одном из преданий заступником Амирани является тот же св. Георгий.