Рассказ «Гудбай», последняя рукопись Дадзая, остался незаконченным; его обнаружили после смерти автора на его письменном столе вместе с письмом-завещанием, адресованным жене. В рассказе есть персонажи, прототипами которых являются люди, бывшие близкими писателю в последние годы его жизни: например, одна из любовниц главного героя работает в салоне красоты парикмахером и потеряла мужа во время войны, подобно последней возлюбленной самого Дадзая Осаму. Как и повесть «Исповедь „неполноценного“ человека», рассказ «Гудбай» был написан в самый тяжелый период депрессии писателя, перед самоубийством, которому также предшествовали обострившаяся болезнь легких, ощущение опустошенности и неотвратимого угасания, упадка. Главный герой рассказа посещает всех своих любовниц и, прощаясь с ними, освобождает от отношений с собой; для пущей убедительности он нанимает хоть и вульгарную, грубую, но необыкновенно красивую женщину, которую представляет им своей супругой. Так сам писатель, перегорев, символически прощался со своими былыми увлечениями, с надеждами, со страстью к жизни и готовился к расставанию со всем, что когда-то любил, но что теперь лишь тяготило его.
Ода Сакуноскэ (1913–1947) неверие в человека и общество выразил в художественных произведениях «Условия времени» и «Госпожа Суббота», а также в литературно-критических статьях «Проблемы второстепенной литературы» и «Литература вероятности». Он показал процветание зла и порока, крах нравственных начал, нездоровую психику людей послевоенного времени, которыми руководит случай. Именно вероятность случайного стала ведущей концепцией его творчества, в котором писатель раскрывает «господство плоти». Прославившийся как эго-беллетрист, Ода решительно критиковал консервативный жанр «повести о себе»; он пытался найти новые пути создания романа, прибегая к синтезу художественного вымысла, от которого отказались авторы «повести о себе», и жизненного опыта.
Как и Дадзай Осаму и Ода Сакуноскэ, Сакагути Анго (настоящее имя — Сакагути Хэйго, 1906–1955) происходил из богатой аристократической семьи. В своих произведениях он поднимал актуальные проблемы современности, демонстрируя конфронтацию с обществом и государством. Будучи двенадцатым ребенком в семье влиятельного политика, Сакагути изучал в университете индийскую философию и хотел стать буддийским священником, чему помешал возросший интерес к литературе. Сакагути увлекся творчеством Акутагавы Рюноскэ, М. Пруста, П. Мериме, Стендаля и Ф. М. Достоевского. Ранние произведения Сакагути отличались комической направленностью и относились критиками к фарсу. Также писатель оставил ряд заметок о японской культуре, в которых задается вопросом: что представляет собой национальная идентификация японцев? Он показывает современного японца далеким от традиций национальной культуры с ее утонченными церемониями и ритуалами, и изображает человека, отягощенного страстями и пороками. Сакагути настаивает на том, что японская культура не монумент, которому нужно поклоняться, не эзотерический феномен, придающий Японии загадочность в глазах европейцев. Она жива, поскольку ее создают люди в каждом новом поколении. Ее носителем является индивид — его внутренний мир и представляет подлинную культурную ценность[4]. Нигилистическое отношение Сакагути к концепции японского национального духа выразилось в рассказе «Жемчуг». Его персонажи являются участниками атаки на Перл-Харбор. Это спецотряд смертников небольшой субмарины, которые стремятся укрепить свое мужество перед лицом неотвратимой гибели. Автор саркастически противопоставляет героизму воинов свой беспутный образ жизни: в то время как герои готовились к сражению, он пьянствовал с друзьями.
Герой знаменитого рассказа Сакагути Анго «Идиотка» — молодой человек, который в годы войны завязывает отношения с психически больной женщиной. Вместе с ней он скрывается от бомбардировок и находит утешение в плотской любви. Воплощенные в этом рассказе идеи писатель изложил в статье «О нравственном падении», ставшей его послевоенным манифестом. «Человек легко падает, — пишет он. — Падают и герои, и святые. Удержать их от этого нельзя. Удерживая, не спасешь. Человек живет, человек падает. Падение — самый короткий и простой путь помочь другому… Только пройдя весь путь падения, ты сможешь открыть самого себя и тем самым помочь себе и другим»[5]. Сакагути бросает вызов шовинистической идеологии военных лет, призывавшей подавлять плотское начало в человеке и возвеличивать дух. Он выступает с резкой критикой существующих порядков, принципов политики, устоев государства, направленных на отрицание естественных желаний личности; прибегая к апологии сексуальной сферы, писатель направляет свои усилия на разрушение фальшивых деклараций и выступает против лозунгов военщины. Нравственное падение рассматривается как необходимое условие обновления жизни нации; взгляд Сакагути на жизнь после падения оптимистичен. Подобная позиция обусловила широкое распространение «литературы плоти», или «физиологической литературы» (никутай бунгаку).
Последующие рассказы Сакагути Анго — «Женское тело», «Иду заниматься любовью» и другие — можно назвать эротическими. Значительным произведением стал его рассказ «Под сенью цветущей сакуры», опубликованный в первом номере журнала «Плоть» в 1947 году. Он представляет собой гротескную пародию на традиционные японские легенды. В этом произведении писатель сумел показать глубину традиционных образов и символов, дав новое направление литературному искусству, в котором через мифологическое начало метафорически проступает правда о человеческом падении. Подобно модернисту и первому декаденту Танидзаки Дзюнъитиро, в рассказе «Под сенью цветущей сакуры» Сакагути Анго показывает темную, порочную сторону женской натуры и безвольность мужчины, в данном случае разбойника, готового подчиниться власти демонической женщины, еще более развращенной и порочной, чем он сам.
«Раскрепощение плоти» Сакагути демонстрирует в романе «Убийства с перерывами», в котором он заявляет о себе как мастер детективного жанра, переключаясь на криминальную историю, сдобренную сексом и садизмом. Последним сочинением писателя было «Завещание сумасшедшего», в котором он, предчувствуя кончину, провел анализ своего психического состояния, граничащего с безумием, в последние несколько лет жизни.
Известный японовед Дональд Кин отмечает, что творчество Сакагути Анго было заново открыто и переосмыслено в начале 1970-х годов, когда новое поколение Японии, расставшись с иллюзиями 1960-х, оценило критическое отношение писателя к действительности[6].
В данном издании собраны переводы на русский язык прозы представителей группы «Бурай-ха» — Дадзая Осаму, Сакагути Анго и Оды Сакуноскэ.
Сакагути Aнго
Шифр(Перевод Полины Гуленок)
Приехав по работе в Канда, Ядзима по обыкновению заглянул в букинистический магазин. Там ему на глаза и попалась книга Акиры Ооты «Исследования общественной структуры Древней Японии», которую он тут же взял полистать.
Когда-то у него был экземпляр этой книги, но во время войны, пока Ядзима служил на фронте, вся его личная библиотека сгорела дотла при бомбардировке. Поддавшись ностальгии от новой встречи с потерянным изданием, он не мог не взять его в руки, однако настроения покупать книгу не было: что с того, что он купит теперь одну-две книги то тут, то там… Однако и оставлять томик в магазине не хотелось.
Открыв книгу, Ядзима заметил на титульном листе печать: «Личная библиотека Камио». Он знал ее.
Несомненно, это была книга его старого друга, погибшего на войне, — дом Камио тоже сгорел во время бомбежек, а его вдова вернулась к родителям в Сэндай.
Предавшись воспоминаниям, Ядзима купил книгу. А когда, вернувшись на работу, вновь открыл ее, обнаружил заложенный между страниц знакомый фирменный бланк — «Издательство Гему». И Ядзима, и Камио до отправки на фронт работали там. На бланке были столбцы цифр:
Сначала Ядзима подумал, что друг просто записывал номера заинтересовавших его страниц, но потом понял, что числа повторяются, — значит что-то другое. Неужели шифр? Это увлекло Ядзиму, который ничем особенным не был занят в тот день, и он решил проверить: нашел четырнадцатую букву четырнадцатой строки тридцать четвертой страницы, затем так же расшифровал следующую строку шифра… На четвертой букве он заволновался — слова действительно складывались!
«Я буду на обычном месте. 5.07,15:00».
Вот что получилось в итоге. Несомненно, шифр.
У Камио был отличный почерк, но эти числа выведены не так аккуратно, и в целом похоже, что писала женщина. Однако даже если после эвакуации книга успела побывать в чужих руках, несомненно, записка имела отношение именно к Камио, так как была написана на бланке издательства «Тему».
Листок сложен в четыре раза. Похоже на послание от любовницы.
Камио был лучшим другом Ядзимы. У них были общие увлечения — оба интересовались историей, особенно исследованиями древней Японии. Так что они часто обменивались книгами, обсуждали новые исследования, а порой и проводили собственные, отправляясь ради этого в поездки. Будучи связаны столь тесными узами дружбы, они прекрасно знали даже мелкие подробности жизни друг друга, и хотя друзья у них в основном были общие, но, если так подумать, на личные темы, выходящие за пределы увлечений, они беседовали только между собой и ни с кем из коллег особенно не общались. Ко всему прочему, книга, в которой лежала записка, считалась достаточно редкой, и хотя у Ядзимы она была давно, Камио, кажется, купил свой экземпляр незадолго до того, как его друг ушел на фронт.
Однако Камио никогда не рассказывал Ядзиме о том, что у него была любовница. Даже если он скрывал это от других, уж другу-то он точно рассказал бы.
Ядзиму призвали на фронт второго марта девятнадцатого года эпохи Сёва