Арчу терпеть — где стойкости возьму я?
Сама никак, пылая, не пойму я,
Что мне Бульбуля нашептал напев.
Но я томлюсь, от горя ослабев".
Савсан вскипела, от царевны выйдя,
Воскликнула в сердцах, певца увидя:
"Как ты болтлив, хотя сладкоголос!
Откуда эту песню ты принес?
О ты, чья глупость для меня обуза,
Ты про какого нам поешь Навруза?
Чего ты хочешь, плача и скорбя?
Какое горе обожгло тебя?"
Бульбуль рассказывает кормилице о Наврузе
Бульбуль склонился перед ней с улыбкой
И молвил: .Песнь сложил я не ошибкой.
Решил я в мире погулять земном,
Проведать о хорошем и дурном.
Вот так пришел я к городу Навшаду[13],
И в нем для сердца я обрел отраду.
Царевич обитает в том краю, —
Тот самый, о котором я пою.
Как жемчуг, он сердца людей чарует,
Как сын Марьям[14], дыханьем жизнь дарует,
Он — юности расцвет и красота,
Подобно духу, плоть его чиста.
Его зовут Навруз[15], он сын Фарруха,
А речь о нем — как музыка для слуха".
Савсан передает слова Бульбуля царевне и упрекает ее
Савсан вернулась к девушке тотчас,
Бульбуля ей передала рассказ.
Увы, расстроился царевны разум:
Она была потрясена рассказом!
Упала наземь, зарыдала вновь,
Не слезы потекли из глаз, а кровь.
Тогда Савсан застыла в изумленье:
Недуг тяжел, но где же исцеленье?
Воскликнула с упреком: "0 луна!
Отец твой — шах, страна его сильна.
Но обо всем забыла ты, как видно.
Ужель тебе родителей не стыдно?
Ты о себе не думаешь сейчас?
А знаешь ли, что нас ты губишь, нас!"
Но только увеличили упреки
Любви неугасимой жар высокий.
Влюбленный счастлив пасть, любви служа.
Хоть режь его — не чувствует ножа.
Гуль гневается на кормилицу
В ответ на слово резкое и злое
Сказала Гуль: "Оставь меня в покое,
Хочу я плакать, горем заболев, —
Для горя пластырем не служит гнев!
Не пластырем ты стала мне, а болью,
Ты рану сердца посыпаешь солью.
Какую помощь ты мне подала?
Какие совершила ты дела?
Оставь меня, расстанусь я со светом.
Ступай к моим родителям с наветом.
Не буду унижаться пред тобой,
Приму я все, что суждено судьбой".
При виде гнева госпожи прекрасной,
Старуха речь свою сочла напрасной.
Вновь стала лебезить пред госпожой —
Царевна ей внимала, как чужой.
Подумала Савсан: "Кто я такая,
Чтоб жить, к прекрасной Гуль враждой пылая?
Где, кроме Гуль, опора у меня?
А жизнь умчится скоро от меня!
Чтоб сладко жить, оставлю я угрозы:
Ужель шипы нужны мне вместо розы?"
Савсан, желая утешить Гуль, приводит к ней Бульбуля
Решила так Савсан: "Приду к добру,
Ходатаем Бульбуля изберу".
Сказала: "Я царевне надерзила,
Я на нее кричала, ей грозила.
Ты к ней ступай, приязнь ко мне храня,
Бульбуль, замолви слово за меня".
Придя к царевне, преклонил колени —
За Гуль вознес Бульбуль слова молений.
Узрев певца, вновь стала Гуль светла,
Открыв лицо, беседу повела.
Бульбуль ходатайствует за Савсан
Красавицы снискав расиоложенье,
Бульбуль сказал: "Даруй Савсан прощенье.
Ты — роза, розой лилии горды,
Но лилиями славятся сады".
И розы лепестки, смеясь, простили
Тогда Савсан, старейшую из лилий.
Был рад их примиренью соловей,
Пришел к ним кравчий с чашею своей.
Бульбуль описывает Навруза Гуль
Слов о Наврузе жаждала царевна,
О юноше запел Бульбуль душевно,
О том, что, увиав ее по сне,
Он тайну "крыл в сердечной глубине.
О том, что он скорбит, стремится к встрече,
Бульбуль поведал в жаркой, мерной речи.
Так звучно песня страстная лилась,
Что слезы у нее текли из глаз,
И этой страсти огненные звуки
Царевны увеличивали муки.
Мир задрожал, ее услышав плач,
Как вихрь пустынь, был вздох ее горяч.
И вновь, и вновь она певцу внимала,
И вновь просила повторить сначала,
К себе звала Бульбуля день за днем,
Хотела слушать только об одном:
И спутник ей и друг — Навруза имя,
Милей, чем близких круг, — Навруза имя!
Ее любви язык — Навруз, Навруз!
Проснется — первый крик: "Навруз! Навруз!"
Увы, печаль проникла в сердце розы,
И, как росинки, заблестели слезы.
Что было Снаврузом, когда он отослал Бульбуля
Когда Бульбуля отослал Навруз,
Лег на душу ему тяжелый груз.
Он жаждал смерти, сна не знал в постели, —
Так было ли Наврузу до веселий?
Раздастся песни — он сидит угрюм,
К сказаньям ярким равнодушен ум,
Не ест, не пьет, молчит с тоской во взоре,
Его питье и пища — боль и горе.
Он хочет к розе отыскать тропы,
А в сердце у него одни шипы...
Отец узнал о скорби сына странной
И пребывал в заботе постоянной.
На юношу поглядывал Фаррух,
И втайне опасался он: а вдруг
В душевном он отправится недуге
На поиски неведомой подруги?
Так думал царь, и днем сменялся день.
Он понял, что попал стрелой в мишень.
Навруз уезжает, но Фаррух возвращает его
Павруз изнемогал от жгучей боли.
Он оседлал коня, лишенный воли,
Умчался, одинокий, на коне,
А небо лило слезы в вышине.
Умчался, не назначив час возврата,
Не опоясав стана, без халата.
За ним в погоню двинулся отряд.
Не отдыхая, всадники летят.
Царевич скачет пыльною тропою,
Он конский топот слышит за собою.
Стрелу достал и натянул он лук,
Но посмотрел — отца увидел вдруг.
Он соскочил с коня, теряя разум,
Стрелу, и лук, и шапку бросил наземь,
В беспамятстве кататься стал в ныли,
По телу струи крови потекли.
Царь спешился в отчаянье великом,
К следам от ног его припал он ликом,
Заплакали вдвоем, взметая прах,
И вся земля была тогда в слезах.
Так юношу отец вернул с дороги,
Чтоб тот опять пылал в своем чертоге.
Фаррух советуется с придворными
Созвал Фаррух знатнейших на совет —
Увидел, что у них лекарства нет:
Сжигает сына жар неугасимый,
А исцеленье — в близости с любимой:
Его душа Фархаром отнята,
Фархар — его стремленье и мечта.
Ничем иным его не успокоишь,
Его пыланье ватой не закроешь!
Решил Фаррух: чтоб потушить пожар,
Отправить надо юношу в Фархар.
Сановников отверг он возраженья,
Не пожалел для сына снаряженья.
Сокровищницы с ним отправил он,
Себе монетки не оставил он!
Послал он за Бахманом[16], беком знатным,
С лицом холодным, жестким, неприятным,
И рядом со счастливою звездой —
С Наврузом — в путь пустился бек седой.
Фаррух Навруза проводил немного,
Он плакал — стала глинистой дорога.
Отец вернулся, горестью объят,
А сын умчался, радостью богат.
Умчался он к неведомой подруге,
А по бокам его скакали слуги.