Услышал двух фархарцев разговор:
"Царевна Гуль прощается с Фархаром,
За ней послов хакан послал недаром,
Прислал дары китайский властелин,
Сказав: "Пусть дочь свою пришлет Мушкин!"
Узнав об этой новости злосчастной,
Навруз исторг из сердца вздох ужасный.
Он побежал к себе в шатер назад,
Упал на землю, разорвал халат,
Грудь уподобил он листве чинары[24], —
Такие наносил он ей удары.
Желаньем смерти он теперь дышал,
Он вынул из-за пояса кинжал,
Решил он сердце обнажить поспешно,
Что б стало сердце чисто и безгрешно.
Бульбуль призывает Навруза к Гуль
Вдруг за руку его в тот горький миг
Схватил Бульбуль и поднял шум и крик:
"Самоубийство — это злодеянье,
Храни в душе на бога упованье!
Пойми же, что изменчив небосвод,
Быть может, благо мир тебе несет.
Терпенье прояви, меня послушай,
Навруз, благослови удобный случай.
Шипы разлуки раздави стопой:
Желает роза говорить с тобой!"
Навруза оживила весть благая,
Пошел он, счастье в горе постигая.
Гуль и Навруз встречаются в комнате Савсан
Свободный кипарис вошел к Савсан —
Упал на землю, как слуга, султан!
Из-за завесы роза показалась,
Несчастного увидев, растерялась,
Она из-за него во власти мук,
Его из-за нее томит недуг.
Два друга обнялись при краткой встрече,
Теперь их думы сблизились и речи!
Ужель не замечают небеса,
Что сблизились их руки и глаза,
Что сели рядом в этот день весенний,
Что сблизились их плечи и колени?
То розу обоймет его рука,
То Гуль к нему наклонится слегка.
Сплелись у нежных любящих ладони,
Их встрече не мешает посторонний,
Им не грозят предательство, донос.
Не высыхают их глаза от слез,
И друг от друга глаз не оторвать им,
И нет конца речам, рукопожатьям!
Стоят поодаль мамка и певец,
Пылает кровь их любящих сердец.
Савсан беседует с Наврузом
Савсан сказала: "Царствуй на престоле,
А твой завистник пусть умрет от боли!
Пусть ярче роз цветут твои мечты,
Но, шах, скажи мне, что предпримешь ты?
Нам не понять судьбы хитросплетений.
Ты видишь, как поднялся вихрь осенний,
Цветник царевны он песком занес, —
Что ты ответишь мне на мой вопрос?"
Сказал Навруз: "Убей меня скорее, —
Твоих речей, Савсан, мне смерть милее!
Пойми, что раб на этом я лугу,
Пойми, что Гуль нашла во мне слугу.
Я отказался от всего, чем жил я,
И голову у ног ее сложил я.
Смерть на ее пути — отрада мне,
Другого жребия не надо мне.
Смотри же, самой малости прошу я:
Как подаянья, жалости прошу я!
Согласна или не согласна Гуль —
Я раб, и надо мною властна Гуль!
Я — след ее ноги. Пусть был я шахом —
Я на ее пороге стану прахом.
О люди, что вам надо от меня?
Где милость, где пощада для меня?"
Гуль, убедившись в искренности Навруза, изъясняет ему свои чувства
В се душе те речи зазву-чали,
И Гуль освободилась от печали.
В свои ладони лик его взяла,
Поцеловала, стала весела,
Сказала: "Шах! Я клятвы не нарушу,
Теперь и я тебе открою душу.
Коль только я в душе твоей живу,
То лишь тебя любимым я зову.
Заплачу я, коль ты меня оставишь,
Но вновь любить меня ты не заставишь.
Коль ты мужчина, отыщи пути,
Чтобы меня от горестей спасти.
Ты лань поймал? Убей ее, чтоб лани
Не задохнуться у тебя в капкане!
Пускай сожгут внезапно мир земной —
Что мне за горе, если ты со мной!
С тобою ад блажен, как сад господний,
Рай без тебя ужасней преисподней!
Клянусь творцом, что создал все вокруг,
Что создал радость встреч и боль разлук:
Все то, что ты предпримешь, будет к благу,
У ног твоих рабой послушной лягу".
Навруз был этой клятвой вдохнотен:
Она в него, а он в нее влюблен!
Расстался шах с красавицею милой,
Любовь оплотом стала их и силой.
Послы Хакана увозят Гуль
Как только ветер утренний взлетел,
Умчался черный ворон в свой предел.
Пришел Мушкин и, слово соблюдая,
Уехать разрешил послам Китая.
Коней привел конюший под седлом,
И увезли царевну с торжеством.
Затворница-царевна в паланкине
Отправилась, чтоб плакать на чужбине,
Немного проводил ее Мушкин,
И вот в тумане скрылся паланкин.
Навруз присоединяется к каравану царевны
Решил Навруз: он двинется к хакану!
Пристал он, как скиталец, к каравану,
И, от всего мирского отрешась,
Благословлял он каждый день и час.
Ее стоянки место целовал он,
Весь путь ее слезами омывал он,
Весь прах он собирал с ее следов,
Всегда и всюду ей служить готов.
Как течь, он следовал за ней, незримой,
Он черпал силу з призраке любимой.
Гуль убегает ночью с Наврузом
Стемнело на китайских рубежах.
Приблизился к царевне юный шах.
А ночь была безмесячна, беззвездна,
И только молния сверкала грозно.
Дул ветер, гром гремел, кружился снег,
И дождь на землю совершил набег.
О господах забыв, бежали слуги,
Не думал брат о брате, друг о друге...
Решила Гуль с возлюбленным споим:
"Сменив одежду, ночью убежим.
Сперва Фархар мы за собой оставим,
Затем к Навшаду мы коней направим".
Царевна соблюдала свой обет,
И поцелуем был ее ответ.
Что ей Мушкина слава и бесславье, —
Забыла честь, и стыд, и добронравье!
Что ей престол отца? Его цена
Не стоит и ячменного зерна!
Она пошла на горе и скитанья,
Подняв любовь превыше мирозданья.
Скитания Гуль и Навруза
Страданьем и решимостью сильна,
С Наврузом вместе двинулась она.
Свернули путники с большой дороги,
К уступам горным привели их ноги.
Ни звезд, чтоб им сияли на пути,
Ни месяца, чтоб верный путь найти!
Река бурлит — ее переплывают,
Пожар горит — водой не заливают.
Так добрались они до тех высот,
Где на хребтах лежит небесный свод.
Они взбирались по крутым откосам,
Карабкались по скалам и утесам,
То возле туч и облаков ползли,
То падали на дно седьмой земли.
Так трое суток по горам скитались,
Одной водою ключевой питались...
Не страшен голод, если ты влюблен,
Про отдых забываешь и про сон.
Ни Гуль и Навруза притомились
Рубин и жемчуг сблизились, блистая,
Источник сил друг в друге обретая.
Так исхудали, в те попав места,
Что больше не смеялись их уста.
Они устали, не достигнув цели.
Их кони притомились, ослабели.
Они к утесу взобрались на грудь,
Решив хотя бы час передохнуть.
Вздремнули оба на глухом отроге.
Их плечи — рядом, и сплелись их ноги.
Скалил их сон, и сон для них нашел
С посудой скатерть и с едой котел.
Как вдруг судьба, ища коварства злого,
Над ними шутку подшутила снова.
Навруз и Гуль попадают в плен
Жил негр. Он кровожаден был, как барс,