Водянкой, тем уже евфратских мало вод.
Отшельник стал есть изысканные яства, носить пышные одежды, вкушать лакомые блюда и благоухающие плоды. Он любовался красотой девушки и юноши, служивших ему. Не напрасно говорят мудрецы:
Тебе я отдал душу, веру, знанье,
Я птицей стал, а ты — моим силком.
Словом, блаженное подвижничество отшельника прекратилось, и, как говорят:
Любой законник, златоуст великий,
И даже старец, божество познавший,
Попавши в мир греховный, увязают
Подобно мошкаре, на мед напавшей.
Однажды царь пошел посетить отшельника. Он заметил, что прежний вид его изменился, он. стал румян, растолстел его стан. Аскет возлежал на шелковой подушке, а прекрасный юноша, с опахалом из павлиньих перьев в руках, стоял у его изголовья. Царь выразил радость по поводу хорошего самочувствия отшельника и завел с ним беседу. Под конец беседы царь сказал:
— Из всех людей в этом мире я уважаю два сословия— ученых и отшельников!
При беседе присутствовал вазир — большой философ, человек, видавший мир. Он молвил:
— О повелитель, дружба требует, чтобы ты делал добро этим обоим сословиям. Поэтому ученым давай деньги, чтобы они были еще ученей, отшельникам не давай ничего, если хочешь, чтобы они отшельническому пути следовали неуклонней.
Красавице ни серьги, ни румяна,
Ни хна, ни притиранья не нужны.
Дервишу, что о небе только мыслит,
Ни хлеб, ни подаянья не нужны.
Я имею кое-что — большего хочу всегда.
«Ты аскет ли?» — спросят. Нет. Но какая в том беда?
Вот рассказ, подобный предыдущему. Одному царю предстояло важное дело, и он дал обет:
— Если все свершится согласно моему желанию, я раздам отшельникам столько-то дирхемов!
Когда его желание исполнилось и его душевное волнение улеглось, пришлось исполнять данный им обет. Он отдал одному из близких слуг мешок дирхемов, чтобы тот роздал их отшельникам. Говорят, что тот слуга был человек смышленый и разумный. Он ходил весь день, а вечером вернулся, поцеловал мешок, поставил его перед царем и сказал ему:
— Сколько я ни искал, я не нашел ни одного отшельника!
— Что за россказни, — молвил царь. — Если положиться на память мою, четыреста отшельников живут в этом краю!
— О повелитель мира, — воскликнул слуга, — тот, кто настоящий отшельник, тот не берет денег, а тот, кто берет, не отшельник!
Царь рассмеялся и сказал своим приближенным:
— Как ни люблю я этих богомольцев и ни уважаю, и как ни злобствует, как ни презирает их этот дерзкий нахал, — все же сегодня он правду сказал!
Когда дирхемы брать готов дервиш,
Ищи другого — с этим прогоришь!
Коль господу покорен ты, на небо полон упованья —
И без вакуфа ты дервиш, отшельник ты без подаянья.
Ведь пальчики прекрасных дев и ушки розовые их
И без сережек, без колец всегда полны очарованья.
Спросили некоего праведного ученого:
— Что ты скажешь об отшельниках, пользующихся вакуфным хлебом?
Тот ответил:
— Если они пользуются им ради душевной сосредоточенности, то это дозволительно, но если они душевно сосредоточиваются ради хлеба, то это возмутительно.
Кто набожен, тот хлеб берет, чтоб в келье лучше помолиться,
Идет он в келью не затем, чтоб получить побольше хлеба.
Некий дервиш прибыл в один дом. Хозяин был человек великодушный и ученый. В его обществе находились несколько образованных и красноречивых друзей, и каждый из них, как принято среди утонченных людей, сыпал шутками и остроумными рассказами. Дервиш, проделавший долгий путь через пустыню, был утомлен и голодом изнурен. Один из присутствующих шутливо обратился к нему:
— Тебе тоже следовало бы что-нибудь сказать!
Дервиш ответил:
— У меня нет образования и красноречия, как у других, да я и не читал ничего. Потому удовольствуйтесь одним двустишием!
Все единогласно воскликнули:
— Говори!
Дервиш сказал:
Изголодался я совсем, а скатерть предо мной,
У женской бани так стоит мужчина холостой.
Друзья рассмеялись, одобрив его шутку, и разостлали скатерть. Хозяин пира воскликнул:
— О друг, подожди немного, слуги мои готовят куфту!
Дервиш поднял голову и молвил:
На скатерть мне, молю, куфту не надо класть,
Голодному, друзья, и черствый хлеб — куфта.
Некий послушник сказал своему старцу:
— Что мне делать? Нет мне покоя от людей — в течение дня они часто навещают меня; их приход и уход нарушают мои благие занятия!
— Если они бедные, — сказал старец, — то одолжи им что-нибудь, а что касается богатых, то попроси у них что-нибудь взаймы, чтобы они не подходили больше к тебе.
Когда бы нищий в бой повел отряды мусульманских войск,
Гяуры, клянченья боясь, бежали б до стены китайской.
Какой-то законовед сказал своему отцу:
— Пышные и сладкие речи проповедников не оказывают на меня никакого воздействия, ибо я не вижу соответствия между их делами и словами.
Они зовут людей отвергнуть мирское грешное добро,
А сами копят хлеб, одежду и собирают серебро.
Когда в словах ученых только одно пустое бормотанье,
Едва ль тогда на правоверных окажет проповедь влиянье.
Мы лишь того зовем ученым, кто добродетельно живет,
А не того, кто поучает, а делает наоборот.
Вы поучаете людей добру, но сами не помните о добре!
Ученый, мыслящий о том, как бы покушать да вздремнуть, —
Сам в заблужденье. Как же он укажет людям правый путь?
Отец сказал:
— О сынок, не следует под влиянием этой нелепой мысли отвертываться от поучений наставников и такие речи вести, будто все ученые отклоняются от правого пути. Нельзя в поисках праведного ученого лишаться выгод науки, подобно слепцу, который однажды ночью упал в грязь и кричал: «О мусульмане, осветите свечой мой путь!» Какая-то женщина, острая на язык, воскликнула, услышав его крик: «Ведь ты же не видишь свечи, что же ты увидишь при свече?» И вообще собрание для слушания проповедей подобно лавке торговцев. У торговцев, пока наличных денег перед ними не положишь, товара получить не сможешь, а у проповедников, если не проявишь сердечного стремления, не обретешь внутреннего блаженства.
Внимай ученого речам духовными ушами,
Хотя б не так он поступал, как учит, а иначе.
Не слушай болтунов: едва ль разбудит спящего, кто спит,
Поистине, то для него нелегкая задача...
Мужчина должен исполнять совет, когда разумен он,
Хотя бы он написан был лишь на доске висячей.
Некий набожный муж в медресе появился, покинув обитель.
Он с людьми тариката порвал, отказался от прежних друзей.
Я его вопросил: «Чем ученый отличен, скажи, от дервиша,
Если ты, от дервишей уйдя, предпочел им ученых мужей?»
Он сказал мне: «Отшельник от волн лишь свой коврик истертый спасает,
А ученый спасает от бурь утопающих в море людей».
Некий юноша спал пьяный на дороге, выпустив из рук узду воли. Проходил мимо него благочестивый муж и взглянул на это отвратительное зрелище. Пьяный поднял голову и сказал:
«Когда мимо ничтожного проходят, глаза милосердно отводят!»
Грешника видя, ты кротко пройди,, не взирай на пороки,
Мимо меня милосердно пройди, порицатель жестокий!
На грешников, о муж святой, великодушнее взгляни,
Не отвращай свое лицо от них с презрением холодным.
Пусть по своим поступкам я неблагороден — но зато
Ты, с милосердием взглянув, себя покажешь благородным.
Несколько беспутных гуляк ополчились на одного дервиша. Они стали обзывать его непристойными словами, его истязали и всячески терзали. Он пошел с жалобой к старцу, наставнику дервишей, и рассказал, что случилось. Старец сказал ему:
— О сынок, рубище дервишей — платье довольства малым, и если тот, кто в этой одежде, когда представится случай, не может перенести злополучий, тот лжедервиш, и ему не дозволено носить рубище.
Ты, бросив камень, ни за что не замутишь большого моря.
Мудрец обиделся? Тогда всего лишь мелкий он ручей.
Когда тебя обидят — уступи,
Зато потом твой будет грех прощен.
Конец наш, братец, прах, так будь как прах,
Покуда в прах не будешь превращен.