Других убежищ нет — и ежели прогонишь,
Все буду я приют искать в твоем углу.
Однажды я стал порицать его, говоря ему:
— Что же стало с твоим необыкновенным разумом, почему похотливая плоть смогла тебя, мой друг, побороть?
Он погрузился на некоторое время в раздумье и молвил:
Коль царь любви к тебе придет, рассеет он благую сень.
Что благочестье над тобой хранительно, мой друг, простерло;
Не может с чистою полой остаться бедный человек,
Который волею судьбы в густой грязи увяз по горло.
Некто, выпустив из рук свое сердце, махнул рукою на душу; цель его взоров была местом опасным и обителью гибели, а не лакомым куском, который при желании в рот попасть бы мог, и не птицей, которую легко схватит силок.
Когда на золото твое посмотрит
Красавец лишь с презрением в глазах,
То для тебя, поверь мне, равноценны
Окажутся и золото и прах.
Однажды его стали уговаривать:
— Остерегайся ты этой несбыточной мечты, ибо многие пылали такой же страстью, что и ты, и ноги их скованы такими же цепями!
Зарыдал он и сказал:
Друзья, оставьте ваши уговоры,
Любовью неизбывной я пленен;
Боец валится от могучей длани,
Влюбленный — дивной красотой сражен.
Сущность любви не позволяет ради безопасности души отказаться от любви к другу.
Когда ты о себе заботишься одном,
То ложным мы тебя влюбленным прозовем.
К любимой не придя, погибнешь ты — ну что же?
Тогда лишь на любовь любовь твоя похожа!
Я за руку его возьму, когда не запретит он строго,
Когда же запретит — пойду умру у милого порога.
Друзья его, следившие за его судьбой и сочувствовавшие его судьбине злой, уговаривали его, даже заковали его в цепи — но все было бесполезно.
Врач потчует меня сабуром, что жжет язык сильней огня,
А я ведь сахара алкаю — лишь сахар нужен для меня.
Однажды некий юноша прекрасный
Сказал в него влюбившемуся страстно:
«Ты все печешься о своей судьбе —
Тогда зачем же нужен я тебе?»
Говорят, что царевичу, который был предметом его любви, рассказали:
— Вот некий юноша ходит вокруг твоей обители; он благороден и красноречив, любезен и учтив, и от него люди слышат изящные шутки.. Сердце его, по-видимому, полно волнения, он одержим страстью.
Царевич понял, что тот юноша влюблен в него и что он, царевич, поднял пыль его бедствий. Погнал царевич к нему своего коня. Влюбленный, увидев, что тот приближается к нему, заплакал и сказал:
Ко мне опять подходит мой убийца,
Мне состраданья удалось добиться!
Сколько ни ласкал его царевич, сколько ни спрашивал его:
— Откуда ты, как тебя зовут и чем ты занимаешься? — тот не отвечал, ибо он был так погружен в море любви, что не мог перевести дух от волнения в крови.
Хотя бы наизусть читал Корана все ты семь частей,
Ты «а» от «б» не отличишь, коль смутно на душе твоей.
— Почему же ты не говоришь ничего, — воскликнул царевич, — ведь я тоже из круга дервишей, я даже их покорный слуга!
Тогда тот человек, ободренный состраданием возлюбленного, поднял голову из водоворота волн любви и промолвил:
Не странно ли — я пред тобой, а все душа во мне жива,
Ты говоришь, и я могу сказать какие-то слова!
Сказав это, он испустил безумный вопль и отдал душу Господу.
Коль умрет человек у порога жилища любимой — не странно,
Странно, если он все ж не умрет, если жизнь он свою сохранит.
Один ученик был необыкновенно красив и пленительно красноречив. Его учитель, по слабости, свойственной человеческому роду, был влюблен в его красивую внешность. Побоев и насилий, которые он творил над другими детьми, он по отношению к этому ученику не допускал. Когда он заставал его одного, он говорил ему:
Я увлечен тобою, периликий,
И о себе подумать мне претит;
Тебя я созерцать не перестану,
Увидев, что стрела мне в глаз летит!
Однажды мальчик сказал:
— Уделяй моему внутреннему совершенству такое же внимание, какое ты уделяешь моему учению. Если ты заметишь в моем поведении какой-нибудь недостаток, который мне самому может показаться не особенно дурным, то укажи мне на него, чтобы я старался его исправить!
— Сын мой, — молвил учитель, — ты попроси об этом другого, так как мои глаза взирают на тебя с любовью, беру небеса в свидетели, я не вижу в тебе ничего, кроме добродетели!
Без жалости глаза злодею можно вырвать —
Во всякой доблести находит он порок;
Когда б была одна на сто пороков доблесть,
То друг одну б ее заметить только мог.
Помню я, как однажды ночью вдруг зашел ко мне дорогой друг. Я так порывисто вскочил с места, что невольно погасил рукавом свечу.
Мне тот приснился человек, что ночь сияньем озаряет,
Я сам дивлюсь своей судьбе — откуда это счастье мне?
Присел он и начал журить меня:
— Я узнать хочу, почему, увидев меня, ты тотчас же погасил свечу?
— Два смысла в этом, — ответил я, — во-первых, мне показалось, что взошло солнце, и, во-вторых, мне вспомнились мои собственные стихи:
Когда закроет знатный огонь твоей свечи,
Ты встань и при народе предай его мечу;
Когда же, улыбаясь, любимая войдет,
Ты, взявши руку милой, скорей гаси свечу.
Некто сказал своему другу, с которым долго не видался:
— Где же ты был, мне так хотелось тебя видеть!
— Лучше скучать по своему другу, чем томиться в его обществе! — ответил он.
Поздно, о пьянящая красавица,
В наши двери твой раздался стук,
И поэтому не скоро выпустим
Мы твою полу из наших рук.
Если редко видишься с возлюбленной,
То от горя никуда не деться,
Но когда придет она, хоть в этот миг
Нам бы дали вдоволь наглядеться.
Если возлюбленная приходит к тебе с подругами, то, значит, она собирается мучить тебя неблагородно, ибо ваша встреча от ревности и зависти не будет свободна.
Когда с подругами меня приходишь навещать,
Хотя приходишь с миром ты, но ссору нам приносишь.
За миг, с чужими милой проведенный,
От ревности я вовсе изнемог...
Смеется: «Саади, я общий светоч,
Не плачу я, коль гибнет мотылек!»
Помню я, в минувшие дни мы с моим другом жили в согласье, словно два ореха в одной скорлупе. Как-то нам пришлось разлучиться. Через некоторое время друг мой возвратился и стал укорять меня:
— За это время ты не послал мне ни одного гонца!
Я ответил:
— Мне было бы завидно, если бы взгляд гонца светом твоей красоты был озарен, когда я был ее лишен! — ответил я.
О старый друг, пусть твой язык меня не укоряет зло:
Тебе я верность сохранил, какой бы ни был мой удел...
Ревную я, коль кто-нибудь взирает жадно на тебя,
Одна отрада — чтоб никто на лик твой вдоволь не глядел.
Видел я одного ученого, одной особой плененного; тайна его вышла из-под покрова. Он терпел от друга много обид, но все стойко переносил. Однажды я, кротко его упрекая, сказал ему:
— Я знаю, что в твоей привязанности к этой особе ничего предосудительного нет и любовь твоя не наносит никому вреда. Но, несмотря на все эти соображения, недостойно высокого звания ученых подвергать себя ложным подозрениям и терпеть обиды от неучей!
— О друг, — ответил он, — не держись рукой своих укоров за полу моей злой судьбы. Я часто размышлял о тех благих советах, которые ты даешь, и мне кажется, легче терпеть от нее обиды, чем выносить разлуку с ней. Да и мудрецы говорят: «Умерщвлять свое сердце легче, нежели оторвать взоры от лица возлюбленной!»
Кто без нее не может вовсе жить —
Не станет, ею мучимый, тужить.
Я сетовал однажды на мученья,
Но через день я стал просить прощенья.
Ведь нам на друга сетовать нельзя,
Теперь мой путь — смирения стезя.
Прогонит или позовет любезно —
Покорен я. А спорить — бесполезно.
В расцвете моей молодости, как это вообще свойственно этим летам и как ты знаешь сам, я тайно водился с одним красавцем. У него был прекрасный голос, а лицо — словно полная луна.