Птолемей, перечисляя племена, обитавшие в Северном Причерноморье, сообщает: «…У поворота реки Танаиса – офлоны и танаиты, за ними – осилы до роксолан… Между бастернами и роксоланами живут хуны (χουνοι)…»81 Но Птолемей в своем труде называет множество племен и народов, причем некоторые из них более ни у кого из древних авторов не упоминаются, и сопоставить их с известными сегодня этнонимами удается далеко не всегда. Что за «хунов» (через одно «н») имел в виду Птолемей, теперь уже никто не скажет. Жили они, судя по его сообщению, в районе Левобережья Днепра82 – трудно представить, чтобы потомки воинственного кочевого народа прошли не только через Азию, но и через пол-Европы и оказались в этих хорошо известных грекам и римлянам местах, никак не проявив себя по дороге. Кроме того, написание этнонима «хуны» у Птолемея отличается от написания, которое обычно использовали более поздние античные авторы – большинство из них, за редкими исключениями, писали это слово через два «н». Все это наводит на мысль, что «хуны» Птолемея к гуннам, разорившим пол-Европы, отношения не имеют83.
Впрочем, некоторые исследователи считают, что Птолемей действительно писал о том народе, который позднее стал известен под именем «гунны», но в его сведения вкралась географическая ошибка, и на самом деле его «хуны» обитали значительно восточнее, в Средней Азии. Кроме того, текст самого знаменитого географа тоже допускает различные толкования, и разные ученые помещают «хунов» Птолемея и в западном Предкавказье (между Манычем и Верхней Кубанью), и на берегах Дона, и к востоку от Днепра, и в низовьях Днестра84.
Если по поводу текста Птолемея еще возможны какие‐то сомнения, то современный анализ текста Дионисия места для сомнений не оставляет – исследователи пришли к выводу, что гунны в нем не упоминаются. Правда, если раскрыть его «Описание ойкумены» в переводе девятнадцатого века, по поводу Каспийского моря там говорится: «Я расскажу теперь все о том, какие племена живут вокруг него, начавши с северо-западной стороны. Первые – скифы, которые населяют побережье возле Кронийского моря85, по устью Каспийского моря; потом унны, а за ними каспийцы»86.
Но «унны» эти, которых исследователи долгое время считали гуннами, возникли лишь у поздних переписчиков Дионисия87. Византийский комментатор Евстафий в XII веке поправлял Дионисия, заявляя: «Унны, или тунны с буквой θ, – каспийский народ из племени скифов. Нужно следовать тем, которые пишут “унны” без θ…»88 Однако Евстафий, по‐видимому, все же ошибся, и в оригинальном тексте Дионисия стояло θὖννοι; вероятно, автор имел в виду «фракийских финов» – родственных малоазийским вифинам и не имевших к гуннам абсолютно никакого отношения. В современном русском переводе Дионисия, опубликованном в 2006 году, загадочных «уннов» уже нет – их место заняли «фины»89. Существуют и другие версии того, как именно текст Дионисия был искажен переписчиками, но все они сводятся к тому, что ни о каких гуннах речь там не шла90.
В III веке гунны, казалось бы, вновь всплывают, на этот раз в армянских хрониках. Историк Агатангехос (или Агафангелос) упоминает их как союзников армянского царя Хосрова I Великого (217 – 238 годы), который мобилизовал гуннов в числе других племен для похода на Иран. Этот же автор сообщает, что царь Трдат III (287 – 332) «изгнал воинственных гуннов…». Но Агатангехос жил и работал в V веке, когда гунны давно уже хозяйничали в Европе. В его эпоху слова «гунн» и «кочевник» были почти синонимами, поэтому историк вполне мог называть этим именем всех кочевников северной степи. Это же касается и других армянских хронистов, «помещающих» гуннов в III и первую половину IV века, – сами они жили позднее, и в их устах слово «гунны» – явный анахронизм91.
Отметим заодно, что позднее гуннами часто называли все племена, когда‐либо входившие в гуннскую империю, даже после того, как эта империя давно распалась. Кроме того, этим же словом называли и многие другие народы, имевшие с гуннами хоть какое‐то сходство. Древние авторы вообще и раннесредневековые в частности обычно не слишком задавались вопросом о корректности употребления этнонимов. Поэтому гуннами у них «побывали» и кочевники-болгары, и авары, и тюрко-хазары, и венгры, и узы, и куманы, и даже турки – сельджуки и османы92. Как отмечает советский востоковед Б. Г. Гафуров, для западных авторов эпохи раннего Средневековья «все среднеазиатские кочевники были “гуннами”»93.
С середины IV века в армянских, сирийских и византийских источниках появляются некие хиониты (хионы, хоны), они же эфталиты, которых Прокопий Кесарийский позднее называл «белые гунны». Но нет особых оснований думать, что они имели к «европейским» гуннам хоть какое‐то отношение. Впрочем, поскольку уж они носили одинаковое с ними имя и поскольку их одно время считали потомками бежавших на запад сюнну и предками европейских гуннов, стоит уделить им некоторое внимание в нашей книге.
Первым94 о народе хионитов, обитавшем по соседству с Персией, рассказал римский историк IV века Аммиан Марцеллин. Он сообщил, что в 358 году персидский царь Шапур II (у Аммиана Сапор) собрался «заключить союзный договор с хионитами и геланами, племенами, отличавшимися особой воинственностью»95, чтобы вместе напасть на восточные провинции Римской империи. Сам историк в это время находился в действующей римской армии. Ему довелось с наблюдательного пункта следить за выступлением объединенных сил противника. Он пишет: «…Мы увидели все окружающее пространство до того, что по‐гречески называется “горизонт”, заполненным несчетной массой войск, а во главе – царя (Шапура. – Авт.), блиставшего пурпуром своего одеяния. Рядом с ним с левой стороны ехал Грумбат, новый царь хионитов, человек средних лет, уже покрытый морщинами, правитель выдающегося ума и прославленный множеством побед»96.
В 359 году Марцеллин участвовал в обороне Амиды (ныне город Диярбакы`р на юго-востоке Турции) от объединенных войск персов и их союзников. Он подробно описал ход боевых действий и, в частности, гибель хионитского царевича от рук осажденных:
«И вот, как только рассвело, царь хионитов Грумбат, взявший на себя проведение переговоров, смело приблизился к стенам, окруженный отборным отрядом телохранителей. Когда опытный наводчик одного орудия заметил, что он находится в поле его обстрела, то натянул свою баллисту и пробил выстрелом панцирь и грудь юному сыну Грумбата, находившемуся рядом с отцом. Высоким ростом и красотой этот юноша превосходил своих сверстников. Как только он упал, все его соплеменники обратились в бегство, но вскоре вернулись, опасаясь, чтобы наши не захватили тело павшего, и нестройными криками призвали к оружию множество людей»97. Описание хионитов, данное Марцеллином, часто приводится в качестве аргумента в споре о том, могли ли они иметь какое‐то отношение к гуннам98. Римские историки обыкновенно отзывались о гуннах как о диких и уродливых варварах, что же касается хионитов, то и их «выдающегося ума» царь, и его высокий и красивый сын совершенно не соответствуют расхожим представлениям о разорявших Европу кочевниках. Однако, с точки зрения авторов настоящей книги, это мало о чем говорит. Напуганные гуннским вторжением, летописцы могли быть несправедливы к своим завоевателям. Кроме того, по наличию в хионитской армии одного-единственного юноши, который выделялся «высоким ростом и красотой», вряд ли можно делать выводы об антропологическом типе целого народа.
Впрочем, мы тоже далеки от мысли отождествлять хионитов и гуннов. Тем более что описанный Марцеллином погребальный обряд хионитов – и это гораздо более весомый аргумент – не похож ни на сюннуский, ни на гуннский. Марцеллин так рассказывает о похоронах погибшего царевича:
«В военном облачении был он вынесен и помещен на обширном высоком помосте; вокруг было расставлено десять лож с изображениями умерших людей, которые были так хорошо изготовлены, что совершенно походили на покойных. В течение десяти дней все люди пировали, разделившись на группы по палаткам и отрядам, и пели особые погребальные песни, оплакивая царственного юношу. А женщины скорбными стенаниями по своему обычаю оплакивали надежду народа, погибшую во цвете юности <…>. Когда труп был предан огню и кости собраны в серебряную урну, чтобы, согласно воле отца погибшего юноши, отвезти их для предания родной земле, принято было на военном совете решение совершить умилостивительную жертву манам99 убитого разрушением и сожжением города, так как Грумбат не допускал самой возможности идти дальше, не отомстив за смерть единственного сына»100.
Отметим, что сам Марцеллин, прекрасно знакомый с хионитами и бывший современником нашествия гуннов на Европу, не стал отождествлять эти два народа – он не проводит между ними вообще никаких параллелей.
Позднее хиониты вновь появляются в исторических трудах и хрониках, теперь уже под именем «эфталиты». На развалинах Кушанского царства, расположенного в Средней Азии и на севере современных Индии, Пакистана и Афганистана, этот народ в середине V века создал огромное государство.