Он чувствует, как частичка этой сделки ходит взад-вперед по его плечам. Хамадрия тихонько стрекочет, становясь видимой, и стоящий на коленях человек поднимает глаза на звук, а затем быстро бледнеет и опускает взгляд. Гурон находит этот контраст забавным. Возвышающийся, покрытый ужасными шрамами трансчеловеческий воин в кроваво-красных доспехах, владеющий оружием страшной силы, вызывает страх и повиновение, а его демонический фамильяр, существо размером не больше домашней кошки, вызывает страх при одном только взгляде на него.
— Боевые автоматоны? — спрашивает Гурон, перебирая слова в уме.
Легио Кибернетика — действительно грозные противники; по крайней мере, когда у них есть инфокузнец, чтобы обновлять командные протоколы и адаптировать их к меняющейся ситуации. Если броситься на их пушки, это не принесет ничего, кроме черепов для Кровавого Бога, а Гурон предпочитает, чтобы эти жертвы приносились в сценариях, где они принесут ему материальную выгоду. Для этого удара он взял с собой небольшое число космических десантников-еретиков, связанных клятвой убийц с многовековым опытом кровопролития, и они действительно могут подойти к поверхности астероида и проникнуть в последнюю часть комплекса извне. Однако он не уверен, что готов рисковать ими во время такого штурма. Такова доля командования, ведь у Гурона нет вышестоящего начальства. Даже будучи магистром Ордена Империума и якобы суверенным командиром Астральных Когтей, он должен был отвечать на «просьбы» о помощи. Как хозяин Мальстрима, он не имеет никаких приказов, кроме своих собственных. Нет особо оправдания на случай, если его стратегия потерпит неудачу.
Возможно, можно попробовать иной подход.
— Где начинается зона уничтожения? — спрашивает он.
За парой взрывных дверей лежит груда обгоревших и растерзанных тел, и на них не красные одежды защитников, а пестрая одежда смертных воинов рейдеров Гурона. Сигилы Механикус на дверях ничего не значат для него, и он не стал звать жрецов-еретиков, сопровождавших его в этом рейде, чтобы те перевели ему. Вместо этого он просто нажимает на кнопку и отходит в сторону.
Ревущий шквал огня — немедленный ответ на его действия: раскаленная ярость тяжелых фосфорных бластеров вгрызается в уже наполовину расплавленную переборку напротив. Гурон нажимает кнопку на панели, чтобы дверь оставалась открытой, и ждет. Через три секунды стрельба прекращается, а стена остается светящейся.
— Впечатляюще, — хрипит Гурон, повышая голос, чтобы он прозвучал над слабым розовым светом остывающего металла. — С кем имею честь?
Ответа не слышно. Гурон напряженно вслушивается. Боевые роботы Кастеланы, если он не ошибается: могучие автоматоны, пожалуй, вдвое выше его ростом, свирепые и хорошо вооруженные. Если он услышит, что они идут за ним, ему придется быть готовым отреагировать в мгновение ока. Вероятно, есть причина, по которой они удерживают эту позицию, а не выходят, чтобы попытаться отразить вторжение его сил в комплекс в целом. Возможно, они пока останутся на месте.
Ответа по-прежнему нет.
— Нечего сказать? — спрашивает Гурон в тихий проход. Нет, не совсем тихий: если напрячь слух, то можно различить очень слабое жужжание механизмов и схем боевых автоматов, хотя оно едва слышно за шумом его собственной брони. — Ты только что пытался убить меня — неужели ты не хочешь узнать, кто я такой?
Он закрывает глаза и обращается к своим чувствам. На его плече Хамадрия бормочет тихие слоги, близкие к словам, но так и не дошедшие до конца. Они освобождают его разум, позволяя части его сознания отправиться на поиски ответов.
Грубые очертания, настоящие и цельные, совершенно свободные от искры жизни, и все же одушевленные. Кастеланы: пятеро, расположившиеся по всему коридору. Гурон чувствует воинственную энергию их машинных духов, прекрасно соответствующих поставленной перед ними задаче. А позади них…
— Вот ты где, — шепчет про себя Кровавый Грабитель, и его мертвые губы кривятся в улыбке.
За ними — настоящая жизнь. Лишь одна душа, в которой страх присутствует так же густо и явно, как захваченные знамена на стенах зала военачальника. Страх — да, но и твердость намерений. Если это просто рабочий, укрывшийся за этими стражами, то нет пути, который не потребует высокой цены за кровь; возможно, более высокой, чем Гурон готов заплатить за столь неопределенную награду. Однако если это инфокузнец Легио Кибернетика — тот, кто контролирует кастеланов, — то возможен и другой подход, а Гурон всегда стремился не упускать возможности. Командир, который слишком крепко привязывает себя к какому-то курсу, оказывается ведомым, а не наоборот.
— Грозная у тебя сила, — говорит он. Слишком грозная, чтобы оставить ее на службе Империуму. Уже сейчас мои воины разрывают этот комплекс на части, чтобы добыть материалы, за которыми мы прибыли. Когда мы закончим, я прикажу своему кораблю сравнять его с землей. У нас есть оружие и достаточная точность, чтобы добиться этого, уж поверь мне.
По-прежнему никакого ответа. Ни слов, ни нападения. Однако Гурон чувствует нарастающий страх. Кто бы это ни был, он еще не настолько продвинулся по пути Культа машин, чтобы избавиться от всех своих эмоций.
Я — Гурон Черное Сердце, повелитель Красных Корсаров, — говорит Гурон. — Кто же тот, кто стоит у меня на пути?
И все равно ничего. Пока…
— Инфокузнец Кибернетики Гриза Даллакс, — раздается в ответ, в словах звучит одновременно страх и гордость. — Я управляю этими машинами, так что постарайтесь получше.
— Получше? — Гурон сдавленно цокает языком. — Если я постараюсь получше, ты превратишься в атомы, а твое бытие сгорит на глазах. Ты когда-нибудь умирал, магос Даллакс? Умирал, или был близок к этому, это не имеет значения. Позволь мне сказать, что твои последние мгновения растягиваются в субъективную вечность. Я вернулся с другой стороны. Сомневаюсь, что тебе так же повезет.
Молчание.
— А что с твоими подопечными? — продолжает Гурон. — Ценные слуги Омниссии, все как один. Смогут ли они выдержать бортовой залп? Сомневаюсь. Я человек практичный и не терплю расточительства. Возможно, я смогу предложить альтернативу.
Магос Даллакс не отвечает, но Гурон чувствует вкус отчаяния в воздухе. Ему хорошо знакома эта эмоция. Даллакс может сражаться вместе со своими кастеланами и умереть во время атаки, но молча стоять и ждать уничтожения? Это совсем другое дело. И все же сражаться насмерть в последнем бою — совсем другое дело, чем броситься на превосходящего по силе противника. Первое — это борьба за продление своего существования как можно дольше, второе — активное стремление закончить его раньше, чем это необходимо.
Космический десантник Империума, оказавшись перед выбором, может решить умереть на своих условиях. Магос Даллакс — не космодесантник, даже не скитарий, у которых, несмотря на их биологические части, свободы воли не больше, чем у кастеланов. Даллакс достаточно дорожит своей жизнью, чтобы клюнуть на приманку, которую оставил Гурон.
— Какую альтернативу ты можешь предложить, предатель?
В голосе звучит все презрение, какое только можно извлечь из голосового синтезатора, но даже оно не может скрыть отчаянную надежду, таящуюся внутри. Магос Даллакс может и не согласиться на альтернативу, но она ее выслушает.
— Простую, — отвечает Гурон, как можно ровнее, несмотря на свои вокальные недостатки. Когда-то он был великим оратором — достаточно великим, чтобы убедить Плакальщиков и Воинов Богомола выступить на стороне Ордена, когда тот попытался отделиться от Империума. Возможно, его голос и утратил часть своего очарования, но разум, направляющий его, всё столь же остр. — Я предлагаю вам и вашим подопечным покинуть станцию и присоединиться ко мне.
— Присоединиться к вам? — Раздается резкий лай бинарного смеха. — И стать предательницей?
— Это тебе решать, — отвечает Гурон. — Можешь, конечно, умереть сегодня — закончить свое существование на этом жалком камне и не выполнить свой долг по уходу за подчиненными тебе машинами. Или же ты можешь сохранить свою жизнь и обеспечить их дальнейшее функционирование. Если примешь решение, можешь умереть завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. Уверяю тебя, в галактике никогда не бывает недостатка в способах умереть, и моя варбанда, в частности, полна ими. Если ты считаешь, что выбрала неудачный путь, все, что тебе нужно сделать, — это направить своих кастеланов, чтобы они убили меня или одного из моих лейтенантов. Тогда ты сможешь умереть смертью героя, нанеся удар врагам Империума. Возможно, вам это даже удастся. Могу вас заверить, что если вы останетесь на месте, то не убьете больше ни одного из моих солдат. Я просто оставлю вас там и обрушу на вас смерть в нужное мне время.
До слуха Гурона донеслись шаги керамита по металлу. Он не взял с собой большого количества космических десантников, поскольку на этой станции они не требовались, но комм-бусина в его ухе сообщает, что все они уже на пути к его позиции. Это последний пункт сопротивления в комплексе, и они жаждут новых боев.
Возможно, они его не получат. Посмотрим.
— Вы хотите забрать у меня мои машины! — обвиняет Даллакс.
— С какой стати? — спрашивает Гурон. — Если ты присоединишься ко мне, то будешь управлять ими так, как я прикажу. Если ты откажешься, я убью тебя потом.
— Ты сотрудничаешь с еретиками и мерзостями! — утверждает Даллакс. — Они будут пытаться развратить моих подопечных!
— Тогда убей их, — говорит Гурон.
— Убить их?
— Конечно. — Гурон усмехается. — Я ценю личную преданность. Меня не волнуют мелкие распри. Если какой-нибудь Кузнец варпа или адепт Темного Механикума попытается отнять то, что принадлежит тебе, убей его. Если они так сильно преувеличили свои возможности и просчитались, мне в любом случае от них мало проку.
Гурон подождал, пока Даллакс обдумает это. Адептус Механикус, как и большая часть Империума, — место строгой иерархии. Даллакс привыкла подчиняться приказам начальства, отправляться туда, куда ее посылают, выполнять порученные ей задания и просить ресурсы у тех, кто может не понимать ее насущных потребностей. Гурон знает, что, несмотря на то что Культ Машин презирает такие слабые человеческие понятия, как эмоции, его адепты могут сильно привязаться к машинам, за которые они отвечают.