Джен Эйр любила подниматься на крышу и смотреть за горизонт, думая об иной жизни, а я искала иную жизнь в непроницаемой черноте леса, стоя вечером перед окном детской комнаты.
Илона была красивой девушкой, моей ровесницей, но это я узнала позже. Тогда мне казалось, что она старше. У нее было милое лицо, длинные волнистые волосы. Она смотрела на всех свысока. Если она с кем-то из нас заговаривала, то тон ее не допускал диалога, надо было только выслушать ее и сделать то, что она просит, вернее приказывает (повода просто поговорить у нее с нами не было). Она носила исключительно обтягивающие и сильно декольтированные вещи, платья и юбки мини. Весь ее гардероб состоял из черных вещей. За глаза Катя иногда, называла Илону Чертякой.
Илона поздно вставала, поэтому по выходным мы отправлялись к озеру сразу после завтрака, чтобы не шуметь во дворе. Меня никто не просил о тишине, просто проснувшись в первый выходной день в этом доме, я поняла, что дом спит. Кроме Кати никто не поднялся, и я решила за благо уйти подальше и вволю бегать и скакать, кричать и шуметь, не думая кого-нибудь разбудить.
Илона не общалась ни с детьми, ни со мной. Интуиция мне подсказала, что детям и ей лучше не пересекаться, поэтому, если я ее и видела, то случайно в окно. Даже, когда Сергей Александрович был дома, дети – мои подопечные, проводили время со мной и Екатериной Филипповной на кухне, в детской, но ни с отцом. Он мог зайти после приезда в игровую комнату, где были дети или перед отъездом в воскресенье. По пятницам он спрашивал нравится ли им тетя Таня, а в воскресенье говорил что-нибудь банальное вроде, хорошо учитесь, слушайтесь взрослых и тому подобное. Мне очень хотелось как-то развить это общение. Но для этого надо было самой заговорить с Сергеем Александровичем, а я робела перед ним, как и его дети, которые за всю неделю ни разу не спрашивали скоро ли приедет отец. Катя и я были их самыми близкими людьми. Даже с Василием, которого они тоже видели не часто, они чувствовали себя свободнее, чем с отцом.
Первый месяц пролетел очень быстро, в очередную пятницу я стала думать о том, как мне попасть к тете. В этот день мы не ждали ни Дмитрия, ни Сергея с Илоной. Эти выходные они проводили где-то в другом месте. Анатолий не звонил, и я не знала, находится он сейчас в Новых Колокольчиках или нет. Мы договорились, что он будет отвозить меня к тете, поскольку сам на выходные тоже ездит к матери. В пятницу я сидела в игровой комнате, дети в это время были с Максимом Максимовичем и смотрела на сотовый, не решаясь позвонить Анатолию первой. Я видела его только дважды, и каждый раз он был чем-либо раздражен. В Новых Колокольчиках мы ни разу не встречались.
Вдруг в дверях появилась Екатерина Филипповна.
– Димка звонит, – сказала она, протягивая мне телефон.
Дмитрий звонил с просьбой, чтобы я присматривала за детьми и в эти выходные. Екатерина Филипповна попросилась уехать до понедельника к родственникам. В начале я растерялась. В голове крутилось: как же так, мы договаривались… меня ждут, я должна, без меня, тетя, она привыкла, я обещала. Но ни с одной из этих фраз, проносящихся в моей голове кометами, я не смогла составить ничего связного и согласилась. Только сказала: «да, конечно», и наблюдала, как Екатерина Филипповна, которая все это время стояла рядом, расплылась в улыбке, забрала телефон и ушла, больше мне ничего не сказав.
Вопрос с выходными разрешился, щеки пылали. Я поняла, что даже рада тому, что ехать не нужно и мне было стыдно и немного не по себе. Осталось только собраться с мыслями и позвонить тете Рите, в начале я никак не могла найти ее телефон в справочнике, затем кнопку вызова заело. Мои руки немного тряслись и голос как будто пропал. Тетя Рита ответила сразу, я сказала, что приехать не смогу. Она загадочно протянула:
– Дааа? – и, казалось, даже обрадовалась.
Анатолию я отправила смс.
В этот день Максим Максимович ушел сразу после обеда. Засобиралась и Екатерина Филипповна. Она хотела успеть на пятичасовую электричку. Катя отдала мне ключи и деньги, чтобы я заплатила за продукты, которые должны были доставить в субботу. Показала, как включать сигнализацию, оказалось, что кроме детей и меня в доме никого не будет все эти дни.
– Поэтому и живность на тебе, – усмехнулась Катя, имея в виду, собак и кота. – Максим Максимыча дождись, он погуляет, а ты покормишь.
Гриша и Мила ходили за мной как хвостики. У Милы из кармана сарафана торчала новая тряпичная кукла, которую мы сшили вместе. Сумку-панду она с собой больше не носила, только иногда доставала ее для игры. Гриша держал в каждой руке по машинке и то пускал ее по кухонному столу, когда не видела Катя, то по табурету, то совал одну из них Миле и убегал в другой конец комнаты, чтобы поймать. Миле не хватало сил пустить машинку ровно и далеко, и Гриша бросался за ней, выскакивая порой прямо перед Катей. Екатерина Филипповна давала мне указания на ходу, показывала, где какие сковородки, где телефоны, которые могут мне пригодиться в случае непредвиденных обстоятельств, а сама носилась от чулана к коридору, от сумки к холодильнику – собирала продукты, то есть попросту их воровала, совершенно не стесняясь нашего присутствия.
Видимо что-то такое мелькнуло у меня во взгляде, потому что она бросила.
– Завтра продуктов на неделю привезут. Я всегда с большим запасом заказываю.
В половину пятого Катя была готова. Я вышла проводить ее вместе с детьми. Закрыв за ней ворота, мы отправилась осмотреть наши владения. Наши на два дня. В начале мы зашли в гараж, здание было двухэтажное, на втором этаже можно было жить, здесь была и раковина, и санузел. Комната была запущена. Окна на три стороны. Под широким столом, на котором стоял электрический чайник в пыли и несколько грязных чашек, стоял пакет с кошачьим кормом.
– Здесь плохо пахнет, – сказал Гриша.
Я нашла тряпку, смахнула пыль с двух стульев, усадила на них детей, открыла окно. Савелий прибежал неизвестно откуда. Он поднялся по лестнице и сел в стороне, делая вид, что все что происходит никак его не касается. Миску пришлось долго отмывать, скорее всего этого никто не делал уже очень давно. Я насыпала корм, налила воды. Савелий оценил мои усилия, пройдя дважды мимо моих ног, я расценила это как благодарность.
Из гаража мы подошли к вольеру, где жили собаки. Мы посмотрели на них, собаки посмотрели на нас, подбежав к забору. Затем мы вернулись в дом. Было уже темно и как всегда тоскливо. Уже некоторое время, сразу после ухода Кати, я ходила с мыслью, что это отлично, что мы будем одни – наконец-то свобода. Но оставшись только с детьми я почувствовала, как этот большой темный дом и тишина кругом будто бы пытаются нас раздавить. Было жаль, что нельзя взять собак в дом, с ними бы было гораздо спокойнее.
Я попросила Гришу и Милу показать мне дом, где чья комната, где кто чем любит заниматься.
– Нам не разрешают ходить по комнатам, – сказал Гриша.
Я не предала его словам особого смысла. Действительно, почему им должны разрешать носиться по комнатам, обычно за ними кто-нибудь присматривает и старается держать их в поле зрения. За весь этот месяц мы были только в детской, кухне и столовой, возможно такой порядок здесь был всегда.
Из прихожей они было пошли в кухню, но я позвала их за собой в гостиную, где я была только однажды в день приезда. Я запомнила, что здесь была огромная телевизионная панель и полка с фильмами на дисках. Я стала искать способ ее включить, а также какие-нибудь диски с детскими мультфильмами. Все фильмы на полке оказались порнографией. В начале я добросовестно проглядывала коробку за коробкой, надеясь обнаружить что-то другое, потом вытягивала фильмы наугад – безрезультатно. И здесь меня ждало очередное неприятное открытие.
Помню какие-то слова, может быть фраза: «которая заменила мать» привлекли мое внимание. Я взяла коробку с диском и стала читать сюжет: «Анну разлучили с гувернанткой Брижит, которая заменила Анне мать, в раннем детстве. Анна возвращается во Францию, чтобы найти Брижит. Знакомясь с мужчинами Брижит, которые в разное время знали ее, замкнутая Анна теряет застенчивость. Пикантность ее новым знакомствам добавляет то, что Анна плохо знает язык и ей приходиться не мало потрудиться, чтобы объяснить бывшим любовникам Брижит, цель своих поисков».
Разве может быть, чтобы Сергей Александрович, когда говорил о детях, припоминал сюжет порнофильма? Конечно, это совпадение, решила я.
Мы поднялись в игровую комнату, достали домино, где вместо точек были нарисованы фрукты и стали играть, пока я не взглянула на часы и не увидела, что уже семь. Максима Максимовича не было. Пора было ужинать.
– А когда мы будем кушать? – спросил Гриша.
– Идемте, посмотрим, что у нас сегодня на ужин, – сказала я
Мы спустились в кухню, дети сели на табуреты, а я полезла в холодильник и поняла, что те куриные ножки в сметане и рис, которые готовились после обеда, Катя унесла с собой.
– Придется дети мне помогать.
Я показала Грише, как нужно помыть и порезать овощи для салата, а Миле вручила терку и показала, как надо тереть сыр. У нее это получалось очень медленно, и поэтому она успела как раз к тому моменту, как была готова запеканка из остатков картофельного пюре и макарон. Грише тоже пришлось трудно, потому что я для безопасности выбрала для него не самый острый нож. То ли от того, что мы ужинали непривычно поздно, то ли потому, что дети принимали участие во всем, что я делала, но такого аппетита я еще у них не наблюдала. Мы съели Гришин салат едва разложив его по тарелкам, а Мила то и дело подсыпала всем остатки сыра и, подражая Кате, приговаривала: «Кому добавки?».
Затем я, подставив Грише табурет к мойке, показала, как мыть посуду, Мила захотела к нам присоединиться, и мы ей доверили вытирать сухим полотенцем мокрые чашки, из которых мы вместе пили чай. Я была чрезвычайно собой горда и представляла, как спустя еще месяц или два услышу от Сергея Александровича: «Я экзаменовал детей и вижу, что вы немало потрудились – за короткое время они достигли больших успехов». Приблизительно так сказал мистер Рочестер, обращаясь к Джен Эйр.