А Гюро между тем одна сидела у дедушки Андерсена. Сначала она вообще ничего не говорила, потому что не могла оторвать глаз от его ноги. Над его кроватью была большая железная рама и к ней была подвешена нога дедушки Андерсена, а к ноге был прикреплён груз, который удерживал её в нужном положении.
– Да, Гюро, такие вот дела! – сказал дедушка Андерсен. – Ничего плохого в том, чтобы хорошенько на это посмотреть. Нога у меня сейчас на вытяжке. Это для того, чтобы всё получше срослось и нога стала бы не хуже, чем прежде.
И не только у дедушки была над кроватью такая рама. У некоторых кверху торчала рука, у других нога, но Гюро помнила, что нельзя говорить о печальных вещах и болезнях. Поэтому она не стала говорить о том, что было у неё перед глазами. Насмотревшись, она поговорила о школе и сказала, что иногда гоняет мяч во дворе с Лилле-Бьёрном или с Сократом и Эллен-Андреа, потом рассказала об оркестре. Тут дедушка Андерсен оживился. Те соседи дедушки, которых не пришли навещать, тоже прислушивались к тому, что она рассказывала, и один спросил:
– Мне всегда было интересно, как это получается, когда играешь в оркестре: ты как бы играешь свою часть, другой – другую, а все вместе звучат как одно целое. Должно быть, тут требуется точный расчёт! Это очень трудно?
– Да, – сказала Гюро. – Ведь мы играем очень сложную вещь. Даже две. Первая – это «Неоконченная» Шуберта, и она трудная, потому что там вначале я должна играть совсем легонько и быстро. А вторая немного попроще. Она тоже быстрая. Это марш из «Кармен».
– Вот что, по-моему, самое обидное! – вздохнул Андерсен.
– О чём ты? – спросила подошедшая к ним Тюлинька.
– Что я не послушаю Гюро и всех наших музыкантов, когда они будут выступать в День города, – ответил Андерсен.
– Да, – сказала Тюлинька. – И ещё обидно, что ты тут лежишь, нога болит и нельзя поехать на море.
– Ну что ты, милая! – стал успокаивать её Андерсен. – Не огорчайся, пожалуйста. Я тут лежу, слушаю радио, слушаю новости со всего света. Во многих странах идёт война и столько людей враждуют друг с другом! Несчастным раненым приходится ой как несладко. У них нет ни хорошей больницы, ни кого-нибудь рядом, кто бы их пожалел. Я же тут лежу прямо как принц, сёстры так и прыгают вокруг меня и стараются угодить, несколько раз в день мне приносят еду и чуть что перестилают мне кровать. Сегодня мне поменяли наволочку, хотя она была совсем ещё не грязная. На ней было одно крошечное пятнышко от кофе, которое я посадил за завтраком, но они не стали слушать никаких разговоров, вот как тут следят, чтобы всюду была чистота и порядок. А рядом столько славных людей. По вечерам мы разговариваем, и у каждого есть что рассказать. Я тоже что-то рассказываю из жизни, про море и про Тириллтопен.
– Ну а спишь-то ты хорошо, милый мой Андерсен? – спросила Тюлинька.
– Сплю я помногу. А когда не спится, то думаю о тебе, милая, и думаю обо всём, что я сделаю, когда вернусь к тебе домой.
– А есть у тебя что почитать? – беспокоилась Тюлинька. – Хочешь, я принесу тебе какую-нибудь книгу?
– Не надо ничего, – сказал Андерсен. – Тут как в библиотеке, привозят целую тележку книг, бери и читай, что захочешь. Но раз уж ты хочешь мне что-нибудь принести, то лучше всего, если это будет деревянный брусочек и бечёвка, ты знаешь, какой я пользуюсь, когда вырезаю кораблики. А то скучновато всё время лежать, ничего не делая.
Тут прозвонил звоночек, и это означало, что время посещения закончилось. Но, когда они собрались уходить, Андерсен вдруг сказал:
– Знаешь, Гюро, чего бы я хотел? Чтобы ты пришла как-нибудь со скрипкой и поиграла бы нам. Кстати, а кто тебе помогает сейчас, когда Аллан уехал?
– Оскар, – сказала Гюро. – Может быть, он тоже придёт с нами, и тогда мы поиграли бы вместе.
– Вот было бы хорошо! – сказал один из соседей дедушки Андерсена.
– Да, – сказал Андерсен. – И не забудь, пожалуйста, передать привет своему классу и скажи им от меня спасибо. Я и сам им напишу, как только смогу.
Когда Гюро пришла домой, её уже ждали там Эллен-Андреа и Сократ, а когда они стали играть, она бегала ещё быстрее, чем обычно, потому что в этот день она как будто сама побывала больной и полежала в больнице, а сейчас чувствовала много сил, которым надо было дать выход. Но тут начался дождь, и им позволили спрятаться в подвале у Гюро, в столярной мастерской. Там стоял маленький диванчик, который ей подарила когда-то хозяйка пансионата. Сейчас он пришёлся кстати, потому что с ним можно было поиграть в больницу.
– Можно я буду дедушка Андерсен? – спросила Эллен-Андреа.
– Давай, – сказала Гюро. – Тогда ты должна лечь, а ногу твою надо подвесить, чтобы она торчала кверху.
– И тогда я лягу и буду смотреть на картину, которую мне подарил первый класс нашей школы, – сказала Эллен-Андреа густым голосом, ведь она сейчас была дедушкой Андерсеном.
Присмотревшись, Гюро увидела, что она и правда на него похожа. Это было странно, потому что раньше Гюро в ней этого не замечала. Наверное, Эллен-Андреа сама поверила, что превратилась в дедушку Андерсена и оттого сделалась на него похожа. Сократ захотел быть медсестрой, а Гюро была доктором, а иногда становилась одним из больных. Найти, чем заменить железную раму, было нелегко, но в подвале у Лилле-Бьёрна были гимнастические кольца, которые он повесил на потолке. Сбегав в комнату, где стояла Эсмеральда (так звали стиральную машину, если вы помните), Гюро разжилась там бельевой верёвкой. Они продели верёвку в гимнастическое кольцо, подвинули под него кровать и торчком привязали ногу Эллен-Андреа, которая была уже не девочкой, а дедушкой Андерсеном.
– Как хорошо мне тут лежать и глядеть на эту красивую картину, – сказала Эллен-Андреа. – Ого! Какой шторм разгулялся и ходят большущие волны. Но я не боюсь морской болезни. Помнится, однажды у берегов Африки мы попали в шторм и на море поднялся смерч.
Эллен-Андреа так увлеклась, изображая дедушку Андерсена, что даже не заметила, как в комнату вошли Эрле, Бьёрн и Лилле-Бьёрн. Эрле даже ойкнула при виде этой картины, ведь она не была в больнице и ей непривычно было видеть торчащие кверху ноги.
– К тебе пришли гости, навестить тебя в больнице, – сказал Сократ.
– Гм, гм, – сказал Бьёрн. – Вот что мы, оказывается, делаем, Эрле, мы с тобой пришли навестить больного человека! Ну как ты себя чувствуешь, детка? Что у тебя болит, дружочек?
Услышав такое, Эллен-Андреа отвернулась. А Гюро поспешила шёпотом объяснить:
– Ты же видишь, она не детка и не дружочек, а дедушка Андерсен.
– Ну да, ну да! Надо же было такому случиться! Как тебе не повезло, дедушка Андерсен!
– Мне очень хорошо в больнице, – ответил «дедушка Андерсен».
Эрле и Бьёрн ушли готовить ужин. Спустя некоторое время к ним прибежала Гюро:
– Пожалуйста, помогите нам сделать так, чтобы Эллен-Андреа опять превратилась из дедушки в Эллен-Андреа. Мы так крепко затянули узел, что никак не можем отвязать её ногу.
Бьёрн моментально помчался в подвал, схватил нож и обрезал верёвку. Эллен-Андреа попробовала подняться, но нога её не слушалась. Бьёрну пришлось её поддержать, а потом он долго растирал ей ногу. Должно быть, нога была подвешена неправильно, а верёвка слишком туго её перетягивала. Но скоро нога поправилась, и Эллен-Андреа стала ходить почти что как раньше. А ещё спустя некоторое время вообще всё прошло без следа, и, глядя на Эллен-Андреа, никто бы не подумал, что она только что вышла из больницы.
На следующий день учительница первого класса прочитала детям письмо от дедушки Андерсена.
«Большущее вам спасибо за то, что нарисовали мне такую хорошую картину, – писал дедушка. – Не только я один радуюсь, глядя на неё. Вся палата любуется, какая она красивая. Мы лежим в кроватях, разглядываем её, вспоминаем море и думаем о вас. Говорю вам честно – вы правда доставили нам большое удовольствие. Вам шлёт привет дедушка Андерсен и вся палата».
В следующий раз Гюро пришла в больницу с Тюлинькой и Оскаром. Гюро не забыла про скрипку, а Оскар принёс кроме скрипки и пюпитр для нот.
Гюро первым делом передала всем привет от первого класса, а затем Оскар поздоровался со всеми и рассказал про «Неоконченную», как в тот раз, на первой репетиции большого тириллтопенского отрадофонического оркестра.
– А сейчас мы сыграем вам начало симфонии, чтобы вы послушали, над чем работает Гюро. Я играю за первую скрипку, она – за вторую. Гюро очень много поработала и научилась играть быстро и в лёгкое касание.
– Ну вот, – сказал Оскар, когда они закончили. – Мы сыграли вам только небольшую часть, но сейчас мы сыграем вам марш из «Кармен», его мы исполним весь целиком. Согласна, Гюро? Теперь вы тоже узнали, чем мы занимаемся в оркестре. А завтра, пожалуйста, мысленно поболейте за нас. Потому что завтра в Тириллтопене празднуется День города и наш оркестр будет выступать.
– Вовсю будем болеть, – пообещал дедушка Андерсен. – Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
Гюро знала, что эти слова означают пожелание счастья.
День города в Тириллтопене
И вот настал день, когда Гюро и все музыканты оркестра должны были выступать. В школе, где училась Гюро, занятия были сегодня отменены, и в этом было мало хорошего, потому что, оставшись без дела, она поневоле всё время возвращалась к мыслям о предстоящем выступлении. Гюро старалась думать о других интересных вещах. Она помогла Бьёрну поднять над школой флаг, потому что сегодня был День города и в честь этого праздника он весь должен был украситься флагами, потом она сходила в магазин и получила там бесплатное мороженое, потом сбегала за покупками по поручению Тюлиньки. И вот перед наступлением вечера Эрле встала к гладильной доске, чтобы погладить её красное платьице, которое Гюро получила в подарок на Рождество. Платье было красное с белым воротничком и беленькими кармашками.
– Не буду я надевать это платье, мама, – сказала Гюро.
– Разве ты не хочешь пойти на концерт нарядная? – спросила Эрле.