Он замер, словно ожидая реакции. Но я лишь скривился, хуже драконов могут быть лишь вампиры! Впрочем, старику знать об этом не так уж и нужно.
— Драконы?
— Да, — кивнул крестьянин, — драконы. Они сильные и кровожадные, но их власть абсолютна. В Висмаре нет законов, но людьми правит их верный слуга Гриф. — Крестьянин сплюнул в сторону, спугнув этим какую-то шелудивую псину, что, недовольно фыркнув, унеслась прочь.
— Говорят, что они когда-то были людьми, но потом превратились в драконов, потому что были слишком жадны и злы. Они владеют всем в Висмаре, и никто не может им противостоять.
— А что ты ищешь в Висмаре, раз настолько интересуешься им? — спросил я, пытаясь перевести разговор на другую тему.
— Я ищу свою дочь, — ответил крестьянин, понурив голову. — Она ушла из дома несколько лет назад, и я не знаю, где она теперь. Я слышал, что в Висмаре всё гладко и туда стекается молодёжь. Но я боюсь за нее. Ибо бесплатный сыр…
— Может быть, вам помочь? — спросил я, сочувствуя пожилому человеку.
— Нет, — ответил крестьянин, — ты не сможешь помочь. Висмар — опасное место. Там правит щучий сын, ублюдок Гриф, чья мать согрешила с демонами. — Он махнул рукой на прощание и ушёл вглубь леса.
Я ещё долго смотрел туда, где стоял крестьянин. «Драконы…» — прошептал я. — «В Висмаре правит Гриф…»
— Как интересно, но надо ли мне в столь уютный град?
Машина мягко покачивалась на неровной дороге, словно убаюкивая меня в предвкушении. За окном проплывали луга, поросшие яркими маками, и небольшие деревушки, ныне покинутые, утопающие в зелени. Воздух был чист и наполнен ароматом свежескошенной травы.
Наконец, вдали показались очертания города. Сперва, словно мираж, замерцала вода, а затем над ней появились величественные башни, увенчанные остроконечными шпилями. Это был Висмар — старинный портовый город, овеянный легендами и историей.
Чем ближе я подъезжал, тем отчетливее становились его детали. Красные черепичные крыши домов, словно мозаика, обрамляли узкие улочки, пролегающие вдоль набережной. Древние стены, выложенные из красного кирпича, свидетельствовали о былой мощи и славе города. В порту, под яркими парусами, покачивались белоснежные яхты, а набережную заполняли оживлённые толпы туристов.
Улица, на которую я выехал, была вымощена брусчаткой и украшена старинными фонарями, словно сошедшими со страниц сказок. Воздух был пропитан запахом моря, соленой воды и свежевыловленной и местами не особо свежей рыбы. Где-то там, на горизонте, виднелся шпиль церкви Святой Марии.
Машина остановилась у кромки центральной площади, и я вышел, словно попадая в вихрь жизни. Воздух здесь был гуще, пропитан ароматами моря, свежевыпеченного хлеба, пряностей и дыма от уличных очагов.
Центральная площадь Висмара была настоящим сердцем города, кипящим жизнью. Повсюду царила суета: торговцы нахваливали свои товары, выкрикивая зазывающие цены, рыбаки — улов на прилавках, женщины торговались, споря о цене пряностей, специй и тканей, а дети играли между собой, совершенно не замечая суеты взрослых.
На площади стоял шумный гомон голосов, смешанный с лязгом телег, ревом чаек, перекликом торговцев и нестройным пением уличных музыкантов из городской филармонии. Воздух был наполнен ароматом свежевыловленной рыбы, жареного мяса, пряных специй и фруктов из иных земель.
Над площадью возвышалась ратуша, украшенная изящной башней, и часы на которой отбивали время глухим звоном. Яркие лотки с товарами, заставленные корзинами с фруктами, горшками с заморскими цветами и кучами рыбы, создавали яркую мозаику жизни данного города. Каждая деталь, каждый участник этого живого спектакля, создавала неповторимую атмосферу, которая манила, захватывала, оставляла незабываемый отпечаток в душе.
На первый взгляд, центральная площадь Висмара казалась просто шумным, многолюдным местом, где кипела жизнь портового города. Но чем дольше я наблюдал за ее обитателями, тем больше замечал странных деталей, словно кусочки мозаики, складывающиеся в пугающую картину.
Внимательный взгляд улавливал едва заметные знаки, которые носили жители города. На некоторых рубашках, словно случайным образом, были вышиты маленькие драконы. У других на поясах висели амулеты с изображением крылатых существ. А на лацканах пиджаков некоторых мужчин красовались значки, изображающие дракона, словно красное знамя КПСС на пиджаках функционеров страны, которой уже нет.
На первый взгляд, эти знаки могли показаться просто украшениями, но их количество и повторяемость не оставляли сомнений. Они говорили о том, что Висмар на самом деле был не просто портовым городом, а центром какого-то секретного культа. Как, впрочем, и было заявлено.
Дети, играющие на площади, также невольно отражали эту скрытую реальность. Их игры были наполнены мистическими сюжетами, а в их стихах и песнях нередко проскальзывали слова о драконах, о небесном огне и о тайнах моря. Висмар словно носил маску мирного портового города, но под ней скрывалась темная правда. И чем больше я вглядывался в детали, тем яснее становилось, что это сердце фанатичного культа, который скрывался под покровом жизненной суеты. Впрочем, опять же, это не моего ума дело, ну нравится людям служить этим глистам-переросткам, так ради бога… Главное, ко мне не лезть. А то сразу просыпается драконоборец, и там уже ты или тебя, ну и как карта ляжет.
Солнце, уже склоняющееся к закату, окрашивало площадь в тёплые, багряные тона. Закатное сияние играло на фасадах зданий, придавая им магический отблеск, и окутывало пыль, витающую над брусчаткой, золотистой дымкой. На этом фоне особенно выделялась лавка часовщика, утопающая в сумерках, будто бы спрятанная от людских глаз. Она стояла несколько обособленно, отдаленная от суеты площади, и утопала в густой тени, отбрасываемой старыми, высокими деревьями, чьи ветви тянулись к небу, как мощные щупальца.
Лавка была старой, с деревянной вывеской, покрытой трещинами и краской, которая давно выцвела. Над входом висел ржавый знак с изображением солнечных часов и надписью «У Хрона». Но не вывеска, а обитатель лавки заставлял прохожих останавливаться и завороженно смотреть.
Изнутри лавки доносился аромат древесины, смолы и свежеструганного дерева, перемешанный с дымком от трубки. Этот аромат завораживал, манил в глубину лавки, к обитателю этого места.
В глубине лавки, озаренный бледным светом масляной лампы, за деревянным столом сидел он — часовщик. Его кожа была бледной и гладкой, похожей на шлифованный нефрит. На лице ярко выделялись алые глаза, блестевшие не светом, а тайной, и острые клыки, впивающиеся в трубку из белого дерева. Из-под халата из белого льна видно было не руки, а мощные лапы с длинными когтистыми пальцами. Ящер медленно тянул дым из трубки, и его глаза смотрели сквозь пространство и время.
Рядом же был не менее интересный сосед.
Кузница, словно огромный, дышащий организм, стояла в окружении старых, почерневших от копоти домов. Воздух был пропитан запахом жженой стали и дымком от горящей древесины. С каждым ударом молотка по наковальне в воздух взмывали искры, словно звезды, озаряя темные улочки кратковременными вспышками.
В глыбе из красного кирпича с громадными дубовыми дверями с грубой кожей располагалась сама кузница. На дворе, покрытом тонким слоем сажи и стружек, под небосклоном из дыма и искр, кипела жизнь.
Подмастерья в кузнице были разношерстной толпой. Юные люди с усталыми глазами и восторженными улыбками, в кожаных фартуках, покрытых сажей, были словно огненные мотыльки, кружащиеся вокруг наковальни. Они перетаскивали тяжелые мехи, поддерживали огонь в печи и с завидным усердием очищали и шлифовали металл.
Рядом с ними, в тишине и концентрации, с необычайной ловкостью работали мелкие ящерицы. Их чешуйчатая кожа переливалась всеми оттенками зеленого, коричневого и золотистого. Они с неутомимой энергией перетаскивали маленькие детали, собирали из них изысканные украшения и механизмы, похожие на ювелирные шедевры.
Но в центре всего этого движения стоял мэтр. Его фигура, широкая и крепкая, была покрыта сажей, как статуя из темной бронзы. Его волосы, растрепанные и седые, словно дым от печи, обрамляли лицо, изборожденное морщинами, как старая кожа. Он стоял перед наковальней, его руки двигались в ритме молотков, издавая глухой, мощный звук.
В его глазах, ярких и проницательных, словно искры от той самой ковки, читались годы упорного труда и творческих поисков. Он был не просто кузнецом, он был мастером своего дела, художником металла, вкладывающим свою душу в каждое свое творение. В его мастерской царило особое волшебство, где металл поддавался его воле, рождаясь в пламени печи и принимая форму его мыслей.
Город был полон жизни, звуков, цветов и не менее приятных ароматов. Прогуливаясь по узким, мощёным улочкам, я впитывал в себя атмосферу творчества и свободы. Закатное солнце всё ещё, пробиваясь сквозь ветви старых деревьев, озаряло яркими пятнами небольшие площади, где располагались мастерские и лавочки.
В воздухе витал сладковатый аромат свежеиспеченного хлеба, смешиваясь с терпким запахом смолы и свежей краски. В дальней части улицы, под старым дубом с раскидистой кроной, располагалась уже знакомая кузница. Я слышал глухой звук молотков и раскаленный металл, что сверкал и искрился в печи.
На улице я встретил разнообразных мастеров. Старый ремесленник с руками, покрытыми свеже смоченной стружкой, обрабатывал красное дерево, создавая из него филигранно тонкие фигурки. Рядом с ним, в тишине и сосредоточении, сидел юный гончар, оживляя глину, превращая ее в красивую и изящную посуду.
На противоположной стороне улицы располагалась мастерская художника. Я видел яркие цветы на холсте, которые он переносил на картину, вкладывая в каждый мазок свою душу. В дальней части улицы я услышал звуки живой музыки. Несколько музыкантов с инструментами в руках играли веселую мелодию, их лица сияли от радости и творчества.
Увидев все это разнообразие, я понял, что этот город был особым, волшебным местом. Он был пропитан творчеством, свободой и любовью к красоте. А в мыслях бургомистра я увидел не просто управленца, а творца, что делал все возможное, чтобы сделать с