— И чем я там занимаюсь?
— Блядуешь, дрянь.
— Молчал бы лучше, кобель проклятый! Я девушка верная, порядочная. Такими глупостями не занимаюсь.
Тут изможденная будто бы не выдержала и захохотала. Хозяйка мгновенно окрысилась:
— Чё ты ржешь, Людка?! Дура набитая. Ржет она... Заплати за картошку, Витя. Быстро заплати, я сказала!
Хозяйка квартиры перешла на высокочастотные звуки и швырнула в мужика стакан. Тот увернулся, вскочил, схватил женщину за руки и проорал прямо ей в лицо:
— Отъебись, мать!
Изможденная и патлатый бросились их разнимать. Началась свалка и крики.
Виталий, который еще в самом начале ссоры ощутил всплеск, вдруг сел за пианино и поднял крышку. Робко коснулся пальцами клавиш. Сначала черных, а потом белых. Всплеск следовал за всплеском, и он уже ничего не слышал, кроме музыки, звучащей внутри. Тряхнув головой и будто бы решившись, парень заиграл «Весенний вальс». Поначалу его пальцы были вялыми, как после наркоза. Но чем дольше он играл, тем сильнее они становились.
Когда Виталий закончил, в комнате повисла тишина. Спорщики сидели на диване и смотрели на музыканта во все глаза.
— Ты, это самое, маэстро!
— Это что было? Моцарт, да?
— Охренеть. А я все думал: зачем оно здесь стоит?
— Витя, заплати уже за картошку, я тебя умоляю.
— Блин... Ну нету у меня! Нету, понимаешь? Пятихатка всего. И никакая музыка этого не изменит.
Вдруг патлатый внес предложение:
— У меня есть пятихатка. Давай мешок на двоих возьмем, да и все.
Так приятели и поступили.
Через пять минут Виталий сел в «бычок» и поехал дальше. Конечно, его не исцелила та игра на пианино. Зато теперь он играет на нем регулярно, и Виталию хорошо. А хорошо — это немало. Хорошо — это уже кое-что.
Чужая кровь
Пермь. 2005 год. Витя Альбатросов проснулся в кровати ранним утром понедельника. За окном занимался жидкий рассвет. В ногах лежал толстый кот. По части жара (да и жира) он крыл рассвет по всем фронтам. Едва проснувшись, Витя ощутил страшную головную боль. Обыкновенно Витя жил просто с головной болью, потому что имел семь зарегистрированных сотрясений мозга. Последний врач рассматривал снимки Витиной головы с таким видом, будто мозг на них отсутствовал. Сейчас боль была действительно страшной. Витя попал в замкнутый круг. Он пил, чтобы боль прошла, и грыз зубы по утрам, потому что возвращалась она с утроенной силой. Анальгин и кетанов ему не помогали. На морфий у Вити не было рецепта. Плюс, как и многие бывшие боксеры, парень презирал наркотики.
Утренние боли пугали Витю. Боль как бы жила по нарастающей: кто-то невидимый бросал в голову камень, а от камня расходились круги, захватывая шею, плечи, спину. В такие минуты Витя всякий раз пытался возобновить сон, но сон никогда не возобновлялся. Грелка, пересчет овечек, звуки живой природы, пустырник — ничто не могло помочь парню вернуть сон.
Жутко скрипнув зубами, Витя отбросил одеяло и выпростал ноги из-под кота. Он уснул в одежде. Не кот — Витя. Вся его одежда была заляпана кровью. Кровь была темной, какой-то бурой и походила на венозную. Она буквально перекрасила джинсы и футболку. Ее появление терялось в беспамятстве пьяной ночи. То есть Витя не помнил не только драку, он не помнил вообще ничего.
Кот шмыгнул в кресло. Витя привстал. Ощупал себя руками. Опустил ноги на пол. Стянул футболку. Тяжело снял джинсы. «А если не драка? А если сто пятая?» Мысль об убийстве повергла парня в шок. Похмельный страх ухватил за глотку. Очень быстро Витино состояние стало античеловеческим. Спасаясь, он придумал план. Во-первых, загрузить окровавленные вещи в стирку. Во-вторых, собрать сумку на случай ареста. Если ехать в СИЗО, то хотя бы с чаем и сигаретами. В-третьих, выяснить, откуда кровь. Точнее, что случилось прошлой ночью. Четвертым пунктом был пункт психологический: не бояться домофона, телефонных звонков, элементарно выйти на улицу. Первые два пункта Витя выполнил легко. Даже больноголовый человек способен включить стиральную машину и положить чай, конфеты, сигареты в рюкзак.
От четвертого пункта Витя отказался, потому что как не бояться-то, когда со всех сторон конкретная неизвестность? Третий пункт напоминал огромный пластырь размером с тело, который надо было сорвать, но можно было и не срывать, то есть — не торопиться. К сожалению, в Витином случае «не торопиться» означало «ждать». Ждать было тем более сложно, ведь убедить себя в винном происхождении пятен парень не смог. Футболка и джинсы пахли кровью. Не спиртом, не кислинкой какой-нибудь, а именно металлом и животинкой, что не носом даже ощущается, а чем-то другим. Не решаясь выйти на улицу или хотя бы позвонить друзьям, Витя откупорил бутылку «Балтики» и стал гадать, кого бы он мог убить. На второй бутылке головная боль откатилась к прежнему градусу.
По здравому рассуждению, Витя мог убить кого угодно. Конечно, скорее всего, это был мужик. Или зловредная женщина. А может, он убил собаку, которая на него напала?
Вскочив, парень проверил нож. Тот лежал в джинсовке и был совершенно чистым. Костяшки! Кулаки. Должны же остаться хоть какие-то следы! Оглядев руки, Витя следов не нашел. Раздевшись догола, он завертелся перед зеркалом. Ни синяков, ни царапин. Чисто. Все эти операции взволновали парня. Либо он сработал очень уж профессионально, либо... Второе «либо» никак не приходило на ум. Либо ибо. Конкретная неизвестность уложила Витю в кровать. Телефон лег рядом. Парень понимал, что надо звонить, но боялся. Решившись, он набрал номер кореша Вадяна.
Полминуты его оглушали гудки. Наконец в трубке раздался сонный голос:
— Ну чего?
— Вадян, пт.
— Витя, я сплю...
— Я быстро. Чё вчера было?
— Да ничё. Пробухнулись у «Агата» и по домам пошли.
— Я весь в крови проснулся. Махались с кем-то?
— Нет. Витя, давай потом поговорим...
— Откуда у меня тогда кровь?
— Не знаю. Ты с Игарой уходил. Ему позвони.
Сбросив Вадяна, Витя набрал Игару:
— Привет, Игорь.
— Какого хера, Витя? Семь утра!
— Да знаю, знаю. Мы с тобой вместе вчера домой шли?
— Вместе. Что случилось?
— Я в крови проснулся. Весь.
— Офигеть. Мы никого не били. Не знаю, где ты вляпался. Может, это не кровь?
— Кровь.
— Хм... Ты с Гусем у подъезда оставался, когда я ушел. Наверное, его и отмудохал.
— Гусь мусориться не будет.
— Не будет. Зайди к нему. Я правда не в курсе, где ты назехерил.
Витя сбросил вызов и долго сидел на табуретке в коридоре, щурясь на дверь. Выйти из квартиры было сложно. Вдруг там засада мусорская? Или труп? Гусь, например? Гусь был алкашом и ничтожеством (это не всегда синонимы). Сидеть за него Вите казалось особенно обидным. С другой стороны, лучше уж за Гуся зону топтать, чем за хорошего человека или, упаси Бог, женщину. Мысль о мертвом ребенке лежала на самом донышке Витиного сознания и тихо его разлагала.
Витя вышел из квартиры крадучись. Он жил на восьмом этаже, а Гусь на девятом. Следов «кровавой бани» в подъезде не обнаружилось. Перепрыгивая через две ступени, Витя взлетел наверх. Вдавил кнопку звонка. Он только вышел крадучись, а потом как бы бросился в омут. Дверь открыла тетя Галя.
— Чего тебе, Витя?
— Мне бы Сашку...
— В больнице Сашка. Ночью на «скорой» увезли.
Витя ощутимо вздрогнул. «Все-таки Гусь. Вот я урод!»
Парня накрыли противоречивые эмоции. С одной стороны, он был рад, что все прояснилось. С другой — Гуся было жалко.
— А что случилось? Избил кто-то?
— Да кому он нужен. Панкреатит обострился. Нельзя же так жрать с панкреатитом.
Из Вити точно выпустили воздух. Когда безумный мир обретает стройность, а потом ломается опять — это больно.
— А точно панкреатит? Может быть, еще и избили? Все вместе?
Тетя Галя была неумолима:
— Панкреатит, панкреатит... А тебе Сашка зачем?
— В футбол хотел позвать. Народ набрать не могу. Ладно. А куда его увезли?
— Одиннадцатая медсанчасть. Хирургия. Навестить хочешь?
— Не знаю. Если в Закамск поеду, так загляну.
— Там на вахте фамилию назовешь и отделение, тебя направят.
— Хорошо. Пойду... До свидания.
— Пока.
Вниз Витя ссыпался. Он торопился навестить Гуся, чтобы вызнать у него про свои похождения. Он уже ничего не боялся, а тупо злился на проклятую неизвестность и самого себя. Мужчина, женщина, ребенок — плевать! Лишь бы узнать правду. Тут Витя подумал о поездке на автобусе и содрогнулся. Нафиг. Надо найти машину. Машина была у Игары, но тот маялся похмельем. Зато его закодированный брат точно был огурцом.
Витя позвонил:
— Игара, у тебя брат дома?
— Еб твою мать, Витя! Я сплю.
— В больницу надо съездить. Узнать у Гуся, чё там было вообще. Меня же закрыть могут, Игореха. Закрыть, понимаешь?
— Слушай, если бы ты что-то серьезное накосорезил, тебя бы уже приняли. Кто-нибудь подрался на районе, а ты в лужу упал. Вот тебе и кровь.
— Где упал? Я с тобой до дому почти дошел. Крови не было. Ты говоришь, я стоял с Гусем. Получается, что я испачкался или с Гусем, или куда-то от него ушел и там испачкался. Гусь может что-то знать. Надо к нему ехать.
Игорь вздохнул:
— Куда ехать?
— На Победу. В одиннадцатую медсанчасть.
— Понятно. В ебеня.
— Ты мне друг или нет?
— Да друг, друг... Щас брата сгоношу. Через полчаса спускайся.
В восемь утра Витя, Игорь и брат Игоря Антон рванули в больницу. В дороге они строили догадки о происхождении крови.
Игорь: Может, ты собаку хоронил?
Витя: Чего?!
Игорь: Поезд собаку переехал, а ты хоронил. Железка рядом. Может, ты на станцию поперся?
Витя: На станцию я мог пойти. Но зачем мне хоронить собаку? По-моему, логичнее, что я кого-то отмудохал.
Антон: Логичнее-то логичнее. Но ты ведь говоришь, что крови очень много. Значит, ты дрался жестко, с двух рук засаживал. А руки целые. Как такое возможно?