— Желал бы вам новых мощных орудий! Ибо танк есть хорошо защищенная броней артиллерия! — а вот с этой фразой оратор опередил себя же аж на добрых 5 лет, видимо, почерпнув её суть из трудов почившего Калиновского. Заодно намекнул кое-кому из присутствующих, что пора бы, наконец, разобраться с тем жутким бардаком, что творился в сфере танкового вооружения. Пусть после недавнего принятия на вооружение 45-мм танковой пушки 20К подошли к логическому завершению мучения с малокалиберным танковым орудием, данный, несомненно, радостный момент оказался омрачен тем, что будущих носителей этой самой пушки оставалось в производстве всего ничего — только ранее упомянутый ПТ-1, да тяжелый броневик БА-3. Ведь изготовление тех же легких Т-27 собирались полностью свернуть уже в этом году, как не вписывающихся в новую типизацию танков.
Нет, так-то данных пушек требовалось поставить не менее пары тысяч только чтобы обеспечить перевооружение уже находящихся в войсках Т-18, Т-20, Т-27 и БА-27. Но куда больше Сталину желалось видеть тысячи Т-26 и Т-24 с положенными им орудиями, а не деревянными макетами оных. С чем возникли немалые проблемы, поскольку даже, вроде как, доведенную Сячентовым до ума А-19 единственный производитель среднего танка всё никак не желал заказывать на стороне, продолжая экспериментировать с собственными возможностями. А выданную тем же Сячентовым на гора ПС-3 под унитар 76-мм дивизионки, никак не желал принимать самый массовый танк РККА. Башня слишком легкого для такого выстрела Т-26 постоянно выходила из строя, не выдерживая чересчур великих для нее нагрузок. А ведь именно желанием установить в эти танки новейшей ПС-3 отбалтывались от него все последние месяцы те, кто не смог обеспечить вооружение уже переданных в войска и вновь собираемых танков этой модели пушками КТ-28. Валовое же производство последних до сих пор хромало на обе ноги. Потому тут действительно было от чего желать скорейшего появления новых мощных орудий.
После же речь генсека пошла об артиллерии, пехоте и, конечно, авиации, коей оказалось уделено максимальное время. Не были забыты и отношения вождей с массами. Прогиб в сторону присутствующих в зале представителей этих самых масс оказался весьма глубоким. Сталин во всеуслышание признал, что решают именно массы, поскольку вожди без них — никто и звать их никак. Сказано это всё было, конечно, несколько иными словами, но сидевший за одним из накрытых столов Геркан сократил данную часть речи для себя именно до такого значения. Видать лидер СССР всё еще не обладал достаточной поддержкой своих действий в среде высшего руководства страны, отчего и завуалировано предложил собравшимся командирам рот, батальонов и полков — то есть тем, кто непосредственно командовал своими красноармейцами, держаться именно его фигуры, дабы достичь большего. И чего уж там говорить, наиболее хитрые и умные из числа присутствующих прекрасно поняли данный посыл. И он им пришелся по душе. Уж это Александр смог прекрасно рассмотреть на лицах ближайших соседей. Заодно подуспокоился и на свой счет. А то всякие мысли посещали его голову в последнее время. Нехорошие такие мысли.
Вообще, после продолжительного восстановления от «тяжелого ранения» Геркан даже несколько испугался, что переиграл с демонстрацией провала в памяти. Медики продержали его на больничном аж до середины января 1934 года — свыше четырех месяцев. Имелось даже опасение, что военно-врачебная комиссия спишет его подчистую, и вылетит он из УММ, как пробка из бутылки шампанского. А после столь же стремительно вылетит и с занимаемой служебной жилплощади. Что, учитывая беременность супруги, было бы вообще не к месту. И лишь 17 января его обрадовали новостью, что даже такой, беспамятный, он все еще нужен РККА. И академия, куда уже в марте Александр таки будет обязан отправиться грызть гранит науки, от него никуда не денется.
Увы, но сильнее всех прочих интересовавший его инженерный факультет уже был упразднен по причине слишком малого количества абитуриентов и нехватки преподавательского состава, а потому свое очное обучение ему пришлось переориентировать на промышленный факультет, где готовили инженерные кадры для танковых заводов. Естественно, не забывая при этом о необходимости окончить также командный факультет, благо для последнего также существовало вечернее отделение. Потому, поднапрягшись, виделось возможным погрызть разом два гранитных камушка, чтобы после иметь более богатый выбор прохождения дальнейшей службы. Хотя пускать это дело на самотек, он уж точно не собирался, отчего поднял все имевшиеся связи, дабы принять участие в параде, а после оказаться на «ворошиловском завтраке». Потеря памяти потерей памятью, но должников от этого у него меньше не стало. Не всё же врагов он себе множил в последние годы! Вот и подергал за веревочки, поскольку своей вновь обновленной памятью знал — в этот раз тут будет Сталин. Но посидит глава СССР с ними недолго, поскольку его уже ожидают сотни летчиков на Московском Центральном аэродроме. Так что отловить генсека на выходе из Большого Кремлевского дворца было едва ли не единственной реальной возможностью для Александра, чтобы вновь дать о себе знать. Да ещё как дать!
— Здравствуйте, товарищ Сталин! — чуть больше трети часа минуло с тех пор, как комроты покинул своё место за столом, дабы якобы подышать свежим воздухом. На самом же деле — отыскать поблизости «стоящий под парами» Паккард 533 из автопарка Особого гаража Кремля, то есть любимую машину Сталина. А после стратегически разместиться с папироской у ближайшего к этой машине выхода из дворца. И вот на ловца прибежал столь желанный зверь. Правда, явился он отнюдь не в одиночку, а с солидной охраной и в компании Ворошилова. — Здравствуйте, товарищ Ворошилов! — тут же изобразил воинское приветствие Александр, стоило наркому обороны показаться из дверей вслед за генсеком — как раз в марте этого года должность наркома была переименована в более привычную для слуха. А то «наркомвоенмор», как и десятки тысяч иных принятых в Советском Союзе сокращений, откровенно резало этот самый слух.
— Ну надо же! Товарищ Геркан! Смотрю, вам стало лучше, — тут же козырнул в ответ Климент Ефремович.
— Совершенно верно. Вновь вернулся в строй и готов к новым свершениям! Пусть даже далеко не всё помню о прежних, — как бы извиняясь, Александр слегка улыбнулся и развел руками. — Но сейчас, не смею вас отвлекать ни секунды. Не сомневаюсь, что впереди у вас сегодня так же, как и всегда, хватает важных дел. Единственное, товарищ Сталин, — повернулся он к рассматривающему его, словно интересный экспонат в музее, главе Советского Союза. — Разрешите пожать вам руку за произнесенные в адрес нас, танкистов, слова. Чувствую, в них было отражено именно то, что я некогда сам желал для нашей славной Красной армии. — И, не давая тому возможности «отступить», первым протянул вперед руку.
— Рад, что вы поправили своё здоровье, товарищ Геркан, — улыбнулся в усы Иосиф Виссарионович, пожимая протянутую ему руку. — Не сомневаюсь, что вы порадуете нас новыми разработками, — было запнувшись на секунду, когда он почувствовал на ладони собеседника небольшой клочок бумаги, что тот явно старался незаметно передать, как ни в чём ни бывало, продолжил Сталин. Он, конечно, мог бы поднять тревогу — мало ли что ему там пытались впихнуть в руку. Те же отравленные письма появились в обиходе высшего общества Европы века назад. Но не стал подымать шум, а лишь кинул пристальный взгляд прямо в глаза комроты. Тот же в ответ медленно моргнул и слегка кивнул при этом головой, давая понять, что делает всё как надо. Оставалось понять, кому надо! Тем не менее, разошлись они все, улыбаясь друг другу, и только уместившись в своем служебном автомобиле, глава государства кинул быстрый взгляд себе в ладонь. «Я всё помню. Это заговор. 1938 год.» — именно такие слова оказались накарябаны явно на скорую руку простым карандашом на вырванном из какого-то небольшого блокнота листке. Видимо Геркан не предполагал, что сможет повстречаться сегодня с ним и тем более передать весточку, отчего и действовал несколько грубо и поспешно. Ведь, что вот этот клочок бумаги, что чрезвычайно скомканный разговор, несомненно, свидетельствовали в пользу подобного хода событий. И теперь именно ему, генсеку, предстояло лично решить судьбу этого не самого ординарного человека, что, порой, действительно умел удивлять.
[1] БТТ — бронетанковая техника
[2] ВКЛ — Виккерс-Карден-Ллойд
Глава 2Чаепитие на даче
— Иосиф Виссарионович, вот все материалы по делу товарища Геркана, — начальник охраны генсека положил перед ним папку, которую получили из Ленинграда еще в ноябре прошлого года, когда от Сталина поступило соответствующее распоряжение. Почти полгода она пролежала никому не нужной в секретариате у Поскрёбышева[1], пока, наконец, не оказалась востребована.
— Вы сами успели с ними ознакомиться? — кинув взгляд на доставленное посетителем не сильно пухлое картонное изделие, уточнил глава государства, прежде чем взять его в руки. Вопрос этот, можно сказать, был праздным. Всё же он сам приказал Власику[2] изучить изложенную в деле информацию от и до, прежде чем нести документы ему на рассмотрение. Учитывая переданное краскомом сообщение о заговоре, доверять в этом вопросе он мог очень сильно ограниченному кругу лиц. И непосредственный командир отряда его личной охраны являлся одним из них. Ведь если даже этот человек играл на две и более стороны, так-то являясь сотрудником ОГПУ, никаких шансов уцелеть у самого Сталина попросту не существовало. А кому-то всё равно требовалось поручить произвести предварительную проверку, прежде чем приглашать шустрого комроты на очень обстоятельный разговор.
— Успел, Иосиф Виссарионович, — тут же кивнул Николай Сидорович, поскольку никакого иного ответа даже не подразумевалось.
— И каковы ваши выводы? — хозяин кабинета, конечно, со временем сам собирался ознакомиться с предоставленными документами, как делал это всегда с интересующими его материалами. Но сперва желал выслушать мнение человека, которому в силу занимаемой должности требовалось являться тем еще параноиком, ищущим угрозу везде, всегда и всюду.