Бодуэн холодно улыбнулся.
— До славного предка мне далеко.
Я отвела глаза и подцепила листиком жука. Он повисел на краю и упал обратно, барахтаясь на спинке.
— Вы так и не сказали, в чем цель легенд.
— Развлекать, а ещё подпитывать гордость тех, чьи предки там фигурируют, — усмехнулся регент, побарабанив пальцами по камню.
Браслет из заплетенной в косичку лески блеснул в лучах догорающего солнца. Прекрасно помню это украшение. Надо же, Бодуэн до сих пор его носит… Почему-то незначительные детали запоминаются. Ты можешь с годами забыть лицо самого близкого человека, но будешь в мельчайших подробностях помнить вышивку на его платье.
— У меня получилось? — спросил Бодуэн, откинув голову и с прищуром глядя на меня.
— Что получилось, ваше высочество?
— Развлечь вас.
— Более чем. А сейчас, с вашего позволения, я хотела бы вернуться. Уже поздно, и брат будет за меня волноваться.
— С чего бы? Ему ведь скажут, что вы со мной.
Вот именно.
Я снова посмотрела на руки с длинными сильными пальцами и вдруг вспомнила, как они стискивали зад Мод. А ведь достаточно сказать несколько слов, и он сломает мне шею прямо здесь, в этом редко посещаемом уголке сада. Впрочем, зачем ему мараться — позовет своих маленьких друзей.
— Я пошутил, идемте. Иначе Тесий заподозрит меня в намерении увести его даму, — легкомысленно заявил Бодуэн, прежде чем я нашлась с ответом.
Мы двинулись в обратный путь, но не успели пройти и двадцати шагов, как он резко вытянул руку, останавливая меня.
— Что вы…
— Тсс, смотрите!
Я проследила направление и заметила на земле какой-то рыжий мех. Приглядевшись, различила лежащего на спине зверька на вроде лисицы, только уши-раковины крупнее, с черной бахромой по краям, мордочка острее, а конечности с короткими пальчиками.
— Кто это? Лиса?
— Нет, вульпис. Крайне редкий экземпляр, даже мне за всю жизнь повстречался лишь однажды. — Бодуэн усмехнулся чему-то себе под нос.
Закрытые глаза, неподвижная поза со страдальчески вытянутыми окоченевшими лапками, вывалившийся набок язык и бурые пятна на меху говорили сами за себя.
— Он мертв?
— Не больше, чем мы с вами, но хочет, чтобы все так думали. Он охотится, не спугните. — Бодуэн встал у меня за спиной, положил руки на плечи и, наклонившись к уху, зашептал. — Сперва он выбирает место, где бы поживиться, затем обмазывается красной глиной, которую издали можно принять за кровь, и замирает, почти не дышит, чтобы все решили, что он умер. — Прядь у виска шевельнулась от последнего слова.
Тяжелые ладони буквально пригвоздили меня к земле, обездвижив. Я не заметила, как сама задержала дыхание, наблюдая за вульписом и слушая шелестящий голос, от которого приподнялись волоски на шее. Спина горела жгучими мурашками, невыносимо хотелось передернуть лопатками.
— Но он вовсе не умер, — продолжил рассказчик, — а лишь затаился до подходящего момента, и может лежать так о-о-очень долго, выжидая часами, даже сутками, если потребуется, но такого обычно не требуется, добыча не заставляет себя ждать.
Как по волшебству, качнулась ветка, и с ближайшего деревца на землю спланировал падальщик, приземлившись в паре шагов от лже-мертвеца.
— И вот появляется первый смельчак, — усмехнулся Бодуэн, обдав шею горячим дыханием.
Мысли то метались мошкарой, то текли клейкой патокой. Он не должен стоять так близко, не должен слышать, как колотится мое сердце, и учащается дыхание! Мышцы шеи и плеч окаменели от напряжения, но я не могла заставить себя пошевелиться, чтобы сбросить обжигающие ладони, от которых растекался тревожащий жар, переходящий в озноб.
— Он недоверчив, — мужская рука скользнула наверх, задев кончиками пальцев скулу, и аккуратно заправила мне за ухо прядь, — жизнь научила его не доверять никому и ничему, в особенности своим глазам. Поэтому он не торопится приближаться, хочет сперва проверить. — Птица с черными лоснящимися перьями, повертевшись вокруг зверька, подскочила, ударила его длинным загнутым книзу клювом и снова отпрыгнула на безопасное расстояние. — Но вульпис прекрасно знает правила игры, поэтому позволяет добыче это сделать. Один раз, второй, даже третий… — Я чувствовала взгляд Бодуэна, но сама смотрела только вперед широко распахнутыми глазами, не позволяя себе даже моргать. Птица снова цапнула зверька, однако на сей раз уже не отскочила. — Бодуэн легонько сжал мое плечо, погладив большим пальцем основание шеи. — Постепенно она убеждается, что враг действительно повержен. И когда окончательно успокаивается и собирается приступить к пиру… — Падальщик щелкнул клювом и потянул рыжий мех…
Тут доселе мертвый зверек одним молниеносным движением извернулся и с хрустом вгрызся в птицу, прижав лапой трепыхающееся крыло.
— Добыча и охотник меняются местами, — закончил Бодуэн, убрал ладони и отступил на шаг.
Но я осталась стоять неподвижно, с бешено бьющимся сердцем, не в силах оторваться от разворачивающейся на краю поляны маленькой трагедии, свидетелями которой были лишь мы двое, да это бездонное небо над головой. Шуршала трава, щелкали зубы, хрустели кости и перья. Казалось, это в меня сейчас вонзаются острые клыки, и из меня выдирают куски плоти вместе с отчаянным криком. Птица попалась на редкость сильная, раз или два ей почти удалось сбросить хищника. Но только почти. Последний рывок, и жертва перестала дергаться.
Лишь тогда вульпис выпустил добычу, деловито встряхнулся, разметав присохшие к шерсти куски глины, и неторопливо приступил к ужину.
Я наконец повернулась к Бодуэну. Серые глаза мерцали в сгущающихся сумерках.
— Есть в этой схватке нечто завораживающее, не правда ли? — произнес он хрипло резонирующим голосом, словно и у него в горле пересохло.
Возня мгновенно прекратилась. Вульпис замер, заметив нас. По-кошачьи сверкнул огромными зелеными глазищами, пригнулся к земле, угрожающе рыча, и начал отступать к кустам, подгребая за собой когтями добычу, которую жаль было бросать.
— Подзовите его, — дерзко велела я. — Хочу рассмотреть вблизи.
— Не боитесь? — Стальная радужка вспыхнула, раскалившись добела, и вульпис застыл на месте.
Я растянула губы в улыбке.
— Брат говорит, хищникам нельзя показывать страх.
— Равно как и дразнить их, — медленно улыбнулся Бодуэн в ответ.
Ненавидь я его чуть меньше, померла бы от ужаса: вид у него сейчас был поистине пугающий. Сумерки наполовину скрадывали рослую фигуру, на лицо падала тень от дерева, зато глаза мерцали жуткими бельмами, как у слепой нежити. Но два таких сильных чувства во мне не помещались, и первое победило, кровь бурлила.
Я отвернулась к вульпису. Зверек был уже на полдороге, временами с сожалением оглядываясь на такими трудами захваченную добычу, но продолжал шажок за шажком приближаться ко мне, одновременно взрывая лапами землю, словно его волокли за шкирку. Под конец полз уже на брюхе, прижав уши и мучительно жмурясь.
— Не делайте ему больно, просто держите. — Я присела на корточки, разглядывая хитрого охотника. В изумрудных глазах злость и страх мешались с любопытством и, как мне показалось, уязвленной гордостью.
Я подняла глаза на регента.
— Он кусается?
— Как и любой зверь при угрозе, — кивнул Бодуэн. — Но можете не опасаться, я придерживаю.
К измазанной птичьей кровью мордочке прилипло несколько перьев. Я аккуратно сняла их, и вульпис с рычанием отшатнулся, а потом принюхался к руке и лизнул. Перевернув её ладонью кверху, я обнаружила ранку. Во время рассказа я крепко стискивала кулаки, позабыв о сорванной колючей травине.
— А людей едят?
— Нет, но человеческая кровь их привлекает.
Запустив руку в мех, я схватила зверька за шиворот и попросила:
— Отпустите его.
Бодуэн чуть нахмурился.
— Вы меня слышали? Клыки у него не для украшения.
Я разжала пальцы, поднялась и повторила:
— Отпустите.
Бодуэн дернул углом рта. Вульпис мгновенно выпрямился, ошалело тряхнул головой и брызнул к кустам, бросив последний жадный взгляд на птицу. Я быстро поднесла ко рту ладонь с ранкой и изо всех сил прикусила, ощутив на языке теплую соль. Зверек, уже готовясь нырнуть в заросли, замер и неуверенно обернулся. Я перевернула ладонь и сжала, подгоняя вялую струйку крови. Вульпис сглотнул, сделал несколько несмелых шагов обратно и остановился.
— Лора, не стоит.
Даже не взглянув на Бодуэна, я опустилась на землю и протянула ладонь, с которой медленно капала кровь. Ещё несколько мгновений, полных мучительных сомнений, и наступил перелом. Вульпис засеменил обратно, словно околдованный, смешно дергая носом и тряся бахромой на ушах. Подбежав, принялся лизать руку шершавым языком, собирая капли. Было щекотно, немного страшно, что все-таки цапнет, и при этом пьяняще от осознания собственной дерзости и брошенного хищнику вызова. Вовсе не тому хищнику, что причмокивал сейчас над моей ладонью.
Я вдруг представила лицо Тесия при виде этой сцены и сдержала смешок, трепля вульписа за ухом. Пожалуй, никто в здравом уме меня бы не понял. Потом подняла глаза на Бодуэна, и улыбка примерзла к губам. Я знала, что он смотрит… но не думала, что так. Будто я по меньшей мере кормлю младенца голой грудью. Мало того, под его плавящим взглядом мне и самой занятие стало казаться неприличным. В щеки хлынул жар, сделалось не по себе.
Не показав вида, я мягко отстранила зверька и поднялась.
— Ну все, хватит.
Вульпис отлепился от руки с благодарным урчанием и посмотрел снизу вверх полным обожания взглядом. Горящие, как у Бодуэна, глаза слегка помутились.
Мужчина молчал, и меня охватывало все большее смущение. Я уже не казалась себе такой уж смелой, ладонь неприятно саднила. Вообще-то довольно детская выходка получилась…
— Идемте, — пробормотала я и направилась к выходу с поляны.
Вульпис вместо того, чтобы броситься к кустам или вернуться к прерванному ужину, побежал следом.
— Ну что же ты, — остановилась я, — ступай, ты свободен.