[23]
Я бы хотел поразмышлять о некоторых вопросах, связанных с тайной творения и с самим фактом тварности.
Во-первых, сам акт творения подразумевает, что мы желанны Богу, и это сразу устанавливает между нами и Богом, создавшим нас, взаимоотношения. Бог не нуждался в том, чтобы иметь перед Собой других живых существ. И тем не менее Он Своей волей повелевает нам быть – и тем самым определяет не только нашу судьбу, но и, если можно так выразиться, Свою судьбу. Ведь любая тварь, призванная из «ничто» в бытие, становится вечным присутствием, спутником Божиим в вечности. Тот факт, что мы желанны Богу, чрезвычайно важен, ведь на него опирается наша безопасность, наша надежда, вся радость нашего бытия.
Мы появились не по стечению обстоятельств, не по чистой случайности, мы не необходимы Богу, Бог возжелал призвать нас в бытие, и уже в этом первичном, зачаточном состоянии это – отношения любви. Когда я говорю о «первичном» или «зачаточном» состоянии, я вовсе не подразумеваю, что любовь Бога к нам только зарождается, я имею в виду, что нам необходимо вырасти – из данности существования в реальность бытия, в таинство любви, которое превосходит просто общение с Богом и состоит в том, чтобы разделить Его жизнь, стать причастником Божественной природы. Поэтому в основе нашего существования лежит предложение со стороны Бога, предложение вечного сотрудничества и любви.
Связаны ли мы с Богом чем-то еще? Прежде всего хотелось бы заметить, что мы никак не связаны с Ним родством: наша природа не имеет корней в Боге, мы отличаемся сущностно. Мы Богу не необходимы, и акт творения, по Библии, есть творение из «ничего». Мне кажется, следует уделить словам «ничего», «ничто» больше внимания, чем это обыкновенно делается. Когда мы думаем о том, что есть «ничто», мы представляем себе, как правило, Бога, окруженного этим «ничто». Возможно, те из вас, кто богословски подкован, так не думают, но множество людей представляют себе Бога на троне, окруженного огромным пустым пространством, из которого по воле Божией появляются люди, предметы и прочее. Но это не «ничто», потому что Бог не восседает в центре пустоты, которая заселяется всевозможными предметами. «Ничто» не есть истончание бытия и материи до такой степени, которую невозможно воспринять, такое истончание – это не ничто, а пустота. А пустота – это не абсолютное, это относительное, условное отсутствие конкретности, плотности, присутствия, и сама по себе она уже есть как бы присутствие. Так вот, не из такого «ничто» мы были созданы. «Ничто», о котором говорится в Библии, – это радикальное отсутствие, когда всего сотворенного, что есть на свете, просто не было и не могло быть, если бы Бог не восхотел повелеть ему быть. До сотворения была полнота и целостность Божественного бытия, самодостаточная и всеохватная. Акт творения являет то, чего раньше не существовало и что не могло бы возникнуть само по себе. Это значит, что, с одной стороны, мы полностью зависимы от Бога, а с другой, как ни странно, мы от Него независимы. Вот это мне хотелось бы пояснить.
Бог не нуждается в нас, Он творит нас действием свободной воли и свободной любви. Благодаря этому мы обретаем конкретность, предметность и реальность. Если бы мы были необходимы Богу, будь мы даже очень драгоценными, мы были бы лишь жалкой тенью Его бытия. Если бы мы были некой эманацией Бога, даже самой славной, величие Бога намного превосходило бы нас, и самый наш свет был бы тенью. Если бы мы были связаны с Богом необходимостью или родством, мы были бы ничтожны по сравнению со своей первоосновой. Наше величие – ибо человек велик – вовсе не в том, чем мы являемся по природе. Оно – в Божией любви, которая призывает нас в бытие, которая потрясает и ошеломляет. Так же устроены и человеческие отношения. Человек обретает полноту жизни, полноту бытия, когда он любим.
В сравнении с Богом мы ничто, однако цена, которую придает нам Бог, – это жизнь, страдания, смерть Его Единородного Сына. Такова наша истинная ценность. Но эта ценность не следует из того, что мы собой представляем, она – в любви Божией к нам. Мы настолько ценны, Бог настолько возлюбил нас, что отдал Сына Своего Единородного на смерть, чтобы мир был спасен. И таким образом наше положение и абсолютно безопасно, и одновременно страшно непрочно.
Существование нас «самих по себе», едва выныривающих из небытия, зыбко и преходяще. Если же мы любимы Богом, мы не можем отпасть обратно в небытие, потому что призваны к вечному содружеству этой любовью Божией. И если задуматься о том, что мы Богу не необходимы, то можно или обрести невероятное вдохновение и радость, или впасть в совершенное уныние. Вспомните первую заповедь блаженства: Блаженны нищие духом (Мф. 5: 3; Лк. 6: 20). Нищета принадлежит нам по природе. У нас нет ничего своего. Мы были вызваны из «ничто», и у нас нет корней даже в нем, потому что «ничто» и есть «ничто». Нам дана жизнь, и это уже является участием в чем-то динамичном и определенном, в том, что существует только в Боге. Мы одарены телом, сердцем, разумом, волей, множеством возможностей, и все же, если задуматься, ничем не обладаем. Мы не можем защитить то, что имеем, от обветшания или исчезновения. Наша жизнь подходит к концу, и как бы мы ни цеплялись за нее, мы не в состоянии ее удержать. Наше здоровье зависит от малейшей случайности. Подумайте, к примеру, о величайших и умнейших ученых и философах. Достаточно маленькому сосуду в мозгу лопнуть, и величайший интеллект помрачен, от него ничего не осталось. Мы все знаем на другом уровне, более нам привычном, как бессильны мы над собственным сердцем. Например, друг или родственник в горе приходит к нам за поддержкой. И в тот самый момент, когда я хотел бы посвятить себя ему, отдать все, что имею, я обнаруживаю, что мое сердце окаменело, и я могу предложить лишь сухие мертвые слова и больше ничего, ничего – лед вместо огня. Никакой силой я не могу вновь зажечь свое темное и холодное сердце. Мы хотим делать добро, а делаем зло. И так все, что мы есть или чем мы себя считаем, – все это дано нам в дар, но не наше. Ничто в нас не наше. Ничто, чем мы обладаем, не принадлежит нам.
И если остановиться на этом аспекте сотворения, на этом изначальном моменте, который накладывает отпечаток на всю нашу жизнь, проходит через судьбу всего человечества и тварного мира, можно дойти до полнейшего отчаяния. Что я имею? Кто я такой, если у меня ничего нет? Если все имеет надо мной власть: все, что вокруг, все, что внутри меня, и Бог на небесах. И тем не менее Господь говорит: Блаженны нищие духом, потому что эту нищету можно осмыслить в других категориях – как нечто, наполненное радостью и смыслом. Ведь если мы не обладаем тем, что у нас есть, то все, что мы имеем в каждую секунду нашей жизни, – это дар и знак заботы и любви Божией. И тогда сама хрупкость того, чем мы обладаем, становится нашим главным богатством.
Если бы я мог сказать, что мое тело, душа, сердце, ум, все, что у меня есть, или все, чем я являюсь, принадлежит мне, то это было бы изъято из отношений между мною и Богом. А если я осознаю, что нет ничего моего, и все же вот: я живу! я существую! я мыслю! я чувствую! у меня есть тело и душа! у меня есть близкие! у меня есть судьба! и все это – действия Божии, то мы можем сказать: радость моя полна и совершенна. И тогда на самом деле обездоленность становится благословением, потому что нищета вкупе с щедрым даром судьбы и жизни означает, что Бог продолжает любить нас действенно, конкретно, разумно, заботливо и чутко. Это – основные черты нашей сотворенности: мы желанны и мы созданы из «ничто» – и это свойство несем через всю нашу жизнь.
Как выразил эту мысль в XIX веке митрополит Московский Филарет, мы находимся как бы между двумя безднами – и держит нас между ними воля Божия – между бездной небытия, из которой творческим словом Божиим мы были призваны, и бездной Божественной реальности, в которой мы оказываемся уже в самый момент призвания в бытие и в которую призваны погружаться все глубже, пока не станем истинными причастниками Божественной природы, Божии по соучастию, сыны Отца Небесного.
Вместе с первой тварью, первым событием, которое положило начало череде событий, изменений, становлений, возникает время. И время – одна из важнейших категорий истории и человеческой жизни. Это не просто бессмысленный путь, который мы проходим, – во времени есть смысл, так как время и становление нераздельны, время и тварность взаимосвязаны, время должно быть спасено и искуплено. И все-таки мы призваны к тому, что превосходит время, находится за пределами времени, – к вечности. Но мы должны понять, что вечность – это не бесконечное дление, это не время, которое никогда не закончится, это не время, которое расширилось до меры, превышающей нашу меру. Это нечто совершенно иное. Помните, как Христос перед лицом Пилата, на его вопрос: «Что есть истина?» ничего не ответил, потому что для Пилата ответа у Него не было. Ответ на это Он дал Своим ученикам, сказав: Я – истина, и путь, и жизнь (см. Ин. 14: 6).
Истина – это не что-то, а Кто-то. Подобно этому можно сказать, что вечность – не что-то, а Кто-то. Мы призваны к глубине приобщения Богу, и в этом – вечная жизнь. Христос говорит, что жизнь вечная – в познании Бога. Это не категория бытия, не новый путь или новое измерение времени. Это – Сам Бог, причастность Божественной реальности, жизнь в ней. В каком-то смысле можно сказать, что время, как мы его понимаем, – это нечто, что развивается, внутри него все изменяется и движется, не уничтожается вечностью, но становится чем-то глубинно иным.
Если мы представим себе вечную жизнь как все большее погружение в глубину Бога, все большее разворачивание тайны Бога перед нами, все большее сопричастие этой тайне, то, говоря объективно, время как движение продолжается. Но время как уходящие в прошлое мгновения жизни исчезает в этом общении, которое есть вечное «сейчас». Как человек может быть в движении и в то же время в совершенном покое, так и время в каком-то смысле может исчезнуть, но в каком-то продолжаться.