— Где хозяйка?
— Мадам нездорова, — отвечал бородатый, подстраиваясь под шаг Мирона Михайловича. — Велела передать, сейчас выйдет.
— А это кто?
— Егорка Свищев. Ну, он для вас личность неинтересная. А вот позвольте представить — доктор.
Незнакомый господин сдернул с головы котелок.
— Титов, Иван Алексеевич, — быстро проговорил он. — Очень рад, очень.
Доктор попробовал поклониться — на ходу получилось неловко.
Поднялись на крыльцо. Карвасаров остановился.
— Доктор? Зачем доктор? Заболел кто?
— Тут такое дело… — смятенно сказал бородатый, ломая в руках картуз. — Не знаю как и сказать…
— Тогда помолчи, Иван Дормидонтович, — ответил Карвасаров. — Я сам все увижу.
Бородатый забежал вперед, распахнул дверь.
Перешагнув порог, Вердарский невольно принялся озираться. Да, было на что посмотреть. Правда, остальные обстановкой не особо интересовались. Должно быть, проницательно подумал Вердарский, прежде уже бывали.
Управляющий привел всех в просторное помещение. Этим залом Вердарский прямо залюбовался. На стенах из дубовых панелей в тяжелых рамах чудесные картины. Площадка для оркестриона. Столики под крахмальными скатертями. Но особенно поразил белый рояль в центре зала.
Из боковой двери выскочил человек в малиновой рубахе с полотенцем, перекинутым через руку. Увидев незнакомцев в статском (а также городовых возле дверей), немедленно ретировался.
— Где ж посетители? — шепотом осведомился Вердарский.
— Их, как видите, нет, — ответил Грач. — Для заведения Дорис ситуация небывалая. Но мы сейчас все узнаем.
— Попрошу не шептаться! — приказал Карвасаров, неприязненно покосившись на чиновников. И повернулся к бородатому управляющему:
— Где мадам?
— Сию минуту…
Карвасаров выжидательно посмотрел на него.
Иван Дормидонтович опустил глаза. И тут вперед выкатился доктор в глупом своем котелке:
— Должен внести ясность. Накануне имел место, так сказать, несчастный случай. Поэтому мадам Дорис… гм… в расстройстве. Это неудивительно. Я бы сказал — естественно. Но не извольте беспокоиться. Я дал капель, и через пять, от силы десять минут…
— Вы кто? — спросил Карвасаров.
Доктор смешался.
— Титов… Иван Алексеевич…
— Я спрашиваю — что вы здесь делаете?
— Практикую… некоторым образом…
— Понятно, — Карвасаров повернулся к управляющему и приказал: — Ведите мадам немедля.
Тут дальняя дверь распахнулась, и в зал вошла статная дама в обдуманно простом платье. На вид — около сорока. Она была весьма миловидна.
«А в молодости, — рассудил Вердарский, — несомненно, чудо как хороша».
— Доброе утро, господа, — сказала Дорис, подходя и приветливо улыбаясь. — Мирон Михайлович! Вы меня застигли врасплох. Отчего не телефонировали?
— Пустое. Завернули к вам по дороге. Да только, вижу, не ко времени. Случилось что?
— Да, — ответила Дорис, бросив на полковника быстрый взгляд из-под густых ресниц. — Уж куда как случилось. Сама собиралась вам сообщить. Пойдемте.
Она повернулась и направилась к выходу.
— Пока что здесь подождите, — сказал Карвасаров квартальному. Глянул на помощников: — А вы, господа, со мною.
Надзиратель с городовыми, доктор Титов и звероподобный Егорка остались в зале. Остальные направились к дверям, в которых скрылась мадам.
— А что этот доктор здесь делает? — шепотом спросил Вердарский.
— Как что? Понятно, девок гулящих пользует.
Вердарский смутился.
— Как же так? Ведь он мужчина… У него могут быть здоровые побуждения…
Грач ухмыльнулся.
— Ошибаетесь. Я наслышан о нем. Он хоть внешне мужчина, но специализируется по другой части. Для девиц безопасен, у мадам с этим строго.
Прошли длинным коридором. В конце виднелась приоткрытая дверь.
В кабинете мадам стояли четыре глубоких кресла, обитые красным бархатом, бюро из ореха и дубовый стол. Ставни были открыты, но в воздухе плавал густой запах теплого воска.
Пока усаживались, Вердарский будто ненароком коснулся одной из свечей — она оказалась мягкой, оплывшей.
«Только что погасили, — подумал он, гордясь своей наблюдательностью. — И ставни недавно открыли. С чего так?»
Все сели. Управляющему места не хватило. Впрочем, в кабинете мадам он в любом случае не рискнул бы усесться.
— Мирон Михайлович, вы, кажется, говорили, разговор будет приватным? — спросила Дорис.
— Они не посторонние, — сказал Карвасаров.
— Ну, в таком случае Иван Дормидонтович пускай тоже побудет.
В известном смысле то была дерзость, но начальник сыскной полиции сию дерзость спустил.
— Нуте-с, драгоценная Дарья Михайловна, — сказал он, — что у вас стряслось?
— Прямо скажу: беда, — ответила мадам.
(«Вот оно что! — подумал Вердарский. — Дарья Михайловна, стало быть. А Дорис — нечто вроде театрального псевдонима».)
— Беда, — повторила хозяйка заведения. — Девушка у меня умерла. И официант вместе с нею. По всему — отравили.
Вердарский едва сдержал восклицание. Глянул на своих коллег.
Полковник Карвасаров сощурился, как кот, и пальцем усы распушил. А чиновник особых поручений Грач никакого чувства не проявил. Только носом шмыгнул и на дверь покосился. Удивительный человек.
— Стало быть, двое покойников в доме?
— Стало быть, так.
— Когда ж это случилось?
— Вчера днем. Я как раз собиралась обедать, как доложили.
— А отчего в полицию заявления не дали?
— Занедужила я, как такую новость узнала. Только теперь в чувство пришла.
(Здесь Вердарский мысленно вскинулся — это уж ни в какие ворота! Но тут же сообразил: хозяйка побоялась вчера заявить. Оттого побоялась, что огласка бы вышла. Полиция, документы, списки… Гостям разве понравится? То-то.)
Карвасаров хмыкнул:
— Но у вас ведь и управляющий имеется?
— Имеется. Да власти-то у него нет — с полицией без меня общаться, — ответила мадам Дорис. Говорила она спокойно и даже с легкой улыбкой.
— Кто доложил? — спросил Мирон Михайлович.
— А вот управляющий и доложил, Иван Дормидонтович. Да вы его сами спросите, он лучше моего помнит.
— Непременно спрошу. Только после. А пока что пускай он за дверью побудет. Или еще лучше — в зале. Там квартальному моему составит компанию.
Дорис (Вердарский решил все же называть ее про себя именно так) посмотрела внимательно, но спорить не стала. Выслала Ивана Дормидонтовича из кабинета.
— Отлично, теперь рассказывайте, — велел Карвасаров.
И мадам рассказала, как вчера утром приехал один офицер, из постоянных гостей. За столиком в зале не пожелал, быстро перебрался в номер. Там его уже Лулу поджидала.
— Которая теперь покойница? — спросил Карвасаров.
Хозяйка кивнула и продолжила свою повесть. Из слов ее следовало, что пробыл офицер с барышней в номере не один час. К тому времени уж начали другие гости съезжаться. А офицер выходить не стал, спросил обед в номер. Разумеется, обед ему тотчас доставили. Да только кушанья сперва Лулу отведала. Отведала — и тут же отдала Богу душу. А с нею официант Матюша. Тоже, должно быть, не удержался, попробовал, покуда нес. Хотя это и странно — прислуга вышколена. Знают: если такое замечено будет, вмиг с места слетят.
Вот и вся история.
— Видать, хранил вчера Господь вашего офицера, — заметил Карвасаров.
— Получается, так.
— А более ничего не случилось?
— Нет, ничего, — ответила мадам Дорис, глядя на гостей ясным незамутненным взглядом.
Вердарский поразился ее выдержке. Это ж надо! Такое стряслось — а у ней и губы не дрогнут. Другая на ее месте слезами бы обливалась. Ведь могут и закрыть заведение, определенно. А мадам как будто не видит опасности. И откуда в человеке подобная сила?
Карвасаров забарабанил пальцами по подлокотнику.
— А офицер ваш один был иль в компании?
Тут впервые за все время мадам помедлила с ответом. Потом сказала:
— Этого с определенностью сообщить не могу. Я со своими гостями не на короткой ноге. Во всяком случае, не со всеми. Может, и в компании. А может, один. Не знаю.
Мирон Михайлович кивнул:
— Понимаю-с.
И поманил пальцем Грача.
Тот поднялся со своего кресла, приблизился. И полковник Карвасаров шепнул ему на ухо несколько слов.
Что он сказал, никто не слышал, кроме самого чиновника для поручений, коему адресовалось сказанное.
Грач поднялся и вышел из кабинета, а начальник сыскной полиции продолжил расспросы.
У Грача долгие разговоры всегда вызывали скуку. Поэтому был он весьма доволен поручением шефа — действительно, сейчас самое время осмотреть особняк да перемолвиться парою слов с прислугой. Конечно, прислуга — люди подневольные, против хозяев не станут показывать. Стало быть, надо подбирать ключики. Помочь человеку свой страх побороть. И даже убедить, что откровенность только на благо пойдет.
Интересно, а где они тела-то держат? Должно быть, на леднике. Ну, это для судебного доктора. Хотя и здешний эскулап, Титов Иван Алексеевич, наверняка уж осмотрел покойных. Тоже — штучка. С ним надобно переговорить отдельно. И проверить кое-какие догадки.
Грач быстрым шагом вышел в зал, где его дожидались квартальный с городовыми. Управляющий тоже был здесь. Грач велел квартальному надзирателю отправить одного городового за доктором, а с другим вместе пройтись по помещениям. Управляющего попросил сопроводить.
— А вы что же? — угрюмо спросил Иван Дормидонтович. — Здесь станете дожидаться?
— У меня особый маневр, — уклонился от прямого ответа чиновник.
— А то, может, кого из официантов позвать? Покажут, что надобно.
Грач понял, что так просто не отвертеться.
— Зачем официантов гонять лишний раз? Давайте рассыльного.
От этого предложения управляющий было расцвел (все-таки сыщик окажется под присмотром!), но тут же вновь посуровел:
— Не годится. Он недавно у нас, сам ничего толком не знает.
— Ну, пусть хоть кухню покажет. Кухню-то найдет?