— А почему именно меня?
— Дид сказал: ему (тебе то есть) верить можно. А остальным — нет. Понравился ты ему. Так что решай.
Собственно, что тут было решать? Главное — получить свободу. А там…
— Я согласен.
— Вот и хорошо. — Рябой вытащил из-за голенища небольшой нож. — Я пойду. А ты режь вот этим веревку — и в тайгу. Только доберешься ли…
— Доберусь, — сказал Дохтуров. — Но как я потом вас найду?
— А не надо искать. Ты в Харбине где квартируешь?
— В «Метрополе». Только сгорел он теперь.
— Во как… Ну ладно. У вокзала трактир есть, «Муравей». Знаешь?
— Нет.
— Найдешь. Я там буду.
— Когда?
Рябой насупился.
— Не твое дело. Будешь сидеть там ввечеру. Я к тебе сам приспею. Или пошлю кого. Если подступит кто из людишек, да представит от дида привет — значит, мой человек. Ты его слушай.
— А эти? — Павел Романович кивнул на солдат-караульных.
— Не твоя забота. Я с ними, как с этим рыжим чертом…
— То есть?
Рябой покачал головой.
— Ох и любопытен ты, вашбродь. Все с вопросиками проказничаешь. Ну ладно, скажу: никак не хотел рыжий угомониться. Не мог от девки отклеиться… Короче, мы его самого на сало пустили.
Павел Романович поперхнулся. Поглядел изумленно.
— На сало?
«Не повезло утконосому…»
— Неужто поверил? — Рябой засмеялся. — Сам вижу — поверил. А может, и стоило? Да только какое с рыжего сало…
Дал ему дид взвару хлебнуть, сонного. Храпит теперь. Вон, отсель слышно.
Он похлопал себя по карману, вынул зеленую пузатенькую бутылку:
— Я с собой прихватил. Угостю твоих караульных… — Рябой подмигнул. — Ну, принимайся. А там уж как Господь даст.
Глава тринадцатаяПРОТИВЛЕНИЕ ЗЛУ
Они остановились, когда услышали далеко слева металлический гул. Гул нарастал, накатывался, и вскоре не осталось сомнений: по железнодорожной колее, невидимая из-за поворота, катит мотодрезина.
— Слава Богу! — сказала Дроздова. И опустилась прямо на шпалы — сил, видать, совсем не осталось.
Агранцев и Дохтуров переглянулись у нее за спиной.
Оба прекрасно поняли: хотя позади почти пятьдесят верст, ничего еще не закончилось. Возможно, на дрезине разъезд пограничной охраны — обыкновенно их пускают перед транссибирским экспрессом или войсковым, литерным эшелоном.
Но это в теории.
А ну как на дрезине красные! Раз они по реке навострились — отчего бы им не пересесть на дрезину?
Соответственно, выбор действий был невелик: или оставаться на месте, или немедленно укрываться.
Анна оглянулась на спутников. И сразу угадала их мысли — поняла, верно, по лицам.
— Давайте притаимся. Если наши, станем кричать!
Агранцев покачал головой.
— Не выйдет. Опоздаем. К черту, не хочу рисковать. Идемте отсюда!..
В этот момент дрезина выскочила из-за поворота. Дохтуров оглянулся уже на ходу: бежавшая по рельсам машина казалась совсем маленькой. И неопасной.
Но это было ложное впечатление, в чем он немедленно убедился: в паре шагов в насыпь ударила пуля, а потом донесся хлопок винтовочного выстрела. Осколками камня посекло по ноге. Мелькнула несвоевременная мысль: чем обработать, если до крови?
— Доктор, вы что там копаетесь? — заорал Агранцев. Он схватил Дроздову за руку и кинулся с ней вниз по насыпи.
Павел Романович побежал следом. Он услышал еще один выстрел, и тут же где-то впереди вскрикнула Дроздова.
Догнал он их в перелеске. Остановился, слегка задыхаясь. Прислушался: правее доносился шум удалявшейся дрезины.
— Вы ранены? — спросил он.
— Нет… не знаю…
— То есть как?
— Мне, кажется, в ногу попало. Но не больно.
Дохтуров помрачнел.
— Садитесь, я осмотрю. Которая нога?
— Правая.
Анна Николаевна присела, подтянула повыше подол. Зажмурилась.
Дохтуров быстро осмотрел ногу. Пальцы его двигались коротко и точно, словно жили сами по себе.
Агранцев стоял позади. Пока длился осмотр, ротмистр не произнес ни слова.
— Н-да, неважные дела.
— Перебило?
— Да.
— И я не смогу идти?..
— Не уверен. Позвольте ваш башмачок, — попросил Павел Романович.
Она протянула свой ботильон.
— Да успокойтесь, Анна Николаевна, — сказал Дохтуров, поднимаясь с колен. — Ваша нога цела. А вот ботильону — конец. Каблук срезало начисто.
— Боже! Какое счастье! — воскликнула мадемуазель Дроздова. — А каблук — это пустое!
Ротмистр за спиной фыркнул.
— Не такой уж это пустяк, — заметил он. — Хорошо, мы рядом с железнодорожной веткой. Разутой по тайге вам далеко не уйти.
— A у вас самого кровь! — сказала вдруг Анна Николаевна. — Вон, под коленом.
И верно: на левой брючине доктора проступило алое пятно размером с пятак.
— Осколком посекло, когда бежал с насыпи. Под ноги пуля попала.
— Под ноги? Хороший у них стрелок. — Агранцев повертел головой, словно стрелок тот мог таиться где-то поблизости.
Павел Романович покосился на ротмистра. Просто удивительно, как он свеж. А ведь и суток не прошло, как был почти при смерти.
Агранцев словно прочитал его мысли.
— Вашим мастерством восхищен, — сказал он. — Учитывая, что вы со мной сотворили, готов допустить: в ваших силах и злополучный каблук мадемуазель Дроздовой срастить одной только силой искусства!
— Думаю, пора, — сказал Павел Романович. — Дрезина ушла, будем ждать поезд.
— Пожалуй, — согласился ротмистр.
Они двинулись обратно. Дохтуров шел рядом с Агранцевым, Дроздова брела чуть позади.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Павел Романович негромко.
— Вполне здоров.
— Это удивительно. У вас, считай, половины лица не было.
— А чему вы удивляетесь? — ответил Агранцев. — Вашими трудами.
— С учетом обстоятельств, я сделал очень немного. Признаться, результат меня приводит в смущение. Не соответствует затраченным усилиям.
— А меня — нет, — заявил ротмистр. — Меня результат радует.
И зашагал быстрее.
«Двенадцать часов назад, — подумал Павел Романович, глядя ему в спину, — я был уверен, что этот человек и говорить-то не сможет, не то что ходить. А теперь вон как развоевался. И как же такое случилось?»
— …говорю — принимайся, — повторил рябой.
Он пустил по земле нож — но так, чтоб дотянуться не сразу. Поднялся.
— Подождите, — тихо сказал Дохтуров.
— Чего?
— Я хочу, чтоб вы освободили еще одного.
— Это кого ж?
— Офицер. Мой спутник. Он сильно избит.
Рябой пожал плечами.
— По мне — хоть всех отрешай. Только чего с ними делать затеешь?
— Всех не надо. Только одного.
— Куда ж он, отмудоханный, пойдет-то?
— Ничего. Мы как-нибудь вместе.
Рябой сплюнул.
— Да как хошь. Тебе возиться. Больно жалостливый, гляжу. — Он снова повернулся, намереваясь уйти.
— Послушайте! Помогите хоть за околицу выбраться. А дальше мы сами. И учтите: если откажетесь, считайте, договора нет.
— Вот пес шебутной! — сдавленно выругался рябой. — Нельзя нам с хворым вязаться, караульщики наблюдут.
— А взвар ваш хвалёный?..
— Взвар? Оно, конечно… Ох, бычачье у тебя упорство. Ладно, — решился рябой. — Но лишь до плетня, а там… Ну, пойду сторожей угощать.
Угощение затянулось на час. Павел Романович стал уже думать, что рябой по хмельному делу забыл об уговоре.
Сам он быстро справился с путами на ногах. Но остался на месте — ждал.
Наконец рябой воротился.
— Давай, что ли, — сказал торопливо. — Вон уж, белизь над лесом высветилась…
И в самом деле: далеко на востоке в небе появилась слабая, жемчужного отсвета, трепещущая полоска.
Позади, у догорающего костра, вповалку спали стражники.
Павел Романович поднялся, разминая ноги. Пальцев он почти что не чувствовал. Но рябой не смотрел на его упражнения — он подобрался к колоде и затаился, прижался к земле, похожий на крупного двуногого волка.
Только собрался Дохтуров последовать за ним, как уловил в стороне, у костра, какое-то движение. Будто тень промелькнула. Но небольшая, для взрослого человека ростом мала.
«Лель? Нет, тот будет пониже. Или ребенок? Но откуда здесь взяться ребенку?»
Дохтуров отвернулся и осторожно направился вслед за рябым.
…Пленники у колоды большею частью спали. Плохо спали, смятенно. Слышались вскрики, тревожное бормотание. Дышали тяжело, как в лихорадке.
— Который? — спросил рябой.
— Вот тот.
Ротмистр сидел неподвижно, запрокинув голову. Вновь шевельнулось сомнение — жив ли?
Рябой склонился над ним:
— Дышит. Бери, что ли, вашбродь… да, а ножик-то возверни. Так будет верней…
Он перерезал на ротмистре веревки. Потом ухватил Агранцева под мышки, Дохтуров взял за ноги. Голова ротмистра как-то ненатурально моталась на мускулистой шее.
Потащили.
Каждую секунду Дохтуров ждал, что раздастся вздорный голос жены инженера. Но та спала. Или не решилась вмешаться.
«Неужели вот так и уйдем? В самом деле? Получается слишком просто. Роман, да-с, натуральный роман, в жизни так не бывает…»
Рябой глянул через плечо.
— Ты чего там бормочешь?
Но Павел Романович не стал отвечать.
Никто их не остановил. Выбрались с хутора, встали.
— Может, до перелеска? — спросил Павел Романович.
— Вот те шиш.
Рябой сложил из пальцев дулю и предложил ею полюбоваться.
— Видел? То-то. Я свой уговор выполнил. Теперь твой черед… Эх, не вовремя!
Последнее замечание относилось к полному почти месяцу, выплывшему над лесом. В другое время им можно было залюбоваться, но не теперь.
— Ну, мне-то все равно, — сказал рябой. — Твоя забота. Счастливо добраться, вашбродь.
— Постараюсь… Постойте, что вы делаете?
— Контрибуцию ищу, — ухмыльнулся рябой, шаря у ротмистра по карманам. Выудил серебряный портсигар, прикинул на руке. — Зазря я, что ли, старался? А ему все одно — без надобности…