Когда я стала приводить в порядок стол сестры, женщина, работавшая рядом, сказала:
— Вы так похожи, у вас даже те же движения рук, — и начала плакать.
— Обнаженные, мы вообще копия друг друга, — ответила я, но она даже не улыбнулась.
Все, будто на похоронах, хотели прикоснуться ко мне, и это было ужасно. Впрочем, хорошо понятно: сестра была светлым, трудолюбивым человеком, хорошо разбиралась в компьютерах, при этом все держала в образцовом порядке.
Правда, в шкафу оказалось много таких вещей, которые не следовало хранить на работе — стильные лыжные ботинки и принадлежности для сноуборда, которым она недавно начала заниматься.
Когда скачала на дискету переписку сестры по е-мейлу и стала уничтожать ее личную информацию с жесткого диска, я, естественно, разрыдалась. Мужчина, коллега сестры, который помогал мне, тоже заплакал. Это было намного печальней, чем застывший взгляд Куни, подключенной к аппарату искусственного дыхания. Я поделилась своими мыслями с мужчиной, и он сказал:
— Рядом с тобой мне очень тяжело, поскольку я все время представляю себе твою сестру. Твои интонации и действия означают, что Куни не стало.
Я плохо знала, чем здесь занималась Куни — только то, что она — секретарь дирекции.
Когда умирает обычный человек, как правило, все его коллеги по работе скорбят по ушедшему. Убедившись в этом воочию, я подумала, что память о сестре надолго останется в их сердцах. Было бы проще простого обвинить в произошедшем ее большую загруженность на работе, сказать, что она отдавала ей все свои физические и душевные силы. Но это не так. Никто не виноват. Такой оказалась ее доля. А нам нужно сохранить приветливый и добрый свет, который дарила Куни.
Когда мы вдвоем, с красными от слез глазами, закончили работу, приехал отец и поприветствовал старших коллег и начальника сестры.
Несколько человек помогли нам перенести на подземную автостоянку вещи Куни. Кое-как запихав вещи в машину, я помахала рукой на прощанье. Хотя почти всех их я видела впервые, почему-то у меня возникло ощущение, будто сама здесь работаю и перетаскиваю вещи потому, что уволилась, чтобы выйти замуж.
— Папа, почему ты приехал на маленькой машине? Разве я не просила взять пикап? — задала вопрос я после того, как машина тронулась.
— Мама уехала на нем в больницу! От горя и усталости она стала плохо понимать, что делает. Когда я пришел на стоянку, осталась только эта. Ничего не поделаешь, — сказал отец.
Я сидела рядом с отцом, причудливо изогнувшись из-за обилия вещей Куни.
В таком положении я могла видеть только уличное освещение и ночное звездное небо, что было необычно и красиво.
— Ну ладно…
— Я тебя неважно слышу! — сказал отец.
— Можно я положу голову тебе на колени?
— Давай.
— Будто опять стала ребенком, — улыбнулась я.
Полные бедра отца были такими же крепкими, как раньше.
— Смотри не возбудись от присутствия молодой и красивой девушки.
— Не шути так с отцом!
Улица быстро проплывала мимо.
— Сказали, что уже скоро отключат дыхательный аппарат.
С такой же интонацией отец сообщил «Поти умер», когда погибла собака, когда-то долго жившая в нашем доме и больше всех привязанная к отцу.
— Почему же это произошло, как в плохом сне, — сказал отец.
— Плохой сон! — эхом отозвалась я.
Мы замолчали.
В машине сильно ощущался запах духов сестры, исходивший от ее вещей.
Я решила поменять свои духи на эти. Куни словно сидела на заднем сиденье, поэтому действительно казалось, будто я вернулась в детство, в то время, когда мы с семьей часто путешествовали на машине.
— Ты встречаешься с тем мужчиной? — внезапно спросил отец, и я мгновенно пришла в себя.
— С кем? Ты о том толстяке из фирмы, с которым мы вместе только что паковали вещи и плакали?
— Нет, о том подозрительном старшем брате.
— О Сакаи? Только не в таком смысле. Не говори так, он хороший человек.
— Возможно, но я с ужасом представляю, что, если ты выйдешь замуж за старшего брата, то трусливый младший снова станет мне родственником и придется с ним встречаться. Эх, только подумаю, сразу раздражаюсь.
— Наверно, этого не будет. Но я считаю старшего брата замечательным! Да и младший — человек, которого полюбила сестра, поэтому давай не будем говорить о нем плохо, даже если хочется!
— Но его побег домой — не шутка! С таким характером — и нашу дочь в невесты. Нахал!!!
Сейчас отцу требовалось сорвать на ком-то злость, решила я и перестала за него заступаться. В общем-то, я плохо знаю человека, который был женихом сестры. Во всяком случае, сестра любила его, как всегда, до безумия.
— А ты утешай себя тем, что у такого человека, на которого нельзя полагаться в критический момент, не стало невесты.
— Думай, что говоришь!
— Я хотела тебя успокоить!
— Как тяжело, как все тяжело! — Голос отца долетал до меня из живота.
Меня укачало в машине, и я снова непроизвольно заплакала. В последнее время мои слезы уже почти не были связаны с воспоминаниями. Отец понял это и замолчал.
Так мы и въехали на улицу, где я родилась и выросла.
— Мама, наверно, ужасно устала. Сегодня я, пожалуй, останусь у вас. Разберу эти вещи, — предложила я.
— Оставайся.
— Ну, тогда заодно что-нибудь приготовлю.
— Хорошо бы набэ[7]. Хочется съесть чего-нибудь горячего.
— Если так, давай подъедем к универсаму.
А ведь нам снова может стать хорошо, подумала я.
Куни предоставляет нам время, в котором не только тяжесть утраты — все становится острее. И хорошее в этом мире делается в сто раз лучше. Каждый день происходит битва между хорошим и плохим. Я не хотела провожать сестру в последний путь с таким туманом в голове.
Несколько дней спустя отключили дыхательный аппарат Куни и констатировали ее смерть.
Я прочитала в книге, что мозг сестры уже размягчился. Но лицо было таким, как всегда. Когда я сделала ей макияж, она еще больше стала похожа на себя. Будто собралась пойти на работу. Я прикоснулась к тональному крему, взяла зеркало — в каждой вещи я чувствовала сестру. Я надела на нее ее любимую одежду и украсила цветами, которые она любила.
Мою красивую Куни понесли на погребальный костер.
Я думала встретить это время с ясной головой — не удалось. Мои глаза отказывались смотреть на то, что было перед ними. Казалось, что все вокруг происходит как во сне. В голове была звенящая пустота, и я все делала машинально.
Сакаи, как я и предполагала, не было на похоронном обряде, но его младший брат пришел. Он остался до последней минуты, несмотря на то, что отец ударил его, а мама довела до слез. Это был настоящий поступок. Если бы на меня хоть раз так взглянули, я непременно бы захотела снова убежать домой. Мне удалось немного поговорить с ним. Он оказался неплохим человеком. Однако останется тем, с кем мы встретились при печальных обстоятельствах и вряд ли доведется увидеться вновь. Странная доля. И все-таки Куни, должно быть, радовалась его приходу. Потому что она была женщиной, которая жила любовью.
Когда сестра формально умерла, и к ней не надо было ходить в больницу, мне стало одиноко.
Я рыдала, замечая в ванной кусочек мыла в виде животного, привезенный ею в подарок из заграничной поездки, хотя он уже потерял форму и стал просто обмылком.
Время шло.
На самом деле время идет всегда, но это редко осознаешь и не обращаешь на него внимания. Я уже никогда не буду прежней. В моем мире обострилась восприимчивость, совсем как во время неразделенной любви.
Я только и делала, что всецело отдавалась изучению итальянского, поэтому преуспела в языке.
Потом я поеду учиться за границу. Буду по часам связываться с родителями, чтобы хоть чем-то поддержать их в тяжелый период. Буду стараться найти потом хорошую работу. Потребуется много сил для восстановления. Теперь у родителей осталась только я. Эта мысль меня преследовала постоянно.
Я встретилась с Сакаи в буддийском храме, а потом воскресным вечером неделю спустя. Мне казалось, что для встречи с ним почему-то подходит только вечер.
Я заметила Сакаи, и у меня отлегло от сердца просто потому, что рядом находился светлый человек, не обремененный семейными проблемами и скорбью. Я, улыбаясь, подбежала к нему.
— Когда мы сможем встретиться? — спросил он.
— Не здесь же об этом говорить!
— Как насчет воскресенья? У тебя будет время?
— Да, думаю, я буду свободна.
Мы договорились о встрече. В буддийском храме, залитом лучами солнца, царила безмятежность. Он сказал, что хочет прогуляться, и исчез среди могил.
Небо было характерного для Токио неопределенного цвета — к синему примешивалась белесость. Между могил стояли замерзшие, сухие деревья. Все, кто был на похоронах, одетые в черное, смотрелись, будто вороны. Я не чувствовала холода. Просто успокоилась, встретив Сакаи. Я впервые испытала чувство радости от того, что кто-то может поддерживать тебя только одним своим существованием. Я ощутила себя маленьким птенчиком, смотрящим в небо из гнезда. Я дала отдых крыльям в этом бесконечно расширяющемся пространстве. Только поэтому было хорошо. Наверно, только это имело значение. Сейчас и навсегда.
После смерти Куни я питалась только рисом карри, который она любила.
Поэтому и с Сакаи я пошла есть карри.
Кафе было странное, там ели индийский карри, сидя на полу. Прохожие с любопытством заглядывали в окна. Но мы, обливаясь потом, с завидным упорством ели рис.
— Сакаи, у тебя есть девушка? — задала вопрос я.
— Сейчас никого. Есть друг, — сказал он.
— Может, когда-нибудь мы снова встретимся, — сказала я.
— Наверняка встретимся, и довольно скоро.
— Пока у меня плохо со временем.
— Если ты скажешь мне: давай прямо сейчас встречаться, я буду удивлен.
— Кстати, на похоронах я много разговаривала с твоим младшим братом.