- Неправильный ответ, - сказал Дима и, подняв указательный палец вверх, продолжил, - вот смотри всё железнодорожное полотно на перенесённой территории электрифицировано.
- И что? - не сдавался я, - из этого следует, что при выезде из области необходимо менять электровоз на паровоз, но при въезде делать это нет необходимости. Паровоз не нуждается в электричестве.
- Он то может и не нуждается, но знаешь, что произойдёт, если поезда будут ходить по электрифицированным путям?
- Что?
- Ничего хорошего. Изгарь, - видя моё непонимающее лицо, Дима пояснил, - это мелкие недогоревшие кусочки угля, скапливается в дымовой камере паровоза и при работе котла на форсаже вылетает в трубу, просто-напросто пережигая контактный кабель. Так что, если мы пустим паровозы в Харьков, то в скором времени нам придётся забыть о таких вещах, как пригородные электрички.
- И нет никаких вариантов избавиться от этого?
- Почему нет? Есть, конечно. Но сам понимаешь, В тех условиях, в которых мы находимся, проще менять паровозы на границе области.
Словно подтверждая слова Димы, паровоз, наконец, отцепившись от поезда, дал прощальный гудок и малым ходом двинулся вперёд. А на его место, спустя минут десять, подъехал электровоз.
- Подожди, ты же говорил, что паровозы пережигают контактный провод, - снова обратился я к проводнику, - почему тогда обычный дизельный тепловоз тут не используют?
- Издержки производства. Все дизеля нарасхват. А заменить кусок провода на станции гораздо проще, чем где-то на перегоне. Ладно, подымайся в вагон, скоро уже тронемся.
Харьков. 9 мая 1941 года.
- Товарищи! Друзья! Харьковчане! Сегодня мы отмечаем годовщину победы в Великой Отечественной войне! - начал речь стоящий на трибуне Пилипко, - в этот день, в том мире откуда мы сюда попали, шестьдесят четыре года тому назад наши отцы и деды сокрушили немецко-фашистскую Германию. В этот день было уничтожена гидра, грозившая уничтожить всё человечество. Имя тех, кто совершил этот подвиг бессмертно. Но всё это осталось там. В том мире, откуда мы пришли. Но сейчас на восточных границах Советского Союза копятся немецкие войска. Преступный режим Гитлера снова готовится нанести подлый удар в самый неожиданный момент. Но сейчас есть мы. Мы знаем о готовящемся ударе. А предупреждён, значит вооружён, - Пилипко сделал небольшую паузу и продолжил, - слово предоставляется Председателю Совета Народных Комиссаров, товарищу Сталину.
Толпа, стоящая на самой большой площади Европы, затаила дыхание и устремила взгляды десятков тысяч людей на трибуну. Всем хотелось воочию увидеть фигуру, оставившую после себя столь много противоречивых отзывов. И толпа не разочаровалась.
Неторопливым шагом к микрофону подошёл друг всех детей и гроза человечества в одном лице. Несмотря на тёплую погоду, товарищ Сталин был одет в привычный полувоенный френч без всяких наград или медалей. Злые после этого выступления, стали поговаривать, что под френчем у Сталина был одет бронежилет. Однако никаких официальных заявлений по этому поводу так никто и никогда не сделал.
- Дорогие друзья! - сказал Иосиф Виссарионович, оглядев бескрайнее море стоящих перед ним людей, - прежде всего я хочу сказать спасибо всем тем, кто проливал пот и кровь, защищая нашу Родину. Всем тем, кто отдал свою жизнь и здоровье ради благополучия детей и внуков. Я хочу сказать спасибо вам, дорогие ветераны за то, что вы сделали.
Сталин замолчал и склонил голову. Вслед за ним жест повторили стоящие на трибуне, а затем и все те, кто в эту минуту находился на площади. Воцарившаяся гробовая тишина, стала ещё тише, хотя казалось, это невозможно. На больших экранах, установленных на площади, камеры показали слёзы на лицах собравшихся здесь ветеранов.
-Товарищи, - продолжил Сталин, - Советский Союз смог победить в самой кровавой войне в истории человечества без помощи потомков, послезнания и технологий из будущего. Сейчас у нас и то, и другое, и третье. Но самое главное, у нас есть уверенность в Победе! У нас есть кадры кинохроники в которой Советские войска маршируют по Берлину, а не немецкие по Москве. А значит, что какой бы ни была будущая война, враг будет разбит и Победа будет за нами! Некоторые скажут, что товарищ Сталин кровавый тиран и погубил миллионы жизней. Не надо возмущаться. Я читал книги из вашего мира и видел кинозаписи, в которых меня называли и похлеще. Но как бы меня не называли, всегда признавали одно - товарищ Сталин может учиться. В том числе и на своих ошибках. Сейчас нам выпала уникальная возможность. Мы можем учиться на своих ошибках не совершая их. Товарищ Сталин знает о поражениях лета 1941 года, о неудачах 1942 года. Но товарищ Сталин знает и о победах 1943 года, освобождении Белоруссии в 1944 году и разгроме Германии в 1945. Каждый день я думаю о тех потерях, которые понесло наше государство в вашем мире. Каждый мирный день, который проживает наша страна, позволяет нам усилить обороноспособность страны. Каждый лишний мирный день позволяет нам спасти тысячи жизней, которые были потеряны в вашем мире. Не одна жизнь, отданная во благо нашей Родины, не будет потеряна напрасно. Опыт, который мы получили, оплачен кровью. Но в наших силах всё изменить. Какой бы ни была будущая война, она пойдёт по нашему сценарию. Никто не посмеет безнаказанно топтать нашу Родину! - закончил свою речь Иосиф Виссарионович.
Молчавшая до этого толпа, словно взорвалась, скандируя одно и то же слово:
- Сталин! Сталин! Сталин!
- Товарищи! - сказал Сталин, подняв руку, - в вашем мире меня часто обвиняли в культе личности. Я бы не хотел, чтобы и нашем мире потомки обвиняли меня в подобных вещах. Поэтому прошу вас прекратить повторять мою фамилию. Ветераны, находящиеся здесь, заслужили этого гораздо больше меня.
Эта, тут же ставшая исторической речь, получила впоследствии название харьковской и вошла в учебники истории именно под этим именем. Именно с этой речи, по мнению некоторых историков, песок в часах последних предвоенных дней стал сыпаться с утроенной скоростью. И именно после этой речи стало окончательно ясно, что война начнётся в самое ближайшее время.
Белостокский выступ. 18 мая 1941 года. 02:00
Для командующего 129 Истребительным Авиаполком майора Тимофея Григорьевича Вихрова наступал момент истины. Все, что можно было сделать для поддержания боеспособности полка, уже было сделано, и теперь оставалось только ждать.
А началось всё полгода назад, когда, в сентябре 1940 года полк передали в подчинение 9 смешанной авиационной дивизии, комдивом которой являлся генерал-майор Сергей Александрович Черных.
В тот не по осеннему солнечный сентябрьский день адъютант Вихрова сообщил майору, что его срочно вызывают в штаб дивизии. Тимофею Григорьевичу ничего не оставалось, кроме как сесть в свою эмку и направиться в Белосток. Благо ехать было недалеко.
Когда автомобиль остановился возле здания Управления дивизии, Вихров вышел из машины, приказав водителю поставить машину в тень и дожидаться его возвращения.
Однако, тут попасть на приём к комдиву не удалось. Тимофея Григорьевича окликнули из группы командиров, дымивших папиросами в специально отведённом месте для курения, которое состояло из урны и стоящего рядом с ней большого металлического ящика защитного цвета, заполненного песком
- Тимофей Григорьевич, здравия желаю. Что, тоже к комдиву вызвали? - спросил Вихрова комполка 129 ИАП Юрий Александрович Немцевич.
- Да, к нему, - поприветствовав командиров, ответил майор, - не знаете, по какой причине Черных вызывает?
- Так ведь комдив только вчера из Москвы прилетел. Видать, будет вводить в курс новых директив от Главнокомандования, - сказал командующий 124 ИАП майор Иван Петрович Полунин.
- А мы каким образом к вам относимся? - спросил Вихров.
- Так слухи ходят, Григорьич, что ваш полк нашей дивизии переподчиняют, - ответил Немцевич, - видимо сейчас комдив приказ об этом и объявит.
- Странно, что я об этом не слышал раньше, - удивился Вихров.
- Ты же знаешь наш всеобщий бардак. Просто забыли сообщить, что собираются перевод делать, или просто информация не дошла, - ответил Полунин.
- Ладно, идём, - отточенным движением швырнув окурок в урну, сказал Полунин, - комдив нас ожидает через пять минут.
Отметившись у записавшего фамилии и цель визита дежурного, командиры поднялись по лестнице на второй этаж и, пройдя по коридору, вошли в кабинет комдива.
Судя по тому, что пепельница, стоящая на столе у комдива была пуста, а кабинет был настолько заполнен табачным дымом, что, казалось ещё чуть-чуть, и дым можно будет резать ножом, комдив либо не ложился спать со вчерашнего дня, либо, несмотря на раннее утро, успел провести не одно совещание. С учётом того, что Черных вместо приветствия лишь кивнул и устало махнул рукой, оба версии имели право на жизнь.
- Товарищи, - начал комдив после того, как командиры расселись, - как вы уже, наверное, знаете, вчера я вернулся из Москвы, где был на приёме у (вписать), - тут Черных на секунду остановился, а затем продолжил, - прежде чем я озвучу поднятые вопросы, хочу напомнить, что информация, которую вы все услышите, является секретной, и разглашению не подлежит, - видимо комдиву сообщили нечто из ряда вон выходящее, раз генерал-майор решил напомнить сидящим перед ним командирам прописные истины, известные каждому рядовому, - так вот, товарищи, вся информация, которую я вам сейчас сообщу, будет пока только в устном и неофициальном порядке. Однако, это не значит, что её можно проигнорировать. Итак, прежде всего, хочу сообщить, что война с Германией будет.
- Прошу отставить разговоры. Дослушайте до конца, - продолжил Черных, - я понимаю ваше недоумение тому, что это объявляется устно. Но вы должны понимать, что эта информация секретная, и не должна спуститься на уровень ниже комполка. Все обсуждения будущей войны, выходящие за рамки обычного, будут преследоваться и наказываться по закону. Сами понимаете, сейчас самое главное не спугнуть врага, не дать ему возможности понять, что мы знаем о его намерениях. Перехожу к следующему вопросу, Тимофей Григорьевич, возможно, вы удивляетесь тому, зачем я вас вызвал к се