— Ублюдки рогатые![5]«Почтенный гном оглох, не иначе!»… Они бы еще других богов Слаттера приплели! И кому это сказали? Кому?! Мне, потомку Троллудов!
Непривычно высокий для гнома, сын Пайслинга[6] раздраженно толкнул дверь и шагнул в раскаленный воздух кузницы. Найдя глазами сына, глава Форфаденов подозвал его и отвел в сторону:
— Я разговаривал с лордом Дейстом. Он показал мне узелковое письмо, скрепленное твоею рукою. Как он расплатился?
— Лорд оставил одного из своих сыновей. С просьбой научить того уму-разуму и пообещав, что в случае необходимости семья выкупит его.
— Сына? Которого? Хиарлоссу Бессердечного?
— Нет. Хейдера. Младшего из сыновей.
Хозяин гномьего форпоста на границе Фьерранлонда с грустью взглянул на потного молотобойца и вздохнул:
— Да, Трэндефулт, рано я пытаюсь тебя к делам привлечь. Ты привык разговаривать с родственниками и не понимаешь, что люди лживы, как Комбрена.[7] При разговоре с человеком надо проверять каждое слово. А после разговора пересчитать златы[8] в кошельке.
Молодой широкоплечий гном нахмурился и спросил:
— Я где-то ошибся? Лорд погасил долг, оставив нам в залог своего сына. Он рано или поздно выкупит его. И мы можем потребовать за голову младшего намного больше, чем их семья была должна сейчас.
— Хейдер — незаконнорожденный сын. Хозяин Ланграссена учил бастарда наукам и военному делу, чтобы посадить доверенным лицом в Химмелсталде, Божественном городе. Но полгода тому назад король обязал лордов платить налоги с торговых дворов, открытых в других хегтигдемах.[9] И прижимистый старик решил не покупать склады на другом конце Фарэстаттен. Так ублюдок вместо признания и герба получил лишь право сдохнуть где-нибудь лесничим или браконьером.
— Но выкуп?!
— Какой выкуп, сынок, ты как маленький. Хейдер объявил, что обещанная отцом крепость Лэгпасса все равно будет его, и два месяца тому назад начал собирать наемников. Засел со своей крошечной армией в Вуофе, где его и взяли… За бастарда мы не получим ничего. А я-то удивлялся, чего они так веселятся! Пять лет назад лорд проспорил нам крепежный лес, уголь и коров. Сегодня он посмеялся над тобою, выменяв порченый товар на полновесное золото.
Багровые отблески раскаленного горна пробежали по лицу хмурого молодого гнома и потерялись в его темных глазах.
— Я догоню их и выбью долг, отец.
Высокий гном устало покачал головой:
— Нет, сделка выполнена, и закон формально не нарушен. Ты принял заложника, что подтвердил родовой печатью. Поздно махать киркой, когда кровля просела. Впредь будь осторожнее.
Отпустив сына, Бэвер Форфаден направился к выходу. Уже взявшись за ручку, он спросил через плечо:
— Куда ты посадил бастарда?
— Он под замком, в рудной кладовой.
— Отправим его к Салки, старику постоянно не хватает рабов. Если ублюдка нельзя продать, так пусть отрабатывает кров и еду… А шутку лорда Дейста я запомнил. Крепко запомнил. И при первой же возможности не забуду посмеяться в ответ…
ГЛАВА 1
Кэлла, третья неделя, эндрегты
(26-й день 12-го месяца)
Дымные факельные следы измазали черными полосами серый потолок штрека. Наклонный низкий коридор тянулся в глубинах горы от одного рудного пласта к другому. На узких поворотах бесконечные вереницы кандальников исцарапали гремящим железом каменные выступы, и масляно блестящие стены штрека покрылись щербатыми оспинами. Истинная насмешка Комбрены, в ее вкусе: человек или гном давно уже сгинули, а жалкая царапина оставлена на века.
Хотя, как успел убедиться Хейдер за месяц работы в шахтах, проштрафившиеся гномы были редкими гостями среди рабов. Соплеменники предпочитали использовать закованных в железо родственников на более сложных работах: в кузнях, граверных мастерских или на огранке драгоценных камней. Умирать с киркой в руках в забой посылали людей. Дешевый расходный материал, полноводной рекой текущий с рынков Фрист-ог-Кальдских пределов. Земли Ланграссена, богатые дичью и рыбою, щедро делились обильными урожаями, позволяя кормиться местным крестьянам и охотникам. Тем временем с менее удачливых и разоренных засухой земель Фэттигамрэдена гнали и гнали колонны клейменых должников, не сумевших расплатиться ни со своим лордом, ни с королем.
— Где этот благородный? — донеслось из черного зева коридора.
Сгрудившаяся у поворота толпа кандальников зашевелилась, и острый локоть больно ткнул Хейдера в бок:
— Милорд, вас зовут. Наверное, на охоту поедете, вепря бить. Не забудьте и за нас похлопотать, может, в загонщики возьмете.
Серые от рудной пыли рабы засмеялись, и сильный удар в спину швырнул бастарда вперед. Больно ударившись грудью о холодный камень, мужчина с трудом вздохнул и насмешливо бросил за спину:
— Обязательно возьму. Как Комбрена в гости позовет хороводы водить, так вас и захвачу. Куда мне без добрых друзей.
Толпа недобро загудела в ответ:
— Доиграешься, безродный ублюдок! Еще раз темных богов без дела помянешь — и ночь не переживешь.
— Меня боги любят, они меня простят, — зазвенел цепями Хейдер, протискиваясь вдоль плотной человеческой массы вперед.
Кто-то попытался пнуть упрямца напоследок, но из задних рядов засипел один из старожилов:
— Оставьте идиота! Не видите, что ли: Кэрлэкссеф лишил его рассудка! Как в забой спустили, так все от старой жизни отказаться не может.
— А чего благородного из себя строит?
— Ненадолго. Столламингеры[10] у Салки свое дело знают, выбьют из него дурь. А за убитого идиота нас без жратвы на пару дней оставят. Пусть лучше сам сдохнет…
Окованная железом трость уперлась в грудь, еле прикрытую драными тряпками.
— Тебя называют «милорд»?
— Да, меня.
Еле различимый в слабом свете масляной лампы гном нахмурился и левой рукой отвесил оплеуху рабу. Пока мужчина ворочался на полу, звеня кандалами, бородатый владыка судеб оперся ладонями на набалдашник трости и пробурчал:
— К любому мастеру ты обязан обращаться по званию: господин гэймли. Старшему мастеру положено говорить: господин столламингер. Забывчивость можно вылечить. Получишь десять плетей и сразу усвоишь хорошие манеры. Понятно?
Хейдер поднялся и, вытирая рукавом разбитый нос, четко ответил:
— Да, господин гэймли.
Невысокий мастер задумчиво постучал тростью о пол и снова спросил:
— Чего не поделил с другими?
— Они расстроены, что я знаю, кто мои мать и отец. Похоже, бедняги лишены подобной радости и рождены в канавах, у городских стен.
— Да? А мне известно другое… Говорят, что ты кичишься своим происхождением и до сих пор рассказываешь сказки, как вернешься наверх, где огнем и мечом отобьешь дарованные тебе земли у западного моря.
Мужчина промолчал, равнодушно рассматривая недовольного гнома.
— И с первых фьорсгеттов ты успел трижды сцепиться с другими работниками. Чудо, что тебе еще не расколотили голову.
— Этих работников явно собирались вздернуть. Но передумали и продали вам. Что мне теперь, крыс для них в отработке ловить?
Господин гэймли лишь коротко хохотнул в ответ:
— Ты от остальных висельников ничем не отличаешься, запомни это раз и навсегда. И твое мнение на этот счет меня не интересует… И разговариваю я с тобою только потому, что вчера ты рудничным водоносам подсказал, как присыпками из лазурита грибок на ногах свести. Откуда тайны горного врачевания знаешь?
Бастард устало усмехнулся:
— Лесничий показал. Мы с ним часто в Фрист-ог-Кальдских пределах на волков охотились. У него знакомых из вашего народа много было. Вот разные руды и показал, да кое-какому врачеванию с их помощью научил.
Гном удовлетворенно кивнул и вновь ткнул тростью в грудь кандальнику:
— Все же, что мне с тобою делать? Такие наглые и молодые работники вечно создают проблемы. Грызутся с другими за лучшее место в забое, отбирают хлеб у соседа… Можно отдать тебя бьеделлу,[11] он живо тебе мозги вправит. Но вот незадача, после него ты пару дней проваляешься пластом, а у меня и без того рук не хватает… Что скажешь?
Молодой мужчина покосился на полированную сталь и зло усмехнулся:
— Господину гэймли не стоит волноваться. Я у соседей по забою пайку отбирать не буду. Но и свою не отдам.
— А наутро мне приволокут свежего покойника, который неудачно задохнулся во сне… А работать за тебя Меркера[12] попросим. Ему все равно, где пакостить…
Бородач в темно-коричневом камзоле оперся на любимую трость, подумал и вынес решение:
— В дальний забой пойдешь. Туда старых и немощных согнали, крепких парней не хватает. Жилу уже забросить хотели, но рудный пласт обозначился. Похоже, рано этот забой закрывать. Вот и поработаешь на благо господина Салки. А если крепеж поведет, так вместе со стариками и похороним. Ты все равно долго не протянешь. Или соседи удавят за норов, или Лигг[13] душу твою приберет. Хоть кайлом помахать успеешь, прежде чем сдохнешь.
— Спасибо, господин гэймли. Я постараюсь прожить подольше. Мне еще наверх вернуться надо, долги отдать.
Гном лишь оскалился в ответ:
— Наверх у нас только руду поднимают. А мясо и кости остаются здесь. Навсегда…
Измотанное за бесконечный рабочий день тело лежало неподвижно, жадно впитывая мгновения отдыха. Но разум не желал мириться с окружающей его тьмою и затхлым воздухом и пытался хоть как-то вырваться на свободу. Не имея возможности порвать стальные оковы, человек каждую ночь видел цветные сны, возвращавшие его к залитым солнцем лугам и лесам, к журчанию ручьев и пению птиц. Каждую ночь душа бастарда покидала владения темных богов и отправлялась наверх, чтобы танцевать там вместе со свежим ветром…