– Даже речи быть не может, – повторил он и показал на палатку. – Только разобрать эту хреновину – целый день уйдет. И собрать – столько же. К тому же мы, в отличие от вас, уже три недели стоим здесь.
Тип в безобразных очках, типичный ботаник, что-то пробормотал. Дональд уставился на него.
– Повтори!
– Я говорю, ни один из нас не стоит на том же месте, что вчера. Чисто технически.
Дональд повысил голос – так он разговаривал со скользкими субподрядчиками.
– Чисто технически вопрос стоит вот как: попробуйте заставить меня передвинуться. Я, по-моему, ясно объяснил, что это за работа.
Ботаник сразу стушевался. Пожал плечами.
– Просто мысль пришла в голову.
Дональд раскинул руки, будто хотел обнять всех присутствующих.
– Когда закончим, приглашаю всех на пиво. Сюда, в палатку.
Показал знаком Майвор – всё, разговор окончен, – повернулся и пошел к кемперу. Майвор последовала за ним. Когда они отошли на расстояние, на котором никто не мог их слышать, Майвор сказала:
– Почему ты всегда такой настырный?
– Настырный? Ты же сама знаешь, что это за работа – разбирать все это дерьмо. Мебель, стойки… на одних настилах надорвешься.
– Всё так… но ты мог объяснить людям без такого напора. Что за агрессия? И на меня незачем орать.
В палатке Дональд схватил стул, поставил в угол и уселся, скрестив руки на груди.
– Я не на тебя орал, старушка, ты прекрасно знаешь. Они меня просто… я тебе говорю: если кто-то будет нарываться, то…
– То что? Что ты тогда сделаешь, Дональд?
Дональд, не вставая, дотянулся до газового холодильника и достал банку пива.
Отщелкнул замочек, сделал большой глоток и вытер губы.
– Тогда я возьму винтовку.
Майвор уставилась на мужа. Тот с деланым равнодушием кивнул на вход в палатку: вот, дескать, если кто-то явится и начнет нарываться, сама увидишь. Она дождалась, пока он на нее посмотрит.
– Ты взял с собой винтовку?
– Само собой, – Дональд пожал плечами. – Сейчас такие времена… полно проходимцев.
Сделал еще глоток пива, слишком большой: из угла рта на подбородок побежала янтарная струйка.
Майвор не спускала с него глаз.
– Я же не собираюсь никого убивать, старушка, ты же понимаешь. Отпугну – и всех дел.
– Патроны, по крайней мере, вынул?
– Вынул, вынул. Само собой.
– А затвор снял?
– Хватит уже… – Дональд отвернулся, откинул крышку табуретки и достал оттуда транзистор – надо же как-то прервать неприятный допрос.
– Сомневаюсь… – Майвор горько усмехнулась. – Радио… какое там радио… посмотри вокруг.
Но Дональд уже успел нажать кнопку, и тут же выяснилось, что она сомневалась зря. Из старого красного транзистора, купленного лет тридцать назад, полилась музыка. Тува Карсон, «Все уже забыли».
Дональд и Майвор ошеломленно уставились друг на друга. Им сказали, что ни телефоны, ни компьютеры не работают – нет покрытия. И на тебе:
Все уже забыли, но не я,
С каждой одинокой ночью
Память все ярче…
Они вслушивались в слова песни, будто в ней зашифровано какое-то скрытое сообщение. Будто они помогут найти ответ, объяснить их нелепое положение. Ни тот ни другой не были поклонниками Тувы Карсон, а теперь сидели и вслушивались в каждое слово.
Песня закончилась. Они, затаив дыхание, ждали. Вот сейчас прозвучат слова диктора: «Важное сообщение»… «а теперь прослушайте» – или что-то в этом роде. Но Нет – вступительный аккорд к «Твоей мелодии» Сильвии Вретхаммар. И голос самой Сильвии.
Молли и Эмиль решили играть в собак. Довольно долго они были щенками. Катались по полу кемпера, тявкали и притворялись, что дерутся. Наконец Молли взяла в зубы свой сандалик, помотала головой и забросила под диван.
Эмиль заглянул под диван и заскулил. Он же щенок, а щенки боятся темноты.
– Щенку придется достать сандалик.
Эмиль опять заскулил и покачал головой. Молли села на пол и руками изобразила щенячьи лапки.
– Щенок должен принести сандалик. Только невоспитанные и глупые щенки не приносят сандалики.
– Щенок не хочет, – протявкал Эмиль.
– Щенок должен!
– Щенок не хочет!
– Почему это щенок не хочет?
– Потому… потому что… – Эмилю попался на глаза рулон туалетной бумаги. – Потому что он противный и пахнет какашками!
Молли строго на него поглядела, но не выдержала, повалилась на спину и начала хихикать так музыкально, что у Эмиля замерло его маленькое щенячье сердце.
Молли хохотала, держась за живот, а Эмиль на четвереньках обнюхал пол вокруг нее, поднял ногу и сделал вид, что писает на кухонный шкаф.
Молли, отсмеявшись, тоже встала на четвереньки и кокетливо изогнула спину.
– Теперь мы будем папа-пес и мама-пес.
– Собака, – поправил Эмиль.
– Кто собака?
– Мама-собака.
– Ну, хорошо, собака. У них свидание.
Эмиль постарался, чтобы щенячьи лапы стали потверже, как у взрослого пса, свирепо посмотрел на Молли и негромко зарычал.
– Ты что? – удивилась Молли. – Ты же папа-пес, ты в меня влюблен.
Эмиль вытаращил глаза – так делают все влюбленные в мультиках. Он представил розовые сердечки на крылышках, вылетающие из головы, как птички.
– Хорошо, – одобрила Молли. – А теперь ты должен понюхать у меня под хвостом.
– Ну нет… – Эмиль немного растерялся.
– Почему нет? Влюбленные собаки всегда нюхают друг у друга под хвостом.
– Зачем?
– Откуда я знаю? И какая тебе разница? Они так делают, и ты тоже давай, раз ты папа-пес.
Эмиль на четвереньках обошел вокруг Молли и понюхал ее трусики. Успел заметить, что трусики пахнут туалетом, но Молли вдруг резко повернулась, показала зубы и зарычала так грозно, что Эмиль невольно отпрыгнул и поднял руки, защищаясь.
– Что с тобой? – засмеялась Молли. – У тебя что, детский паралич? Собак никогда не видел? Все собаки так делают.
– Никакой у меня не паралич!
– У тебя, может, и нет, а у твоей собаки есть!
У Эмиля уже закипали слезы, но тут он представил себе собаку с детским параличом и засмеялся.
Молли покачала головой.
– Значит, так. Ты понюхал у меня под хвостом, я рассердилась. Ты опять попробовал, я опять рассердилась. И только потом я позволю тебе нюхать у себя под хвостом. Разве ты никогда не видел?
– А я не хочу. У меня собачий детский паралич.
Молли собралась было разозлиться, но личико ее тут же просветлело.
– Тогда можешь вылизать мне шкурку, – улыбнулась она.
Эмиль добросовестно полизал ее майку. Лизал довольно долго, пока она одобрительно не кивнула.
– Теперь собакам надо отдохнуть.
Они улеглись рядышком на живот и притворились, что спят. Внезапно Молли напряглась, подняла голову и понюхала воздух.
– А теперь собаки чувствуют опасность. Приближается враг.
Эмиль тоже подвигал носом, принюхиваясь, и ничего не почувствовал, кроме запаха пыли и каких-то духов.
– Никаких врагов поблизости, – заключил он.
– Как это никаких? – Она встала на четвереньки и сжалась в комочек. – Огромный и опасный враг, собаки никогда таких не видели. Он хочет их сожрать.
– Кончай, чего ты…
– Собакам страшно. Чудище величиной со слона, только черное, голова огромная, и сто пять острых клыков. Хватает собаку – и кровь кругом.
– Нет! – у Эмиля к горлу подступил комок.
– И он перекусывает собаку пополам, только кости хрустят… хрясь-хрясь, – она очень похоже изобразила хруст костей.
Эмиль закрыл руками уши и замотал головой. Ему не хотелось слушать, потому что он уже и в самом деле видел этого страшного врага. Огромный, черный, зубы как кинжалы, земля трясется… И приближается, потому что собирается его, Эмиля, сожрать…
Молли отвела его руку в сторону и прошептала в ухо:
– Но я знаю, как спастись. Я тебя спасу.
Эмиль проглотил слезы и посмотрел на Молли – серьезная, сосредоточенная мордашка. Наверняка знает, о чем говорит. И насчет чудовища, и насчет того, что знает, как спастись.
– А как?
– Потом расскажу, – Молли настороженно огляделась. – Но сначала мы должны сделать одну штуку…
Карина нахлобучила дышло прицепа на буксировочный крюк машины и подняла поддерживающее колесико. Электрический разъем и страховочный тросик оставила без внимания – зачем? Ехать-то всего несколько метров.
Вытерла руки о майку и показала Стефану большой палец – готово. Он завел машину, рывком дернул кемпер и протащил его метров десять по газону.
Фермеры тоже передвинули свой прицеп. Один из них вышел из машины и отдал честь Карине. Она помахала в ответ.
Зачем мы это делаем? Наоборот, надо держаться всем вместе, поближе друг к другу…
Посмотрела на новенький кемпер, где скрылись Молли и Эмиль. Что-то странное в этой девочке: она словно все время притворяется… с другой стороны – зачем? И в чем? В чем она притворяется?
Подошел Стефан.
– Ну вот. Дело сделано.
На макушке волосы заметно поредели. Невысокий, полноватый, короткие руки… Мужчина, которого она выбрала. Карина положила руку ему на шею. Он погладил ее по голове, и она зажмурилась.
– Стефан… ты должен мне кое-что обещать.
– Все что захочешь.
– Мы не знаем, что произошло. Мы не знаем, как долго это наваждение будет продолжаться…
– Карина, совершенно ясно, что…
– Подожди. Дослушай… – Она сжала руками его лицо, провела пальцем по оправе и посмотрела в глаза. – Ты должен обещать мне, что мы будем держаться вместе. Что бы ни произошло, вдвоем мы справимся. Поодиночке – нет. Ты понимаешь, о чем я? Обещаешь?
Стефан уже открыл рот, чтобы ответить, но осекся. Посмотрел на бесконечное поле и нахмурился. Похоже, понял.
– Да, – сказал он после долгой паузы, – обещаю.
Первые четверть часа Петер ехал довольно быстро – километров пятьдесят. Потом снизил скорость. Здесь, по данным джи-пи-эс, должна быть деревня Вестеръюнг. И магазин был бы, если бы нашлась сама деревня. Поначалу он старался придерживаться предлагаемых навигатором дорог, но потом плюнул. Если верить джи-пи-эс, он пересек уже, самое меньшее, три речки без всяких мостов и пару раз продрался сквозь чашу без единой царапины на кузове.