— Конечно, о чем разговор? Вы заведующая, вам и решать, когда мне дежурить.
— Ну, не знаю… а вдруг вас это не устроит?
— Устроит! — Я выхожу в коридор. Там уже собралась небольшая толпа персонала и пациентов, которые что-то негромко обсуждают, боязливо поглядывая на дверь кабинета.
— Ну, как вы? Живы? — тихо спрашивает Григорий Петрович.
— Все чудесно! — улыбаюсь я.
— Так, чего столпились? — раздается позади громкий окрик заведующей. Я оборачиваюсь и внимательно смотрю на нее. — Так, товарищи, расходитесь, продолжим обход! — Покосившись на меня, она договаривает уже более доброжелательно.
— Чудеса! — восхищенно говорит Ульяна Дмитриевна, старшая медсестра, когда заведующая вместе с Григорием и медсестрами скрывается в палате, а я несколько задерживаюсь. — Я, честно говоря, думала, сейчас будет ор до небес. Даже корвалолу припасла!
— С сегодняшнего дня все будет иначе, — спокойно замечаю я.
— Вы уверены? Что же вы ей такого наговорили?
— Говорю вам, все будет хорошо! С этого дня никто не станет вас оскорблять и изгаляться.
— Вы думаете, тирания рухнула? Хм! Зиночку голыми руками не возьмешь.
— А я не собираюсь ее брать голыми или одетыми руками. Я с ней побеседовал, и если она неглупая женщина, то задумается и перестанет пить из вас кровь.
— А если нет, то что тогда? — Старшая сестра пристально смотрит мне в глаза.
— Тогда я поговорю с ней еще раз. Сейчас, извините, у нас обход. — Я раскланиваюсь и бегу догонять процессию: они как раз подходит к моим палатам.
Я докладываю о пациентах в первой своей палате, заведующая внимательно осматривает каждого и молча, не сделав замечаний, проходит в следующую палату. Возле страдальца Вальтера останавливается. Повязка у него на шее остается сухой уже два дня.
— Как дела, Вальтер? Кровотечение не возобновлялось? — спрашивает Зинаида Карповна у сидящего на кровати пациента.
— Угу! — кивает Вальтер, и на изможденном лице появляется жалкое подобие улыбки.
— Дмитрий Андреевич, какие планы относительно него?
— Если сегодня кровотечение не возобновится, то завтра выпишу, если вы, конечно, не возражаете. Сейчас рана затянулась коркой, отмечается повышение показателей красной крови: переливание сыграло свою роль. Рекомендации дам, а тут его зачем держать?
— А вдруг рецидив произойдет кровотечения?
— Значит, привезут к нам опять и будем лечить. А сейчас… Дома и стены помогают, ему нужен хороший уход и питание. С родственниками я переговорил, они не возражают. Да и сам больной стремится на выписку. — При этих словах Вальтер кивает и машет в сторону окна, давая понять, что полностью со мной согласен.
— Выписывайте, вам виднее! — крякает заведующая, и мы переходим к следующему пациенту.
К концу обхода на доктора Васильеву приятно посмотреть: добрая и внимательная женщина, со всеми доброжелательна и разговаривает простым человеческим языком. И не скажешь, что еще час назад от нее все шарахались в разные стороны!
Когда мы обсуждаем результаты обхода в ординаторской, в дверях показывается дежурная медсестра и тихо спрашивает:
— Зинаида Карповна, там к доктору Правдину в палату только что поступил больной с кровотечением. Группу крови определять?
— Откуда он взялся? — хмурится заведующая. — Как мимо меня просочился? Вам же известно, что вся госпитализация в отделение в дневное время происходит только с моего ведома!
— Да, Зинаида Карповна, — оправдывается девушка, — знаю! Но его из кабинета эндоскопии привезли, по экстренке.
— Всем добрый день! — В кабинет вваливается здоровый дядька, местный врач-эндоскопист, Родион Афанасьевич Бобров. Это колоритный молодчик лет пятидесяти, с небритой дней десять, сморщенной физиономией, с темно-зеленой шелковой лентой в седой жидкой косичке на лысеющем черепе и с массивным золотым кольцом в ухе. От него слегка фонит свежим перегаром и дешевым табаком. — Зина, не ругайся, это я его к вам направил. На него еще историю болезни не успели завести.
— Что там случилось? — морщится заведующая.
— Да понимаешь, — Бобров проходит в ординаторскую и заслоняет своей рослой фигурой почти все окно, — пришел мужик на плановую эндоскопию, ему на ВТЭК надо ехать с язвой. Положена гастроскопия.
— Дальше! — нетерпеливо перебивает его Зинаида Карповна. — Дальше что? Можешь покороче?
— Короче, у него огромная язва в желудке, которая два года не заживает, и в данный момент из нее продолжается значимое кровотечение.
— Так надо его в реанимацию было, а не к нам! — поднимается со стула заведующая.
— А почему в реанимацию? — встреваю я.
— А куда? — с интересом смотрит на меня доктор Васильева. — Все кровотечения у нас лечатся в реанимации.
— Так вначале надо попытаться эндоскопически остановить кровотечение, а если это неэффективно, то срочно оперировать! — возразил я.
— У нас не осуществляют эндоскопический гемостаз (остановку кровотечения), — вздыхает врач-эндоскопист, — нет специальных приспособлений. Мы только диагностируем. Сколько раз уже главному врачу докладывал, а все без толку!
— Тогда в операционную! — Я решительно направляюсь к выходу.
— Дмитрий Андреевич, — бросается следом за мной Зинаида Карповна, — погодите! У нас так не принято! Вначале больного помещаем в реанимацию, а там уже ему капают кровь, вводят кровоостанавливающие и противоязвенные препараты. И уж если ничего не выходит, только тогда мы подключаемся.
— Но это в корне неверно! У больного длительно незаживающая язва, из нее продолжается кровотечение. Вряд ли оно само остановится, а если его невозможно остановить эндоскопически, надо безотлагательно оперировать.
— Да, но очень сложно будет прошить, — стоит на своем Зинаида Карповна. — Язва наверняка толстая и твердая. Все иглы поломаем!
— Не надо ничего прошивать. Только резекция! Необходимо убрать часть органа, несущую язву. И кровотечение остановим, и избавим человека от язвы…
— Но мы не делаем резекции!
— Я — делаю! По-моему, мы с вами о чем-то утром договорились, или вы забыли?
— Делайте, как считаете нужным, — вздыхает Васильева.
— Не как считаю я, а как принято в нашей стране, — уточняю я и отправляюсь смотреть поступившего пациента с язвенным кровотечением. Все остальные идут со мной.
Диагноз виден невооруженным глазом: больной худой, типичный язвенник, изо рта вырывается фонтаном темная кровь со сгустками. Чего еще надо?
Забегая вперед, сообщу, что операция прошла успешно, больной быстро поправился и выписался еще до моего отъезда. Зинаида Карповна больше мне ничего не говорила, а только молча следила за всеми моими действиями. Не пропустила ни одной выполненной мною операции, всегда старалась ассистировать и даже стала писать в истории болезни не так, как ей хочется, а так, как принято.
Но я догадывался, что просто так эта женщина не сдастся. Наверняка у нее приготовлен для меня какой-нибудь сюрприз. И чутье не подвело: самое интересное, как принято в романах, ожидало меня впереди.
Глава 15
Первая рабочая неделя на новом месте пролетает стремительно. Рутина захватила меня, и я весь с головой окунулся в работу: масштабы тут, в Карельске, мелковаты для активного хирурга, но приходится довольствоваться тем, что есть.
По ночам меня по-прежнему никто не тревожит: всех интересных пациентов доставляют в стационар днем или вечером.
Я оперирую почти только экстренно, так как в мои палаты госпитализируют всех самых тяжелых и диагностически неясных пациентов. Догадываюсь, что кто-то к этому приложил руку, так в остальные палаты попадают только плановые и не совсем запущенные с точки зрения хирургии пациенты. Но я не в претензии: в общем-то, сам напросился на роль ведущего хирурга.
Плановых больных с грыжами, водянками и фимозами оперирует заведующая, иногда они достаются Григорию. Он даже поделился со мной и попросил прооперировать пару пациентов с огромными паховыми грыжами. Я, конечно, не отказал.
Наконец по окончании первой полноценной рабочей недели наступает мое первое дежурство по больнице. Как я уже говорил раньше, в хирургии и травматологии через день дежурят либо хирург, либо травматолог. Мне выпадает суточное дежурство в субботу.
К восьми утра я как штык стою в ординаторской травматологического отделения, где заспанный молодой травматолог Петр Петрович силился понять, чего же от него хотят.
— Петр Петрович, — тормошу я завернутого в казенное синее одеяло доктора, растянувшегося на дерматиновом диване. — Ау! Пора вставать! Дежурство ваше закончилось!
— А? Что? — таращит он заспанные глаза. — Который час?
— Почти восемь, пора вставать!
— Доктор, что ж вас в такую рань-то принесло? — недовольно бубнит он, потягиваясь. — Сегодня же суббота: отчитываться начальству не надо. Спали бы себе и спали, и я бы подрых еще! Вы же в больнице, кажется, проживаете?
— Проживаю.
— Так если б вы срочно понадобились, вас нашли бы моментально, не сомневайтесь!
— Странно. Я хотел вас пораньше сменить, торопился, понимаете ли, чтоб вас скорее домой отправить. Думал, вы мне дежурство передать должны как положено.
— Спасибо, конечно, но я и здесь славно высыпаюсь. Знаете, как у нас говорят?
— Как?
— На положено — наложено! — Он нехорошо смеется, продолжая зевать и потягиваться.
— Ну у вас и порядки!
— Да передавать-то особо и нечего, — извиняющимся голосом оправдывается травматолог, видя, что я не одобряю этих шуточек. — За ночь всего раза три в приемник дернули: две пьяные хари заштопал да один вывих плеча вправил. В реанимации все спокойно, на отделениях тоже. У нас, на травме, некого наблюдать, у вас в хирургии тоже…
— А в реанимации записи нашим больным сделали?
— Обижаете. — Травматолог свешивает с дивана голые волосатые ноги. — После вашей пропаганды о правильном ведении послеоперационных больных все пишут, даже мы — травматологи. Причем вашим же больным.