— Хорошо, как скажете. Идите спокойно работать, вернемся к нашему разговору в конце вашей командировки.
Так прошло два дня, а на третий грянул гром и разразился скандал местного масштаба.
— Григорий Петрович, — рано утром в среду в ординаторскую буквально врывается заплаканная старшая медсестра. — Ой, горе-то какое! Вы слыхали?
— У нас отменили льготы? — с улыбочкой спрашивает Григорий.
— Хуже! У нас урезали зарплату!
— Что значит урезали? — меняется в лице молодой хирург. — Говорите ясней!
— На пятьдесят процентов! — выдает Ульяна Дмитриевна и с размаху плюхается на диван.
— Да не тяните вы резину!
— Все очень просто. Зиночка не сдала вовремя истории болезни за прошлый месяц, позапрошлый и черт его знает еще какие месяцы. Раньше Михал Михалыч как-то умудрялся решать этот вопрос, а теперь не вышло. Они говорят: нет историй, нет и денег!
— Вы серьезно? — багровеет молодой хирург.
— Серьезней некуда! Только что встретила Михал Михалыча, он говорит, что хирургия получит за июль половину зарплаты, и это только начало!
— Не имеют права! — Григорий даже хрустит пальцами в кулаках. — Верно, Дмитрий Андреевич?
— Неверно. Та часть зарплаты, которая формируется из фондов страховых компаний, может быть не выплачена. За что формально вам платить?
— Как это за что? Мы больных лечили, оперировали, писали истории, сдавали на проверку заведующей всегда вовремя! Мы свою работу выполнили! За что нас лишать денег?
— Де-факто все верно. А де-юре — истории болезни не сданы страховым компаниям. За что они станут деньги вам платить? Платят за выполненную работу, а вы, получается, ее не выполнили!
— Да как же так! — всплескивает руками Ульяна Дмитриевна. — Что же нам теперь делать?
— А как у вас в Питере в таких ситуациях поступали? — подступает ко мне Григорий Петрович.
— У нас? У нас таких ситуаций никогда не было. И быть не может. Если врач на три дня задержит выписную историю, пиши пропало! Такому врачу сразу укажут на дверь. У нас все сдают документы день в день, в крайнем случае на следующий!
— Должен же быть какой-то выход. — Ульяна Дмитриевна принимается нервно ходить взад-вперед. — Дмитрий Андреевич, что вы можете нам посоветовать?
— Единственное, что можно предпринять в этой ситуации, — сходить к Михал Михалычу и упросить его повременить с репрессиями. Скажите, мол, это в последний раз и больше такое не повторится. А Зинаида Карповна обязана, кровь из носу, сегодня же сдать все задолженности по историям болезней.
— Это невозможно! — скрипнул зубами Григорий.
— Отчего же?
— У нее там под сотню историй, месяц нужно разгребать…
— Сейчас Зиночка придет, и мы все ей выскажем! Сама виновата — пускай сама и разгребает. Коллектив не должен страдать! Верно?
— Конечно! — соглашаюсь я. — Хотите, я с Михал Михалычем переговорю?
— Не надо. Пускай Зина сама идет к нему и договаривается обо всем.
К девяти часам хирургическое отделение гудит, словно растревоженный улей. Неприятная новость задела всех сотрудников, и теперь все только и ждут прихода заведующей. Доктор Васильева появляется на работе без пяти девять. На ее спокойном лице — легкая улыбка. Поздоровавшись со всеми, кто столпился возле ее кабинета, она как ни в чем не бывало уходит за дверь.
— Проходим на планерку! — раздается ровно через пять минут энергичный голос. — Чего там все столпились? Давайте, давайте! Смелее!
— Вот именно, смелее! — легонько подталкивает замершего Григория Петровича старшая медсестра. — Не тушуйтесь, доктор. Действуйте, как условились!
— Я все помню, — шепотом отвечает молодой хирург.
— Если вопросов больше нет, расходимся по своим местам! — в мажорном настроении завершает утреннее совещание заведующая. — Что замерли? Все идут работать!
— Зинаида Карповна, а вы ничего не желаете нам сказать? — наконец говорит Григорий Петрович.
— А что я должна вам сказать?
— По вашей милости нас лишили половины зарплаты!
— Не понимаю, о чем речь. — Васильева сурово смотрит на говорившего.
— Все вы понимаете, — подает голос старшая медсестра. — Вы не сдали вовремя истории болезни, теперь страховые кампании отказываются перечислять нам заработанные деньги. Мы свою часть работы выполнили добросовестно, а вы почему-то нет!
— Это что, бунт? — взрывается Зинаида Карповна.
— Это справедливый укор! — вмешивается в разговор Надя Багрова, перевязочная медсестра. — У меня двое детей, а мужа нет. Мы и так каждую копейку экономим. Как нам теперь быть, когда я половину своей зарплаты не дополучу? Я свою работу делала исправно, за что меня лишают?
— Ах ты ду… — начинает заведующая, но тут же осекается, наткнувшись на мой взгляд. — Ты думаешь, я не работаю? — сбавив децибелы, пытается объяснить руководитель отделения. — Я и так отсюда не вылезаю! Все вы видите, как я работаю: на износ! Как у вас только язык повернулся меня упрекать в чем-то?
— Не в чем-то, а в том, что вы не сдали истории! — более жестко продолжает Григорий Петрович. — А эта ваша прямая обязанность!
— Ах, так! — вновь взвивается Зинаида Карповна, — вы считаете меня виновницей ваших бед? Я знаю, знаю, — она грозит кому-то пальцем, — вы спите и видите, чтоб занять мое кресло! А я, представьте себе, им не дорожу! Вот прямо сейчас уступаю! Вот ты, Григорий, садись на мое место и рули тут! Или ты, Ульяна, садись ты! Тоже в заведующие метишь?
— Не говорите глупостей, Зинаида Карповна, — морщится Григорий, — я о вашем кресле не мечтаю. Ульяна Дмитриевна тем более: она медсестра и не может занимать врачебную ставку!
— Вы специально решили унизить меня? — опять повышает голос Зинаида Карповна и почему-то смотрит на меня. — Вам мало того, что я днями и ночами тружусь на благо больных и ваше, так вы еще и поливаете меня грязью. — Она картинно закрывает лицо и пытается зарыдать, содрогаясь всем телом. Получается весьма скверно.
— Зинаида Карповна, — вновь обращается к ней Григорий Петрович. — Не нужно перед нами разыгрывать трагедию. Лучше сходите к главному врачу и убедите его не лишать нас зарплаты.
Васильева еще долго стенает и заламывает руки, говорит, что все вокруг бесчувственные люди, что только она одна тут все делает, а остальные спят и видят, как ее уберут с должности. Мне это надоедает, и я молча выхожу из кабинета.
— Фу-у-у! — тяжело выдыхает мокрый и красный Григорий, ввалившись в ординаторскую минут через десять после меня. — Что за натура? Упрямая — словно сто ослов! Мы думали, что она покается перед нами, скажет, что была не права. Ан нет, мы все — сволочи, а она одна хорошая: пашет тут целыми сутками. А вы почему ушли?
— Григорий, я не имею права вмешиваться в ваши дела! Я по статусу — командированный доктор, мое дело сторона. Зачем вы вступили с ней в ненужную полемику? Выдвинули бы свои претензии, обосновали — и все! Чего спорить? С этой женщиной бесполезно препираться!
— Нет, мы все ей популярно объяснили. Сказали, что если она не исправит своих ошибок, мы сами пойдем к главному врачу.
— Вы-то пойдете, только заведующая отделением — она, и ее работу за нее никто не сделает. Она уже отправилась к Михал Михалычу?
— Пока нет, сидит плачет. Только ее никому не жалко! У многих теперь проблемы побольше: чем детей кормить?
— Пускай плачет. Может, часть яда наружу выйдет! Как зовут того доктора, что из-за Зиночки ушел в поликлинику?
— Макаров Иван Ильич, а что?
— Так просто. Он хороший хирург?
— Отличный! Золотой человек! До вас, правда, ему еще расти и расти, но для района — просто суперский врач! — радостно выдает Григорий Петрович.
— Он справится с заведованием?
— Конечно. Он всегда оставался за заведующего, когда тот в отпуске был. Я же вам говорю, его хотели посадить в это кресло, да Зиночка сделала ход конем, чтоб ей пусто стало!
— Ну, и мы сделаем ход конем! — подмигиваю я молодому доктору и набираю на мобильном телефоне номер главного врача ЦРБ.
Глава 18
Михал Михалыч принимает меня чрезвычайно радушно: выскакивает из-за стола, выходит мне навстречу, как только я переступаю порог его кабинета.
— Добрый день, Дмитрий Андреевич, — он пожимает мне руку обеими руками. — Проходите, садитесь. Уже обдумали мое предложение?
— Насчет переезда? — Я усаживаюсь рядом с ним.
— Разумеется! А вы разве не за этим ко мне пожаловали? — Улыбка буквально сползает с лица главврача.
— В какой-то мере и за этим тоже.
— Чай? Кофе?
— Нет, я сразу к делу. По моей информации, хирургическое отделение за июль не получит половину зарплаты. Это правда?
— Почти. У всех по-разному, в среднем получка станет на четверть меньше.
— Это из-за несданных вовремя историй болезни?
— Только из-за них! Поверьте, мне самому не хотелось бы лишать целое отделение денежной прибавки, но увы, страховые компании больше не желают слушать мои обещания! Да я и сам изрядно устал уговаривать мадам Васильеву. У нее за два месяца два выговора, а ей хоть бы хны!
— То есть если ей впаять третий выговор, то по закону…
— То ее можно смело уволить! — договаривает главврач и внезапно снова веселеет. — А к чему вы клоните? Уж не хотите ли сказать, что вы и возглавите отделение?
— Пока не готов! — мягко говорю я. — Однако у меня есть вариант, который устроит и вас, и коллектив хирургического отделения. Вы знаете Ивана Ильича Макарова?
— Знаю… Ах, вот вы к чему клоните! Да, он хороший хирург, но мне бы хотелось видеть именно вас в кресле Васильевой. Тем более что Макаров — сильно пьющий человек.
— А у меня другая информация: Макаров уже давно не употребляет! Завязал!
— Допустим, и что дальше?
— Дальше назначьте его заведующим хирургией: пускай наведет порядок. Хотите, возьмите с испытательным сроком, с приставкой «и.о.» — «исполняющий обязанности». Договоритесь со страховыми кампаниями, чтобы за июль перечислили деньги авансом, а я помогу Васильевой доделать истории. Да все мы поможем, ведь это в интересах дела!