Уильям Микл«Хладен, как смерть»William Meikle«Cold As Death» (2015)
Снежная метель налетала в лицо, пока он несся по седловине, граничившей с западным склоном распадка. Лошадь внезапно остановилась, едва не сбросив его, и ее пришлось понукать, прежде чем она двинулась дальше.
В иную ночь он, может, и дал бы ей волю. Мыслей об очаге и доме и его теплых комнатах в Стирлинге было почти достаточно, чтобы забыть, что дорога, лежащая впереди, ведет в прошлое… и ее надо пройти.
Он сидел у огня в «Тва Дагс», когда пришел зов. Он уже выпил несколько порций эля, и послание донеслось слабо, издалека, но он тут же понял, что оно значит.
Пора.
Он уехал той же ночью. Три дня ветра и снега развеяли даже те крохи энтузиазма, что вызывала у него эта задача, но выбора не было. Они заключили пакт, десять лет назад. Свою половину сделки он уже выполнил, и не раз, но теперь причиталось с его партнера. И пора было платить.
Завывали шквалы ветра, и бин сидхе визжала ему в уши. Он изгнал ее взмахом руки, вызвавшим вспышку света и уколовшим его ноздри запахом серы.
Что-то таилось за гранью в ночи.
И оно меня знает.
И вновь он пришпорил лошадь. Снег под копытами становился плотнее и глубже. Он был рад, что ехал в тяжелых штанах, а под плащом была туника из толстой кожи. Меч холодил левое бедро, но он оставил его висеть там.
Он может пригодиться мне, и скорее рано, чем поздно.
В какой-то миг дорогу стало не видно за сгустившейся метелью, но поисковое заклинание помогало ему держаться пути. Пользоваться им приходилось понемногу, потому что каждый раз, вызывая его, он терял немного тепла и холод глубже пробирался в кости. Руки уже казались кусочками льда под оленьей кожей и шерстяными митенками, и он боялся, что если коснется бороды, то кусок ее останется в руках.
Они пробивались. Слабое, водянистое солнце пыталось подняться над Раннох-Мур на востоке, но тепло не проникало сквозь снег. Ветер стегал его по лицу через всю долину, словно пытался прогнать. Он крепче затянул капюшон плаща вокруг шеи и подстегнул лошадь.
Полдень почти наступил, когда он, подняв голову, увидел серую тень крепости Этив, нависшую над распадком примерно за полмили впереди.
В нем нарастал порыв сбежать.
Повернись и умчись. Никто не узнает.
Но он слишком долго убегал. Он должен спасти друга. В этот раз все было иначе.
Ему пришлось с силой молотить в огромную дверь набалдашником меча, прежде чем его присутствие заметили. И внутри самой крепости оказалось ненамного теплее. Человечек, так закутанный в меха, что казался ковыляющим медведем, показал ему, где поставить лошадь, а потом повел в главный зал.
Слуга сообщил о его прибытии:
— Август Сэтон, из Стирлинга.
Десять голов повернулись, пока он шел по просторам пола. Некоторые затем подчеркнуто повернулись спинами.
Похоже, репутация меня опередила.
Его шпоры клацали и выбивали щепки из дерева, но он не обращал внимания, стараясь не выглядеть торопливым на пути к огню, и вытянул руки к пламени так близко, как только осмелился. Наконец он смог снять часть одежды. Плащ и митенки он положил поближе к огню, но меч оставил у бедра. Судя по выражениям некоторых лиц, смотревших на него, меч может пригодиться.
Чувствительность начала возвращаться к рукам, и он отвернулся от ревущего пламени, встав лицом к залу. Справа ему бросили флягу подогретого вина.
— Держи. Влей в себя. Лучше согреться этим изнутри.
Дункан, тан Этива, не особо изменился с последней их встречи. Он был крупным мужчиной, шесть футов ростом, с широкими плечами, огненно-рыжими волосами и бородой, в которой можно было укрыть семейство мышей. Его лицо раскраснелось от огня, и, когда огоньки свечей отражались в глазах, он казался самим дьяволом. Но он рассмеялся, и чары были разбиты.
— Приятная встреча, здоровяк, — сказал Сэтон. — Давненько это было.
— Десять лет, — отозвался Дункан. — Мы стали старыми и толстыми.
— Ну, ты уж точно, — ответил Сэтон. Здоровяк рассмеялся, но чего-то не хватало. Его жизнелюбие теперь не было прежним. Лишь тот, кто знал его, заметил бы это изменение. Выдавали его лишь морщины в уголках глаз да улыбка — она была слишком широкой. Сэтон заговорил вновь, но тан остановил его.
— Потом, — прошептал здоровяк. — Они не знают.
Несколько часов они проговорили, наверстывая эти десять лет. У тана было немало историй о боях и женщинах, но больше о боях. Сэтон и половине из них не поверил, но был рад, что здоровяк в разговорчивом настроении.
Не приходится говорить мне.
День угасал. Зажгли еще свечи, когда закат начался за витражными окнами. Лишь когда последние гости тана ушли и Дункан открыл жбан с уиски, разговор свернул на причину призыва.
— Пришло время, — сказал здоровяк. — Жнеца видели.
— Мы оба знали, что этот день придет, — ответил Сэтон. — Мы заключили сделку.
Дункан сделал глоток напитка, который свалил бы лошадь.
— О да, — сказал он печально. — И десять лет тогда казались веком. Но коротки они были, слишком коротки.
— Мы оба получили, что хотели, — сказал Сэтон, расхаживая по комнате. — Ты — все это.
— И мало мне с этого толку. Я штаны обмочить готов. А на тебя глянь: сидишь тут, словно и дела нет. Во имя Иисуса… ты что, за душу свою не боишься?
Но ответил не Сэтон.
Глубокий голос прозвучал из теней в углу комнаты:
— Может, и не боится, но стоило бы.
Дункан вскочил так резко, что опрокинул козлы, на которых сидел. Фляга покатилась по полу, разливая уиски по дереву досок.
Тени в углу уплотнились и сложились в силуэт в балахоне. Капюшон нависал над лицом, погружая его черты в непроглядную тьму. Но ни с чем было не спутать высокую косу в его белой, почти костяной руке. Лезвие было едва ли не четыре фута длиной и отливало кроваво-красным в свете очага.
— Я пришел забрать свое, — произнес голос, и мурашки проникли аж до спинного мозга Сэтона. Дункан попытался забиться в самый дальний угол, когда высокий силуэт вышел из теней. Его наряд лежал складками у ног, и казалось, что он плыл вперед единым гладким движением. Тошнотворный запах повис в воздухе. Сэтон уже чуял его — на полях боя по всей Европе.
Пахнет разложением.
Сэтон шагнул меж смертью и своим другом.
— Тебе не забрать его, — сказал он, вытаскивая меч.
— Не тебе возражать мне, — ответил силуэт, высоко поднимая косу.
Сэтон был готов, когда она опустилась, и высоко блокировал ее мечом.
— Не тебе возражать мне, — повторила фигура. — Ты тоже мой.
— Еще нет, — сказал Сэтон. Стиснув покрепче меч, он послал голубое пламя по всей его длине. И с силой вонзил клинок в складки балахона.
Крик разорвал воздух. Льдом охватило каждый дюйм тела Сэтона, и рука, державшая меч, онемела, как хладный камень.
— Не тебе возражать мне, — произнес голос, но шел он издалека, словно эхо на холмах. Сэтон не мог более держать меч. И выронил клинок из ладони.
А следом и сам рухнул на землю.
Какое-то время спустя он выплыл из черноты. Правая сторона тела словно пылала от жара, а левая еще была охвачена холодом. Он слышал, как в огне трещат поленья. Открыв глаза, обнаружил, что лежит на спине перед огромным очагом. Сэтона укрыли его же плащом.
Он попытался сесть, но сил не хватило.
— Август? — мягко спросил голос. Дункан склонился над ним, со слезами на глазах. — Я думал, он забрал тебя с концами.
Сэтон попытался заговорить, но раздался лишь сиплый шепот.
Дункан отошел и вернулся с баклагой в руке. И вливал в Сэтона подогретое вино, пока тот не велел остановиться.
— Еще немного, и меня вырвет.
Сэтон медленно сел. Голова казалась легкой, словно порыва ветерка хватило бы, чтобы сдуть его прочь.
Но я жив. Пока.
Он оглядел комнату.
— Ушел?
Дункан залепетал, как ребенок, пересказывающий события дня:
— Никогда такого не видел. Ты вышел против него, а я мог только голосить, как младенец, и прятаться. Ты вышел против него. А этот твой эльфийский меч? Никогда такого не видел. Ты пронзил его, и он сбежал. Я думал, ты умер, дружище. И не знал, чего делать-то. Просто положил тебя у огня — и ты дышать начал. А вот твой меч эльфийский. Как ты добился такого?
Прошло несколько секунд, прежде чем Сэтон понял, что был задан вопрос.
Он рывком поднялся на ноги, сражаясь со складками плаща. Меч так и лежал в центре комнаты, где он его уронил.
Дункан заметил, куда он смотрит.
— Не трогал я его. На всякий случай.
Сэтон смог улыбнуться. Он подошел и подобрал меч, а потом пришлось навалиться на козлы, сил не осталось.
— Этот меч, — проговорил Дункан мягко. — Он не был частью твоего пакта, так ведь?
Сэтон затряс головой. Но, вновь почувствовав дурноту, перестал.
— Я бы выпил еще вина, если можно, — сказал он. — И понадобится мясо, если я стану рассказывать.
Дункан пошел к двери и крикнул слугу, а Сэтон в это время раздумывал, сколько именно рассказывать. И решил начать с той части, которую его друг уже знал.
Но сначала ему нужно еще подогретого вина. Память о холоде уже угасала, но плащ он пока не снимал.
Он может пригодиться мне снова, еще до скончания ночи.
Они молча сидели, пока с кухни не принесли блюдо холодной ягнятины и хлеба. Когда груда еды была поглощена и вновь послали за вином, Сэтон чувствовал себя почти живым.
— Не думаю, что кто-то из нас забудет ту ночь в Арброте, — начал он. И, заговорив, он почти увидел их, двух парней, едва ли не подростков, по-королевски пьяных и ищущих развлечений. Им говорили, что почти чистую женщину можно получить в гавани за грош. За несколько часов набравшись жидкой отваги, они, наконец, решили отправиться в старую таверну в доках. Женщин они не нашли, зато нашли еще эля. Разговор зашел о том, что им делать с остатком своих жизней, и скорее из похвальбы, чем по здравому рассуждению Сэтон вскричал во весь голос: