Дункан опустил глаза.
— Этого я и страшился.
Он ушел и вскоре вернулся. Меч он держал подальше от тела, словно от того несло вонью. И, похоже, с облегчением избавился от него, вложив рукоять в ладонь Сэтона.
Сэтону пришлось призвать остатки сил. По клинку пробежал слабый огонек. Этого хватило. Жар растекся по телу, холод отступил. Боль защипала и вспыхнула в боку, потом угасла, смытая разливающимся теплом. Внезапно меч показался тяжелым. Он дал ему упасть на кровать, рядом с собой, и лежал, задыхаясь.
Дункан озабоченно склонился над ним.
— Помилуй, дружище, что мне делать с тобой?
Сэтон заставил себя сесть. Стоять он пока мог, но недолго.
— Жнец вернется, — сказал он. — Мы должны быть готовы. Но сначала мне нужно еще мяса. И чем сырее, тем лучше.
Дункану пришлось самому сходить за едой: слуги и близко отказывались подходить к комнате, где был Сэтон.
За время ожидания Сэтон смог наполовину дойти, наполовину доковылять до столика у огня, рядом с которым стояли два кресла. Он сел так близко к огню, как только посмел, и дал теплу наполнить себя.
Ему почти удалось. В другой раз я должен быть сильнее.
Дункан принес бедро ягненка, едва коснувшееся огня. Сэтон не возражал. Он вцепился в мясо, запивая его флягой эля. Вскоре он почти почувствовал себя прежним.
За это время Дункан едва проронил хоть слово, но несколько порций эля развязали ему язык. Сперва он ходил вокруг да около: говорил о былых днях в Абернети, о том, как играли в солдат на ячменных полях, как бегали за местными девчатами, а потом, как Сэтон и предвидел, заговорил о той судьбоносной ночи в Арброте.
— А ты задумывался, — спросил Дункан, — какой бы стала наша жизнь, отправься мы по домам, а не в ту таверну?
Сэтон покачал головой.
— Мы поступили правильно. По крайней мере я. Десять лет на ферме, и я превратился бы в своего отца… пьянчугу, вымещающего разочарование на какой-нибудь бедняжке и выводке мрачных детей. Вместо этого я повидал мир. Поездил по Европе и еще дальше. Я работал на королей и видал падение империй.
— Значит, ты не жалеешь?
Я не скажу тебе, здоровяк. Пока не задашь верный вопрос.
— Я жалею лишь о том, что я не такой, как ты, здоровяк, — сказал он. — Я промотал последние годы, сражаясь в битвах, которые не выиграть, и бунтуя против того, что не изменить.
Дункан долгие мгновения смотрел в огонь, прежде чем ответить:
— Если честно, я тоже сумел прожить без сожалений… до минувшей ночи. Я полюбил этих людей. И они признали меня своим предводителем. Я обнаружил, что хочу пожить среди них подольше.
А вот и вопрос, отвечать на который я не хотел.
Дункан поднял глаза.
— Так скажи мне, Август, ибо должен я сделать выбор. Какова цена этих дополнительных лет? Какова цена огненного меча и твоих фокусов?
Теперь Сэтон отвернулся к огню.
— Я давно уже об этом не думал, — начал он. И вновь, пока он рассказывал, вернулись воспоминания.
Таверна в Арброте была все той же смесью уже напившихся и собирающихся это сделать. Сэтон спрашивал о невысоком старике, но никто не признавал, что знает его. Он решил, что от поездки толку не было, и устроился, чтоб выпить несколько порций эля. Где-то между пятой и шестой пинтами он понял, что человечек сидит рядом с ним. Его глаза отливали красным в свете очага.
— Ты недоволен тем, что получил? — спросил он Сэтона.
Сэтон много раз проигрывал этот разговор в голове, но теперь решение было перед ним, и он обнаружил, что колеблется. И заговорил он медленно, взвешивая слова.
— Этого недостаточно, — сказал он.
Старичок рассмеялся:
— Это часто бывает. Так скажи… чего ты действительно хочешь?
Слова вышли без раздумий.
— Власти. Силы. Уважения.
— Сильные слова, — сказал человечек. — А что я получу взамен?
— Мою душу, — ответил Сэтон.
Глаза человечка полыхнули огнем.
— Она уже моя. Боюсь, мне нужно больше.
— Больше чего?
— Больше душ.
Сэтон понял, что за последние минуты он снова напился. И перестал учитывать важность своих слов. Он оглядел таверну и увидел таких же, как он, людей, убегавших от того немногого, что имели. Он махнул рукой, указывая на посетителей таверны.
— По мне, так можешь забирать их всех.
Это все, что он сказал. Глаза человечка вновь полыхнули. Он оглядел комнату и улыбнулся.
— Еще двадцать лет подойдет?
Сэтон глянул Дункану в глаза.
— Я проснулся утром, будто без головы на плечах, все еще по-королевски пьяный. Хотел крикнуть, чтоб принесли еще эля. Но было некому. Все в таверне оказались мертвы, повержены на месте. Все, кроме меня.
Он поднял меч и послал голубой огонек по клинку.
— Я нашел его у себя на боку. Испанская сталь из Толедо, источник всех сил, что были мне даны.
Дункан смотрел на огонь.
— Ты пожертвовал другими ради себя? — прошептал он.
Взгляд друга был Сэтону неприятен. Он много раз видел такой взгляд на лицах врагов. Но он не ответил.
Дункан затих. Они пили в молчании, лишь треск поленьев в огне сопровождал их мысли, оба затерялись в размышлениях о сделанных ими выборах и тех, что предстояли. Здоровяк заговорил первым:
— Не знаю, смогу ли я, Август. Я должен защищать этих людей. И не могу их предать.
Сэтон вздохнул.
— А я не позволю тебя забрать. Ты последний мой оставшийся друг, здоровяк.
И снова наступила тишина.
— И что делать? — спросил Дункан.
Ответа у Сэтона не было, и времени обдумать его не дали.
В дверь замолотили.
— Выходи, тан, и приводи с собой чернокнижника.
Дверь распахнули. Шесть человек, вооруженных мечами, стояли на пороге.
— Мы пришли за чернокнижником, — сказал ближайший из них.
Сэтон потянулся за мечом, но Дункан, положив руку ему на запястье, остановил его.
— С этим боем я управлюсь, — сказал он.
Дункан встал меж людьми и Сэтоном. Меч он не достал.
— Вы его не получите, — заявил он. — Он под моей защитой.
Ближайший мужчина шагнул вперед.
— Он — слуга Дьявола.
Дункан рассмеялся.
— Но уже дважды он спас меня от Жнеца. Как вы это объясните?
— Он — слуга Дьявола, — повторил мужчина на пороге, но, похоже, он был уже не так уверен.
— Да, я и раньше тебя услышал. Ты намерен использовать этот свинокол или будешь стоять там, пока не заговоришь меня до смерти?
Ни один из мужчин не двинулся.
Голос Дункана смягчился.
— Уверяю вас, — сказал он, — мой друг не виновен в ваших горестях. Даю вам слово. Его же всегда ценили в этих краях?
Мужчины посмотрели друг на друга, потом на Дункана. И ушли, не сказав ни слова, а Дункан закрыл за ними дверь. И повернулся к Сэтону.
— Я решился, — сказал он. — Когда он в следующий раз придет, я пойду с ним. Не могу я предать этих добрых людей.
Голос, который Сэтон узнал, раздался из угла комнаты:
— Надеюсь, ты держишь слово.
Жнец выступил из теней. Он ударил рукоятью косы о деревянный пол, и комната зазвенела, как колокол.
Сэтон встал и вытащил меч.
— Это становится утомительным, — сказал он. — Я уже превзошел тебя дважды. Трех раз будет достаточно?
Красные глаза под капюшоном полыхнули. Жнец откинул капюшон. Под ним оказался не голый череп: с макушки свисали рваные клочья, а почерневшие губы, словно старая кожа, двигались вокруг влажной щели рта, где извивался серый язык, точно откормленный червяк.
Дункан подошел и встал рядом с Сэтоном, вытаскивая меч на ходу.
— Я не дам тебе больше забирать моих людей, — сказал он. — Но я еще не готов сдаться. Защищайся.
И прежде чем Сэтон успел его остановить, Дункан прыгнул вперед, целясь в голову Жнеца.
Изорванные губы искривились в тонкой улыбке, когда он чуть отступил в сторону и поднял косу, взмахнув ей без усилий. Он отхватил по локоть руку Дункана, держащую меч, и та, упав на землю, лежала замороженная и бескровная, рядом с уже ненужным мечом.
— Можно сделать это сразу, можно по кусочкам, — сказал Жнец. — Мне все равно.
Сэтон послал пламя вдоль клинка и взмахнул им в сторону балахона Жнеца. Даже отступая, Сэтон нагнулся и забросил Дункана через плечо.
Когда он выбежал из комнаты, Жнец обогнал его на несколько ярдов и уже поднял косу.
У лестницы все еще стояли вооруженные люди. Сэтон пронесся сквозь них, повалив двоих на землю. Он перепрыгнул через них и спустился уже на двадцать ступенек, когда сверху грянули крики. Даже когда белая, уже замерзшая голова запрыгала вниз по лестнице, он не оглянулся. Но успел заметить изумление, навечно застывшее на лице, прежде чем голова упала в лестничный проем и исчезла в темноте.
Мерцающие тени метались от искр, летевших при попытках оставшихся людей сразиться со Жнецом, мечи сталкивались с неустанными взмахами косы.
— Положи меня, Август, — сказал Дункан ему на ухо. — Если ты и правда мне друг, положи.
Голос был полон такой печали, что Сэтон не смог возразить. Он мягко опустил Дункана на землю. И лишь тогда разглядел, насколько изранен был его друг.
Лед тянулся от обрубка до шеи Дункана, где кожа уже посинела и вены выступили, словно прочерченные чернилами. Правый глаз начал заплывать, а волосы с этого бока поседели от мороза. Сэтон попытался прижать свой меч к здоровой руке Дункана.
— Возьми, дружище. Его сила исцелит тебя.
Дункан потряс головой.
— Цена слишком велика.
Здоровяк глянул вверх, на лестницу. Трое его людей уже лежали мертвыми у ног Жнеца.
— Стойте, — крикнул Дункан. — Хватит.
Его голос разнесся по лестнице. Жнец остановил косу посередине замаха. Снизу, где они находились, Сэтону были видны пламенеющие красным глаза и губы, искривившиеся в улыбке.
Укрытый капюшоном силуэт начал спускаться к ним. Сэтон попытался встать меж ним и своим другом, но здоровяк его оттолкнул.
— Ты сделал свой выбор, мой друг, — сказал Дункан. — Дай мне сделать свой. Но обещай одно, Август.