— Да-да, я все могу, — согласно закивал слуга, прогибаясь перед незнакомым ему стариком — и откуда только он свалился на его несчастную голову! Все высокомерие слуги словно рукой сняло в один миг. — Я много чего могу. А теперь, будьте добры, верните мне бумагу.
— Ты забыл поставить на ней печать, — ходжа вернул документ слуге. — Но твоя рассеянность извинительна — ты взволнован.
— Ох, конечно, что это я, — тот выхватил из сумки деревянную печать, подышал на нее, приложил к листу и заискивающе улыбнулся. — Вот!
— Отлично! — кивнул ему ходжа Насреддин, сворачивая и эту бумагу и передавая ее дехканину. — Держи и не потеряй.
— Ни за что на свете! — горячо пообещал тот и спрятал бумагу под рубаху.
— О незнакомец, ты забыл вернуть мне мой документ, — напомнил о себе слуга.
— Разве? — ходжа вздернул левую бровь и огладил бородку.
— Конечно!
— Но я не обещал тебе его вернуть. Я сказал: «там видно будет».
— Но как же?!.
— Послушай, — махнул Насреддин рукой, — ты мне надоел. К тому же ты совсем не умеешь обращаться с документами, путаешь их, машешь ими. Еще, чего доброго, с такой ценной бумагой случится что-нибудь, а потом беды не оберешься. Поэтому…
— Ты дашь ее мне! — воскликнул слуга, нервно, перебирая пальцами, — И обещаю тебе, я больше никому ее не покажу.
— Э, нет, — усмехнулся ходжа. — Лучше уж этот документ побудет у меня. Так будет для него надежнее, да и тебе проще.
— Но что же мне делать, о путник? — застонал слуга, пряча лицо в ладонях. — Что я скажу своему хозяину?
— Скажи правду, что его бумага находится в самых надежных руках.
— Но как тебя зовут?
— Я думал, ты уже догадался, — вздохнул старик и покачал головой. — Меня зовут ходжа…
— Насреддин! — шепотом закончил слуга, отшатываясь от старика, будто от злой кобры, внезапно вынырнувшей у его ног из травы, потом вдруг вскочил и припустил прочь. — Помогите-е!!!
— Ходжа? — не поверил своим ушам дехканин. — Вы и правду ходжа Насреддин?
— Это имя мне дали мои родители. А что тебя так смутило?
Дехканин упустил из руки серп и медленно опустился на колени, затем ткнулся лбом в землю.
— Благодарю вас, о великий ходжа!
— Ты с ума сошел! — Насреддин бросился к дехканину и взялся его поднимать, но тот упирался и ни в какую не хотел вставать с колен. — Неудобно же, люди смотрят.
— Вы сегодня спасли меня, — продолжал гнуть свое дехканин, стучась лбом в землю.
— Встань сейчас же! — Ходже надоело возиться с дехканином и он упер руки в бока. — А не то я на тебя сильно обижусь. Я не Аллах и не пророк Мухаммед, чтобы мне кланяться в ноги.
— Простите, о ходжа! — дехканин, кряхтя, поднялся с земли и отряхнул штаны. — Я не хотел вас обидеть. Но что я могу для вас сделать?
— Для начала скажи, как тебя зовут.
— Меня зовут Икрам.
— Хорошо, друг Икрам, — кивнул ходжа Насреддин. — А теперь не укажешь ли ты мне дом в вашем селении, в котором я мог бы на некоторое время найти приют?
— Вы можете остановиться у меня, — пожал плечами дехканин, — если вас, конечно, устроит мое жилье.
— А что с ним не так?
— Ветхое оно совсем, — тяжко вздохнул Икрам. — У меня все руки до него не доходят, да и помощников нет — дети в Бухаре живут.
— Ну, то не беда, — успокоил его ходжа Насреддин. — Вдвоем мы быстро управимся. А что до ветхости, то лучше невзрачный дом доброго друга, чем прекрасный дом злого богача.
— Это верно! Но вы назвали меня другом?
— Мне друг любой хороший и работящий человек. К тому же я обычно предпочитаю считать человека другом, пока он не докажет обратное. Врагов у меня и без того предостаточно.
— Ну уж от меня вы этого точно не дождетесь, — подмигнул ему Икрам. — Пойдемте, я провожу вас в дом, заодно и перекусим с дороги.
— Пошли, — согласился с ним Насреддин, подзывая своего ишака, — но только при одном условие.
— Каком же, о великий ходжа? — остановился Икрам, недоуменно взглянув на ходжу, взбирающегося на ишака.
— Ты наконец перестанешь мне «выкать» и говорить о моем величии…
Глава 3Дом Аллаха
— О Зариф-ако! — слуга ворвался в дом своего хозяина, неистово размахивая руками, но не заметил дремавшую на проходе любимую собачонку богача. Споткнувшись о нее, он кувыркнулся вперед и проехал на пузе до самого дастархана бая Зарифа, изволившего вкушать в полуденную жару сочный сахарный арбуз.
Собачонка, вывернувшись из-под ног слуги и истошно визжа, заметалась по комнате, а Зариф, подавившись куском рассыпчатой мякоти, зашелся кашлем, плюясь косточками.
— Ты что, с ума спятил? — накинулся бай с кулаками на бестолкового слугу, смаргивая слезы, как только ему удалось справиться с приступом кашля. — Чего мечешься, словно за тобой гонится сам шайтан, паршивая ты собака?!
— О хозяин, вы недалеки от истины, — пролепетал слуга, отползая на карачках в угол и не смея утереть оплеванное лицо, покрытое арбузными прожилками и налипшими на лоб и щеки косточками. — Горе, случилось великое горе!
— Что ты там бормочешь, негодный? — прорычал Зариф, отряхивая свой дорогой халат. — Смотри, что ты натворил!
— Это не я, это все он. Он! Нас… нас… — слуга сглотнул, не в силах выговорить до конца страшное имя.
— Какой еще нас2? Что ты несешь? — вконец разозлился Зариф, затопав ногами, отчего деревянные половицы заходили ходуном.
— Нас… реддин! — наконец выдохнул слуга и ткнулся лбом в пол.
— Кто?! — глаза богача скачком увеличились вдвое, он отшатнулся от слуги и попал пяткой на поднос. Поскользнувшись на арбузной корке, он шмякнулся на остатки арбуза. Хруст арбузных корок и треск лопнувшего дорогого деревянного подноса разнеслись по комнате. — Чье имя ты назвал, несчастный?
— Насреддин, о мой господин! — не поднимая головы, отозвался слуга. Второй раз это имя ему далось гораздо легче.
— Не может этого быть! Ты, верно, ошибся. — Зариф, сраженный наповал в обоих смыслах, сидел на арбузном крошеве, боясь пошевелиться. — Тебе привиделось, ты перегрелся на солнце. Да-да, именно так!
— Никакой ошибки, Зариф-ако, уверяю вас! Это он, он, точно он! Я видел его своими глазами и даже разговаривал с ним. — Слуга поднял голову и, воздев ладони в молитвенном жесте, воскликнул: — О, мы несчастные!
— Да погоди ты причитать! — одернул его богач и с кряхтением поднялся с подноса. — Ну, Насреддин — что с того? Что мы ему такого сделали?
— Он… он… — всхлипнул слуга, сжимаясь в комок. — Он отобрал у меня документ, который вы приказали мне доставить нашему досточтимому кази.
— Как… отобрал? — Зариф мгновенно побледнел, стянул с головы чалму и зачем-то утерся ей. — Почему?
— Это все паршивый дехканин Икрам! Все он. Я требовал с него долг, а он…
— Постой, постой, — Зариф протянул дрожащую руку. — Какой долг? Он же все отработал сполна.
— Я хотел во славу моего господина заставить его работать на вашем поле — ведь так вы смогли бы сэкономить на работниках, и я подумал…
— Ты — что? — бледное лицо Зарифа медленно наливалось краской.
— Я подумал… — пролепетал слуга, втягивая голову в плечи.
— Ты подумал?! Ах ты безмозглый ишак! — взъярился богач, но вдруг замер с вознесенными над головой кулаками. — Постой, но как бумага оказалась в руках этого… этого… Насреддина? — сквозь зубы процедил он.
— Я пытался… хотел… думал… — блеял слуга подобно загнанной овце.
— Что ты там бормочешь? Отвечай внятно!
— Я хотел запугать Икрама вашей бум… бумагой, — закончил слуга, сглотнув застрявший в пересохшем горле комок. — А этот нечестивец Насреддин отобрал ее у меня и теперь не хочет возвращать.
— Как это, не хочет? — пробормотал бай Зариф, хватаясь за сердце. — Что это значит?
— Он сказал, что она будет в полной сохранности в его надежных руках, вот, — выдохнул слуга. Наконец-то все было сказано.
Зариф закатил глаза, покачнулся и теперь уже грудью распластался на подносе.
— Что с вами, хозяин? — всполошился слуга, вскакивая с пола и бросаясь на помощь своему господину, а собачонка вновь зашлась лаем.
Но сколько ни тряс слуга Зарифа за плечи, тот никак не хотел приходить в себя…
Ходжа Насреддин, следуя в сопровождении Икрама вдоль узких улочек бедной части селения, сжатых высокими глиняными заборами и стенами домов, со снисходительной улыбкой на лице слушал ни на минуту непрекращающуюся болтовню своего нового друга. Тот взахлеб рассказывал анекдоты про ходжу и все время допытывался, правда ли это. Ходжа лишь отделывался короткими, ничего незначащими фразами. Мало ли ему приходилось слышать на своем веку историй, сочиненных бедняками и богатеями. Попадались среди них и правдивые, но их были единицы. Остальное же — чистейшей воды выдумка.
— …А вот скажи мне, ходжа. Я слышал, будто однажды к тебе в дом забрался вор. Увидев его, ты спрятался в сундук. Вор же, обшарив весь дом и ничего не найдя, чем бы можно было поживиться, приподнял крышку сундука. А когда он открыл ее, то увидел там тебя. Он разволновался и спросил: «Ты здесь?» «Да, — ответил ты ему, — это я от стыда спрятался в сундук. Мне стало совестно, что тебе нечего украсть в моем доме». Верно ли это?
— Ну-у, — немного смутился ходжа, почесав пальцем переносицу, — на самом деле у меня не было сундука, а был шкаф.
— Правда? — заинтересовался Икрам. — Я слышал про сундук.
— Не перебивай! Ну, сам подумай: зачем мне нужен сундук, если мне нечего в нем хранить?
— Тоже верно, — растерянно похлопал глазами Икрам.
— Так вот, когда вор открыл дверцу…
— Ты накинулся на него! — воскликнул Икрам, сжимая кулаки. — Если бы вор забрался ко мне в дом, ему не унести ног.
— Ты ошибаешься, мой друг. Я дал ему медную монетку и отослал с миром.
— Как?! — не поверил его словам Икрам. — Ты, ходжа, поборник справедливости и благочестия, дал вору деньги?
— Да-да, именно так я и поступил с ним, — кивнул ходжа.