— Погоди!
— Ну что еще? — опять выглянул из дыры ходжа.
— Давай не будем торопиться. Я мог бы… м-м… если…
— Почтеннейший, у нас мало времени, — поторопил его ходжа. — Нам дотемна нужно сломать дом. Потом еще ваш забор. У нас целая уйма дел. А завтра с самого утра начнем устраивать пруд.
— Не надо забор! И пруда не надо! — в испуге взвился Пулат. — Я… я починю Икраму дом, я обещаю, только не трогайте забор!
— М-м, — засомневался ходжа, зажав в кулак бороду. — Но утки… Мы бы тогда могли отстроить новый прекрасный дом.
— Будет, будет ему новый дом! Я обещаю, я клянусь! О мой забор, мой сад, моя беседка! — захныкал он.
— Так и быть, — махнул рукой Насреддин. — Пиши расписку!
— Да-да, я сейчас, я только за бумагой и чернилами сбегаю. Только умоляю вас, ничего больше не ломайте!
— Хорошо, мы подождем, — согласно кивнул Насреддин, выбираясь из дыры. — Ну вот, скоро у тебя будет новый прекрасный дом, причем совершенно бесплатно, — произнес он, отряхиваясь и выбивая пыль из халата. — А-апчхи!
Потолок дернулся и еще несколько просел.
— Если нас, конечно, раньше не расплющит крышей, — предположил ходжа, на всякий случай зажимая нос, в котором нестерпимо свербило от пыли. — Пойдем-ка лучше пообедаем на улице…
Глава 5Неудачливый воришка
Богач Зариф, как только утвердился в разуме, хотел бежать к судье. Нужно было обязательно предупредить его о появлении в селении этого нечестивца Насреддина и, главное, о похищении им важной бумаги, утеря которой могла стоить ему очень дорогого, особо, попади она в руке проклятого ходжи. Нужно было что-то срочно предпринять, но у самого порога Зариф вдруг остановился, мучимый тяжкими сомнениями. Стоило ли судье говорить о пропаже бумаги? Еще неизвестно, чем это может обернуться для Зарифа, ведь судья в их деле вовсе не последний человек. К тому же могли всплыть и прошлые дела: что если Насреддин завладеет и другими бумагами? При этой мысли у Зарифа закружилась голова, он покачнулся и припал плечом к стене у входной двери.
Нет, к судье не стоит пока ходить, решил он — это может подождать. А вот украденную бумагу нужно вернуть любым способом. А уж если это не удастся сделать, то тогда судье придется рассказать все. Да, но как вернуть бумагу и где обретается сейчас этот презренный проходимец Насреддин?
Бормоча проклятья в адрес своего бестолкового слуги, который слишком ретив в своем рвении угодить хозяину, даже не угодить, а выслужиться, Зариф забегал по комнате из угла в угол.
«Что же делать? Что делать? — крутился в его голове единственный вопрос. Но тут его внезапно осенило, и богач замер посреди комнаты. — Икрам! Ведь слуга говорил, что все произошло на поле этого оборванца. Значит, Насреддин — будь он проклят! — может быть только в одном месте — в доме Икрама!»
Зариф, осененный внезапным прозрением и теша себя надеждой, что все именно так, как он полагает, вернулся на свое излюбленное место рядом с окном, где удобной горкой были свалены курпачи, а врывавшийся в распахнутое окно ветерок приятно касался кожи, и кликнул слугу:
— Эй, бездельник! Где ты там?
— Я здесь, господин! — юркий слуга вынырнул из маленькой комнатушки, где он, трясясь от страха, ожидал наказания за свой, прямо сказать, идиотский поступок, и ужом скользнул к курпачам, раболепно заглядывая в глаза своему господин. — Что изволите?
— Слушай внимательно! — пошевелился на курпачах Зариф, устраиваясь поудобнее.
— Я весь обратился в слух, мой господин, — склонил голову слуга.
— Не перебивай! Так вот, — продолжал Зариф, понизив голос, и на всякий случай выглянул в окно — поблизости никого не было видно, — пойдешь в ущелье — ты знаешь куда…
При упоминании об этом слуга вздрогнул всем телом, но не решился произнести ни единого слово.
— …и скажешь Мустафе, что мне нужен искусный, ловкий вор. Вот, держи, — Зариф вынул из-под курпачей небольшую мошну со звонкими динарами и небрежно протянул ее слуге. Тот раболепно принял деньги и тут же спрятал под халат, будто их и не было. — Ты знаешь, что и у кого нужно выкрасть.
— Да, господин, но мне неведомо, где скрывается Насреддин, — воскликнул слуга.
— Молчш-ши, дурак! — зашипел на него Зариф и замахал руками, будто что-то загребал ими. — Это имя следует произносить только шепотом.
— О! — вытаращился слуга, прихлопнул рот мягкой розовой ладошкой, не знавшей другого труда, кроме письма разных гнусных бумаг.
— Вот именно. Как бы На… наш друг не проведал об этом раньше тех, к кому ты собираешься. И тогда тебе несдобровать!
— Мне? — не на шутку перетрусил слуга.
— Ну а кому же еще? — состряпал удивленную мину Зариф. — Это ведь ты повздорил с На… шим общим другом, а не я. Это он у тебя забрал… нечто очень важное. — То, что бояться стоило именно ему, Зарифу, а не его бестолковому слуге, богач из мнительности не хотел признаваться даже самому себе — так спокойнее. Вдруг все еще и образуется.
— Да, да, я все понял, — закивал слуга, запахивая халат на груди, будто ему вдруг стало очень холодно.
— Он, который тот, должен сейчас находиться в доме Икрама, — продолжал шепотом Зариф, наклонившись вперед. — Так что поторопись!
— Вы в этом уверены, господин?
— Э-э, а где ему еще быть? — фыркнул Зариф, упираясь локтем в удобный мягкий валик. — Этот… хороший человек здесь никого не знает, а Икрам в благодарность за то, что он избавил его от тебя, обязательно приютит На… в общем, приютит в своем — хе-хе! — доме.
— Хе, — осторожно хохотнул слуга и сглотнул.
О ветхом жилище дехканина ему было известно не хуже Зарифа. Не сегодня — завтра дом мог развалиться и погрести под собой этого строптивого бездельника Икрама. Но лучше, полагал слуга, чтобы их придавило сразу обоих, вместе с проклятым Насреддином.
— Я все сделаю, господин, — ткнулся слуга головой в пол и поднялся с колен.
— Торопись! — зевнул Зариф и, закрыв глаза, мечтательно улыбнулся. Эх, надо было послать не вора, а убийцу — так уж наверняка можно было бы избавить мир от этой зудящей занозы Насреддина. Впрочем, это пока терпит — к чему лишние проблемы с убийствами и связанные с этим деликатным делом траты? Главное — вернуть бумагу…
— Ходжа, ты почему не ложишься? — спросил Икрам, широко зевая. Дехканин настолько утомился за день от разнообразных переживаний, что просто валился с ног. Так он не уставал, даже работая в поле с утра до ночи. Хотя грех жаловаться. Насреддин все-таки сдержал свое слово: расписка Пулата, запрятанная под рубаху, согревала душу бедняка. Это же надо, новый дом за просто так получить!
— Спи, я пока не хочу, — отозвался ходжа, подвешивавший пустую тыкву, заткнутую пробкой, к винограднику.
— Ходжа, скажи мне, откуда ты знал, что твой план насчет ремонта свершится?
— Ну, это совсем просто, на самом деле, — махнул рукой Ходжа и продолжил возиться с тыквой.
— Разве ты знал про купчую и про забор?
— Вовсе нет. Но это и не нужно. Я все понял, когда мы еще шли к тебе.
— Объясни, умоляю тебя, — воздел ладони к небу Икрам, — а то я не смогу уснуть. Ты, наверно, всевидящий.
— Ты меня с кем-то путаешь, Икрам, — покачал головой Насреддин. — Но в одном ты прав: богатеев я вижу насквозь. Неважно какие они люди, но свою выгоду они всегда знают, и когда я сказал, что собираюсь разрушить забор, то Пулат быстро свел концы с концами и решил, что отстроить тебе дом выйдет гораздо дешевле. Что же насчет купчей и земли, то, когда ты указал мне на свой дом, я сразу обратил внимание на забор — у тебя он много короче, чем все остальные, и у твоего соседа выстроен новый забор. А когда мы вошли к тебе во двор, я увидел, что забор совмещен с задней стеной дома. Ну зачем, скажи на милость, богатому человеку, строящему каменные заборы, понадобилась стена твоего дома? Верно, чтобы сэкономить на камне и работе, ведь камень нужно возить с гор, а это не дешевое удовольствие. Вот и все. — Ходжа убрал руки от тыквы и огладил бороду, затем немного подтянул веревку.
— Так просто? — приуныл Икрам, ожидавший от ходжи едва ли не божественного откровения. — Кстати, а что ты делал с тыквой?
— Прятал важную бумагу. Спи.
— Да кто же так прячет? — широко распахнул глаза Икрам, решив, что Насреддин шутит над ним. Но теперь, пораженным мудростью ходжи, он готов был простить тому что угодно, даже насмешки.
— Я прячу, — с гордостью произнес Насреддин, отступая чуть назад и любуясь своей работой.
— Нет, ты и вправду чудак! Если твоя бумага действительно в этой тыкве, то ее любой вор сразу же обнаружит.
— Конечно, обнаружит, — укоризненно покачал головой ходжа, — если ты будешь кричать об этом на всю округу.
— Ох, извини.
— Ничего, — Насреддин еще раз придирчиво оглядел дело рук своих и опустился на шаткий топчан, где Икрам постелил им обоим. Дом, того и гляди, в любой момент мог обрушиться, и спать в нем было бы настоящей глупостью. — Наперед думай о том, что собираешься сказать, а потом…
— Скажи это шепотом, правильно?
— Нет. Потом лучше промолчи.
— Да-да, я знаю, — махнул рукой Икрам. — В молчании мудрость.
— Мудрость заключена в умении слушать, а в молчании чаще сила глупца, — усмехнулся Насреддин.
— Ты назвал меня глупцом? — немного оскорбился Икрам. — Хотя, может, ты в чем-то и прав.
— Я вовсе не называл тебя глупцом, а всего лишь сказал, что глупец всегда сойдет за мудреца, если не будет раскрывать рта. Ты слышишь слова, но не умеешь их слушать.
— Не понимаю, — развел руками дехканин. — Наверно, это слишком сложно для меня.
— Чего же тут сложного? — вскинул жидкие седые брови Насреддин. — Ты слышишь то, что желаешь услышать, а не то, что тебе говорят. Спи уже!
— Но, прости, мудрый ходжа, — никак не унимался Икрам, переходя на заговорщицкий шепот. — Ты и вправду спрятал тот документ в тыкве?
— Да, он там, — кивнул Насреддин.
— Но ведь если кто-нибудь захочет его взять, то просто заберет тыкву и…