— Нет, Гэндальф был тогда в Валиноре. То есть не совсем был… но не суть.
— Так, значит, не все западные эльфы ушли за море? — оживился Дромадрон. — Я всегда подозревал это, не такой они, эльфы, народ, чтобы так просто взять и уйти из-за какого-то там Олмера. Как здорово! Было бы обидно, если бы их магия ушла вместе с ними.
— Их магия ушла вместе с ними, Уриэль — единственный эльф в западном Средиземье. Впрочем, он уже не столько эльф, сколько…
— Человек? — предположил Дромадрон.
— Нет, скорее майар. Уриэль открыл совершенно новый подход к магическим воздействиям на окружающий мир, и сейчас он, пожалуй, превосходит в силе даже Гэндальфа.
— Разве может смертный… ну или даже бессмертный превзойти высшее существо? — не поверил Дромадрон.
— Да разве Олорин — высшее существо?
— Кто?
— Олорин. Это настоящее имя Гэндальфа. Они с Саруманом находились в Средиземье инкогнито и потому назывались другими именами. Так о чем я?… Олорин — он очень умный, добрый, он владеет многими заклинаниями, но в нем нет ничего существенно превосходящего обычных разумных. Он не всегда владеет собой, иногда впадает в ярость, иногда принимает ошибочные решения. Нет, его никак нельзя назвать высшим существом.
— Но его скилл…
— Когда ты владеешь высшей магией, не важно, какой у тебя скилл. Достаточно, чтобы ты мог пользоваться магическим зрением и совершать простейшие заклинания. Все остальное в высшей магии совершенно по-другому.
— Ты не научишь меня? — спросил Дромадрон и сразу же устыдился вопроса. В прошлый раз я ему отказал, он обиделся и сейчас, кажется, обидится еще раз.
А с другой стороны, почему я не хочу учить Дромадрона высшей магии? Что плохого в том, что в Средиземье будут жить семеро разумных ботов? Не думаю, что Дромадрон применит новообретенные знания во зло, он настолько уравновешенный и здравомыслящий, насколько разумный вообще может быть таковым. Но я почему-то не хочу учить Дромадрона. Может, дело в том, что раньше он учил меня и, уча своего учителя, я буду чувствовать себя неуютно, буду чувствовать, что делаю что-то противоестественное?
— Нет, Дромадрон, — сказал я. — Я не буду учить тебя высшей магии.
Дромадрон тяжело вздохнул.
— Когда ученик превосходит учителя, он почти всегда отказывается учить того, кто учил его раньше. Что ж, это закон природы. — Я покраснел. — Не смущайся, Хэмфаст, против закона не попрешь. И не волнуйся, я больше не буду просить тебя об этом. По крайней мере, постараюсь не просить.
Дверь открылась, и в комнату ввалился запыхавшийся Покен, лучший менестрель клана, с гуслями под мышкой. Ну и зачем он припер сюда гусли, ему же предстоит слушать, а не петь! Или ему неправильно передали слова вождя? Но это не важно, на самом деле ему ничего не предстоит.
— Ты зря пришел сюда, Покен, — сказал я, — я не буду ничего рассказывать. Я приду еще раз и вот тогда все расскажу, а пока я еще не готов. Извините. Спасибо за теплый Прием и за угощение, тебе, дядя, тебе, почтенный Дромадрон, и тебе, Олеся. Мне пора.
Дядя проводил меня до ворот, а Дромадрон прошел со мной чуть дальше, а когда я остановился и обернулся, он сделал движение, как будто хотел по-отечески положить мне руку на плечо, но передумал.
— Тебя что-то гнетет, Хэмфаст, — сказал он. — Поделись со мной, успокой душу.
Некоторое время я молчал, а потом заговорил.
— Представь себе, Дромадрон, — начал я, — что ты обнаружил убедительные доказательства того факта, что Красная книга не описывает реальные события, а выдумана от начала до конца.
— Невозможно! Если не верить в Красную книгу, то во что тогда верить?
— Вот и я спрашиваю: во что?
Дромадрон нахмурился, постоял неподвижно, а потом тихо спросил:
— Доказательства убедительные?
— Убедительнее не бывает.
— Хреново…
Он помолчал еще с минуту, а потом вдруг рассмеялся и сказал:
— А знаешь, Хэмфаст, не так уж это и хреново! Кто-то из аннурских философов говорил, что, если бы Красной книги не было, ее стоило бы выдумать. Какая разница, происходили эти события в действительности или нет? Пусть они происходили только в книге, но ведь книга — тоже часть реального мира, и она способна изменить мир нисколько не меньше, чем реальные события. Не бери в голову! Живи, как будто все было так, как написано, ведь законы Красной книги справедливы не потому, что они когда-то были сформулированы в торжественной обстановке, а потому, что они справедливы. Только молодым хоббитам о своем открытии не рассказывай, они не поймут. Бывает у незрелых разумов одна заморочка: если нет высших сил, то все позволено. Высшие силы, конечно, есть…
— А если нет?
— Как это нет? Хэмфаст, ты заговариваешься! Куда же тогда делся Эру Илуватар?
— Его никогда не было.
— А кто сотворил наш мир?
— Жители иного мира. Люди.
— Люди? Сотворили мир? Не смеши меня! Если бы это были хотя бы эльфы…
— В реальном мире живут только люди. Эльфы, гномы и орки — персонажи их сказок. Красная книга — роман в стиле фэнтези. Нас, хоббитов, придумал тот самый человек, который написал Красную книгу. А наш мир они сотворили скорее всего для развлечения. Полагаю, им было интересно посмотреть, что будет дальше, после того как книга закончилась.
Дромадрон смотрел на меня как на ненормального, но, странное дело, мне стало легче. Видно, не зря среди орков принято исповедоваться друг другу перед боем. Действительно, выговоришься, и на душе спокойнее.
— До встречи, Дромадрон! — сказал я. — Я еще вернусь. Скорее всего.
И я растворился в воздухе.
17
Я нашел Мезонию в Минаторе. Теперь ее звали Никра, И выглядела она совершенно по-другому: магия не только изменила черты лица и фигуру, но даже уменьшила субъективный возраст лет примерно на семь. Страшно даже представить себе, сколь энергоемким было заклинание, надеюсь, что маги Утренней Звезды сумели обойтись без жертвоприношений.
Мезония сразу узнала меня, и это неудивительно, ведь я выглядел так же, как при нашем знакомстве, и так же походил на Саурона. Едва я вошел в дорогой и фешенебельный трактир в центре города, где она изволила обедать, как ее телохранитель, явно не из ковена, а обычный наемник, — дернулся наперерез, но Мезония остановила его коротким жестом. Телохранитель не успокоился, он непрерывно буравил меня взглядом, пытаясь понять, что делает рядом с его хозяйкой лощеный хлыщ демонической внешности, с повадками воина, но почти без оружия.
— Привет, Мезония! — сказал я.
— Ты ошибся, Хэмфаст, меня зовут Никра. — Она улыбнулась. — Но все равно привет тебе! Я рада, что ты жив, у нас говорили, что Леверлин тебя убил.
— Так и есть, Леверлин меня убил, а Уриэль потом оживил.
— Об этом тоже говорили. Как ты меня узнал?
— Я же маг.
— Понятно… Слушай, Хэмфаст, ты все еще борешься за мир?
Я отметил, что она поставила вокруг стола магический барьер, делающий наш разговор абсолютно неслышимым для окружающих.
— Нет, Мезония, то есть Никра, я больше не занимаюсь борьбой за мир. Это была просто точка приложения силы начинающего мага, а потом маг повзрослел, и оказалось, что во Вселенной много других куда более серьезных проблем.
— Наконец-то дошло. — Мезония улыбнулась, и сразу стало ясно, что маска несмышленой девицы — всего лишь маска.
— Ты неправильно улыбаешься, — сказал я, — твоя улыбка моментально раскрывает инкогнито.
Мезония беспечно взмахнула рукой.
— Ерунда. Разве ты не чувствуешь барьера вокруг нас?
— Чувствую. Но, по-моему, он не действует на зрительный ряд.
— Присмотрись повнимательнее.
Я попытался было присмотреться, но тоже махнул рукой, только мысленно.
— Да ну тебя! — сказал я. — Больше мне делать нечего, кроме как исследовать твои заклинания. Лучше расскажи, как дела.
— Нормально. — Лицо Мезонии внезапно сделалось серьезным и каким-то жестким. — Спиногрыза убили хазги, ты знаешь?
— Откуда?
— И то верно. Нам с Оккамом повезло больше, жребий задержать погоню выпал Спиногрызу. Мы сумели скрыться. Там было море крови и ужаса, все сражались против и никто точно не знал, за что сражается. А потом, казалось, наступает конец Эпохи, явился председатель и сказал, что война проиграна. А в остальном все нормально.
— Любая война состоит в основном из крови и ужаса. Только в сказках войны состоят из подвигов и славы.
— Это понятно, — вздохнула Мезония. — Ну как, ты доволен, что развязал войну?
— Это не я. Гней Рыболов восстал бы в любом случае.
— И немедленно скончался бы от трагической случай-ности. Нет, Хэмфаст, то, что восстание короля победило, — твоя заслуга на все сто.
— Не на все сто. Я ведь только начал войну, закончил ее Уриэль.
— Значит, твоя и Уриэля заслуга. Ты доволен?
— Ну да. Что плохого в том, что власть вернулась к законному правителю?
— То, что власть ушла от более достойного. Или ты считаешь, что Гней умнее Леверлина?
Я помотал головой.
— А зачем ты тогда устроил весь этот бардак? Ты хотел истребить фениксов — и что? Ты их истребил?
— Нет.
— И зачем была нужна вся эта кровь? Потренироваться в магии? Набрать скилла?
И я понял, что Мезония права. Я действительно хотел избавить Средиземье от потенциальных ужасов массового уничтожения, но это никогда не было моей главной целью. Начинающий маг прочитал все, что смог прочесть, понять и осмыслить, захотел применить знания на практике и бросил все свои силы на алтарь первого попавшегося доброго дела. Получилось совсем не то, что задумывалось, но основная цель достигнута, маг приобрел практический опыт — то, что невозможно почерпнуть из книг. Маг вырос и теперь с улыбкой смотрит на свои детские забавы, как и положено на них смотреть. Вот только детские забавы оказались слишком кровавыми.
— Ты давно был в Аннуре? — спросила Мезония.
— Ни разу с тех пор, как меня убили.
— Зря. Мог бы полюбоваться на дело рук своих. Сейчас почти все уже восстановлено, но, если расспросить увечных нищих у храмов, можно узнать много интересного о твоих подвигах. Но что тебе с того? Никто не знает, кто виноват в том, что случилось, ведь ты творил свои дела не на глазах у народа.