— Удивительно, господин Кук! Я даже испугалась, когда вошла к нему в комнату. Как живые совсем! И кожа на них совсем настоящая, верите ли, — синие жилки просвечивают. Меня даже затошнило — такая гадость!
— А откуда он?
— Из Бреславля. Говорит, что открыл какой-то секрет и хочет взять патент, а пока возится с какими-то пружинами и ни за что не желает платить за квартиру.
Хозяйка раскланялась и вышла. А Кук задымил новую папиросу и принялся ходить из угла в угол по комнате.
Потом достал из кармана бумажник, пересчитал тщательно объемистую пачку кредитных билетов и, весело мурлыкая, вышел из комнаты.
У соседнего номера он остановился и стукнул три раза в дверь.
— Войдите, — ответил ему густой низкий голос с сильным акцентом и дверь распахнулась.
— Я ваш сосед по номеру, позвольте представиться, адвокат Кук!
— Брикман, ортопедический мастер и изобретатель из Бреславля, — отрекомендовался высокий грузный господин мрачного вида, — чем могу быть полезен?
— Вы мне — ничем. А вот я вам могу оказаться полезным.
— Как так? — спросил изобретатель, глядя на посетителя с некоторым изумлением.
— Я слышал, что вы временно нуждаетесь, и у вас даже нечем заплатить за комнату?
— К сожалению, это действительно так. Я только что приехал и еще не успел ознакомиться с рынком. Ведь товар у меня не совсем обыкновенный, не правда ли?
Бреславлец вытянул руку и указал ею на полки, развешенные вдоль стен.
Адвокат быстро скользнул проницательными глазами по полкам, где в величайшем порядке были разложены всевозможные протезы, и на лице его выразилось живейшее восхищение.
— Но ведь это же поразительно! Такой изумительной подделки под живые конечности я в жизни не видел!
Бреславлец гордо усмехнулся:
— Еще бы! Я убил на это дело двенадцать лучших лет моей жизни и, кажется, раскаиваться не приходится.
Кук повертел в руках несколько протезов и положил их обратно на полки.
— Вы гениальный мастер! И вы мне сделаете громадное одолжение, если не откажетесь взять у меня некоторую сумму взаймы: И не пытайтесь возражать! Получите!
Кук развернул бумажник, сунул в руку растерянного изобретателя кредитный билет и вышел не менее стремительно, чем вошел.
Бреславлец не успел даже пожать ему руку, как следует.
— Ну что же! Это мне очень кстати! — сказал он наконец и, взяв со стола один из инструментов, углубился в свою обычную работу.
У церкви св. Петра была страшная давка: служба только что кончилась и многочисленные прихожане спешили уйти по домам.
У левого выхода целой толпой стояли калеки и нищие, они громко взывали гнусавыми голосами о милосердии и каждый из них старался разжалобить жертвователей отвратительным видом своих физических недостатков.
Были среди них калеки с перебитой спиной, вынужденные ходить, как обезьяны, на четвереньках, были мужчины и женщины с проваленными носами; слепые ворочали из стороны в сторону мутными белками глаз, и все это стонало, кряхтело, взывало о помощи.
Среди этих жалких, безобразных фигур выделялся огромным ростом и богатырским сложением человек с отрезанными по локоть руками.
Он был немой и его громкое беспомощное мычание напоминало рычание раненого зверя.
Люди шли мимо, брезгливо протискивались сквозь толпу калек и раздавали направо и налево мелкие медные монеты.
Когда из храма Петра вышел последний человек и привратник с ключами показался на паперти, калеки сразу умолкли и начали расползаться в соседние улицы.
На углу, возле кондитерской, немого безрукого калеку нагнал какой-то юркий худой господин и сделал ему знак остановиться; потом показал ему крупную серебряную монету и пригласил следовать за собой.
Немой постоял с минуту в нерешимости, потом кивнул головой в знак согласия и пошел вслед за господином.
По дороге господин выяснил, что немой ничего не слышит, и это привело незнакомца в самое радужное настроение. Он весело кивал головой и все время указывал глухонемому калеке путь, куда нужно сворачивать.
У подъезда одного из домов с вывеской «Меблированные комнаты» господин позвонил и, когда отворили, повлек за пустой рукав своего спутника вверх по слабо освещенной лестнице.
— Можно войти?
— Войдите, — ответил густой низкий голос с резким акцентом.
Дверь открылась.
— Это вы, господин Кук? Очень рад! Да вы не один, я вижу!
— О, да! Посмотрите-ка на этого молодца, как его ловко обработали. Это прелестный объект для вашего гения.
И левая и правая отрезаны по локоть, но он, честное слово, не может на это пожаловаться! И знаете, почему? Потому что нем, как пень, да и глух к тому же. Ну видели ли вы когда-нибудь что-либо подобное?!
Немой калека стоял, прислонившись к стене, и глаза его с ужасом взирали на полки, в изобилии заваленные как раз тем, чего у него не было.
А Кук в это время оживленно беседовал о чем-то с ортопедическим мастером; и когда он заключил свою речь фразой «Я все заплачу», — недоумение сбежало с угрюмого лица бреславльца, и он принялся внимательно исследовать остатки конечностей глухонемого калеки.
Когда мастер поднес один из протезов для примерки и приложил его к обрубку руки, немой неожиданно вскрикнул и в глазах его засверкало безумное восхищение: он понял, что добрый господин собирается приделать ему, взамен отрезанных, искусственные руки; понял и не мог успокоиться от овладевшей им радости.
Когда же мастер нажал одну из пружин и пальцы на удивительном протезе задвигались, сжимаясь в кулак, — калека, как маленький, запрыгал по комнате и пудовые сапоги его так потрясли жидкий пол, что во всех концах полок заскрипели стальные пружины искусственных рук и ног.
— Через два месяца все будет кончено, — сказал, наконец, хмурый Брикман, — для вас, господин Кук, я сделаю то, чего не сделал бы никому другому.
Брикман и Кук пожали друг другу руки и тотчас расстались.
Ортопедический мастер принялся за новые чертежи, а адвокат знаками объяснил глухонемому, когда нужно прийти на примерку, и дал ему на прощанье обещанную серебряную монету.
Вечер этого дня Кук провел в ресторане, а по дороге домой зашел на почту и дал телеграмму:
«N-ск, Питтеру.
Дела поправляются».
— Вот вам мой долг! Я получил хороший заказ и, кажется, могу теперь спокойно работать, уверенный, что вы больше не будете меня беспокоить.
Брикман стоял у порога хозяйкиной комнаты, протягивая руку, на ладони которой лежала изрядная стопка монет.
— Вы получили заказ? Кому же это взбрело в голову привинчивать к живому телу ваши деревяшки?
— Есть один человек, который в них сильно нуждается. Господин Кук уже внес за него кое-что. Этот адвокат — человек выдающихся качеств. Он, кажется, только и думает, как бы это помочь тому или иному. Представьте себе, он мне сам предложил денег на взнос за квартиру и, кроме того, доставил весьма интересного клиента, приняв на себя все расходы. Да! Это удивительный человек!
— Постойте, постойте! Не все сразу, иначе я, кажется, не выдержу! Вы говорите, что Кук сам предложил вам денег взаймы?
— Да, я говорю это самое.
— Кук?
— Да.
— Денег?
— Да.
— Взаймы?
— Ну да же, черт возьми!
— И сам?' Ха-ха-ха! Нет, это великолепно! Идите-ка вы, господин Брикман, обманывать кого-нибудь еще. А я уже стара для этого и, кажется, не один месяц знаю этого адвокатишку. Вот уже полгода, как он сидит у меня, не имея и признаков практики и, кажется, не родился еще человек, который мог бы похвастать, что занял денег у Кука. Это такая жила! Такой скупой жилец, каких не найдешь на всем континенте! Он способен повеситься за медный грош, это знают все обыватели на несколько миль от моего пансиона! И вы мне изволите говорить, что Кук предложил вам сам деньги и еще обещал уплатить за какого-то. Воля ваша, а я еще в здравом уме и шутить над собой не позволю.
Хозяйка сгребла рукой монеты с широкой ладони Брикмана, и долго потом раздавался на лестнице ее возмущенный, негодующий голос:
— Этот новый жилец из Бреславля хотел меня обморочить. Слышите? Он меня уверял, что занял деньги у Кука! У Кука, как это вам нравится?!
А Брикман ушел к себе в комнату и, сидя за чертежами, самодовольно улыбался.
Одно из двух: или хозяйка права относительно нравственных качеств жильца адвоката, или она ошибается.
Если — второе, то заслуга открытия непроявившихся до сих пор способностей адвокатовой души принадлежит не кому иному, как ему, Брикману.
А если — первое, то это еще более лестно; стало быть, он, Брикман, одним своим видом внушает такое доверие, против которого не в силах бороться даже самые закоренелые, черствые люди.
Это тоже неплохо.
Довольный сделанными выводами, мастер раскинул по столу кальку, и остро отточенным карандашом принялся вычерчивать какую-то замысловатую спираль, которая, будучи помещена у предплечья, должна будет дать сгибательное движение фалангам трех пальцев.
Адвоката, по-видимому, целый день не было дома.
В комнате его все время стояла мертвая тишина, и только один раз был слышен стук в дверь; это было тогда, когда почтальон принес на имя адвоката объемистое письмо с отчетливым штемпелем, поставленным в N-ске.
Две недели Брикман провел в своей комнате почти безвыходно; все это время он был занят выполнением принятого на себя заказа; приходил к нему только калека в указанные часы для примерки, и дело подвигалось вперед быстрыми шагами.
Внешняя форма удалась как нельзя лучше; внутренний механизм был собран уже до последнего винтика; оставалась теперь самая трудная, самая ответственная часть работы: предстояло придать поддельным конечностям живой, естественный вид.
Для этого нужно было покрыть всю поверхность протезов особым веществом, имеющим полное сходство с человеческой кожей по цвету и блеску; состав этого вещества и способы обращения с ним были открыты ортопедическим мастером после долгого ряда опасных работ; это и был знаменитый секрет Брикмана, выделивший продукты его труда из ряда других предметов этой оригинальной отрасли и послуживший одной из причин, заставивших смелого предпринимателя покинуть родину: кто-то пустил по городу вздорные слухи, что Брикман для своих операций пользуется настоящей человеческой кожей, содранной с трупов и обработанной известным образом.