Ходоки во времени. Время во все времена. Книга 4 — страница 1 из 3

Настоящее – тень прошлого,

будущее – рассеянный свет настоящего.

             Время есть величайший из новаторов

Ф. Бэкон

Книга четвёртая

ВРЕМЯ ВО ВСЕ ВРЕМЕНА

Часть одиннадцатаяКОЛОНИЯ

Весьма различны времена по временам…

Изжив себя, рождает время – время…

Пауль Флеминг

                         Случай определяет только форму того,

что с нами происходит.

Ж. Сорель

Долгая отлучка

Казалось, Шилема иных слов не знала, кроме как на одной ноте тянуть:

– Я верила… Я верила…

Она то прижималась к Ивану, то обнимала Джордана, донельзя смущённого такими её действиями.

– Чего это она, чего? – говорил он при этом. – КИРГИШЕТ, ты это… чего это она?

Ивана приводило в смятение другое: он не видел того, что покинул десятками, по его представлениям, минутами раньше.

Костёр горел в дебрях леса. Один. И при нём была одна Шилема.

Наконец, он прижал руки временницы по швам и остановил её причитания.

– Шилема!.. Шилема!!. – пришлось ему прикрикнуть, чтобы привести её в состояние, когда она могла реагировать на его слова.

– Да, КИРГИШЕТ, да… Я знала…

– Это мы уже слышали. Где накруз?.. Мивакуки?.. Где наши?.. Что здесь произошло? – Иван почти кричал ей в лицо, пока она перестала вырываться из его рук и причитать о своей вере в его возвращение.

– КИРГИШЕТ, это и вправду ты… А я… – Она поникла. – А я здесь одна. Уже почти полтора года.

– Ч-что?! – ахнул Иван от её заявления. – Как полтора года?.. Каких ещё полтора года?

– Полтора года, как тебя взяло время.

– Что за чушь? Джордан, ты что-нибудь понимаешь?

– Не больше твоего. У неё… э-э… того. Шилема, нас здесь не было полтора года? Так?

– Скоро год и пять месяцев…

– Неужели? – Иван оглянулся на мягко колышущееся облачко, мирно ожидающего своего ездока во времени. – Это я… виноват. Поторопился… Тогда… Надеюсь все наши живы-здоровы?

– А что им будет? – неприязненно отозвалась Шилема.

– Вот и хорошо! А, ну-ка, за мной!

– Опять? – Джордан отшагнул от Ивана. – Ничего…

– Потом скажешь! – Иван волок за собой ничего не понимающую, что с ней хотят сделать, Шилему.

Облако раздалось в объёме и впустило всех троих.

– Сейчас мы исправим…

– Где мы? – испуганно метнулась Шилема, но Иван крепко держал её за руку.

– Парадокс встреч… – обронил Джордан.

– Вот и проверим! – Иван зло ощерился. О парадоксе он забыл подумать. – Проверим…

Облако по его команде колыхнулось, посулив Ивану надежду. Но осталось на месте, не отвоевав у прошлого ни секунды, словно привязанное к одной точке времени крепкими путами.

– Чёртов транспорт!.. Колымага несчастная! – воскликнул Иван. – Или я чего-то не понимаю!

По идее, как ему казалось, для этого вневременного и вне пространственного кокона, что по сути своей, представлял подарок Нардита от Времени, должна быть доступна любая пространственно-временная точка на территории планеты и в протяжённости её существования как небесного тела. Но оказывается, что и здесь действуют какие-то закономерности или, строже, законы. И один из них, возможно, не нарушение последовательности уже совершённых событий. В этом как раз кроется парадокс встреч.

Тем не менее, перескочить эту последовательность, наверное, можно, чтобы двигаться в прошлое…

– А ну-ка!.. – подал мысленный импульс Иван, заставляя облако двигаться встреч временного потока.

Оно, словно набралось сил и решимости, плавно двинулось по оси времени, минуя, как ни старался Иван остановить его, момент появления здесь острова мивакуков, а погрузилось месяцем раньше того и только тогда остановилось.

– Хм… Чёрт возьми! – опять выругался Иван, но уже с некоторым удовлетворением: его представления, по-видимому, были близки к истине – облако двигалось так, как он и думал.

– Не хочет? – поинтересовался Джордан. – Но Шилема с нами. Ведь это странно. Так?

Иван, думая, что ответить, надул губы и с шумом выпустил воздух.

– И да, и нет… Пока ничего определённого сказать не могу.

– Где мы? – несвойственным для Шилемы жалобным голосом, спросила она.

– Считай, что в сказке.

Иван улыбнулся ответу Джордана на вопрос временницы.

– Ты хорошо сказал. Я сам всё время думаю о том же… Не в сказке ли я нахожусь? Не сплю ли?.. Однако, – вздохнул он, – будем возвращаться, и послушаем Шилему.

– Где мы?

Всё-таки, может быть, она и права была, говоря о полуторалетнем отсутствии Ивана и Джордана, но сама она явно изменилась. В ней поселились печаль и уныние.

– Тебе не надоело спрашивать об одном и том же? – отозвался Иван, но без нажима, а лишь укоряя её. – Ты нам расскажешь, как вы тут жили, и где сейчас наши друзья? А мы расскажем тебе…

– Какие они друзья?! – вспылила Шилема, и глаза её блеснули, как прежде.

– Но-но! Расскажешь, а уж потом обсудим: друзья они или нет.

Костёр догорал. Догорали звёзды, и восток уже обозначился светлой окантовкой.

А Шилема всё рассказывала, иногда едва не плача, порой грубо и обличительно, а то и переходя на простое перечисление событий или на обычное повествование.

В тот день сон сморил всех ходоков. Никто не видел подарка Нардита, и пропажу в нём Ивана и Джордана. Пробуждение оказалось долгим и вялым. Наступал вечер. Первые слова, которые были произнесены внятно и без зевоты, принадлежали дону Севильяку.

– Пора бы поесть… Хиркус! Что-нибудь у нас ещё осталось?.. Давай съедим, а потом на охоту, а?

– Поздно на охоту, – сказал Арно и широко зевнул. – КЕРГИШЕТ и … Джордан с ним, наверное, уже пошли.

– Тогда… Всё равно есть-то уже сейчас хочется. Так найдётся у нас что? Хиркус!

– Если поскрести…

– Так скреби! – воспрянул духом дон Севильяк. – Поедим и…

– И что?

– А то. Я ещё посплю.

Хиркус под ревнивые взгляды ходоков и женщин выложил остатки еды и демонстративно вытряхнул мешок, где она хранилась.

– Всё! А это, – Хиркус отложил в сторону две неравные части, – КЕРГИШЕТУ и Джордану. Тоже есть хотят.

Ели молча. Голод мучил всех, но никто не торопился сразу проглотить свою порцию, словно боясь после этого смущать голодным взглядом тех, кто пытался протянуть удовольствие от еды.

Подступала ночь. Тихая, безветренная.

После еды и дневного сна все приободрились. Вели тихие разговоры. Время от времени бросали взгляды в темнеющие заросли, поджидали ушедших на охоту.

– Что-то они припозднились.

Дон Севильяк поднялся во весь рост и попытался разглядеть что-либо с накруза поверх деревьев.

– Зато принесут много, – обнадёжил себя и всех Хиркус.

– Особенно Джордан, – хмыкнул Арно, охватив талию Илоны. – Надо бы костёр разжечь. Уже темнеет.

– Да, да, – поддержал дон Севильяк, но с места не сдвинулся.

Он долго вглядывался в даль и гадал: показалось ему или нет? Там, далеко-далеко, в низине мелькнули огоньки.

– Тогда, – Хиркус тоже встал и потянулся. – Пойдём вниз? Встретим?

– Постой! – остановил его дон Севильяк. – Посмотри вон туда.

– Смотрю. И что? – небрежно сказал Хиркус. – Лучше идёмте вниз. На костёр они вернее выйдут.

– Значит, показалось, – разочарованно буркнул дон Севильяк.

Он ещё постоял, но там, где горели огни, даль заволакивалась туманной вечерней дымкой.

– Что показалось? – тронула его за руку Лейба и ревниво покосилась на подружку – Херуссу.

Херусса ответила ей таким же взглядом. Они, стоя по бокам ходока, оттеснили от него Аннет.

– Ничего! – отрезал дон Севильяк и, тяжело ступая, направился вниз с острова мивакуков вслед за Хиркусом, увлекая за собой его и своих женщин.

Костёр горел и прогорел, а КЕРГИШЕТ и Джордан не появились.

Если у кого-то из ходоков и возникло беспокойство или предчувствие неприятности в связи с отсутствием Ивана, то пока они загоняли их вглубь и не высказывались вслух. В конце концов, они с Джорданом, увлечённые охотой, могли уйти слишком далеко. Ночь где-нибудь переночуют, а утром вернуться. Во всяком случае, верили, что так оно и есть и будет на самом деле. Оттого, сидя вокруг костра, говорили о прежней своей жизни, делились воспоминаниями о забавных случаях, в которых им пришлось поучаствовать.

Слушая ходоков, женщины тоже разохотились и тоже поделились некоторыми тайнами своего бытия.

Короче: вечер удался, если бы не отсутствие Ивана и Джордана, и желания что-нибудь поесть.

На остров мивакуков поднялись заполночь. Луна, хотя и невысокая над горизонтом, давала достаточно света, чтобы идти, не спотыкаясь. Здесь, наверху, их ожидал убийственно неприятный сюрприз.

Жулдас с Икатой к костру не спускались, что не вызвало ни у кого удивления. Ходок словно присох к этой женщине. Кроме неё он, казалось, ничего не видел и не слышал. Но когда к вершине накруза поднялись люди, он встретил их взволнованными словами:

– КЕРГИШЕТ ушёл от нас навсегда!

– Эй! – воскликнул возмущённо Арно, когда первое замешательство от известия прошло. – Что ты выдумываешь?

– Он здесь был? – быстро спросил Хиркус. – В то время, когда мы внизу жгли костёр?

Жулдас отрицательно мотнул головой и из-подо лба посмотрел на Арно, затем на Хиркуса.

– Я не выдумываю. И здесь он не был.

– Тогда откуда узнал?

– От них, – Жулдас повёл рукой в сторону плотной группы трясущихся мивакуков.

Они тряслись и на людей не обращали внимания. Впрочем, кто мог знать, что они сейчас думают, да и думают ли? Обращают внимание или не обращают?

– Как же тебе удалось понять их, если даже КЕРГИШЕТ не смог? – Шилема подступила вплотную к Жулдасу, заставив его отступить назад.

Иката взяла его под руку и придержала.

– Иката сказала… Нет, она показала. Я её уже понимаю

– А ей кто сказал?

– Мау-ма сказал. А ему мивакук главный сказал…

– Ну вот, – подала голос Хелена, – один сказал, другой сказал…

– У нас это называлось, – продолжила Шилема, – испорченным…

– Подожди! – оборвал её дон Севильяк, тяжело и неуклюже поворачиваясь во все стороны. Он втянул голову в плечи и подался корпусом в сторону Жулдаса. – Так что сказал мивакук этот… главный?

Жулдас выпрямился, черты лица его ожесточились.

– Он сказал… примерно так. Что Защитник Времени выполнил своё предназначение и теперь ушёл в другое время.

– Сбежал, значит, – неприязненно резюмировала Лейба, пока остальные размышляли над сообщением Жулдаса.

– Заткнись! – свирепо бросила Шилема. – КЕРГИШЕТ не мог сбежать. Он – КЕРГИШЕТ!

– Да уж, – реплика Арно не отражала уверенности Шилемы. – К тому же прихватил с собой Джордана. Этот болтун также выполнил своё предназначение. Смешно, а?

– Смеяться будем позже, – Хиркус глянул на небо, где Луна стремительно закатывалась за горизонт, и разгорались звёзды, и с тоской в голосе проговорил, отбросив всякую артистичность: – Занесло нас… Что мы без КЕРГИШЕТА? Ноль!..

Дон Севильяк от его слов тяжело вздохнул.

– Ваня просто так от нас уйти не мог, – сказал он. – Что-то с ним или у него случилось.

– Да, да, – с жаром поддержала его Шилема. – Он нас не бросит! Он за нами ещё вернётся!

– Так! – твёрдо сказал Арно. – Будем надеяться на то, что КЕРГИШЕТ скоро появится… И ждать.

Введённые в курс дела женщины притихли. Для них исчезновение Ивана пока что оставалось причиной для полусонного обсуждения. Правда, Хелена и, подражая ей, Рада метали возмущённые молнии, так как считали себя больше всех пострадавшими от Ивановой отлучки. Если, конечно, утверждение Жулдаса верное, и Иван ушёл (куда и как для них всё это оставалось ещё за гранью чудесного, а значит, непонятного), а вернее, сбежал, бросив их.

Бросил именно их: Хелену и Раду, от чего они теперь сразу выпадали из негласно возникшей структуры группы «ходоки – женщины».

Как бы к ним не относился Иван, они всё-таки считали себя как бы «приписанными» к нему. И сейчас, когда ещё ничего не было известно полностью, они уже ощущали холодок, исходящий от недавних подруг-сестёр, обеспокоенных своим более-менее устоявшимся положением под эгидой Арно, дона Севильяка и Хиркуса. А, зная Хелену, они могли ожидать с её стороны поиска новой поддержки среди оставшихся мужчин.

Дон Севильяк посетовал, что не успел засветло заглянуть в соседние заросли, чтобы подстрелить кого-нибудь на ужин. Впрочем, подстрелить не какую-нибудь мелочь, а большого, хорошо бы жирненького… Название животного и его принадлежность к какому-либо роду им не называлось, но подразумевался кабан или некое сравнимое с ним по величине и питательности животное; последнее, естественно, в представлениях самого дона Севильяка.

Оголодавшие люди коротко обменялись мнением в поддержку его разглагольствованиям, однако Хиркус холодно заметил:

– Не разжигай аппетит на то, чего нет! Иначе в слюне захлебнуться можно. И вы его не слушайте! – строго приказал он Катрине и Жесике. – Лучше залечь спать до утра. А утром… Утром дадим возможность дону Севильяку осуществить свою мечту и накормить нас. А там, глядишь, и КЕРГИШЕТ появится. С ним подумаем…

– Он ушёл навсегда, – угрюмо напомнил Жулдас, вводя опять в уныние людей.

– КЕРГИШЕТ вернётся! Вот увидите! – пыталась увещевать и поддержать всех Шилема.

– Когда вернётся, тогда и увидим, – неприязненно не то к Шилеме, не то к КЕРГИШЕТУ сказал Арно.

Побледневшая луна слегка покрылась позолотой и канула за горизонт. Из окружающих лесов и низин потянуло прохладой, тишина округи порой прерывалась отдалённым визгом или шумом борьбы ночных обитателей. Звёзды безумно горели на небосклоне непохожими, а поэтому незнакомыми пришлым из будущего людям созвездиями.

Арно и Хиркус гадали, правда, без оживления и споров, по расположению звёзд, в каком времени они застряли. Пришли к выводу: до их настоящего не менее двух десятков миллионов лет. Вздохнули и потеряли интерес к своим изысканиям из-за безнадёжности самим осилить невозможное временное расстояние.

Остаток ночи проспали. Спали как будто не беспробудно, но утром, когда проснулись полностью, впали в лёгкую панику. Все они лежали на утрамбованной земле, а накруз с мивакуками, Жулдасом, Икатой и её братом исчез…

Необъявленное бегство недавних соратников в борьбе с хырхоро, да ещё с ходоком, обрушилось на затерянную во времени горстку людей страшным ударом, усугубленным до сих пор не вернувшимся КЕРГИШЕТОМ. Все осознали, а ходоки в большей степени, что эта примятая островом мивакуков поляна, а также подступающие к ней заросли деревьев и кустарников, небольшой луг в пойме недалёкой речушки, а также новые созвездия над головой и животные, обитающие в лесах, полях и в воде, – всё это теперь их новый мир, из которого им никогда никуда уже не выскочить…

Шилема всплакнула, вспоминая, как тот несчастный и последующие дни, повлекли за собой такие перемены в их жизни. Ведь никто из них – как удручённых, а то и взвинченных до предела – не предполагал, не предвидел, не планировал оказаться в таком безвыходном, по сути, положении до конца жизни.

– Дон Севильяк рычал зверем… Хиркус бесился из-за потери зрителей… – перечисляла Шилема. – А эти, – подразумевала она женщин, – узнав, что случилось, рвали на себе волосы… А Арно…Мы думали, что он готовится к самоубийству…Притворялся, как оказалось!

Шилема всхлипнула, подняла к небу озарённое красным светом костра похудевшее лицо и так застыла, оцепенела.

Иван сидел с полузакрытыми глазами, мысленно представляя переполох, учинённый вначале с его уходом якобы навсегда, сделав своё дело, а потом с растворением во времени мивакуков вместе с островом и людьми. Впрочем, особого сопереживания к ним, попавшим в такое положение, он почему-то не ощущал.

«Что произошло, то произошло, – тешил он себя мыслью. – Прошло уже полтора года… – вяло констатировал он. – Полтора года… Много… Но тогда… Эти полтора года надо было чем-то заполнить?»

Он собрался спросить Шилему, каким образом они тут выжили, чем занимались всё это время? Но временница неожиданно громко сказала:

– Потом появились скамулы!.. Эти безмозглые твари со своей улыбочкой идиотов!..

– Что? – вздрогнул Иван, за время молчания Шилемы погружающийся в грёзу. – Кто?

– Скамулы… А может быть, кокинеры… Так они себя называют по-разному… Или это название им придумали колонисты.

Иван тряхнул головой.

– Ничего не понимаю!

– Заговаривается, – обронил Джордан, потянулся за хворостиной и подбросил её в костёр, оживляя его.

Глаза Шилемы вспыхнули, неправильный овал её лица передёрнулся от гнева.

– Ты!.. Поживёшь здесь… тоже скоро будешь заговариваться, – процедила она сквозь стиснутые зубы, – когда узнаешь скамулов и королеву мира Ирму с её тремя сыновьями и дочерью.

«Она и в правду заговаривается, – обеспокоился Иван. – Королева мира… с тремя сыновьями… Ирма? Но это имя человека! С таким именем среди них никого не было».

– Вот что, Шилема. Ты рассказывай и… поясняй, о чём говоришь, – попросил он.

– Да уж, – поддакнул Джордан, – и поясняй!

Игра в жмурки

Два странных, гривастых существа внезапно столкнулись с Арно, когда тот, подрагивая от свежего утреннего ветра, отлучился по нужде подальше от импровизированного лагеря.

В лагере они прожили уже почти неделю, построив, не бог весть какие, шалаши вокруг общего кострища. Отхожие места ещё не установились. Хиркус каждый день увещевал ходоков и женщин, но пока что добился лишь разделения сторон от их временных построек. Женщины облюбовали небольшой ложок за привольно разросшимся кустом, похожим на бузину, а мужчинам приходилось углубляться далеко в лес. На их стороне росли редко стоящие деревья, голые от комля.

Первое, о чём подумал Арно, видя перед собой незнакомцев, что перед ним заросшие от безвылазного сидения в лесу разбойники, коих он насмотрелся, погружаясь в прошлое Европы.

Но тут же он понял, что ошибся. Да и откуда здесь им было взяться?

И перед ним были явно не люди. Вместо носов – небольшие вздёрнутые хоботки с дрожащими пятачками. Полуоткрытые рты выгнуты полумесяцем, брюшком вниз, за безгубыми кожистыми образованьями, прикрывающими зев, – редкие острые зубы.

Одно из странных созданий отступило назад, открыло рот и сказало:

– Такие же люди, как…

Последнего слова Арно не понял, но достаточно было первых, чтобы внутренне сжаться от предчувствия чего-то глобального, невероятного и, кто знает… страшного. Страшного не потому, что могло ему чем-то угрожать, а самим фактом: членораздельной человеческой речи и сравнения с людьми.

Именно: с людьми!

– В-вы кто? – проглотил он, наконец, ком, подкативший к горлу, и выдавил из себя хриплый, дрогнувшим от усилий голосом, сакраментальный вопрос.

– Да он и говорит, как…

– Э-э! Ко мне! – закричал Арно и замахал руками, призывая оставшихся в лагере ходоков к себе.

Он так необычно надрывал в крике горло и жестикулировал, что Хиркус и дон Севильяк, подхватив автоматы, побежали к нему.

Женщины, всполошённые шумом и странным, не свойственным Арно поведением, выскочили из шалашей и выстроились в ряд. Они не дерзнули ступить на «мужскую» сторону, но что на ней происходит, их волновало. Они перекликались, гадали и всматривались в редколесье.

Пока ходоки добежали к Арно, говорящие создания исчезли, словно растворились на фоне куста.

Арно долго и сбивчиво объяснял друзьям, что он видел и слышал, а слушатели смотрели на него, как на безумного.

– Да будет тебе! – пророкотал дон Севильяк, сдерживая рвущийся наружу смех. – Мало ли, что может померещиться? Я вот однажды…

– Иди ты! Знаешь куда? – обозлился Арно. – Они не люди, а говорили…

– На каком языке? – поинтересовался Хиркус.

– На… французском… Нет, на английском. А слово «люди» – на французском. Да, точно так.

Хиркус покачал головой, а дон Севильяк пробормотал:

– Французский знаю, а английский… Я Англию не любил. Там как что, так в драку.

Они постояли, потоптались.

– Может быть, поищем их? – предложил дон Севильяк.

– Лучше позвать, – сказал Хиркус. – Если они и вправду понимают нашу речь, то отзовутся. Может быть.

– И позовём. Эй, вы! Кто там?! Мы хотим с вами поговорить! – зычным голосом оповестил округу дон Севильяк.

Ему отозвался переполошённый грай птиц, да возмущённо взревело в отдалении какое-то крупное животное. Однако на сам призыв никто не отозвался.

Возвращались в лагерь молча. Арно куксился. Его не поняли, ему не поверили. И сам он теперь с сомнением относился к своим видениям. К тому же, он не сделал того, ради чего забрёл подальше в лес. Мучился, но не воспользовался возможностью, когда они были вдалеке от глазастых, всё видящих и замечающих женщин.

Они встречали мужчин вопросами, но они остались почти безответными. Арно замкнулся, а дон Севильяк и Хиркус только поводили головой. Зная Арно, как вполне здорового психически, лишённого предрассудков человека, они считали, что тот не был подвержен галлюцинациям и фантазиям, но и поверить в его рассказ никак не могли.

Хиркус лишь Шилеме сказал несколько слов.

– КЕРГИШЕТ? – встрепенулась она.

Актёр нервно пожал плечами.

– Он тебе сниться, что ли?

– А тебе нет? Так здесь и будем сидеть? Вам с ними, – Шилема презрительно кивнула в сторону женщин, обступивших двух других ходоков, – пока хорошо. Но они вам скоро надоедят. Тогда что?

– Ты же сама говорила, надо ждать. Так чего злишься? Жди! И уймись! Живи этим днём! И не скучай!

Хиркус выговаривал Шилеме накипевшее, но многое из того относил и на себя.

Вот осели они тут, даже тропинки вокруг появились, вытоптанные их ногами. Позавчера, даже весело и беззаботно отпраздновали охотничью удачу дона Севильяка. Ели мяса до отвала с какими-то растениями, добытыми в округе Сесикой, знающей в них толк. Принесла целую охапку. Сытые и раскрепощённые женщины удовлетворяли прихоти мужчин до рассвета.

Но что дальше? Ведь всё у них здесь временное, ненадёжное и тревожное. А тут ещё Арно подбросил эту встречу говорящих не людей…

Тот день тянулся, будто попал в вязкую массу. Казалось, каждая минута длиться вечность. Никто не отлучался из лагеря. Настораживались при каждом звуке, доносящимся из зарослей, в светотенях которых ожидающим людям могло померещиться чёрте что.

– Вон, вон!.. Смотрите! – вдруг начинала волноваться кто-нибудь из женщин и со страхом показывала куда-то, где ей привиделось некое человекообразное страшилище.

Ходоки сидели кружком. Обособились. Томились от скуки. Вначале реагировали на вскрики женщин, потом перестали.

– Я с наркуза видел огонь, – поделился своими недавними сомнениями дон Севильяк. – Примерно, – он показал кивком головы, – в той стороне. – Никто из ходоков не проронил и слова, но в указанном направлении посмотрели. Дон Севильяк шумно вздохнул. – Думал, показалось…

Он вспомнил о мелькнувшем вдали огоньке сразу, как только до него дошёл смысл сказанного Арно, но только долго не решался поделиться своей крепнущей уверенностью, что огонь был, и он его видел точно так же, как Арно вдел разговорчивых существ.

– Почему думал? – лениво осведомился Хиркус.

– Потому что теперь думаю, не показалось. Светилось что-то, как горящий костёр…

Хиркус хмыкнул, но обсуждать заявление дона Севильяка не стал.

Опять сидели напротив друг друга и молчали.

Очередной вскрик среди женщин и их бурная реакция заставили ходоков оторвать глаза от земли и посмотреть на предмет, вызвавший такое оживление в лагере.

– Они! – встрепенулся Арно. – Уже трое!

Ходоки вскочили на ноги.

Три стройных тела похожих на людей существ стояли в полусотне шагов от лагеря. Их головы и плечи поросли волнистыми волосами, отчего казалось, что их верхняя часть покрыта пушистым платком. Руки короткие и ровные по всей длине, без бицепсов. Низ, почти от груди до коленей в юбке колокольчиком, но приталенный. Ровные широко расставленные ноги мягко пружинили.

Они стояли, неотличимые друг от друга внешним обликом, словно фигуры на фреске, и смотрели в сторону людей.

– Кошки, – сказал Хиркус. – Они похожи на кошек. А?

– Они говорят, а не мяукают, – бросил Арно.

– Обезьяны тоже когда-то… вякали, а потом научились говорить. Так и эти кошки.

Дон Севильяк настроился разразиться хохотом, но его отвлёк ощутимый удар кулаком вбок от Лейбы.

– Ну? – глянул он на неё.

– Вон там ещё двое… И эта… к ним!

– А? А-а… – дон Севильяк приоткрыл рот и тронул руку Арно. – Там ещё вон двое. Таких же… Эй, эй, Шилема! Ты куда?!

К новым незваным гостям, объявившимся почти рядом с лагерем, направлялась временница.

Она не уступала им в росте, но её гибкая фигура проигрывал в объёмах. Тем не менее, она решительно шла на сближение. Ею двигало чувство сейчас всё узнать, выяснить, прав ли Арно, и если прав, то…

У неё занозой сидело в голове только одно предположение: во всём этом есть какая-то связь с КЕРГИШЕТОМ. Сведения о нём могли дать толчок к его поиску или принятия какого-то иного решения. Ей надоели неопределённость, развязность женщин и потакание им со стороны ходоков, которым из-за них, как ей казалось, некогда было подумать и что-либо предпринять кардинальное для выхода из ситуации, поймавшей их как в мышеловку.

– Ну, временница! – Арно то ли восхитился, толи осудил поступок Шилемы. Наверное, всё-таки осудил, так как следом произнёс: – Несёт её! А-а… Я к ней! Прикройте!

Но дорогу ему неожиданно перекрыли Илона и Хриза, тяжким грузом повисли на руках.

– Не надо, Арно-о! – тянула его на себя Илона.

– Ей не сидится, вот пусть сама… – вторила с другой стороны Хриза.

– Вам, конечно, по кустам бы спрятаться! – неприязненно бросил Арно и попытался сбросить руки женщин.

Но они вцепились в него мёртвой хваткой.

– Не надо-о!

Арно не отвечал, а двигался по направлению к Шилеме.

Женщины упёрлись, но их ноги скользили по земле. Наконец, они оставили его и отступили в лагерь под иронично-мстительными взглядами своих недавних сестёр. Дружба или идея, недавно объединявшая их, с каждым днём разъедалась, словно под действием сильной кислоты, имя которой был множественным: растерянность, неустроенность, страх и, главное, поиск опоры в ходоках-мужчинах…

Ходок уже нагонял Шилему, как незнакомцы подались назад, слегка приседая при каждом шаге, и скрылись за кустом. Заглянув тут же за него, люди никого там не обнаружили.

– Ты зачем пошла к ним? Одна! Никого, не предупредив?– строго стал выговаривать Арно.

– Потому что забыла вас спросить, – хмурясь, отозвалась Шилема, но без напора, устало. – Их бы расспросить… Если они говорят…

– Говорят.

Арно подтвердил, хотя сомневался, а не показалось ли ему. Эти, похожие на больших прямоходящих кошек, может быть, что-то и мяукнули, а он принял их звуки за членораздельную речь на языке людей.

От лагеря до них донёслись возбуждённые крики. Там все развернулись правее и что-то рассматривали.

В той стороне появилась целая группа существ – одинаковые во всём с прежними.

– Стой! – Арно успел ухватить за руку Шилему. – Куда ты? Их там толпа!

– Пусти! – рванулась временница, но, освободившись от опеки ходока, остановилась. – Может быть, поймать кого-нибудь из них и расспросить…

– Может быть…

Однако она жёстко продолжила:

– Он бы у меня, если говорит, всё бы рассказал!

– Наслышан, как ты…

Она вспыхнула.

– От кого же?

– Не то важно от кого, а то важно, что так оно и есть.

– У Хиркуса словоблудию нахватался?

– А? Кстати, смотри! Хиркус тоже пошёл к ним… Что-то будет!

Хиркус также как и Арно, протолкался через не пускающих его женщин, и, пританцовывая и делая виртуозные па, неторопливо приближался к стайке туземцев. Руки его выделывали невероятные жесты и пассы. Всё это походило на причудливую завораживаю вязь движений. Они плавно переходили от одной динамичной структуры тела Хиркуса к другой, которая была совершенно не похожей на прежнюю.

Арно и Шилема не видели лица Хиркуса, но, зная его, могли не сомневаться, что и оно участвует в этом импровизированном представлении «великого актёра».

И он что-то напевал.

Следом за ним, боязливо оглядываясь и тесно прижимаясь, потянулись Жесика и Катрина.

– Ничего не будет, – не согласилась Шилема.

Её несогласие было направлено не в пику Арно, а просто она не верила в успех Хиркуса, хотя с интересом наблюдала за его причудливыми действиями.

– Пойдём и мы?

– Иди! – Шилема словно освободила его, и пошла рядом с ним.

Арно усмехнулся. Шилема всё ещё играла в независимость. Тем не менее, ясно понимала необходимость сплочённости всех людей: и ходоков и женщин.

Они видели, как существа внезапно все разом присели, умело перекрестились, приподнялись. И даже не оборачиваясь, спинами вперёд, пустились наутёк.

Миг – и их уже нет.

– Видели! – воскликнул Хиркус и повёл рукой вслед убегающим. – Или мы в параллельном мире нашего времени, либо… – помедлил он, – здесь где-то есть люди. Или были совсем недавно.

– Надо поймать одного и узнать, – Шилема выказала своё желание, но уже без добавки выколачивания сведений.

– Ещё успеется, – сказал Хиркус. – Надо будет, поймаем. Я думаю, нам надо быть готовыми к встрече.

– С людьми? – жадно спросила Жесика; для неё все разговоры о много миллионно летнем прошлом, оставались вне пределов понимания.

– Может быть, и с людьми.

Они возвращались в лагерь, а оставшиеся в нём заметили ещё три пары существ. Их безликие фигуры то появлялись в виду, то исчезали, словно мерцали на фоне листвы, заставляя людей всё время быть начеку.

Наконец, дон Севильяк перебросил автомат на грудь и, утробно бормоча о надоедливости иных созданий, направился к одному из кустов, где чаще всего появлялись местные обитатели. За ним увязалась Шилема. Остальные отказались даже выразить своё какое-либо отношение к их намерениям. Надоело.

Что Шилема, что дон Севильяк думали по-разному, хотя лелеяли каждый по-своему одну и ту же мысль.

Шилема представляла ясно, зачем она идёт: поймать и расспросить, чтобы, в конце концов, узнать, с кем они имеют дело, и как это связано с людьми, а точнее, с КЕРГИШЕТОМ.

А вот дон Севильяк, по сути дела, сам не знал, зачем ему понадобилось идти к ним. То ли попугать, то ли, наконец, убедиться в их способности понимать человеческий язык и мимику. А то и заставить убраться куда-нибудь подальше от лагеря и не маячить перед глазами. Либо, что считал самым лучшим, познакомиться через них с теми, кто научил их членораздельному произношению и обратил в христианскую веру или познакомил их накладывать на себя крест.

Однако их поход и желания закончились ничем.

Парочка кошачьих при их приближении как бы смазалась с окружающей местностью, а новые или те же, сколько не ожидали ходок и временница, здесь так и не появились, предпочитая наблюдать за людьми далеко в стороне.

– Эй, вы! – рявкнул во всю глотку выведенный из терпения дон Севильяк. – Предупреждаю! Или вы кого-нибудь пришлёте на переговоры, или я вас перестреляю!

Для устрашения он сорвал автомат и потряс им над головой.

Может быть, угрожающий голос дона Севильяка, а то и понимание угрозы быть расстрелянными, подействовало удивительным образом: аборигенов словно сдуло, унесло…

– Я вам покажу, как играть с нами в жмурки! – гремел ходок, но никто его, кроме людей, похоже, уже не слышал.

– Чем ты их собирался перестрелять? – поинтересовался Арно, когда дон Севильяк, гордый содеянным, с разочарованной Шилемой вернулся в лагерь. – Ты же все патроны расстрелял.

Дон Севильяк надул губы.

– Не все, – сказал он, но опал плечами. – Есть ещё парочка. Да и ты запаслив.

– Э, нет. У каждого свой запас, – сказал Арно.

Знакомство

День истекал в тревожном ожидании.

За дальними кустами или между стволами деревьев мерещилось или так оно было на самом деле: какое-то движение, метались тени. Оттуда порой доносились звуки.

То, что, возможно, вокруг лагеря затерянных во времени ходоков и женщин могли сновать удивляющие их существа, люди смирились. А вот звуки…

Их пытались понять и расшифровать: не человеческая ли это речь? И хотя у каждого находился свой перевод даже с разных языков, все сошлись во мнении – идёт перекличка.

Некоторое оживление в лагере возникло вне зависимости от происходящего в округе, когда наступил ужин. Жарили мясо, ели с аппетитом.

Дон Севильяк во всеуслышание заявил, что он любитель вот так с друзьями на природе поесть и вести разговоры ни о чём.

Арно ухмылялся его словам: откуда у ходока друзья, тем более у дона Севильяка, с которыми можно выбраться на природу? Явно нахватался такой романтики от КЕРГИШЕТА.

Хиркус пытался перехватить инициативу и обратить на себя внимания, возвышенно описывая свои впечатления, но Лейба и Харусса внимали разглагольствованиям дона Севильяка, как откровению, так что витийство Хиркуса постепенно угасло. Только Аннет сидела, потупив глаза. Её оттеснили более настойчивые сёстры, и она всегда находилась чуть в стороне, хотя дон Севильяк её своим вниманием не обходил.

Наступившая ночь прибавила шума вокруг лагеря за счёт рычания, визга и хрюканья зверья, выходящего на сумеречную, а потом и на ночную охоту. Но и в этих звуках людям слышались отдельные слова якобы произнесённые на английском, французском и русском языках. А Хиркус даже уловил некоторые из них сказанные и на языке ходоков. На что Арно глубокомысленно заметил:

– Скоро мы каждый выкрик будем принимать за разговор.

– Возможно, – парировал Хиркус, – но пока что о разговорчивых тварях мы знаем только с твоих слов.

Устроили очерёдность дежурства. С вечера заступил дон Севильяк. В напарники оставил Лейбу. Освобождённые от обязанностей охранять лагерь Харусса и Аннет не протестовали. Но Харусса надула губы и исподлобья следила, как Лейба устраивается поближе к дону Севильяку и взглядом хищницы всматривается в темноту, демонстративно изображая из себя обременённой обязанностью предупредить людей о надвигающейся опасности и, если надо будет, защитить их.

– Дон Севильяк поступил правильно, что отправил вас спать, – заметил Хиркус, устраиваясь на ночлег между Жесикой и Катриной. Посоветовал: – Спите! Думаю, следующую ночь едва ли придётся поспать. Вы тоже спите! – сказал он Хелене и Раде, что все дни после исчезновения Ивана просидели, словно потерянные почти без движения со скорбными и оскорблёнными лицами.

Вспышки гнева порой искажали черты лица античной богини – Хелены. Она была уязвлена до глубины души. Покорная и безучастная Рада тоже раздражала её.

А тут ещё этот!.. Клоун!.. Хиркус!.. Раскомандовался тут!.. Спать им или не спать! Какое ему дело?!.

Она вспыхнула, выплеснув весь яд, накопленный ею в ожидании возвращения Ивана. Она чётко выговаривала каждое слово, и сидя, вначале била пятками землю, а потом, встав на четвереньки, – кулаками.

Испуганная Рада отползла от неё и с ужасом наблюдала за истерикой подруги. Остальные вскочили на ноги. Сесика подошла к Хелене, чтобы успокоить её, но едва устояла от удара ногой в живот.

Досталось всем и поимённо, вызвав зубоскальство у мужчин, при их упоминании, негодование Шилемы и недовольство женщин, услышавших непотребные эпитеты в свой адрес.

Затем бывшие сёстры по секте собрались в кружок и поплакали, хотя было заметно, что между ними возникло размежевание. Как явно видимые трещины, пробежавшие по стеклу и навсегда уже разъединившие осколки, и достаточно ещё одного совсем не сильного нажима – и не собрать их, и не склеить в целое.

Катрина, ранее исполняющая роль главы, не проявляла рвения, больше занятая соперничеством с Жесикой за место при Хиркусе, чем на остальные взаимоотношения её сестёр. Хелена и Рада вообще выпали из общего круга. Зато Сесика, до того безвольная и отодвинутая к периферии влияния на секту, неожиданно стала верховодить. И к ней прислушивались. По-видимому, оттого, что старшая годами подруга для других считалась не соперницей в распределении мужчин, как неких покровителей. А распад как раз и зависел от этого распределения.

Первым это ощутил или понял, Хиркус.

– Пока они там… – кивнул он в сторону женщин. – Давайте подумаем, как нам уберечься от раздрая между нами. А он, хотим мы того, или нет, может возникнуть. Не сразу, конечно… Но может!

– Ты о чём? – спросил дон Севильяк.

Его занимали совсем иные заботы.

Он хотел есть. Это у него уже превращалось в идефикс. И, естественно, ни о какой возможной напряжённости между ним и ходоками не помышлял. Конечно, все они при своих амбициях, но случившееся с ними должно было, по его представлениям, объединять, а не разъединять их.

– О том, что мы застряли с вами здесь надолго. И будем вековать, как и они. Их неуживчивость может сказаться и на нас.

– Да уж, – кивнул Арно и выругался. – Ты прости меня, Шилема, но хочу что-нибудь сказать, чтобы успокоиться, отогнать то, о чём здесь говорит Хиркус, а с языка всякое будто само срывается.

– Скоро вернётся КЕРГИШЕТ, – уверенно сказала временница, – и мы вернёмся домой.

Прежде чем сказать, Хиркус закусил верхнюю губу.

– Будем надеяться, что он вскоре появиться. А пока…

– С Ваней тоже могло что-то случиться, – с вздохом произнёс дон Севильяк.

– И это может быть…

Но дон Севильяк тут же, опровергая своё предположение и обрывая Хиркуса, сказал:

– С Ваней ничто не может случиться! Он скоро будет!

– Вот почему я и говорю, что здесь нам придётся пробыть долго, так что нам следует подумать уже сейчас, а не тогда, когда это будет поздно.

– Да говори ты прямо! Хотя, – Арно осклабился, – я догадываюсь, о чём ты толкуешь. Они и вправду могут нас поссорить. Так?

– Так, – подтвердил Хиркус.

– Кто? – стал оглядываться дон Севильяк, выискивая тех, кто может покуситься на взаимоотношения ходоков. Взгляд его остановился на женщинах. – Вы думаете, они?

– Вот-вот, именно они! Вы тоже это уже заметили, не только я.

– Но как? – изумился дон Севильяк.

Ему ответила Шилема.

– Нашепчут вам, а вы и уши развесите. Я уже давно вижу, как они вас… Против КЕРГИШЕТА настаивают и против меня. Предупреждаю, я постоять за себя сумею. Даже если кто-то из вас вмешается!

– Остынь! – в виде просьбы посоветовал Арно, – Они тебя просто бояться.

– Я их не трогаю.

– И не трогай, – сказал Хиркус, подумал и добавил, как поощрил: – Пока не трогай. Пока не за что.

– Так о каком раздрае между нами ты говорил? – напомнил Арно.

– Шилема уже сказала. Нашепчут против кого-нибудь из нас, а мы и вправду поверим.

– Они могут, – тяжело уронил дон Севильяк. – Только почему мы из-за них должны ссориться?

– Я к тому и клоню. Договоримся всегда быть вместе и доверять друг другу, что бы с нами здесь не произошло.

– Э, Хиркус! Ты всё-таки думаешь, что мы здесь остались надолго? – дон Севильяк тревожно обежал взглядом лица ходоков. – Но Ваня будет вот-вот.

– А если нет?

– Ну-у…

– Он будет! Вернётся! А вы… – выкрикнула Шилема и отвернулась.

Её выкрик заставил женщин насторожиться и обратить внимание на обособившихся ходоков.

Хелена к тому времени успокоилась, однако взгляд её наполненных слезами глаз бессмысленно блуждал. В бледном пламени костра лицо её казалось застывшей обескровленной маской. Рада вернулась к ней и привалилась щекой к её плечу.

Но остальные женщины подозрительно следили за ходоками: не собираются ли те уйти в своё, как это у них называется, поле ходьбы, а их здесь бросить? Как КЕРГИШЕТ до того бросил Хелену и Раду?

Не прошло и двух минут, как женщины бесцеремонно отжали возмущённую Шилему в сторону, и уже держали под руки выбранных ими мужчин, обретая успокоение от физической близости с ними. И выпускать их явно не собирались. Так что, когда звёзды высыпали во всей своей красе, а огонь костра создал крошечное красноватое пятно в океане темноты, все распределились, как и прежде.

А одинокие сгорбленные фигурки Сесики и Шилемы врозь и Хелены с Радой лишь подчеркнули размежевание.

Ночь прошла спокойно.

Правда, дон Севильяк опять увидел далёкие огни и показал их всем. Но, возможно, пережитый день, наполненный нервным ожиданием и бесконечными вспышками отчаяния и надежд, сказался на всех так, что в указанном направлении посмотрели, огни увидели и словно тут же о них забыли.

Дежурившие посменно ходоки чутко прислушивались к звукам ночи, но они ничем не отличались от предшествующих ночей: та же возня, писк и рык…

Арно, сменяемый Хиркусом, на вопрос, что происходит вокруг, проворчал:

– А ничего не происходит! Может быть, мне, да и всем нам показалось, а мы всполошились и сами себе не даём покоя.

– Никогда галлюцинациями не страдал.

– Я тоже, – буркнул Арно, устраиваясь спать между Илоной и Хризой, тут же прильнувших к нему с двух сторон.

Утро наступило таким же, как всегда. Просыпались, когда кому заблагорассудиться. С опаской, но без приключений посетили отхожие места.

Дожевав чуть подогретый на костре кусок мяса, дон Севильяк вытер руки о траву и заявил:

– Так можно с голоду умереть. У меня осталось всего два патрона. Дайте кто-нибудь ещё парочку. Пойду, кого-нибудь подстрелю… Есть же хочется!.. Арно!.. Э, Арно! Дай, а то сам пойдёшь.

Арно сидел с вытянутой шеей и смотрел куда-то вдаль, за спину дона Севильяка.

– Сдаётся мне, – проговорил он севшим от волнения голосом, – никуда ты не пойдёшь. Так же как и я. К нам идут гости… Люди!

– Что!? – почти разом воскликнули мирно сидящие вокруг костра ходоки и женщины.

– Люди к нам!

Все вскочили на ноги, сгрудились.

Да, к ним шли именно люди. Трое.

Они отличались от существ, что рыхлой толпой следовали за ними, внешним видом, посадкой головы и, главное, тем, что были вооружены копьями, а за спинами у них притаились луки.

Одежда… Ничего, кроме набедренной повязки. Тела жилистые, но тонкокостные. По мере того, как они подходили, шаг их, размашистый и уверенный вначале, стал укорачиваться и сбиваться, а на лицах, чуть поросших первой редкой растительностью, нарастало удивление.

Вся троица в росте много уступала ходокам, да и некоторым женщинам. И между собой они словно провели косую линию: самый высокий возвышался над средним на столько же, на сколько тот превышал третьего молодого человека.

Они остановились в десятке шагов, за их спинами столпились о чём-то галдящие существа.

– Эта встреча, – негромко произнёс Хиркус, – даже во сне невозможна. Но она случилась!

– Ну да. Не верь глазам своим, – отозвался Арно.

– Итак, – повысил голос Хиркус, – думаю, достаточно насмотрелись друг на друга. Так кто же вы будете?

Сказал он это на английском языке, стараясь произносить слова внятно, как на сцене.

До того вытянутые лица пришедших озарились радостными улыбками. Они переглянулись.

– Вы и вправду люди!.. А они не захотели верить!.. Какое счастье!.. Как будет рада наша Мать!.. – заговорили они наперебой.

Их произношение страдало неточностью, английские слова перемежались французскими и испанскими – некая смесь. Но то, что они говорили, было понятно всем, разве что, быть может, кроме дона Севильяка.

Капля в океане времени

Брызги временного канала Пекты разлетелись, хотел он того или нет, мелкими каплями в пространственно-временном океане, и каждая из них увлекла за собой людей. Единицами, сгинувшими в одиночестве и не оставившими по себе ничего, и десятками. Последние пытались каким-либо образом выжить в новых для них условиях, наладить быт, продержаться и не впасть в варварство, хотя бы в течение того промежутка времени, пока они не уйдут в мир иной. Но и они тоже не могли оставить никаких следов своего пребывания, так как хозяйство их было примитивным, и они не могли долго существовать в чуждом для них мире.

А мир этот страдал непредсказуемостью, неприветливостью и заведомо не приспособленностью к бытию человека…

Их оказалось тридцать.

Вернее, в начале струя канала отбросила в прошлое кучно четырнадцать человек. Это потом к ним примкнули по одному, вдвоём, а однажды даже трое. Все они существовали в небольшой точке пространства и времен: не больше десятка тысяч квадратных километров и в промежутке лет в двадцать. Основная группа стала как бы ядром, собирающим вокруг себя и тех, кто появился здесь раньше их, и тех, кто волей судьбы был выброшен каналом позже.

Люди постепенно обустроились, выбрав место стоянки у небольшой реки, построили шалаши, благо они попали в благоприятный климат без зим и проливных дождей, обжились.

Но была странность или провидение в их общежитии: в колонии проживала лишь одна женщина. Ей ещё до скачка в прошлое давно перевалило за тридцать лет, и до того она не познала ни одного мужчины, поскольку страдала редким уродством лица – оно у неё словно было вдавлено в глубь головы – и склочным характером. Но здесь, в колонии, для мужчин она оказалась единственной женщиной. И уже через год разродилась тройней мальчиков, отчего получила в колонии непререкаемый авторитет и имя – Мать.

Она рожала постоянно, но, будто оберегая близнецов, все их единокровные, а может быть, и родные братья и сёстры, умирали в младенчестве, лишь почти десятью годами позже она родила дочь, которой уже было двенадцать лет. На неё те из мужчин, кто ещё не превратился в дряхлых развалин, стали уже поглядывать как на вожделённый плод. Но Мать оберегала девочку и решительно пресекала все их притязания. Она и своих сыновей не подпускала к дочери, считая её слишком маленькой для вошедших в зрелый возраст юношей.

Переговоры не были долгими. Да и о чём говорить, если почти рядом живут люди.

Собираясь выходить из своего временного лагеря, Хиркус, всё больше прибирающий к рукам руководство над группой, тихо предупредил ходоков:

– Оружие спрятать! И как можно дальше. Лучше пусть оно останется для нас и только для нас.

Дон Севильяк согласился с Хиркусом, но выполнил это неохотно, тем более что мясо, добытое им третьего дня, закончилось, а выходить на охоту с дубиной или с копьём, ему претило.

– Если у них есть, что поесть, то, конечно, зачем нам оно. А если нет, то придётся показывать.

– Еда у них есть. Эти ребята не слишком истощены, – показал Хиркус на братьев-близнецов.

А те, знавшие в своей жизни только одну женщину, – свою мать, долго не могли понять, почему стоящие перед ними люди так различаются и видом, и одеждой, и поведением, да и голосами. Даже когда до них стала доходить истина, они всё равно не верили. Не могло такого быть, чтобы женщины превышали числом мужчин…

Сопровождая новых для них людей в поселение, они так и не могли примириться с превосходством женщин: куда они ни бросали взгляд, везде видели их, оттого братья старались быть от них как можно дальше, дабы не коснуться или случайно не столкнуться с ними.

В небольшом захламлённом отбросами поселении, построенном без особого изыска, люди жили хотя и в больших, но обычных шалашах, явно давно не приводимых в надлежащий вид: зияли прорехи, а то и надломленные стропилины. Скамулы, возможно, подражая людям, которых они называли пармаками, тоже ютились по окраинам посёлка в небольших шалашах – лишь вползти и лечь.

Когда скамулы принесли весть о большой группе людей, в посёлке их сведениям мало поверили. В конце концов, живут они здесь уже не один десяток лет, и появление рядом кого-то из людей считали мало вероятным делом. Возможно, только один человек мог предполагать о таком варианте, но он давно уже замкнулся в себе и мало общался с колонистами. Правда, это он надоумил братьев пойти и проверить сообщение скамулов.

Но когда один из братьев прибежал с криком, что скамулы были правы, и что там есть такие, как их мать, это всколыхнуло посёлок.

Встречать ходоков и женщин вышли все, кто мог двигаться. В большинстве своём дряхлые, анемичные, с потухшими глазами люди. Лишь малая часть сохраняла более или менее здоровый вид, но всем, пожалуй, уже перевалило за шестьдесят лет.

На их фоне выделялась, стоявшая в стороне, Мать.

Грузная женщина преклонных лет, отёкшая плечами и с толстыми венозными ногами. Лицо искажённое, словно вмятое, отчего ноздри раздались вширь. Борода поросла пучками седых волос. Её отвисшая почти до пояса тяжёлая грудь не прикрыта. Впрочем, здесь одежде придавали малое значение: набедренная повязка, а некоторые щеголяли и без оной.

Рядом с Матерью, тесно прижавшись к ней, стояла девочка, тоненькая, словно стрелка, с испуганными большими глазами.

Если братья до сих пор находились в шоковом состоянии, то у мужчин появление женщин вызвало не только изумление, но и желание тут же, немедленно поделить их между собой. Для такого благого дела среди местных мужчин не оказалось ни слабых, ни дряхлых. Их манеры при этом совершенно были лишены какой-либо деликатности. Они словно стая хищников окружила пришлых, беззастенчиво стали наперебой оценивать достоинства и недостатки женщин и тянули руки, пытались прикоснуться, ощупать их.

Не ожидавшие такого приёма, женщины бросились искать защиту у ходоков, вызывая недовольство у поселенцев. В их уплотнившемся кругу стало тесно…

Всё это время Мать стояла, всеми позабытая, нелепым столбом. На её глазах в одночасье превращался в развалины, казалось совсем недавно, несокрушимый авторитет персоны, которую она представляла все эти долгие непростые годы.

А ходоки не знали, что предпринять против неожиданного напора всё больше распалявшихся поселенцев. Правда, некоторые из них от резких движений уже стали выдыхаться, но это не размыкало, а уплотняла толпу.

– Люди! – страстный выкрик Хиркуса хорошо поставленным голосом на мгновение перекрыл гвалт, и в наступившей тишине Хиркус, встав в позу трибуна, заговорил, то, вздымая к небу руки, то, потрясая ими, сжав пальцы в кулаки. – Братья! Мы пришли к вам по вашему зову! Мы пришли, чтобы ещё раз напомнить и вам, и себе о том, что наша сила в общности. Ведь только сообща мы можем одолеть время и…

Возмущённые голоса примолкнувших было колонистов, заставили Хиркуса прервать, набирающую силу, речь. Он только-только стал входить в раж, но неблагодарные слушатели, которые должны были ожидать от него откровений, отчего-то не следуют тому, что привык видеть артист при своём выступлении.

Он презрительно окинул взглядом преобразившиеся лица только что озабоченных лишь одним: не упустить момент перед другими при дележе добычи – женщин.

От толпы отделился высокий статный старик, что выделялся из поселенцев не только внешним видом, но и одеждой. Кроме набедренной повязки у него на плечах красовалась короткая, до сосков груди, меховая накидка. Поредевшие волосы стянуты на затылке в тугой узел. Борода и усы не топорщились по-разбойничьи, как у вех его сотоварищей, а свидетельствовали об аккуратности и заботливости о них хозяина. Голос у него по силе и убедительности не уступал Хиркусу.

– Что ты, червь и гниль, знаешь о времени, походя, говоря о нём!? – спросил он грубо и так же, как только что Хиркус, презрительно оглядел его самого с ног до головы. И не ожидая ответа, потому что, по-видимому, и не предвидел его, продолжал: – Как ты смеешь нам говорить об одолении времени, если даже я… – Он на миг прикрыл стального цвета глаза. – Даже я не знаю, как это сделать! Даже я не знаю, как одолеть время! Как ты смеешь говорить о времени?!.

– Даже он не знает, – подтвердил его слова один из тех поселенцев, что выглядел моложе других.

Ходоки, пожалуй, несколько были обескуражены заявлением старика. Высказанное им не укладывалось в их представления о затерянных во времени перлей. Что-то здесь не стыковалось. Ведь по их уже устоявшейся версии, колонисты могли быть теми самыми людьми, что волей случая попали в «брызги» канала Пекты, и осели здесь, за многими миллионами лет до дня своего появления на свет, как некая капля в океане времени.

– Хо-хо! – раздался могучий выдох дона Севильяка. – Надо же! Даже он не знает. А?.. – Дон Севильяк огляделся, призывая всем обозреть себя и оценить его высказывание. – Откуда тебе знать, поистине ползущему туда, куда укажет время. А? Вот и ползи, раз не знаешь, как это делается.

– А вы, значит, не ползущие? – левая щека старика дёрнулась в тике, глаз смешно и не к месту подмигнул собеседникам. – Что же вы тогда тут делаете? Тогда бы и шли впереди, обгоняя время, а то…

Ему не дали договорить.

Кто-то из ретивых колонистов под шумок умудрился ущипнуть Шилему за её жёсткую ягодицу. И получил, естественно, от неё сполна. Стеснённые со всех сторон женщины тоже пустили в действие свои кулаки. Не такие действенные, как приёмы временницы, но болезненные и, самое главное, обидные для пожилых и старых, но мужчин.

И неожиданно возникший диспут о времени также неожиданно перерос в элементарную драку.

Женщины подбадривали себя криком, ходоки легко отбивали наскоки, поскольку равных им здесь не было. А Шилема неудержимо пошла в атаку, наводя у поселенцев бреши в их тесном ряду.

Но минутой позже оказалось, что те не столько нападают на пришельцев, сколько бутузят друг друга. Наметились, по крайней мере, две противоборствующие стороны. Старшие поселенцы были против тех, кто моложе, хотя силы были равны. Они словно с удовольствием колошматили друг друга почём зря.

И лишь Мать с детьми и старик-спорщик в общей свалке не принимали участия. Они равнодушно смотрели на расквашенные носы, сбитых с ног посельчан, отползающих прочь, чтобы ненароком не попасть под пятки вошедших в раж противников и своих.

Старик, прямой и тощий как жердь, стоял и с как будто приклеенной презрительной улыбкой, его глаза то вспыхивали, то туманились.

Братья-близнецы принимали потасовку за весёлое представление. Они отмечали каждый удачный удар, подбадривали то одну, то другую сторону, хотя дерущиеся перемешались, постепенно вытесняя пришлых из своего поля выяснения отношений.

Девочка испуганно прижималась к объёмистому чреву Матери, порой отворачивая лицо, чтобы не видеть размазанной по щекам крови, когда кто-то из дерущихся оказывался слишком близко от неё.

И Мать… Скала!.. Неодолимый утёс!

Казалось, всё разбивалось ещё на подходе к ней и успокаивалось. Оттого пострадавшие стали концентрироваться вокруг неё, так как здесь их тронуть никто уже не смел, да и они сами, по всему, у короткого подола Матери забыли, что только-только выступали противниками. Теперь они мирно обменивались мнением и помогали унять кровь у тех, кто сам не справлялся, осмотреть ушибы, а то и показать, как кому-то из них удалось удачно зацепить кого-то или поддать хорошую, на его взгляд, оплеуху.

Драка как началась, так и неожиданно закончилась. Мать голосом, не уступающим по мощности звукам, издаваемых глоткой дона Севильяка, рявкнула:

– Всё!.. Хватит!

И тут же опустились, находящиеся в замахе, кулаки, и наступили тишина и мир…

Колонисты возвращались к действительности, а она обладала неординарностью. Они уже позабыли те времена, когда к ним приходили новые люди. А тут в таком количестве, к тому же с женщинами. Пришла пора, после снятия стресса таким оригинальным путём – дракой, спокойно принимать решение о приёме таковых в своё поселение.

Размазывая кровавые сопли, и негромко поругиваясь, они постепенно стянулись в отдельное от пришлых группу и столпились вокруг Матери. Лишь старик-спорщик остался там, где стоял, да братья-близнецы оказались на периферии.

– Кто такие? – грозно громыхнула Мать, вновь ощущая поддержку со стороны привыкших к её руководству мужчин поселения.

– Люди! – как отзвук пророкотал дон Севильяк. – Хо-хо!.. Мы странники во времени…

– Вы… – фальцетом выкрикнул старик.

– А ты помолчи! – грубо оборвал его дон Севильяк, даже не взглянув на него. – Мы такие же, как вы, жертвы проклятого Пекты. Того, кто придумал этот проклятый канал и забросил нас…

Хиркус подтолкнул Арно под локоть, смотри мол, как разговорился дон Севильяк.

В наступившей паузе, пока дон Севильяк набирал воздух, чтобы сказать ещё что-то, раздалось возмущённое бормотание старика:

– Какой ещё Пекта? Этот паршивец всё только испортил своей торопливостью. Пекта был только исполнителем, а канал придумал я!

– Что?

Старик выпрямился, хотя и так был подобен столбу.

– Да, временной канал придумал я! Я – Девис

Когда Шилема вспомнила о щипке какого-то колониста, Джордан расплылся в ухмылке, предположил:

– Он, наверное, пальцы сломал?

– Это я ему! – огрызнулась Шилема.

– Отстань от неё! Не перебивай! – Иван постарался прекратить намечаемое бесцельное препирательство. – А ты рассказывай.

Но при упоминании имени Девиса, он не менее эмоционально, как ходоки полутора годами раньше, воскликнул:

– Что?.. Девис?.. Неужели тот самый Девис?..

– Девис?! – воскликнул дон Севильяк, слышавший это имя в рассказах Ивана, побывавшего за поясом Закрытых Веков. – Отец Напель?

Старик дрогнул.

– Напель! – от его презрительной усмешки не осталось и следа, но появилась подозрительность. Он коротко огляделся, словно проверяя пространство, в которое можно без помех отступить, либо – нет ли там кого лишнего при разговоре. – Напель… Не знаю, откуда вам известно это имя, но… – Он прикрыл глаза, гримаса исказила его лицо аскета. – Нет! Я только воспитал её, но она дочь Пекты. Ему всегда не было дела до неё… Бедная девочка… Я говорил ей… Объяснял, убеждал…

Казалось, Девис погрузился в мучительный поиск нужного слова, а потому перебирал подобные, но – всё не те.

Его потеснила Мать, за ней безликой стаей, словно образуя крылья, надвинулись колонисты.

– И что? – спросила она. – Если даже вы странники во времени? Так мы тут все странники.

– А ничего! – с вызовом сказал Арно. – Такое впечатление, что рядом есть ещё одно поселение людей. Так?.. Конечно, нет! Так к чему вопросы? Мы встретились. И этого достаточно, чтобы признать её за совершившийся факт. Или у тебя другие соображения?

– Но это вы пришли к нам… – слегка растерялась Мать.

– Мы пришли, потому что вы нас позвали, – играя обертонами так, чтобы его слова вызывали доверие, возразил Хиркус. – Давайте лучше познакомимся. Итак, я – Хиркус. Это – Арно… Дон Севильяк… Шилема…

– У-у, ведьма! – донеслось из мужской свиты Матери.

– А ты не лезь, если не хватает мозгов и сил! – повысил голос Хиркус, вызывая оживление среди недавних драчунов.

Дальнейшее перечисление имён женщин едва не вызвало новой драки, так как для каждой из них находился отклик сразу у нескольких мужчин, уже наметивших для себя приглянувшуюся незнакомку.

Мать живо переводила взгляд из-под припухлых век с одной названной соперницы на другую, но хранила полное молчание. Недавняя вспышка повиновения ей поселенцев лишь подтверждало её понимание: закончилась эпоха её исключительности, как это повернётся для неё в будущем, – был вопрос?

Но жила ещё надежда…

Однако она видела, три четверти тех, кто считал ещё вчера её взгляд за милость, уже отвергли её: старую, толстую, безобразную – она знала о себе именно это. И только оставались, оттиснутые было, сыновья и дочь, потрясённая происходящим и безропотная. Для них Мать оставалась единственной опорой в этом мире. Иного они не знали. А услышанное от взрослых о прежней жизни для них больше было похоже на сказку: громадные здания, многолюдство, автомобили и самолёты, магазины, телефон и телевидение…

И вдруг появились новые люди.

А с ними женщины…

Много…

Столько женщин сразу вместе не могло быть!

Если только в сказках…

– Мы представились. А теперь – вы! – продолжал знакомство Хиркус. – Девиса мы уже знаем. Этих молодых людей – тоже. А ты кто? – он указал пальцем на первого попавшегося на глаза колониста, заросшего, казалось, с ног до головы волосами и диковатого на вид.

– Меня зовут… Клеманом, – неуверенно отозвался тот.

Но его перебил злорадный смех.

– Пердуном его зовут! – выкрикнул кто-то.

– Это прозвище, – невозмутимо произнёс Хиркус, не давая сбить себя. – Мы говорим об именах. Значит, Клеман?

– Да.

Клеман из-под густых бровей с благодарностью посмотрел на Хиркуса и приосанился.

Перечень имён занял долгое время. Здесь у каждого имелось прозвище, чаще обидное, а истинные имена порой для многих звучали внове.

Колонисты давно так не веселились.

Все знаемые весёлые и житейские истории потеряли для них интерес, превратясь за десятки лет в банальности. А бытие заброшенных в прошлое не располагало к веселью. В прозябании не засмеёшься, не возрадуешься.

А тут Хиркус сыпал новыми шутками, необычно комментировал каждое прозвище, выворачивая так, чтобы из обидного или оскорбительного их значения представить в некоем другом, даже возвышенном виде. Он смеялся или выдавливал из себя слезу, обретая в своём лице нового кумира колонистов, отодвинув прежних, к которым, по-видимому, относился Девис.

Сейчас он, так же как и Мать с детьми, стоял всеми позабытый, словно в стороне. Впрочем, выделялась ещё одна небольшая группа, как вытолкнутая из подвижной массы толпящихся вокруг Хиркуса колонистов. Она состояла из самых дряхлых стариков, ко всему равнодушных и, возможно, мало понимающих, что вокруг них происходит. Но в драке они тоже побывали, хотя, может быть, как статисты.

Размежевание не ускользнуло от внимания ходоков. Арно даже буркнул в ухо дону Севильяку:

– Эти не в счёт.

– Зато этих больше, чем нужно, – также негромко проговорил дон Севильяк, имея в виду тех, кто вновь готовился атаковать женщин.

– Да уж, – согласился Арно.

– Вот бы сейчас сюда Ваню…– мечтательно произнёс дон Севильяк.

– Если бы, да кабы, – сказал Арно и неприязненно добавил: – Нет, и не будет! Не надейся на его возвращение!

– Он будет! – упрямо заявила Шилема. – А с ними мы справимся. Не со всеми сразу, так по-одиночке. Пусть только…

– Уймись! За тебя мы спокойны, а за остальных…

– Вот и пусть забирают их, а нас оставят в покое! Иначе каждый день драться придётся.

– Э, нет, – дон Севильяк прижал к себе Лейбу и ухватил за руку Харуссу. – Я своих не отдам.

– Да они сами убегут, – предрекла Шилема.

Распоряжалась Мать. Она покрикивала на скамулов, а нерадивым из них поддавала ниже спины или подзатыльники.

Казалось, в колонии всё было как прежде. Мать командовала, а скамулы за день заготовили еды на всех, развели костёр, поставили горшки, устроили общий стол. Мать снимала пробы с варева, дочь, следуя её наставлениям, также подгоняла и распекала непонятливых аборигенов.

Колонии людей в этом глубоком прошлом повезло, они нашли здесь и помощников, и работников, бескорыстно служившие им с самого первого дня знакомства с скамулами. Тогда, растерянным и подавленным перлям, в первые дни скамулы принесли еду, которую если сами. Земли вокруг простирались плодородные, где можно круглогодично собирать злаки, зелень, овощи и фрукты. В реках и озёра водилась рыба. Скамулы потребляли в пищу и мясо, благо стада жвачных, грызуны и птицы могли давать его в изобилии.

Люди, со своей стороны, научили скамулов секрету запасать продукты впрок, а также огородничеству и выращиванию злаков на хлеб. Правда, хлеб потребляли только колонисты; с ним было не густо, но почти каждый день приходилось по лепёшке на едока.

С сегодняшнего дня стол стал в два раза больше, и скамулы больше обычного ошибались. Да и как не ошибиться, если пришлось вытаскивать на свет глиняные плошки и деревянные ложки уже, казалось бы, отслужившие свой век: щербатые, изгрызенные, неудобные.

Дон Севильяк, предусмотрительно не отпуская от себя Лейбу и её двух подруг, одобрительно посматривал на покрикивания Матери и суету скамулов, предвкушая, как он сегодня поест на славу. Впрочем, его беспокоило, что какой-то зверёк (иначе он его не оценивал), пристроенный на вертеле у костра, казался ему слишком маленьким для такого многолюдства, толпившегося невдалеке от накрываемого стола: ряда очищенных от коры тонкоствольных деревьев и толстых – для сидения.

Казалось, наступила долгожданная идиллия соединения двух групп людей. Старожилы колонии, не оставив, конечно, мыслей быстрее разобраться с женщинами, вели себя вполне прилично. Стараясь понравиться будущим подругам, вели разговор с потугой на учтивость. Растрёпанные волосы приглажены, руки вымыты в неширокой речушке, протекавшей рядом с поселением. Животы, и так тощие, подтянуты.

Скупо, но уже улыбаются женщины и чувствуют себя свободнее. Утробно похохатывает дон Севильяк, лишь через слово понимающий, о чём ему толкуют любопытствующие колонисты, с уважением притрагиваясь к его колоритным телесам.

Можно было подумать, глядя на них, что вот сельчане сошлись на общий праздник. Своеобразно, правда, одетые. Однако у всех заметно приподнятое настроение, словно перед свершением некоего таинства, что сплотит, поддержит всех и каждого в этом чужом мире…

Мать стукнула грубой поварёшкой по пустому горшку, призывая на трапезу. Глухой звук совпал с возмущённым вскриком Шилемы.

Её некоторая отчуждённость ото всего и невзрачность повергла какого-то незадачливого колониста сделать ставку на неё, пока остальные жадно пожирали взглядами более привлекательных женщин. Недавно полученный урок первому, кто покусился на неё, не был принят во внимание. И торопыга решил действовать наверняка…

И хотя этот эпизод сам по себе был вполне заурядным, но Шилема превратила его в некую харизму с далеко идущими последствиями.

– Он вдруг напал на меня, – говорила Шилема; её взгляд стекленел, оттого пламя костра чётко отражалось в них. – Начал хватать меня… – Она даже по прошествии стольких месяцев не могла говорить без одышки. – Тогда я ему…

– Ты, как всегда, поторопилась, – предположил Джордан. – Ты бы его простила…

– Я? Его? Этого?.. Это ваши всем простили!

– Наши? – машинально спросил Иван.

Рассказ Шилемы стал его утомлять. Не потому, что его не интересовало, что произошло с его командой, а от постоянных экивок временницы на личности, каждая из которых в её описаниях проступала безобразной маской. И на свой вопрос получил аналогичный ответ.

– Конечно, ваши! Твоя вот Хелена первая бросилась на всех. Теперь вот мучается с младенцем…

– Почему моя? С каким младенцем? – опешил Иван.

– С мальчиком… Да они все такие. Кто уже родил, кто только ждёт ребёнка.

Это известие потрясло ходоков, пожалуй, сильнее, чем факт непредвиденной отлучки почти на полтора года. Даже иронично улыбающийся рассказу временницы Джордан, онемел от неожиданности. В конце концов, слушать о перипетиях налаживающихся отношений – одно, а знать результат – другое. И вот это, другое, они как-то не предвидели.

– Но-о… – в долгом выдохе отреагировал Иван, ощутив укол ревности.

Между ним и Хеленой ничего не произошло, он даже тяготился её выбором, но всё же подспудно зрело предположение развития отношения более близкого. И вот – бац! – мальчик…

Настоящее положение вещей(Status praesens)

Костёр догорел.

Нелепой серой кочкой замер Джордан, сморённый сном: голова набок, опущенные плечи, безвольно брошенные руки на ноги, сложенные калачиком. Иван уткнул подбородок в колени и бездумно выискивал последние вспышки живого огня, порой проглядывающие в кострище. Шилема сжалась в комок, глаза её поблескивали в сумрачном свете наступающего дня.

Воздух посвежел, шевельнулась листва от дуновения ветра.

– Скоро сюда прибегут скамулы, – нарушила затянувшееся молчание Шилема.

– Скамулы? – поднял голову Иван. – А-а… Зачем?

– Проверить, что я делаю… На месте ли… Доложить… – монотонно перечислила Шилема и вздохнула.

– Кому доложить? – тряхнул головой Иван: не ослышался ли?

– Совету… Хиркус тогда предложил создать совет колонии. И возглавил его. Арно поддержал, а потом первый из него вылетел из-за несогласия с остальными членами… В основном, с Хиркусом.

«Бред какой-то», – в который уже раз за ночь подумал Иван, но уточнять не стал.

– Значит, говоришь, скамулы прибегут проверять?

– Прибегут…

– А мы для них сейчас исчезнем, – решил Иван, тяжело поднимаясь.

От долгого сидения затекли ноги, не гнулась спина, болела шея. Иван потянулся, шумно выдохнул, разбудил Джордана.

– Нам пора.

– Э, КЕРГИШЕТ. Куда теперь?

– Вот и решим, куда. Шилема, ты с нами. Покажешь дорогу в посёлок.

– Конечно, с вами. А для чего я здесь торчу? Вас всё это время ждала. Верила… – Шилема кивала головой в такт словам, словно подтверждало каждое из них. – Но ещё темно, а дороги здесь нет. Тропа. По ней я хожу одна… Да и в посёлке просыпаются поздно.

– Вот и хорошо. Пока они спят, мы осмотримся.

– Пока мы будем идти, скамулы там переполох устроят.

– Не устроят. Мы по-тихому. Джордан, вставай!

Иван мысленно позвал облако. Вернее, просто пожелал, чтобы оно явилось. И оно обозначилось бледной громадной каплей в шаге от него.

– Шилема, руку!

– Я… – отступила Шилема.

– Шевелись и ничего не бойся!.. Джордан!

– Да сейчас я… Идите, а я сейчас! – Он неуклюже побежал за ближайший куст. – Ну, вот и я.

– Давай, входи! Сам.

– А пустит? – засомневался Джордан, но смело шагнул в нутро облака.

Облако приняло его, а следом Ивана с Шилемой. Рука временницы подрагивала. Иван отпустил её, Огляделся. Спросил:

– Что видите? Шилема?

– А…– она боязливо смотрела себе под ноги; они висели в полуметре от поверхности травы. – Всё вижу. А что?

– Пока ничего. Ты, Джордан?

– Тоже всё. А когда в первый раз… – буркнул: – тогда не видел. Мог бы и тогда…

– Вот и прекрасно.

Почти под ногами рдели угольки костра, темнел остов покосившегося шалаша, служившего обиталищем Шилемы в её долгом ожидании возвращения КЕРГИШЕТА.

– Показывай дорогу к посёлку.

– Здесь тропа…

– Шилема! – Иван укоризненно посмотрел на временницу; худое лицо её застыло, словно у сомнамбулы. – Показывай, где эта твоя тропа.

Она очнулась.

– Где мы?

– Не важно, – отмахнулся Иван. – Потом расскажу. Итак?

– Вот там… туда, – протянула руку Шилема и тут же испуганно одёрнула назад.

Ей показалось, что рука погрузилась в нечто податливое и осязаемое.

– Поехали.

– Поплыли, – уточнил Джордан.

Приметная тропа юлила между кустов и редких стволов деревьев, так что дополнительных указаний Шилемы не требовалось. К тому же вне тропы росла высокая трава, и топорщился ветками бурелом.

Облако неторопливо повторяло все изгибы тропы без воли Ивана. Впрочем, он отмечал каждый поворот и это, по всей вероятности, передавалось облаку. Сквозь него проходили, будто исчезая в настоящем, встречные низкие ветви деревьев, нацеленные прямо в лица ходоков. Вначале они пригибались или отворачивались, но чуть позже освоились.

Тропа пошла по крутой дуге, и за поворотом навстречу облаку вышли пять человекообразных существ, вооружённых заострёнными палками.

– Скамулы! – дрогнула Шилема.

Скамулы и облако встретились. Но ничего не произошло. Облако пропустило скамулов сквозь себя так же легко, как и ветки. Вот перед ходоками были лица, а через мгновение позади – спины идущих как ни в чём ни бывало скамулов.

– Меня проведать пошли! Шиш им!..– процедила сквозь зубы Шилема. Спохватилась: – А они нас не заметили?

– Так и не пойму, – сказал Иван, – зачем они тебя… как ты говоришь, проверяют?

– Как же! Беспокоятся за меня. Как бы я чего не сделала с собой без них. Они…

– Наши?

– Фи! Нашим не до меня. Да и в совете у них остался один Хиркус… Совет каждый день проверяет всех. Наличие!

– Но зачем? – в который уже раз Иван задал один и тот же вопрос. – Куда вы можете здесь деться?

– Напротив. Проверяют, чтобы кто-нибудь не отделился. Когда эти, – так Шилема пренебрежительно называла женщин, – обрели мужчин, то те не стали подчиняться Матери и захотели уйти, чтобы им никто не мешал. Были драки. А эти меняли мужиков каждый день… Вот и решили, если кто-то уйдёт, того подвергнуть порке.

– Ну и замашки! – сказал Иван.

А Джордан повёл плечами, спросил:

– И что, кого-то пороли?

– Было дело.

– Тебя тоже?

Шилема фыркнула.

– Попробовали раз. До сих пор помнят.

– Вот бы посмотреть, как тебя порют, – мечтательно произнёс Джордан, но предусмотрительно отгородился от временницы Иваном.

– И ты туда же? – с кулаками набросилась на него Шилема, но наткнулась на Ивана.

Облако колыхнулось и, наверное, подчиняясь бессознательному желанию Ивана, окутало Шилему и сдавило её со всех сторон.

– Перестаньте! – сказал Иван, давая свободу временнице.

– Что ты сделал, КЕРГИШЕТ? – Шилема испытала настоящий страх, так редко её посещавший.

– Пока учусь делать, – непонятно для неё отозвался Иван. – Далеко ещё?

– Сейчас будет речка. За ней… Вот и ещё!

Навстречу из-за поворота вышла большая группа скамулов.

В светлеющем полусумраке можно было разглядеть их слегка приседающие при ходьбе фигуры и головы, словно упакованные в чёрное обрамление волос, белела только незначительная часть лица.

– А эти кого проверяют? – спросил Иван.

– Никого. Это охотники. Они обязаны к утру добыть для людей мясо.

– Обязаны?

– Они это делают в знак благодарности людям.

– Значит, обязаны добровольно, – подал реплику Джордан. – Знакомое дело.

Шилема не ответила, насупилась, черты её похудевшего лица застыли в неподвижности. Она о чём-то усиленно думала. Наконец, сказала:

– Ты, КЕРГИШЕТ, там… в посёлке, будь поосторожнее. Они о тебе знают и… Твоя Хелена…

– Оставь!

– …так вот она до сих пор упоминает, как ты нас трусливо бросил, чтобы спасти свою шкуру. Так она говорит. И мивакуков ты подговорил уйти от нас, оставив на произвол судьбы. И этих, как ты говоришь, наших убедила в своей правоте. Я ей как-то… – Шилема запнулась. – Жаль, что она была уже беременной. Но поносила тебя так, даже Арно не выдержал. А он ведь согласен с нею, вспоминая тебя.

– М-да, – только и мог выдавить из себя Иван, разобиженный до глубины души мнением тех, с кем он провёл столько времени. Хелена – пусть себе мелет, что хочет. Но Арно! – А Хиркус? Дон Севильяк что, тоже считает меня трусливым беглецом?

– Ну, этому дону всё ни почём. У него свои сторонники и эти… А Хиркус… Что можно ждать от артиста? Играет себе. Каждую неделю заставляет всех смотреть на то, что ему взбредёт в голову показать зрителям. Почему заставляет?.. Ну, не заставляет, конечно. Хотя у него самые боевые сторонники. Он совет колонистов возглавляет… И потом, куда им всем податься? А так хоть какое-то развлечение. Он даже разыграл стычки с хырхоро, где ты…А-а… – Шилема поджала губы. – Сейчас будет речка. За ней Нью-Брызг. Они так своё поселение называют. Хиркус придумал.

Облако приостановило свой плавный бег перед неширокой и, по всему, мелкой речушкой. По всей видимой длине она была местами запружена упавшими стволами деревьев и засорена корягами, а берега поросли кустарником. Два грубо обработанных бревна обозначили мосток – едва пройти одному человеку.

Вода стеклянисто отсвечивала. Посёлок горбатился разбросанными безо всякого плана шалашами. На окраине Нью-Брызга копошилось несколько скамулов; они безуспешно пытались возродить огонь в потухшем за ночь костре.

– Ну, Мать им сегодня задаст, если они не успеют к её пробуждению наладить очаг! – с мстительным вдохновением воскликнула Шилема.

– А долго они ещё будут спать? – спросил Иван.

Вид убогих жилищ его угнетал. И в них живут его друзья-ходоки? И женщины, привыкшие к цивилизованным условиям?

– Они любят поспать… А что им делать? Встали… Поели… Посплетничали… и – всё!

– Но есть-пить надо. Или они…

– За них всё делают скамулы, – быстро отозвалась Шилема на возникающий вопрос Ивана.

– Рано мы появились. Может быть, и нам пока поспать? – предложил Джордан и зевнул.

– Нет уж! – решительно и весело заявил Иван. – Я им сейчас устрою утреннюю побудку!

«Их бы ещё построить и заставить пробежаться километров пять, а потом устроить физзарядку», – подумал он.

Сладко было погрузиться в воспоминания армейской жизни, треклятой тогда, но такой милой, упорядоченной и правильной, как казалось ему сейчас.

– Так их! – поддержал Джордан. – Пусть знают, что КЕРГИШЕТ вернулся.

Но Шилема покачала головой.

– Ты их перепугаешь, а что потом будет?

– Перепугать не перепугаю, а встряхну – точно. А потом… Потом устрою физзарядку.

Джордан хихикнул.

– У нас как-то в Фимане… – начал он.

– Выходим! – оборвал его Иван. – И… от меня ни на шаг!

Армейская команда КЕРГИШЕТА: – Подъём!! – прозвучавшая дважды, вначале, казалось, ушла в пустоту раннего утра и успела вернуться приглушённым эхом.

Но первая команда разбудила, а вторая – повергла колонистов в трепет.

Первым, едва не развалив хлипкое строение, выскочил Арно, прикрытый лишь только в паху лоскутом ткани. Жилистый, мускулистый. Следом за ним, но из другого, значительно крепче, жилья выглянул заспанный дон Севильяк, громко сетующий на тех, кто сам не спит и ему не даёт спать.

Но его стенания покрыл надрывный возглас Арно:

– КЕРГИШЕТ?.. Ты-ы?

И дон Севильяк, наконец, разглядел, кто поднял его спозаранку.

– Ваня-я!! – заревел он во всё горло.

Подобной переклички в неурочное время колонисты, наверное, никогда не слышали. Громкая ругань и рык дона Севильяка заставил их всех покинуть шалаши. Кто высыпался, кто выполз…

Ходоки бросились к Ивану с объятиями и словами приветствия.

И только Хиркус, окружённый плотной кучкой своих приверженцев, сразу, словно по команде, сбежавшихся к нему, медлил. Он порывался последовать за Арно и доном Севильяком, но тут же останавливался, сдерживал готовые податься вперёд ноги и тело.

Он стоял точно в столбняке и не верил глазам своим…

Были тому причины.

Месяцы обитания в поселении пролетели скорой дождинкой, но воплотили для Хиркуса многое.

Не прошло и недели проживания здесь, как он покончил с гегемонией Матери и всё прибрал к своим рукам. Сделать это было не просто. Пробивался он к верховенству через мелкие драчки и серьёзные стычки, тем более, оказалось, что Арно и дон Севильяк ему не помощники. Не противники, правда, его устремлений, но и не сторонники его направленности.

К своему верховенству над людьми он уже привык, знал, как поступить в том или ином случае, как воздействовать на поселенцев. Так что неожиданное появление КЕРГИШЕТА явно изменит расстановку сил, и Хиркусу придётся потесниться, а то и вообще уйти в тень. Всё-таки он КЕРГИШЕТУ не чета, как бы ни хотелось думать о противоположном.

Это одно.

Другое лежало в области мистики.

Не верящий ни в богов, ни в чертей, Хиркус в последнее время ощущал странную раздвоенность. И хотя о подобном поделился с ним как-то и Арно, Хиркус прислушивался только к себе. Для него стали существовать явь и нечто иное состояние, когда он вдруг замечал, что как будто плывёт куда-то, оставляя и поселения колонистов и человекообразных скамулов, среди животных, не обращающих на него внимание. А то и, словно вознесясь под тучи, видит всё, что твориться далеко за пределами колонии.

Хорошо бы только это, но и слышал какое-то предупреждение в форме отдалённого невнятного голоса: рано ещё, не время, не торопись, не верь никому, кто поманит тебя, обретя черты и облик человека или иного создания.

Хиркус уверовал в неверие.

Но кто его мог бы позвать за собой? Он знал только одного – КЕРГИШЕТА.

И вот он объявился. Но КЕРГИШЕТ ли это? Вот в чём вопрос…

Ах, какая это тема! Появление человека в виде как бы и не призрака, не в образе, созданным обманутым разумом, а во плоти и в окружении вполне реальных спутников…

Вот эти-то спутники сильнее всего смущали Хиркуса. Особенно присутствие этой дикой кошки – Шилемы.

Дон Севильяк и Арно уже выразили свою радость по случаю нежданного возвращения КЕРГИШЕТА, а Хиркус всё колебался: кто перед ними?

– Нам надо поговорить, но… – Иван осмотрелся и наткнулся на взгляд Хелены.

На руках она держала свёрток с ребёнком. Поймав его взгляд, она визгливо проговорила:

– Явился! Где тебя носило? Я тебя ждала! А ты… Ты!..

– Оно и видно, – холодно отозвался Иван, а сам с внезапной злостью подумал: «стоит с ребёнком не известно от кого, а претензии почему-то посылает ему».

Его потеснила Шилема.

– Ждала? Ты? Не ври уж! Даже кто отец сына не знаешь! Или все они? – повела она рукой на группу с Хиркусом. – Скопом?

Иван ухватил временницу и силой оттолкнул её за себя. Хелена же вспыхнула, поникла головой, качнула ребёнка, отвернулась и скрылась в хилом шалаше.

Наконец, Хиркус решился и подошёл к Ивану.

– Вот что, КЕРГИШЕТ. Лучше бы ты не вмешивался в нашу жизнь. Пришёл, так будь как все. – И добавил едва ли не с угрозой: – Привыкай!

В его тоне, каким он высказался, явно читалось одновременно и превосходство, и покровительство, и уверенность в правоте сказанного.

Иван набычился. В нём ещё не улеглась обида, внесённая Хеленой, а Хиркус многократно её умножил. У него даже перехватило дыхание. Он через силу выдавил из себя:

– Живи как жил! Нужен ты мне! Я могу вернуть людей в будущее, а ты оставайся тут… Привыкай! – Сказал и отвернулся от него. – А вы, – метнул он взгляд на дона Севильяка и Арно, – тоже хотите здесь остаться?

– Ваня-я – протянул дон Севильяк и оскорблёно засопел.

– Ты, КЕРГИШЕТ, объяснись сначала, где пропадал, откуда явился? – ровным голосом спросил его Арно. – И не кипятись… Мы здесь за полтора года уже все перекипели.

– Вижу. Даже накипь появилась… А объясниться… Где мы можем спокойно поговорить?

– Везде, куда не пойди. Да хоть вон там, – Арно показал на небольшую прогалину в конце поселения. – Там можно сесть. А я, – он провёл ладонями по лицу, – пойду, глаза промою. Ты же явился ни свет, ни заря.

Иван повернул голову к дону Севильяка. Тот лучился счастливой улыбкой.

– Пойдём, Ваня. Расскажешь…

– Только не без меня, я быстро, – пообещал Арно, бегом направляясь к речке.

Ни на кого больше ни глядя, Иван направился в указанном Арно направлении. Рядом топал дон Севильяк и повторял:

– Да уж, Ваня, да…

За купой кустов притаилась опушка с двумя длинными толстыми брёвнами, уложенными параллельно в метрах двух друг от друга. Между ними следы нескольких кострищ в виде разной величины пятен. Из одного поднималась тонкая струйка дыма. Земля вокруг брёвен вытоптана.

– Мы здесь, – догнал их Арно, – иногда вечерами собираемся поговорить…

– Косточки друг другу перемалывают, – неприязненно вставила Шилема. – У них здесь поле брани. Они меня тут…

– Сама виновата, – быстро сказал Арно. – Меньше руки чесать надо, а больше головой работать.

Как ни был Иван в неприятных размышлениях, но привычная уже пикировка ходоков подействовала на него как успокаивающее средство: – Всё идёт нормально!

– Вам полутора лет не хватило, чтобы высказаться до конца и помириться?

– С ней помиришься… Садись, КЕРГИШЕТ. Расскажи, с чем пришёл?

«И этот из себя хозяина корчит! – досадливо подумал Иван. – Может быть, бросить их всех здесь и уйти домой, прихватив Шилему и Джордана?»

– Расскажу, – сухо отозвался он. – Это видишь? – указал он на слабое мерцание облака, что следовало за ними по пятам невидимым до того, пока Иван не решил его показать.

Арно близоруко прищурился.

– Это? Что это?

– Колымага, – вставил Джордан, – чтобы через время ездить.

– Через время…ездить? – Арно тупо уставился на фиманца. – КЕРГИШЕТ, так что это?

– Подарок Нардита от самого Времени. Может нас перенести в наше время.

– Хо! – воскликнул дон Севильяк, но явно не поверил.

– Ну да? – засомневался и Арно, но лицо выдавало его волнение. – Но как?

– Вошёл и… поехали! – вставил Джордан.

– Как, не знаю, – Иван положил руку на плечо Джордану, придавил, чтобы тот не вмешивался со своими репликами. – Но эта… штука…

– Колымага, – не сдавался Джордан.

Ивану же хотелось назвать подарок Времени как-нибудь красиво. Ну, не колымага же, на самом деле.

– Да постой ты со своей колымагой! Нашёл название… Я не могу точно сказать, как это образование называется. Но в нём можно как бы изолироваться от текущего времени и передвигаться по всему его полю. Так что это отнюдь не колымага. Впрочем, как ни назови, но эта… колымага… – Иван непроизвольно засмеялся. – Она представляет собой нечто похожее на транспортное средство для движения во времени. И в прошлое, и в будущее, и поперёк потока времени.

– Вот это Ваня!.. – восхитился дон Севильяк. – Домой, только в наше время! Сидя здесь, я разучусь входить в поле ходьбы.

– Он здесь, было, попытался это сделать, теперь не суётся… – рассеянно поведал Арно, он явно думал о чём-то ином. – Я, как и милейший дон Севильяк, тоже хочу вернуться в наше время. Но, КЕРГИШЕТ, давай рассуждать трезво. – Арно недружелюбно посмотрел на фыркнувшую Шилему, сказал наставительно: – Тебе этого не понять, так что помолчи, пока мы будем говорить!

– Тогда давайте назовём таймбус, – влез со своим предложением Джордан.

– Да ну тебя! – отмахнулся Иван. – Шилема, как у вас называют транспорт?

– У нас? А, ты имеешь в виду повозку?

– Пусть, повозку.

– Если возят людей, то – вуш.

– Вуш… Вуш, – поиграл словом Иван. – Пусть – вуш, лишь бы не колымага.

– А что? – воскликнул Джордан.– Вушбус!

Арно неодобрительно посматривал на ходоков, занятых по его мнению, бессмысленным делом.

– Что тебя смущает? – Иван, глядя на него, поспешил вернуться к теме и замять намечающуюся перебранку.

– Многое. Во-первых, сам процесс перемещения. Мы, по моим расчётам, находимся от нашего времени лет миллионов пятнадцать. Так?

– М-м… Сейчас… – Иван силился оценить временное расстояние, сопоставляя виденную картину на карте, как ему теперь представлялось поле ходьбы. И пришёл к такому же выводу, что и Арно. – Так оно и есть… Ну, и что?

– Как что? Да нам всей жизни не хватит, чтобы пробиться к себе!

– А-а… Я пока не могу до конца оценить скорость передвижения этой… штуки. Но она движется во времени значительно быстрее любого ренка. Даже, думаю, проскочим за день.

– За день?! Ты шутишь?

– Нашёл шутника. Я говорю, что есть! Мы с Джорданом… Потом. Это у тебя первое. Что ещё?

– Не слушай его, Ваня, – сказал дон Севильяк. – Я тебе верю.

Арно зло рассмеялся, словно услышал глупость в свой адрес.

– Во что ты веришь? В сказку? – отрывисто бросил он дону Севильяку прямо в лицо. – А по поводу, что ещё, так нас здесь сорок человек. А что может твой транспорт? По одному пробивать будешь? Так точно всей жизни не хвати. Ни твоей, ни нашей.

–А вот это надо проверить, – после непродолжительной паузы сказал Иван. Ему горячность Арно в недоверии возможностей дара Времени была неприятной, но он сдерживал себя, чтобы не наговорить Арно тех же слов, что и Хиркусу. – Пока мы в ней размещались втроём. Но мне кажется…

– Вот именно! Кажется! – выкрикнул Арно и тут же будто увял. На слегка высохшем лице обозначились складки у кончиков губ, старящие его. – Я не верю, КЕРГИШЕТ, – сказал он устало. – Но и здесь сидеть, как гвоздём прибитым к одному моменту времени и в кругу людей… а-а… тоже сил уже нет!

– И мне, Ваня…

– Да, друзья, попали мы с вами в переделку, – со вздохом сказал Иван.

– Но что будем делать? Мы их оставим? – Арно кивнул на колонистов, толпящихся невдалеке.

– Нет. Если все сразу не поместятся, я вернусь… Сколько раз потребуется, столько и вернусь.

– Они перли…

– Мы с вами тоже, – перебил его Иван. – Они живут, несмотря на отсутствие пресловутого Пояса Закрытых Веков, придуманных Пектой.

– Девисом…

– Пусть Девисом. Мне бы с ним поговорить надо.

– Ему с тобой тоже интересно будет. Услышать, что там получилось. Он же считает, что Пекта поторопился, оттого временной канал получился нестабильным и с множеством ответвлений. А он сам не успел опередить Пекту.

– Он что, тоже создавал канал?

– Он так утверждает.

– Ладно, послушаю его. Но вот задача, в каком времени их всех поселить?

– Где бы ты их ни поселил… – Арно задумался. – Тут, КЕРГИШЕТ, опять же всё не просто. Старики, мне кажется, сами могут выбрать для себя место и время. Они знают историю. Во всяком случае, наслышаны. А вот молодёжь? Сыновья и дочь Матери? Да и женщины, что сюда пришли с нами. У них есть дети…

– Сами виноваты! – вставила Шилема.

– В чём? – напористо спросил Арно. – Женщина имеет детей, так это естественно.

– Не кричи! – отозвалась Шилема. – У вас всегда найдутся оправдания. А им, как я заметила, и здесь хорошо! Так и пусть здесь сидят!

– Да, – сказал Джордан. – Тебе, вижу, досталось от них.

– Мне? Это им от меня!

Возникшей паузой воспользовался Иван.

– Мы с вами не о том говорим. Кто захочет остаться, пусть остаётся. Но молодых надо отсюда выводить – это точно. Здесь для них – прозябание и тупик. А среди остальных произведём опрос.

– КЕРГЕШИТ, опрос опросом, но ты вначале проверь, сколько вместится в твою… эту… колымагу?

– Проверим, – нахмурился Иван, его неоднократное напоминание Арно о вместимости облака, стали раздражать.

В конце концов, он уже внятно высказался по данному вопросу: что сам ещё не пока не знает о возможностях облака, а, если все не поместятся, он проделает рейсы неоднократно. И нечего его тыкать носом!

– Э, КЕРГИШЕТ, – отметил его недовольство Арно. – Сердишься, значит, не прав. А…

– Ты можешь помолчать! Лучше скажи, как к ним подступиться, что сказать? И что, Хиркус совсем?.. Вы поссорились?

– Хиркус-то? – хохотнул дон Севильяк. – Он у нас узурпатор и диктатор в одном лице. Мать оттеснил, наводит порядок. Каждый день спектакль. Вот каков Хиркус. – Дон Севильяк помедлил и неожиданно закончил: – Пусть лучше здесь остаётся.

– Пусть остаётся! – жёстко подтвердил Арно. – Никогда не думал, что он способен на подлость.

– Не наговаривай лишнего, – сказал дон Севильяк. И пояснил для Ивана: – Хиркус у него Илону отбил, а он сам увёл у него Жесику. Вот теперь и наговаривает на него.

– Я её не уводил, – огрызнулся Арно. – Она сама.

«О чём они? – брезгливо подумал Иван. – Поистине, куда попадёшь, сам такой станешь».

Отдалённый переливчатый голос остановил пререкания ходоков.

– Завтрак готов. Зовут, – сказал, поднимаясь, Арно. – Пойдём, КЕРГИШЕТ. Там со всеми и поговоришь.

– Пойдём, Ваня. – Дон Севильяк повернулся к Шилеме. – А ты?

– Здесь посижу! – отвернула лицо временница.

– Вот так она всегда, – пожаловался дон Севильяк Ивану. – Посмотри на неё. В мощи превратилась, а от нашей еды нос воротит.

– Не тебе меня учить! – с надрывом в голосе напутствовала Шилема в спину дона Севильяка.

Колонисты сидели за длинным столом, уставленным посудинами из глины и дерева: долблённые, берестяные, плетёные. Лица их были повёрнуты к подходящим ходокам. Что бы там не наговорил им Хиркус, но новый человек интересовал всех.

– Сядем здесь, – указал на свободные места Арно.

Иван уже собирался последовать приглашению и сесть на длинную лавку – ошкуренное бревно. И вдруг услышал громкий насмешливый голос Хиркуса.

– КЕРГИШЕТ, а ты уверен, что тебе здесь подадут есть? Мы…

– Подавись своей едой, Хиркус! – подскочил Иван. – Я прокормлюсь без твоих забот! Слушайте все! Кто желает вернуться в будущее, к людям, того я могу переместить во времени! Если не всех сразу, то группами. Решайте, а я подожду! В случае отрицательного ответа, догнивайте здесь до конца жизни!

Иван выкрикнул последнюю фразу, отвернулся и пошёл назад, к Шилеме.

Шёл, слышал за собой гул взволнованных голов поселян, и злился на себя. Не сдержался. Вспылил. Ведь ожидал какой-нибудь пакости со стороны Хиркуса… Чёрт с ним, с Хиркусом!… Надо было другим обстоятельнее объяснить своё предложение. А он… А! Не возвращаться же? Арно и дон Севильяк пусть им подскажут… Хотя Арно и не верит…

– Я тебе говорила, – встретила его Шилема.

– Что ты мне говорила? – цыкнул на неё Иван и демонстративно сел поодаль от неё.

Агнцы и козлища

Там, за хижинами, у общего стола гомонили.

Иван ждал.

Хорошо был слышен могучий бас дона Севильяка. Это вселяло надежду, что он и Арно донесут до колонистов суть его предложения.

Он вставал, ходил, опять садился. С Шилемой не разговаривал, но и оставаться один на один с собой – тоже занятие неудачное.

Так он помыкался и, наконец, подсел к временнице.

Они молчали. А Ивану вспомнился первый день встречи с Шилемой. Ему тогда показалось, при том очень ярко, именно сиюминутная сцена. Может быть, иной какой-то антураж. Но они, как и ему виделось, сидят и молчат в печали.

– Знаешь, КЕРГИШЕТ, – вдруг проговорила Шилема грудным голосом, упорно глядя при этом перед собой в землю. – Среди братьев, сыновей Матери есть один…

Она споткнулась, замолкла.

– Так что?

– Когда будешь меня брать, то возьми и его со мной.

Она бросила короткий взгляд на Ивана.

– Возьму… Что? Ши-ле-ма!.. Это что же… Неужели ты, наконец-то, нашла для себя мужчину? И он увидел в тебе…

– Ничего он не увидел! Он с братьями смотрит в рот своей матери. Ждёт, что она изречёт. По сторонам смотреть у них времени нет.

– Он что, даже не знает, что ты выбрала его?

– Знает. Да… он меня боится. Эти… наши попутчицы, наговорили. Но трогать его не решились… Пусть только попробуют, – закончила Шилема с угрозой.

– Но…

Ивану признание Шилемы, временницы, не познавшей, может быть за сотни лет жизни мужчины из-за глупого, на его взгляд, отношения к противоположному полу, оказались неожиданными, а высказанные Шилемой угрозы – варварскими какими-то. Да и один из братьев, который попал под её выбор, – в боязни…

Впрочем, какое ему дело до того?

– Возьмёшь?

– Возьму.

– Только он может один не согласиться.

– Мы всех его братьев возьмём.

– Со мной чтобы.

– Конечно… Если сам не пойдёт, – сказал Иван, тая улыбку, – ты только покажи его мне. Я его поймаю и посажу… в вушбус. Надо же! Вушбус!

Шилема его лингвистического восхищения не поняла.

– Я покажу. И тебе помогу… Возьму его с собой… Может быть к брату поведу. Знаешь, никогда не думала, что соскучусь… По брату… Арно!

– Что?

– Арно идёт. Один.

Иван оглянулся. Арно размашистым шагом направлялся к ним.

– КЕРГИШЕТ…

– Почему один?

– Я за тобой. Они хотят послушать тебя.

– Хорошо, – Иван поднялся, но идти и кого-то уговаривать, объяснять не хотелось. – А что они от меня могут услышать нового? Я, кажется, выразился ясно и пригласил их всех.

– Ну, КЕРГИШЕТ. Это тебе всё ясно, а им – нет, – сказал Арно, – с трудом приноравливаясь к неспешному шагу Ивана. – Они здесь живут давно. Некоторые лет уже тридцать. И вот вдруг приходишь ты и говоришь: За мной! Но куда?

– Я сказал…

– И вправду, КЕРГИШЕТ, куда? К тебе в квартиру?

– Почему это обязательно ко мне? Кто где пожелает, там пусть и живёт. Пространства и времени хватит на всех.

– Ты что, не понимаешь? Они забыли, где до того жили, а ты предлагаешь им весь мир, да ещё во времени. Они все эти годы ничего не делали. Что умели – позабыли. Покинь их сейчас скамулы, и они перемрут все от голода.

– Жить захотят, всё вспомнят, – процедил сквозь зубы Иван.

Но в словах Арно таилось нечто важное, порождающее вопросы. Действительно, в какой исторический регион человеческой цивилизации их пробивать? Они здесь опустились так, что находятся на уровне культуры десятого тысячелетия до новой эры.

Да – это задачка!

Хотя… Конечно, надо учесть их мнение: кому куда захочется. Но большую их часть можно подкинуть, например, Дигону. Почему бы и нет? Забыли или не забыли колонисты, как и что делать, но в головах их кое-что осталось, чтобы подсказать Дигону или его многочисленным сородичам это самое «кое-что». Наверное, среди них есть врачи или учителя, связанные с ведением сельского хозяйства: вот они-то и подскажут, что и как сеять…

– Ты не прав, КЕРГИШЕТ, – Арно не согласился с репликой Ивана. – Вспомнят – возможно, но ты же видел их. В большинстве своём старики. Им бы дотянуть…

– Давай пока послушаем их. Как они настроены? Вообще?

– Разброд. Мне даже показалось, что немногим дошёл сам смысл возвращения к людским сообществам. Они привыкли быть одни.

– Я думаю, здесь ты не прав. Как бы они изолировано не жили, а в человеке заложено быть в кругу других людей. И разных, при том.

– Да уж. Пожил тут…

Собрание встречало их молча. И хотя они сидели за тем же длинным столом, но уже не на своих, быть может, насиженных местах, а явно расколотыми на две неравные части. Меньшая – во главе с Хиркусом.

Как бы себя не выставлял «актёр всех времён и народов», всё-таки поведение его представлялось Ивану непонятным. Не собирался же он, ходок во времени и артист, бесславно закончить свои дни в прозябании? А он, по всему, переживёт многих, если не всех, кто откажется податься в будущее. Но и без вероятности омолаживаться в Кап-Тартаре, с потерей ходить во времени и отсутствии самовыражения перед аудиторией зрителей, он может быстро стереться с лика Земли.

Так почему он вдруг стал противником? И не только идее передвижения, но и по отношению к нему?

Между группами сидели Девис с Сесикой. Они демонстрировали своим положением своеобразный межевой камень, разделивший колонистов на правых и левых. Слева расположился Хиркус.

Иван начал сразу, как только остановился. Обратился он к тем, кто не входил в группу Хиркуса.

– Мои друзья, надеюсь, объяснили вам, что есть реальная возможность вернуться ближе к будущему. Быть ближе к людям, а не потеряться здесь навсегда. Я приглашаю желающих сделать этот скачок в будущее. Туда, где есть люди…

– И что мы там будем делать? – послышалось из стана Хиркуса.

– Жить!

Было заметно, что приглашение и краткий ответ Ивана смутил сторонников артиста. Они, наверное, ожидали от него иных слов: объяснений, уговоров или новой вспышки досады на них.

– Но там… плохо, – сказал колонист, сидящий по правую руку от Девиса. – Вспоминать страшно.

Остальные поддержали его возражение, больше похожее на жалобу, но как-то вяло: кто кивнул, кто сказал неопределённое: – Да.

Вообще, не приверженцы Хиркуса представляли собой унылое зрелище. Растерянность читалась на их старческих лицах, в жестах, в погасших глазах.

Зато от кучки Хиркуса раздались злые реплики.

– Вам будет плохо, а ему хорошо!

– Опять побегаете в поисках канала!

– Да врёт он всё!..

И следом веское выступление самого актёра, но без актёрских замашек, продуманное и, по всей видимости, здесь уже прозвучавшее, так как перекликалось с озабоченностью, высказанной Арно о влиянии их мира и расселении колонистов среди людского сообщества.

– Куда ты их зовёшь, КЕРГИШЕТ? Опять в ад, из которого они едва унесли ноги? Туда, где мы видели не людей, а зверей? Ты хочешь, чтобы они опять вкусили весь этот ужас? Они до сих пор вспоминают о нём и содрогаются. Ты хочешь…

– Я ничего, как ты прекрасно знаешь, не хочу! – прервал Иван его накатанную обличительную речь. – Я только предлагаю желающим покинуть это забытое прошлое и вернуться ко времени, где живут люди. И не обязательно надо возвращаться в нестабильный мир. Пусть это будет прошлое их истории. Стабильное. Там они смогут жить и умереть. Там, среди людей, смогут найти себя, а своими знаниями помочь им… И ты, Хиркус, знаешь, как это делается. Поэтому… – Иван одёрнул себя – не следовало сейчас переходить на личности. – Так что подумайте, где бы вы хотели жить во времени и пространстве. Иначе вы здесь деградируете, что, я смотрю, у вас кое с кем подобное произошло! Есть закон. А закон не имеет исключений. Закон, говорящий… – Иван споткнулся на слове. Только что в голове мелькнула формулировка закона и его название, а начал излагать – забыл. Об этом законе он иногда упоминал монтажникам, журя их за неопрятный вид после очередного подпития. – Проще скажу, – нашёлся он. – Если вокруг дикость, то и вы туда же.

Этого, о деградации, тоже не следовало бы поминать, так как колонисты со своим положением уже давно смирились, а некоторые просто не заметили, как они низко опустились как люди и вели, по сути, травоядный образ жизни: есть и спать.

Неожиданная поддержка Ивану появилась в лице Девиса. Он поднялся: сухой, когда-то, наверное, статный, а сейчас старчески неровный. Попытался выпрямиться, но без успеха.

– Этот парень прав, – сказал он напористо, – напомнив вам, если вы его, конечно, знали, – с лёгкой иронией заметил Девис, – закон объединения разнородного живого вещества в островных сгущениях. Этот закон суров. Любая система, находящаяся в среде с уровнем организации более низким, чем уровень самой системы, обречена. Как мы с вами в среде скамулов. Так как система теряет свою структуру и через некоторое время растворяется в окружающей среде. Так и мы… Оглянитесь! Что нас окружает? Природа, не достигшая ещё стадии колыбели человечества! Скамулы, чья общественная организация находится на уровне стада! Мы сами, позабывшие: кто мы и что мы! Стареем и в самом деле деградируем. А что ждёт здесь этих детей? – Девис махнул рукой на невдалеке сидящих от него женщин с детьми. – Да они сами станут скамулами! Они будут лишены человеческого общения, потеряют дар речи, не научаться мыслить, не будут знать, что их недавние предки знали работы великих философов, проникли в тайну атома, создали технологии на уровне фантастики… Это будущее стадо баранов! Если, конечно, они догадаются создать стадо, а не вымрут по-одиночке. Мораль такова: молодым надо уходить в будущее!

Девис помолчал, оценил впечатление от своей речи, произведённой на внимавших ему колонистов. А выслушали его с заинтересованностью. Никто не перебил его, никто не возмутился.

Иван с благодарностью смотрел на Девиса. Сам бы он никогда не смог так сказать, как это сделал Девис. Похоже, он всех их уговорил, и можно считать, что дело сделано. Значит, вот-вот начнётся эвакуация. Иван внутренне подготовился к ней, ожидая, как сейчас все встанут и пойдут за ним к Вушбусу, благоразумно оставленного с Шилемой.

Но тут Девис снова заговорил:

– А тем, кто желает дожить до могилы здесь, у кого нет желания свою старость прожить в нищете и голоде – лучше остаться. Так мы решили с Сесикой.

И всё рухнуло…

Словно зачарованные слушатели проснулись, и у каждого нашлось, что сказать. Оттого поднялся такой гам, в котором выкрикнутое пожелание, предположение или рассуждение нельзя было выделить для осмысления. Небольшое, казалось бы, собрание по количеству заинтересованных лиц, но шум возник как от возмущённых манифестантов.

У всех наболело. Возвращение к потерянному, будто бы, навсегда, вдруг, стало возможным.

Но появился выбор!..

Насиженное место бросать, когда над тобой не каплет, когда всегда в наличии еда, когда ничто тебе не угрожает – поступок, требующий обсуждения, к нему надо тоже привыкнуть, чтобы решиться на то или иное. Здесь они как в углу, может быть, не столь уютном, как хотелось бы, но обжитом, терпимом и безопасном. А там, среди людей…

Кто-то сомневался: да правда ли можно передвинуться в будущее? Других волновал вопрос: как они появятся перед людьми в своих одеждах дикарей? Третьих тревожило, кто их там будет кормить? И общее: да и кому они такие нужны?

Лишь немногих заботил выбор времени и места. Но и у них появлялись сомнения и разнообразие желаний: можно ли очутиться ближе к временам святого Патрика; можно ли появиться до войн Александра Македонского, до нашествия гуннов или римлян, то есть в спокойные годы истории? Даже возникли желания побывать в лесу у Робина Гуда или окунуться в атмосферу вольницы пиратов.

И только Хиркус и несколько человек из его сторонников призывали не поддаваться провокации и обвиняли Ивана во всех грехах, вплоть до того, что это он якобы устроил все несчастья, выпавшие на долю колонистов. Но их выкрики тонули среди других, да и не все, как было видно, из группы мятежного ходока поддерживали агрессивную её часть.

Иван только после краткого разговора с Арно, пока они шли сюда, и вопросов, посыпавшихся, словно прорвался до того прочный мешок с ними, так как до того никого они не волновали, стал в полной мере понимать трудности, стоящие перед ним по переселению колонистов.

Ещё часом раньше всё казалось ему куда как проще. Сомнение роилось в одном: войдут ли они в облако все сразу или придётся возвращаться сюда многократно?

Сейчас каждый колонист превратился в запутанный клубок противоречий. Их можно было понять. Перспектива вернуться в человеческое общество, возможность воплощения чаяния, загнанного за годы прозябания в самый тёмный угол сознания, чтобы не напоминало, не тревожило, не снедало, вдруг в одночасье предстала передними и – оглушила. Они не были готовы к этому даже в помыслах, так как не могли предполагать не только о самом возвращении, но и к выбору любого времени, и любого уголка Земли.

Перед их растерянным сознанием не оказалось альтернативы, перед ними возник хаос возможностей…

Стихая, то, вновь разгораясь, спор продолжался, практически идя по кругу, но становился уже более-менее осознанным. Кто-то из кучки, толпящейся вокруг Хиркуса, отступил назад и за спинами перешёл на сторону спорящих колонистов, включился в общее обсуждение. Тем не менее, актёра держалось ещё с десяток человек. Не докричавшись до своих недавних, по сути, соплеменников, они стали совещаться.

А страсти и пристрастия остальных колонистов к тому времени привели к новому размежеванию, не смотря, на общую тему обсуждения и, в принципе, согласия на перемещение. Во всяком случае, так показалось Ивану.

Чуть в стороне остались Девис с Сесикой. Девис высказал всё, а Сесика явно во всём была с ним согласна. Их не занимало, что говорят вокруг, они безучастно ожидали окончания спора.

От группы Хиркуса откололся ещё один недавний его почитатель. Он, воровато оглядываясь и втянув голову в плечи, словно ожидая удара сзади, шмыгнул в середину основной части колонистов и присел, теряясь между ними.

Вскоре вокруг Ивана стали рыхло группироваться желающие поверить ему и уйти в будущее. Вначале робко приблизились женщины с детьми: Харусса, Джесика, Илона. К ним жались те, кто их ещё только ожидал: Рада и Храза. А за ними потянулись колонисты. Возможно, среди них были отцы этих детей. Хелены нигде не было видно. С Хиркусом женщин не оказалось.

Из-под руки Ивана выскользнул Джордан.

– КЕРГИШЕТ, ты их отсюда выдерни, а уж потом они решат, где им будет лучше остановиться. А здесь они как гвоздями прибиты. Так и будут спорить до бесконечности… Да и Хиркус мешать не будет.

– Да уж, – отделался Иван.

Джордан подождал, не скажет ли что КЕРГИШЕТ ещё, но ходоки его предложение встретили неоднозначно. Дон Севильяк повёл на него рачьими глазами и буркнул:

– Это сорняки выдёргивают, а это – люди.

Арно высказался определённее:

– Никого не надо выдёргивать. Пусть сами решают. Выдернешь, а потом что с ними делать будешь? Если не определиться сам, то придётся таскать его с места на место. Давай, КЕРГИШЕТ, уйдём к твоему… к этой… колымаге, – Арно покосился на Джордана, – и подождём. Кто подойдет, того и возьмёшь.

Иван кивнул, соглашаясь с Арно. Однако не двинулся с места. Его привлекла Мать. Она стояла на отшибе в окружении своих детей. Сыновья с неразлучными копьями расположились так, как будто ожидали нападения на них со всех сторон, а дочь, миловидная и рано созревшая девочка, прижалась к Матери и смотрела на происходящее испуганными глазами. И то. Если сама Мать могла понимать, о чём спорят и что решают колонисты, то её дети, выросшие здесь в статусе аборигенов и не знающие иной жизни и общества, были сбиты с толку.

– Этих, – сказал Иван и показал на Мать, – надо брать в первую очередь.

– Да, Ваня, – поддержал дон Севильяк. – Жаль их.

– Да, КЕРГИШЕТ, – сказал и Арно, но в его голосе чудилось сомнение. На немой вопрос Ивана, пояснил: – Что они там будут делать? Представь… И Мать…

Арно вздохнул, что для него было не привычно.

– Как её зовут?

– Мать… Другого не знаю.

– А детей?.. Девочку?

– Им имена придумывал Девис. Поэтому не удивляйся. Девочка – Артемида. Старший, тот, что справа от Матери, Еврипид. Средний… Он выше всех…Да, этот. Так он – Атилла. Ну, а младший – Чизгинхан. Отзывается на Чисхана.

– М-да… – Иван помял нижнюю губу. – Будешь меня знакомить. Пошли!

– Я не очень-то с ними… в контакте, – хотел отговориться Арно.

– А я совсем незнаком, – парировал Иван и шагнул в сторону семьи Матери.

Братья повели в его сторону копья.

– Отставить! – скомандовал Иван и обратился к Матери. – К сожалению, я не знаю Вашего имени. Но…

– Меня зовут Мартой! – вскинулась Мать и посмотрела Ивану в глаза.

Она была стара. И, наверное, даже не годами. Её состарила жизнь. Мешки под глазами. Складки у губ; глубокие морщины покрыли всё её неправильное лицо. Опущенная грудь искажала пропорции фигуры.

Старая, жалкая женщина.

Но во взгляде – блеск стали…

– Хорошо, Марта… Ваши дети…

Девочка отшатнулась и спряталась за спину родительницы. Кто её испугал, Иван не понял и сбился.

– Не бойся, Арта! – властно сказала Марта. И Ивану: – Что тебе до моих детей?

Иван вдруг стал сердиться. Ну, в конце концов, что происходит? Он к ним со всей душой, предлагает вариант возвращения из дикости и вымирания в цивилизованный мир, а они? Одни оглушили спорами, другие, того и гляди, драку затеют, а сам он, по сути, благодетель везде встречается в штыки, как если бы был виновником всех их бед. И эта Марта вот. Мать. Слышала же и должна понимать, что его предложение во благо её детей. Так нет же! Как на вурдалака какого-то смотрит на него. Как на жаждущего крови её отпрысков…

– Мне до твоих детей дела нет! – резко сказал он. – Я лишь могу обеспечить их переход в будущее, к людям. Чтобы они и себя могли ощутить людьми. И тебя тоже с ними…

– Люди? Насмотрелась я на людей. Вот где дикость! И ты хочешь, чтобы и они, мои дети, очерствели душой, жили бы в злобе и зависти? Чтобы каждый, походя, мог обидеть их? Им лучше здесь умереть на руках заботливых скамулов, но не знать подлости и бесстыдства людей… Ты хочешь…

– Я ничего не хочу! – почти с угрозой оборвал обличительный поток её слов Иван. – Если ты запугана людьми, это не значит, что твои дети должны быть лишены их общества. Как бы не сложилась их судьба, но ты не вправе лишить их счастья быть тоже людьми, а не уподобляться соплеменникам скамулов. Твои дети должны… Твои дети имеют право видеть мир, получить знания, стать…А-а!.. – в сердцах воскликнул Иван, видя, что весь его пыл разбивается о решительность женщины, ставшей на защиту своих детей от посягательства на них кого бы то ни было. Он шумно продышался и проговорил спокойнее: – Что сулит твоей дочери прозябание здесь? Ты о том подумала? Все люди смертны. И ты, и я… Что они тут будут делать без тебя? Я думаю, будут проклинать тебя!.. Решайся!

Он хотел уже отступить назад и оставить Мать наедине со своими мыслями, но её лицо дрогнуло. Слёзы сверкнули в глазах: в них ещё тлел огонь несогласия, но слёзы гасили его.

– Но кто защитит их там? Они доверчивы и добры… Они не поймут… Их не поймут и обидят…

Она старалась говорить связно, но слова застревали у неё где-то внутри, а потом вырывались. Но не все, оттого её сетования теряли смысл.

Наверное, дети впервые видели свою мать в таком состоянии; они затревожились, стали посматривать на Ивана исподлобья, так как это он довёл её слёз.

Но Иван вдруг стал понимать её. У него не было опыта быть хотя бы отцом, так что ему знать и говорить о материнских проблемах? И всё-таки… Её неподдельные переживания за судьбу своих детей тронули его, но, к сожалению, он затруднялся дать ей вразумительный, успокаивающий ответ на её естественные вопросы.

Да и что он мог? Стать нянькой для них? Воспитателем и поводырём в мире, где они и вправду могли потеряться и не стать его полноправными составляющими?

Ни того, ни другого!

Он мог только предложить выход из создавшегося положения, давящего на колонистов и их несчастных потомков, не имеющих будущего – будущего людей и всего того, что связано с ними.

Он предлагал выход, но отнюдь не обретение блаженного бытия без суровых превратностей жизни.

Всё это промелькнуло в голове у Ивана и отлетело: времени на такие отвлечённые раздумья не оставалось. Основная масса колонистов уже пришла к окончательному мнению – идти с ним в будущее. Да и поредевшая группа Хиркуса что-то решила и на что-то решилась.

– Веди их за мной, – сказал он Матери, – а уж там будем разбираться… Что?

Арно толкнул его в плечо.

– Послушай Ридера, – он указал на невысокого человека, совершенно лысого, но с окладистой тщательно ухоженной сизо грязной бородой.

– Да… Ридер? Что у тебя?

– Через… э-э… полчаса, – Ридер оглянулся на притихших колонистов, ища поддержки своим словам. По видимому, нашёл её, так как, словно подвёл черту подо всем, что здесь было обсуждено и пережито, сказал: – Мы будем готовы!

– Жду… Марта?

– Забирай детей! А я… Кому я там нужна?

– Детям нужна! – повысил голос Иван. – Арно, подтолкни её! Дон Севильяк, помоги и ты… Я жду всех там… У Шилемы.

Иван тряхнул головой, в ней как будто что-то плеснулось. Он почувствовал усталость и жажду.

Но дорогу ему преградил Девис. Иван попытал его обойти, но тот пристроился к нему и пошёл рядом, за ним, как привязанная к нему, – Сесика.

– Это ты, как говорят некоторые, побывал как будто за Поясом Закрытых Веков? – словно нанизал слова Девис. – И даже видел Пекту и Напель?

– Побывал. Напель считала, что Пекта выбросил тебя в Прибой, а ты, оказывается, попал сюда. Впрочем, она уверенна, что ты её отец.

– Отец её Пекта. Но мы с её детства много общались. Может быть, поэтому у неё появилась такая мысль. Тем более… – На сухом лице Девиса появилась гримаса неудовлетворённости собой, он помолчал. Заговорил совершенно о другом: – Я тогда не успел создать настоящий канал, а Пекта поторопился. Ещё день-два…

– Опоздай Пекта ещё на пару часов, и ни ты, ни он ничего бы не создали, – перебил его Иван.

– Наверное, – печально согласился Девис. – Если бы мы с ним работали вдвоём, то могли бы создать полноценный канал раньше…

– Что помешало?

– Амбиции. Его и мои, конечно. Были молодыми… Дурными… Да и Мэри… Мать Напель. Она стояла между нами.

Иван кивнул. Напель тоже об этом упоминала, упрекая Пекту. Сказал:

– Любовь зла… Скажи, Девис, кто такой Мелис? Он похитил у меня Напель.

– Мелис? – Девис задумался. – Может быть, я когда-то и знал, кто он, но забыл. Нет, даже не припомню, хотя знал почти всех, кто окружал Напель. Мелис… Нет!

– И… – Иван замялся. – Скажи ещё. У неё во лбу – третий глаз? – и поторопился добавить: – У Пекты тоже такой же след на лбу, как у Напель.

– У меня тоже, – Девис повёл рукой и коснулся середины своего лба. – Но шрам постепенно зарос. Хотя… – он ощупал лоб над переносицей, – что-то ещё осталось. Но…

– Глаз?

– Ну, почему обязательно глаз? Энергетический луч. Это такая… Не знаю, как тебе объяснить… Небольшой камень ярко-красного цвета. Он накапливает энергию и с его помощью можно дать импульс против кого-нибудь и ослепить, а то и парализовать.

– А-а… Рубиновый лазер, наверное.

– Может быть. Мы с Пектой придумали, как это сделать, чтобы отпугивать тех, кто нам не нравился… Потом мы с ним рассорились. Так что Напель, наверное, обрела этот луч уже без меня… Да-а…

Он неожиданно отстал, а Иван не стал его поджидать. Ему почему-то не хотелось вытягивать из Девиса подробности. Попадись он ему хотя бы месяц назад и не здесь, а там, дома, вот тогда он его расспросил бы как следует, а здесь…

Да, и надо ли?

Игра со временем

С Шилемой, так и не покинувшей причудливой коряжины, на которой сидела в образе Алёнушки, горюющей по братцу Иванушке, Иван оставался недолго. Но передумать успел о многом. То, досадуя на себя, что перед лицом местной общины вёл себя не так, как хотелось бы, то, думая о Напель с унылой безнадёжностью, то, теряя и тут же обретая уверенность, что переход из прошлого в будущее пройдёт нормально,

Нормально, если, конечно, колонисты будут вести себя без безумства, не к месту вспоминая, как они сюда попали по одному из рукавов канала Пекты. Их даже можно понять. А, пробив в будущее, предстояла немалая возня размещения каждого из них среди людей.

Единственное, что грезилось ему в поисках места, куда он их поместит, так это относилось только к Марте с детьми. Он даже похвалил себя за находку. Надо будет подкинуть её в Дигону и подсказать ему, как вести себя с ними…

К Дигону… А там Зинза… И вообще, – у Ивана заныло сердце. – Где-то там Лоретта, Ил-Лайда… И – Напель! А он мотается по векам как неприкаянный, лишённый их ласки…

Он перевёл дыхание.

Пусть Мать и дети поживут в таборе Дигона. Там они постепенно сольются с родом ходока и смогут устроить свою жизнь. Во всяком случае, часть забот Иван, принимая такое решение, считал скинутыми с плеч. А куда поместить остальных, так пусть это будет их головной болью. Пусть решают и ищут сами, а он для них – никто, он только перевозчик…

«Ха!.. Перевозчик!..» – усмехнулся Иван и подумал, что так оно и есть по своей сути. Конечно, перевозчик своеобразный, но – перевозчик! И перевозчик на таком же своеобразном транспорте.

– Они идут! – напомнила о себе Шилема.

Иван вскинул голову.

К ним шли колонисты. Кучно, но явно не все. Возглавлял их Арно, а дон Севильяк взял на себя роль замыкающего. Может быть, кого и подгонял. Почему бы и нет? Чтобы не передумал. Дрогнет один, на него будут равняться сомневающиеся, а там, глядишь, опять всё сначала надо будет проводить: предлагать, объяснять, ждать…

Женщины с детьми и другие жались к середине, за спину Арно, на лице которого лежала печать несвойственной ему обеспокоенности и даже суровости.

Хиркуса среди подходящих колонистов не было. Чуть в стороне ото всех, грузно ступая, широкими шагами шёл Девис, рядом с ним, под руку, семенила Сесика.

– Они согласились, – коротко доложил Арно и махнул рукой за себя. – Но Хиркус…

– Понял.

Иван дал мысленную команду облаку. Оно будто материализовалось, колыхнувшись заметным светло-матовым образованием в виде большого шара. Края его пульсировали, оно, словно, дышало. Облако плавно накатилось к Ивану и остановилось рядом с ним.

– Это… – Иван запнулся, соображая как сказать. – На этом мы пойдём с вами в будущее. Итак… По одному ко мне! – Никто из колонистов не двинулся. – Арно?

– Жесика, – оглянулся Арно, – начнём с тебя с Жюлем. Смелее, дорогая!.. КЕРГИШЕТ, пусть она и мой сын…

Жесика с ребёнком на руках с испугом посмотрела на протянутую к ней руку Ивана. Помедлила и нерешительно, предварительно оглянувшись на Арно и получив от него успокаивающий кивок головой, протянула навстречу свою свободную руку.

– Молодец, – похвалил её Иван. – Входи!

Он потянул её к облаку, но женщина вдруг упёрлась и никак не хотела переступить вставшей перед ней матовой шторой вушбуса. Ивану ничего не оставалось, как войти вместе с ней во временной кокон. Вернее, не входить, а втянуть её туда, приказав облаку погрузить себя внутрь, что оно и исполнило, надвинувшись на него и Жесику с дитём, обволакивая их своей субстанцией.

– Жди и ничего не бойся, – сказал он ей, когда она чуть успокоилась, и вышел наружу.

Колонисты с явным облегчением встретили его появление живым и невредимым.

– Следующий! Не тяните! Ко мне… Так… Руку!.. Входи!..

Облако покорно поглощало людей, направляемых в него Иваном. Ему помогали, подталкивая нерешительных, Арно и дон Севильяк.

– Теперь вы сами, – распорядился Иван. Когда ходоки вошли, он посмотрел на Шилему, спросил, хотя уже знал ответ. – Он здесь?

– Нет.

– Да, Мать всё ещё колеблется. Тогда… Знаешь, пусть она себе там решает, а мы их всех просто выхватим отсюда. Входи!

Иван прощально махнул рукой Девису и Сесике, те в ответ покачали головами.

– Пусть время бережёт вас, – сказал Девис.

– Они! – Шилема смотрела за спину Ивану. – Хиркус…

Иван обернулся.

С пол дюжины мужчин, возглавляемые Хиркусом, спешили к месту погрузки колонистов.

Иван почти втолкнул Шилему в облако, так как временница упиралась и не хотела его оставлять одного. А сам стал поджидать единомышленников Хиркуса. Те явно были обескуражены, застав одного Ивана (на Девиса с Сесикой они даже не посмотрели, словно их здесь и не было) и какое-то вздувшееся мерцающее образование рядом с ним.

На длинном подвижном лице Хиркуса читалась растерянность. Что он собирался здесь увидеть, ему и самому, наверное, невдомёк было, но только не одинокую фигуру КЕРГИШЕТА и мгновением раньше куда-то шмыгнувшую и пропавшую из вида Шилему.

От его недавней решительности не осталось ни следа. Как и у тех, кто остался на его стороне, либо в силу своих каких-то убеждений, либо, что было вероятнее всего, поддавшиеся обаянию Хиркуса. А он знал прекрасно, как завоевать сердца колеблющихся или, что тоже было вероятнее, почитателей его таланта.

Иван ждал.

Хиркус с чуть приотставшей от него команды подходил, постепенно укорачивая шаг.

Иван подумал: чего он ждёт? Вот Хиркус сейчас подойдёт и надо будет с ним о чём-то говорить. Вот так бы пусть он со своими единомышленниками шёл бы и шёл там… где сейчас идёт… но чтобы шёл бы долго… но чтобы был на виду…

Подумал и мысленно отгородился от Хиркуса и его приверженцев, давя на тот отрезок пути, что им предстояло ещё пройти до него.

И она, компания… всё так же направлялась в его сторону, но вдруг точно остановилась, так как расстояние между ним и ими перестало сокращаться.

Вначале они не заметили перемены. Лишь Хиркус стал проявлять беспокойство и замедлять шаги. Он не осознавал пока, что происходит: он идёт, земля под ногами уходит назад, а на самом деле продвижения вперёд нет, словно он стоит на одном месте.

Да и Иван, вызвав пока что непонятным образом желаемое, так же был озадачен произведённым эффектом. Вот они идут, спешат, лица их раскраснелись, но как были в шагах двадцати от него, так и сейчас там находятся.

Но ведь идут!..

Наконец, сообразил: между ними пролегло время. Они идут, но когда: вчера, завтра? Часом раньше или позже? А, может быть, их сейчас разделяют годы?..

У сторонников Хиркуса тем временем началось замешательство. Странно, но Иван слышал каждое слово, произнесённое ими. Впрочем, то были не слова, а междометия неприятно удивлённых людей.

Хиркус стал взывать к нему, Иван ответил, и время исчезло между ними.

– Зачем пожаловал? – спокойно спросил Иван.

Хиркус вспылил, повёл в стороны локтями, вытянул шею. Так и застыл на мгновения.

– Ты, – сказал он позже нормальным голосом, – всё-таки сумел обмануть их. Ты…

– Тебе тоже удалось обмануть их, – не дал ему договорить новое обвинение в свой адрес Иван и кивнул в сторону угрюмой компании за спиной Хиркуса. – Только я сделал это во благо, а ты – во зло. Себе – тоже. Кто ты здесь?.. Вот именно – никто! Для тебя, актёра, – это смерть!

Необыкновенный нос Хиркуса причудливо изогнулся. В ответ на слова Ивана, которые тому показались неотразимо убедительными, Хиркус выпалил:

– Ты, КЕРГИШЕТ, ещё пожалеешь, что бросил меня здесь и этих несчастных людей! – повёл он театральным жестом рукой в сторону своих единомышленников. – Ты сам себя съешь, совестливо вспоминая свой отвратительный поступок! Вся твоя жизнь превратится в кошмар! Ты потеряешь сон и аппетит! И твои обтянутые кожей кости будут греметь в поле ходьбы, пугая его обитателей. Именно так, КЕРГИШЕТ, и будет!

Иван на этот неожиданный выпад долго не знал, как отреагировать: возмутиться или рассмеяться? Лучше, конечно, придать словам уморительно смешной оттенок. Действительно: быть самому против, но обвинять в том кого-то другого. Однако это-то и возмущало.

Дать бы ему по огурцу, что у него носом зовётся!..

– Значит, всех я обманул, взяв с собой? А тебя не взял, потому что ты не хочешь, то пожалею? Твоя болтовня не повлияет на моё спокойствие. Нет, уж! Ты сам выбрал для себя место заточения. Так что посиди здесь ещё годика три, подумай, а я, может быть, тебя как-нибудь навещу и посмотрю: в мозгах твоих просветлело или они ещё больше поползли набекрень?

Сказал и без усилий, одним лишь внутренним напряжением, словно в ожидании толчка извне, отбросил Хиркуса с его компанией прочь от себя во времени, поставив перед ними к нему недосягаемый для них промежуток – за годы не добежать.

Манипуляции со временем, создание некого временного буфера Иван произвёл машинально и даже не удивился внезапно обретённой способностью. Он как будто уже давно ощущал в себе такую возможность власти на локальное разряжение или сгущение времени вокруг себя, а может быть, и в другой пространственно-временной точке, что надо было ещё проверить, так ли это на самом деле.

А само чувство управления временем у него подспудно зрело после посещения границы будущего времени, когда побывал там по просьбе Маркоса. Будто там эту способность он подхватил как болезнь, как инфекцию, став соучастником творения Временем всего сущего.

И вот, наконец, сегодня, быть может, в порыве душевного расстройства, сумел воплотить обретённый дар в реальное действие.

Впрочем, в реальное ли?

Но Ивану осмысливать это пока было недосуг.

Стоящий в стороне Девис с Сесикой, по всему, что-то уловил в происходящих вокруг него метаморфозах: либо сам попал под воздействие временного сдвига, либо заметил эволюции его на примере ватаги Хиркуса. И когда Иван, прежде чем войти в облако, обратился к нему: не передумал ли тот остаться здесь, Девис сказал:

– Э, как там тебя… Иван… КЕРГИШЕТ? Мне туда лучше не соваться. Думаю, что там ты натворишь ещё дел… Не хочу говорить – бед… Лучше я закончу свои дни здесь. И привык уже, и обрёл Сесику… Да и вдали ото всех житейских тревог, в том числе и от тебя. Но мой совет тебе: меньше играй временем. Смотрю, ты слишком увлекаешься этим. А Время не прощает…

– Ты это знаешь? – насторожился Иван, ибо слова Девиса несли в себе предупреждение.

– Знаю! – резко отозвался Девис и повернулся к Ивану спиной.

Он полу обнял за плечи Сесику, и они неспешно стали уходить, огибая временную подушку, созданную Иваном, чтобы не подпускать к себе Хиркуса с компанией.

А в ней явно наметился раскол, но Иван уже озаботился иным.

Из облака кубарем вылетел как от хорошего пинка под зад один из колонистов. Он вскочил на ноги и стал дико озираться. Иван не успел узнать от него, в чём дело, как следом, по другую сторону от него колыхнулся воздух, загустел сумеречным занавесом и материализовался Нардит со свитой.

Нардит… В громадном цветастом тюрбане со свисающими с него колтами. В грубом сером пончо до колен. Ниже – нервно переступающие лошадиные ноги с громадными копытами.

Свита… На головах шлемы, тела закрыты чёрными панцирями. В руках тяжёлые булавы, у некоторых положенных на плечо.

Глаза Нардита раскалёнными углями в упор смотрели на Ивана.

– Я что-нибудь сделал не так?

– Нет, – отозвался посланец Времени.

А, может быть, это показалось Ивану, что тот сказал именно это слово.

Из облака вылетел и распластался на земле ещё один колонист, а первый, выброшенный из его чрева, потирал ушибы и постепенно приходил в себя.

Видение Нардита моргнуло. И в те короткие мгновения, на которые он пропал, Иван почувствовал ощутимое прикосновение к его существу и проникновение в мозг какой-то потусторонней силы. Она болезненно отозвалась во всех его членах и в висках, и отпустила, словно для того, чтобы он вновь увидел преобразившегося Нардита: в ветхой хламиде и с венком жёлтых мелких цветов на несуразной его голове. И услышать, вернее, впитать, его обращение к нему:

– Им надо дать своё время.

– Своё время? Что это значит… – Но Нардит растаял, так что Иван досказал свой вопрос по инерции: – …дать своё время?

И тут с рёвом: – Ва-а-ня! – из облака головой и плечами вперёд выскочил дон Севильяк и, пробежав несколько шагов, упал на колени, упёрся в землю руками и встал: раскрасневшийся, ошеломлённый и… жизнерадостно, как только он умел, смеющийся.

– Оно… эт-то… – захлебнулся он в хохоте и, дёргаясь всем телом, – щекочет! Это ты пошутил, Ваня?

– Какие шутки?! – воскликнул Иван, едва отскочив в сторону, чтобы пропустить выброшенную из облака визжащую Хразу.

– Ты зачем туда посадил мышей? – набросилась она на Ивана, едва придя в себя.

– Каких ещё мышей? – возмутился Иван. – Что там происходит?

Он отмахнулся от наседающих на него отторженцев облака и вошёл в него. Там творилось нечто странное. Бόльшая часть введённых им сюда людей сбилась в тесную группу, отступившей под напором четверых беснующихся колонистов. Каждый из них занимался своим: прыгали, остервенело чесались, делали необычные движения, словно находились в невесомости, дико, наливаясь кровью, кричали, а в целом создавали картину безумства.

Появление Ивана одни – смирные – встретили с надеждой, а безумствующие – с облегчением: они стали приходить в себя, затихать и осмысленно осматриваться.

– Арно, что здесь произошло? – обратился он к ходоку, стоящему впереди большей части людей в боевой позе, обороняя её от тех, кто только что неистовствовал. – Давно это началось?

– Да сразу, как сюда ты переправил всех.

– И сразу все

– Да нет, будто, – неопределённо пожал плечами Арно, он явно не знал, как ответить Ивану.

– Джордан, ты что-нибудь отметил?.. Ты где?

– Здесь я, – фиманец пробился вперёд и встал рядом с рослым по сравнению с ним Арно, отчего потерялся на его фоне. – Они… Их как будто отбило от нас. Как стенка между нами появилась. Их – туда, нас – по другую сторону, сюда.

Арно покривил губы и сверху вниз посмотрел на Джордана.

– А дон Севильяк?

– Его отдельно и от нас, и от них… С ним ещё двое было. Потом его не стало.

– Так. Ну, а Храза?

– Вообще её не видел.

– Её… её я тоже не видел, – подтвердил Арно и стал усиленно высматривать среди женщин Хразу. Позвал: – Храза!

– Как не была, – возразил Иван. – Она же…

– Да была она, была! – подала голос Шилема, тоже выдвигаясь к ходокам. – Она бегала тут от кого-то, кто её догонял, и вопила.

– Так, – подвёл черту Иван, не зная, что ещё сказать, а в голове крутилась, да и на языке тоже: «им надо дать время».

Но что бы это означало: дать время? Дать время привыкнуть? И тогда облако не станет для них местом, где им не прижиться. Если так, то проблемы нет: пощекочет, подёргает, попугает мышами, как Жесику, и – всё уладится.

А, может быть, он должен с ними поделиться временем? Вернее тем, что проявилось у него при отторжении Хиркуса? Но как?

И ещё гвоздём сидели слова Девиса: – «Не играй временем…»

А, может быть, ну их всех к чёрту!?

Он тут ломает голову: что да как, а вошёл сюда – и всё успокоилось.

Иван заставил стенку облака стать прозрачной для всех колонистов.

Рядом, рукой достать, стоял встрёпанный дон Севильяк, тараща глаза, но явно ничего не видел. Черты лица его сложились в обиженную маску: бросили, забыли?

Чуть дальше от него испуганно оглядывалась Храза. Она слегка наклонилась, и что-то выспрашивала у колониста, покинувшего облако первым. Второй уходил к группе Хиркуса, всё ещё удерживаемого временным пространством, но колонист пересекал его, как было видно, беспрепятственно.

Дон Севильяк дрогнул от внезапно из ничего возникшей руки, потянувшей его тоже в никуда. Он стал вырываться, пока Иван не показался сам и не прикрикнул на него.

Оставить облако полностью Иван теперь не решался, боясь, что с некоторыми колонистами, да и с доном Севильяком могут опять случиться неприятности. Поэтому, втащив дона Севильяка, ожидающего нападения на него щекочущего ощущения, Иван лишь выдвинулся наружу плечами и позвал Хразу. Но та в ответ только отрицательно мотнула головой.

– Остаёшься?

Последовал тот же ответ.

– Я ждать не буду! И так уже… А ты что решил? – обратился он к колонисту.

Ответ последнего опередила Храза.

– Позови Арно!

– Зачем он тебе? – возмущённо воскликнул Иван.

Ну, точно, как в деревне. Подойдут к воротам, заглянут и – позови имярека.

– Не твоё дело! – дёрнула развитыми плечами Храза.

– Нет уж. Это уже моё дело! Оставайся! А ты иди сюда, если решился на переход к людям.

Колонист ещё некоторое время колебался, но, видя решимость Ивана, поспешил к нему, и секундой позже очутился в облаке.

– Я тоже! – закричала Храза.

Иван зло цыкнул на неё.

– Входи! Быстрее!.. – подогнал её Иван, хотя необходимости этому не видел.

Но ему надоело уговаривать, размещать, успокаивать и вообще, заниматься не тем, чем ему хотелось бы.

Но была и правда в том, что он не знал, чем заниматься.

В конце концов, возвращение домой поставит перед ним снова и снова один и тот же вопрос: что он должен будет делать, чтобы дать или придумать какое-то дело ходокам?

Да и не могло быть у них никакого дела, как он теперь догадывался, хотя ещё не мог сформулировать свои подозрения, чтобы сказать им о том.

Прерванный переход

Знакомая картина – карта времени – простёрлась перед ним.

Иван не стал вдаваться в подробности, что видят ходоки, о чём он обычно их спрашивал. В конце концов, каждый видит нечто своё и не то, что видит он.

Однако дон Севильяк удивлённо отметил:

– Мы тут что… по воде поплывём? – А на немой вопрос Ивана пояснил: – Вода же кругом и волны… И…– Он распахнул и без того большие глаза. – Она же течёт! Вон туда, Ваня.

В том направлении Иван видел будущее, поэтому, не вдаваясь в подробности своего видения, сказал:

– Вот мы и поплывём по течению… К нам…

– Мы разве на корабле? – Шилема с сомнением оглядела ходоков. – Здесь же сплошные… дерби. И деревья.

– Мы не на корабле и под нами не вода. А зарослей никаких нет. Я вижу иное, нужное нам. Если вы видите другое, то это так и должно быть. А сейчас помолчите. Займитесь собой. – Стенки облака для всех затуманились. – Мне надо…

Он не договорил, так как хотел сказать: сосредоточиться, но облако, по-видимому, уже получило от него какой-то подсознательный сигнал. Возможно основной, о чём он только и думал: двинуться по оси времени. Рисунок «карты» дрогнул и плавно поплыл вниз под ноги Ивана; туда уходило прошлое.

Он не удержался и облегчённо выдохнул:

– Мы двинулись!

Всё-таки его временной «ковчег», как ему казалось, был им самим перегружен сверх меры. А он, оказывается, так же легко, как прежде, когда они были вдвоём с Джорданом, а потом втроём с Шилемой, подчинился его воли.

Иван не торопил его движение. И так тысячелетия отлетали прочь в считанные секунды.

Но время в самом облаке шло своим нормальным чередом, и ходоки, и колонисты постепенно оживали после напряжения принятия решения и погрузки. Иван слышал за спиной нарастающий гул голосов, пискнул ребёнок и бормотание матери, но сам ни с кем не общался.

Подумав, он наметил сделать первую остановку где-нибудь в пятом тысячелетии до той эры, где он прожил сам. Поэтому был погружён в исчисления расстояний на карте времени. Ему удалось чуть позже отметить, что оно, это расстояние не линейно: время ближе к будущему словно растягивалось и вскоре уже не тысячи, а только столетия отсчитывались в том же промежутке времени, текущему в облаке. Эта нелинейность не давала возможности сделать хотя бы приблизительную ориентировку. И Иван уже свыкался с мыслью, хотя она была ему в тягость и претила, что придётся таки вначале подойти под самую стену монолита его будущего, а затем уже либо развозить в облаке, а то и пробивать колонистов через поле ходьбы в выбранные ими точки зоха.

Как вдруг…

Иван вздрогнул от моментально возникшего в нём чувства уверенности и свободы. А именно: он оказался в пределах своего кимера, достигнутого облаком, где мог с точностью до метра и секунд выходить в реальный мир и становиться на дорогу времени. К тому же он, наконец-то, доподлинно узнал пределы своего волевого и физического погружения в прошлое как ходока, как КЕРГШЕТА. Предел этот находился в пятистах двадцати двух тысячах до дня его рождения. Где-то в середине тысячелетия. И, пожалуй… Иван прислушался к себе… Да! Ближе к весне…

Иван повеселел, принял более свободную позу. Теперь он мог остановить облако там, где это ему будет нужно. Оттого даже замурлыкал какой-то невнятный мотивчик несуществующей песни.

Арно, заметивший резкое изменение настроения Ивана, обратился к нему с участием, назвав его впервые по имени:

– Ваня, что-то не так?

– Напротив, всё так. Я узнал, по-видимому, настоящий предел своего кимера как ходока.

– Сколько? – встрепенулся Арно, и, когда Иван назвал этот предел, он задохнулся от услышанной цифры и сказал, словно выдавил из себя: – Да, Ваня… Ты – КЕРГИШЕТ!

Иван усмехнулся. Он был чрезмерно доволен и новыми сведениями о своём кимере, и произведённым эффектом на Арно, да и вообще, складывающейся ситуацией.

– Где будем делать первую остановку? – обернулся он к ходокам.

Они плотной кучкой стояли за его спиной, как заслон от неспокойных колонистов, не знающих ещё своей участи: они согласились на переход, но что-то ещё будет… К ходокам вплотную подступили женщины, волей судьбы прошедшие с ними и побочный канал Пекты, и скачки во времени на острове мивакуков, и в колонии.

– В четыре тысячи сорок девятом, на севере Африки… – первой высказалась Шилема и назвала координаты точки зоха в пространстве.

При этом она крепко держала за руку среднего сына Матери, отодвинув её и других детей в сторону.

– Что там?

– Большое поселение.

– Но… – засомневался Иван. – Примут ли там тех, кто решит остаться с ними?

– Примут! – уверенно заявила Шилема и снисходительно добавила: – Я у них не однажды наводила порядок.

Дон Севильяк гыкнул, готовый рассмеяться.

– Тем более, – сказал Иван и осадил дона Севильяка взглядом. – Мы уйдём, а им там жить.

– Я побуду там столько, сколько надо будет, чтобы они прижились.

– Везде-то она наводит порядок! – почти с восхищением воскликнул Арно. – Не от тебя ли пошла мода на диктаторов и тиранов? Как там?.. Порядок – «превыше всего!..» Ваня, высаживай её, только чтобы те, кто останется с ней, не знали, с кем им придётся общаться.

– Я бы точно не остался, – буркнул Джордан и косо посмотрел на Шилему: не дотянется ли она до него.

– А тебе там делать нечего, – быстро отреагировала Шилема. – Сиди в своём Фимане и ругайся со всеми всласть, как ты это умеешь делать.

– Перестаньте!.. – произнёс Иван, но тут же вздрогнул и поперхнулся.

От неожиданности он даже вспотел, так вдруг поразила его догадка о замеченном им уже давно каком-то странном движении по карте времени каких-то невнятных крапинок. Они возникали то там, то здесь, существовали мгновения, чтобы скользнуть в прошлое или будущее и пропадали. Их сменяли другие, отчего временной полигон мелькал, словно от капель дождя, исчезающих сразу после падения. И чем ближе к будущему приближалось облако, тем чаще становился этот дождичек.

И сейчас чисто случайно обратив внимание на одну из многочисленных капель, он увидел в ней бородатого мужичка, сосредоточенно погружающегося в прошлое.

«Это же!.. – вот отчего вздрогнул и вспотел Иван. – Это же ходоки во времени!»

Это они усеяли полотно карты времени своими переходами, появляясь в поле ходьбы, и исчезая при возвращении в реальный мир.

Но тогда…

Иван онемел, пытаясь разобраться в мешанине снующих ходоков. По всему, он отмечал их переход в прошлое лишь вскользь, а вот в будущее их пребывание растягивалось, возможно, оттого, что облако двигалось туда же. Переходы осуществлялись в основном на короткие промежутки времени, но две точки почти совпадали со скоростью движения облака, так что Иван успел в одной из них увидеть ходока под громадной корзиной, наполненной чем-то до самых краёв. Пот градом катил по смуглым щекам молодого ещё человека; он явно был ренком. А вот во второй точке оказался непонятно кто: несуразное создание то ли из-за нелепого одеяния на нём, то ли это был не человек: уж слишком пластичными казались его движения, – так хищник подкрадывается к жертве.

Может быть, это была особь одной из разновидностей тарзи, – машинально подумал Иван, когда точка выцвела: ходок, кто бы он там ни был, вышел из поля ходьбы.

Всё это было интересно, требующим осмысления, но за его спиной стояли ходоки, представления которых не совпадали с новыми реалиями, открывающимся Ивану.

Он стряхнул наваждение, готовое превратиться в нить ненужных сейчас рассуждений и осознания. И крапинки на карте исчезли, словно лишённые зрителя, им не было нужды показываться. Осознав произошедшее, Иван оглянулся к ходокам.

– Ладно. Арно поговори со всеми. Только нормально поговори. Никаких тиранов и диктаторов. Просто предложи остаться в большом поселении людей. А ты, – обратился Иван к Шилеме, – всю семью Матери забираешь с собой?

Шилема от его вопроса побледнела, воровато оглянулась на Мать и прошептала:

– Забирай их куда-нибудь. Я там буду только с Аттилой… А, КЕРГИШЕТ?

Дон Севильяк дождался своего часа и дал себе волю, гулко, словно в большой бочке, сочно рассмеялся. За ним по воробьиному чирикнул Джордан, но заступил за Ивана, чтобы не попасть под горячую руку временницы. Она же стояла необычно робкая, даже жалкая, и умоляюще смотрела на Ивана.

– Вы тут чего? – вернулся после разговора с колонистами Арно.

– Сель а ви, – сказал дон Севильяк.

– Кто-нибудь будет оставаться? – спросил Иван.

– Да почти половина. Им здесь сидеть, как в мешке. В неведении хуже, чем неизвестность в реальном мире.

– Вот и хорошо. Вы знаете… Это поселение в струе времени Дигона… Н-да… Мир тесен даже для нас! Я сейчас попробую вам показать… – Иван настроил облако стать прозрачным. – Что видите?

Иван спросил, но по лицам и невольным звукам ходоков понял: они видят то же, что и он: – поселение людей.

Здесь цвела будущая Сахара, километрах в пятистах от низовий Нила, на берегу большого озера, кое-где поросшего по берегам камышом. Виднелись островки с мелким кустарником и тем же камышом.

Жилища – глинобитные четырёхугольники без кровли – вольготно и беспорядочно протянулись вдоль топкого берега. Жаркое солнце полудня, по-видимому, загнало обитателей поселения в тень, лишь с десяток их копошился на берегу, да такое же количество собак окружало их.

– Итак, где?

Шилема почти беззвучно отозвалась:

– Вон у того маза, – показала она в стороне на отшибе стоящего строения. – Лучше внутри, там никто не живёт… Но, КЕРГИШЕТ, постой! – она изучающие всматривалась в панораму поселения. – Я, пожалуй, ошиблась… Надо лет на десять позже… Можешь?

– Попробую.

Вид посёлка остался прежним, лишь промелькнули тени, а рядом с заброшенным строением, которое, похоже, время обошло стороной, появилось ещё одно, поменьше и покрытое камышовыми снопами.

– Вот! – облегчённо выдохнула Шилема. – Теперь можно выходить.

– Никогда, даже в снах, не думах и не предполагал, что можно вот так… Ах, КЕРГИШЕТ, а можешь на десять лет, пожалуйста?.. На десять, так на десять…

Арно что-то ещё говорил, а Иван вдруг увидел Симона, и только после этого осознал, что Симон – это внезапно раскрывшаяся точка на карте времени, что несколько побледнела на фоне посёлка, но довольно чётко вновь показывала движение ходоков в поле ходьбы.

– Симон! – воскликнул Иван. – В опасности!

Кимер Учителя не позволял ему находиться в таком далёком прошлом, во всяком случае, он находился на пределе возможности. Вот почему Иван решил, что Симон в опасности. К тому же Симон оброс щетиной, глаза его запали, и был он не один – его опекали или преследовали какие-то создания, образа которых Иван никак не мог уловить.

«Удильщики»

– Симон?.. Какой Симон? – почти благодушно прогудел дон Севильяк, хотя выкрик Ивана уже посеял в нём тревогу; но таков был дон Севильяк – быстро перестраиваться он не умел.

– Наш!.. Наш Симон! На него напали! – выкрикивал Иван, направляя облако со всем содержимым в нём к точке зоха в районе юга полуострова Индостан.

Облако хищной птицей словно падало к этой точке, и, несмотря на то, что она то терялась, то возникала вновь из-за перехода Симона и его преследователей в реальный мир и обратно в поле ходьбы, координаты её Иван знал точно.

Не прошло и минуты независимого времени, как уже все ходоки увидели Симона, окружённого существами, возможно, не из вида хомо сапиенс. Они были облачены в тёмные просторные одежды, ткань которых на изгибах лучилась чистым серебряным светом, оттого трудно становилось уловить истинный вид этих существ: в глаза бросалась рябь тёмного и ослепительно белого.

Симон, и это было заметно, сопротивлялся из последних сил, пытаясь выскочить за пределы круга, образованного вокруг него, частыми переходами из мира в мир. Но все его подвижки были обречены, потому что многочисленность, не менее полутора десятка, нападавших и их не меньшая степень подвижности во времени позволяли стеречь Симона, как в реальном мире, так и на дороге времени. Они постепенно выдавливали Симона за грань его кимера, а там у него – полынья: провалится и захлебнётся, тогда его можно брать без опаски. Ему уже приходилось не отступать, а лавировать.

Можно было бы всем ходокам выскочить и выхватить Симона из круга. Но у каждого из них, кроме Ивана, в этой точке зоха кимер был запредельным. Что здесь их могло ожидать, можно только гадать. Дон Севильяк, наверное, задохнулся бы или с ним случилось нечто более страшное. Поэтому Иван накрыл облаком всех действующих лиц, высунулся и выхватил Симона из круга.

– Вот вам! – радостно крикнул Арно, но возглас его потонул в свистящих звуках, издаваемых существами, непонятным образом ворвавшихся в недра облака.

В нём сразу стало тесно.

В нём стало слишком тесно.

До того Иван вводил в него очередного колониста, оно как бы неспешно вспухало, предоставляя новому пассажиру место. А под натиском этой новой оравы, внезапно вторгшейся в неё ватаги, оно раздалось, но теснота появилась из-за скопления на малом пятачке ходоков и не прошеных гостей.

Стиснутые в плотную толпу люди и существа замерли от неожиданного противостояния.

Но вот взвизгнула одна из женщин, грохнул басовито дон Севильяк, зажатый со всех сторон своими и чужими, и – всё зашевелилось, задвигалось. Но лишь внутри тесного круга, так как ступить или позволить вольное какой-то сдвиг было некуда.

Иван, притиснутый к податливой стенке облака, с трудом склонился к Симону, в изнеможении сидящего в его ногах.

– Кто это?

– «Удильщики»… Тейши… – прохрипел Симон. – Надо уходить… В будущее… Ваня, в будущее…

На стоящего в неудобной позе Ивана навалился Арно, под руку скользнула Шилема.

– Ваня! – ревел дон Севильяк, напирая грудью на пришельцев, так как рукой не мог размахнуться. – Зачем ты их пустил сюда-а?

Колонисты, оказавшиеся по ту сторону неожиданных визитёров, вступили с ними в схватку, пытаясь оттеснить их от себя и потому, что было тесно, и оттого, что от них исходил неприятный специфический запах, вызывающий кашель.

Иван интуитивно дал команду облаку двигаться к своему монолиту будущего, но до всего остального доходил какими-то рывками, так как общего плана или хотя бы представления, что делать, не имел, да и не мог иметь. К тому же, удивляло появление целой гурьбы не прошенных им в облако гостей.

А они, оказавшись в неведомом для себя месте в тесном кругу неизвестных им людей, так же как и те находились в замешательстве, из которого люди вышли быстрее. Их напор уплотнил группу незнакомцев, зато разредил пространство для себя, чтобы двигаться свободнее.

До сих пор не было понятно, кто противостоял им, кроме как реплики Симона, что это «удильщики».

Из-под нахлобученных почти до рта ни то шапок, ни то колпаков топорщились бороды и усы – редкие, стрелками, как у кошек. Да и движения у них – плавные и словно неторопливые – также походили на кошачьи: будто волнообразное переливание мышц, поз и поворотов. Впрочем, всё это могло диктоваться их просторным одеянием, скрадывающим резкие повороты и жесты.

– Ваня! – продолжал взывать дон Севильяк.

Все его усилия куда-нибудь вытеснить пришельцев были подобны давлению в ком ваты: подаётся как будто, а всё – на том же месте и быстро зарастающая вмятина.

Иван же, следуя словам Симона, бессознательно гнал облако к будущему.

Неожиданно сквозь гущу незваных пассажиров облака к Ивану, охранявшего Симона от их посягательства, а они пытались достать его, протолкался невысокий, по сравнению с остальными, незнакомец. Он сдёрнул на затылок завесу с лица и на языке ходоков стал вторить Симону:

– В будущее!.. Быстрее в будущее!

У ходоков, как по Гоголю, немая сцена, а Симон подался вперёд и привстал на колено.

– Уршай!.. Ты?.. С ними?.. А эти?..

Уршай уже открыл рот, чтобы ответить, как на его плечо опустилась, затянутая в широкую рукавицу рука, похожая на лапу, и рванула его опять в общую кучу пришельцев. Дон Севильяк молниеносно отреагировал, опустив, словно кувалду, кулак на длинную конечность существа, и с хрустом переломил её.

Раздался отчаянный… Нет, клёкот, кваканье, щёлканье, но только не вопль, свойственный человеку. Хотя, кто знает, как может закричать от боли и человек? И зубовный скрежет, и сдавленное мычание, и вой, присущий зверю…

– А, Уршай! Вот ты где окопался! – рявкнул, добавляя нарастающему шуму в облаке басовитые ноты, дон Севильяк, и тут же: – Ваня! Убери их!

Раздавшиеся крики послужили сигналом к неуправляемой свалке существ и людей.

Шилема, вынырнув из-под руки Ивана, нанесла ближайшему противнику удар коленом в пах и тут же издала уже настоящий вопль, наткнувшись на металлическую планку, охранявшую уязвимое место. Зато Арно коротким, но сильным тычком в область живота, уложил одного из незнакомцев. Уршай вертелся, отбиваясь от протянутых к нему лап, внося дополнительную сумятицу…

Облако достигло полутора тысячного года до новой эры. Иван нанёс удар ногой в грудь напирающего на него гостя и скомандовал людям и облаку:

– Всем наружу!.. Всем!

Облако подчинилось команде и все его пассажиры – вольные и невольные – оказались под холодным солнцем конца осени в редколесье, выросшему вдоль топких берегов клочка земли – будущего полуострова Зеландия, а сейчас едва выступающего из воды островка.

– Арно, женщины!.. Оружие к бою!

Но оружие, вернее патроны, оказались только у самого Ивана и у Джордана. У остальных – голые руки, впрочем, как и у противников. Новый неожиданный для них переход в новую обстановку замедлил их реакцию – это стоило им дорого. Иван бросил свой автомат Арно, тот ловко подхватил его и стал на защиту оттеснённых им женщин, в том числе Мать с детьми, которые так и не поняли до конца, что же такое творить вокруг них.

А Иван достал бластер и, не мучая себя нравственными нормами, вбитыми в его голову с детства, наспех перечеркнул две фигуры. Они распались на части, а оставшиеся в живых «удильщики», видя гибель своих сотоварищей, наконец, отступили. Люди смогли объединиться и стать сообща против них, похоже, признавших, если не своё поражение, то хотя бы в не безнаказанности своих атак против людей.

Впрочем, кто они, до сих пор оставалось не ясным.

Уршай кричал им короткие фразы на незнакомом языке. Лингвам Ивана выхватывал лишь отдельные слова, не связанные между собой, поэтому не мог понять: предлагал Уршай что-нибудь «удильщикам» или проклинал их. Однако и крики недавнего их сторонника, и надобность, в конце концов, выяснить, кто противостоит ходокам и колонистам, терялось у Ивана на периферии неотложных дел, хотя осознание их походило больше на смутные предположения, чем направленные на конкретные действия.

«Удильщики» подхватили останки убитых Иваном по частям, и купно ушли в поле ходьбы.

– Симон, что будем делать? – наклонился Иван к Учителю.

Слегка оправившийся Симон согнал с лица страдальческую мину, чтобы казаться способным что-либо решать, но вопреки ответу на вопрос осторожно спросил сам:

– Как ты, Ваня, сумел… всех?.. Сюда сразу?

– Подарок Нардита или… самого Времени. Не знаю. Это какой-то временной кокон… скользящий во времени. Я им могу уже управлять.

– Тогда, если ты можешь, надо бы проследить, откуда пришли эти «удильщики».

– А этот?.. Уршай?

– Потом.

– Хорошо. Джордан! – распрямился Иван. Фиманец, как всегда, оказался рядом, едва ли не под рукой Ивана. – Останешься здесь, с ними, – он кивнул на колонистов. – А мы, ходоки, посмотрим за «удильщиками».

Джордан вскинулся, было, готовый к противоречиям, но покорно склонил голову.

– Ты им скажи обо мне, чтобы слушались, а то… Начнут тут…

Колонистам, пережившим в течение короткого срока пребывания в облаке столько непонятных и неприятных действий, связанных с исходом в будущее, явно было всё равно, кто теперь останется с ними за старшего. Они вполуха выслушали Ивана, молча перевели взгляд на Джордана, пытающегося казаться значительным, и вяло покивали в знак согласия.

– Настреляй им дичи, накорми! – уже погружаясь в облако, Иван напомнил Джордану его обязанности.

– Ох, КЕРГИШЕТ! – успел вздохнуть фиманец, провожая едва заметное колебание тени, уходящего в иное время и пространство облака.

Уршай отвечал на нелицеприятные вопросы ходоков.

У Ивана, не знавшего его, создавалось впечатление, что Уршай никогда не пользовался у ходоков почтением. У каждого из них был на него свой зуб. Но и Уршай не страдал особым обожанием к ним. Оттого вопросы и ответы порой уходили далеко в сторону, по мысли Ивана, от темы «удильщиков».

– Как тебя поймали?

– А! Я был у Анассиды, а потом…

– Опять ему наркотики носил? Мы же договорились, а ты, значит, решил, что договор этот не про тебя. Так что ли? – посуровел Симон.

– Ха! Не я, так кто-нибудь другой…

– Кто же, например?

– Ты меня на слове не лови. Мне и без того тошно! Побудешь у них… обрастёшь не только этим, – Уршай дёрнул себя за бороду так, что в его руке оказался клок волос; он брезгливо стряхнул их.

– А тебе не кажется, что тейшев на тебя натравил как раз он, Анассида? Мы же его, как ты знаешь, давно подозревали в связях с этими «удильщиками».

– Враньё всё это! – резко выкрикнул Уршай и тут же обречёно проговорил: – Может быть, и он. Я уже думал о том. Тейши напали на меня, когда я возвращался домой, и погнали в прошлое, пока я не стал захлёбываться в густом дыме.

Симон кивнул, возможно, знал, как выглядит у Уршая предел погружения во времени.

– Среди них был кто-нибудь ещё из наших? Как ты, когда гнали меня?

– Не знаю. Может быть, и был. Мне показалось, что кто-то говорил на языке ходоков.

– А зачем им мы?

– Не мы… Мы – что? Они хотят поймать, ни много, ни мало, а какого-то Повелителя Времени!

Ходоки как один непроизвольно повернули головы к Ивану, занятому лавированием облака, преследующим «удильщиков», медленно погружающихся в прошлое через непредсказуемую последовательность чередования пребывания то в реальном мире, то в поле ходьбы. Они подвигались к гряде, за которой Иван уже побывал с Джорданом, к границе между не то разновидностями, не то разно текущими временами. Где-то там притаился островок хырхоро.

Как Иван ни был занят, а словосочетание, высказанное Уршаем, царапнуло его. Он оглянулся на сказавшего и уловил на себе взгляды. Огрызнулся:

– Это не про меня!

А про себя чертыхнулся, потому что подозрение ходоков, да и по всему, что окружало и происходило вокруг него, мало оставляли сомнения, про кого упомянул Уршай.

«Ишь, ты, что выдумали, – подумал он и с удивлением и с нарастающей злобой к «удильщикам». – Им нужен не кто иной, как ни много, ни мало, а сам Повелитель Времени… Времени Повелитель… Чушь какая-то!»

А сердце замирало: Повелитель Времени – неужели о нём?

Уже даже не защитник, а Повелитель Времени!

Облако вплотную придвинулось к разделительной черте. Нечто подобное, наверное, видели перед собой и тейши. Может быть, и вправду некую возвышенность с расщелинами в ней для прохода в иное течение времени, так как они выстроились в затылок друг другу и извилистой цепочкой, начали пересекать барьер. Облако, как и в предыдущий раз, остановилось, словно упёрлось в тупик. Иван не стал его подталкивать.

– Они возвращаются восвояси, через разделительную границу между нашим и их временем, – сказал Иван. – Будем преследовать?

– Ты можешь?

– Не я, это… Облако может пересечь…границу. Впрочем, не знаю, как назвать…

– Не важно как назовёшь, – сказал Симон и подстегнул: – Так что там?

– Я вижу горный хребет, но нарисованный как на карте. Мы с Джорданом уже побывали по ту его сторону. Там…

– Я бы не совался туда, – быстро произнёс Арно. – Что там, мы не знаем. Пусть Уршай всё расскажет, тогда и подумаем, что и как делать. И вооружиться надо всем… Подготовиться. А уж потом… Какая спешка?

Иван посмотрел на Симона. Его измождённое лицо и тряпьё, оставшееся от недавно элегантной одежды, сделали его похожим на маленького уставшего и забитого неурядицами мужичка, живущего впроголодь и бреющегося от случая к случаю.

Сколько таких доходяг приходилось видеть Ивану в своей жизни!

Ему до слёз стало жалко Симона, словно постаревшего десятка на два лет, и всё, возможно из-за него. Если, конечно, «удильщикам» нужна была наживка в лице Симона, чтобы поймать его, Повелителя Времени…

Симон ещё только собирался ответить, как Иван принял решение:

– Арно прав. А вам, Симон, надо придти в себя. А эти… охотники за нашими ходоками никуда не денутся. Тем более… – Иван помедлил, соображая, следует ли говорить о своей заинтересованности разобраться с «удильщиками», если они намереваются изловить именно его. Но сказал: – Хочу побыть дома.

Симон выслушал его молча, смежил глаза, выражая согласие.

– Тогда, – Иван уже посылал облако к месту и времени, где были оставлены колонисты, – я вас высажу, где вы захотите, а я вернусь к Джордану…

– Мы с тобой, – разом отозвались Шилема и Арно, о том же чуть позже гуднул себе под нос дон Севильяк.

– Да, вы со мной. А ты Уршай? Из какого настоящего для тебя?

– Четырнадцатый век. Бухара…

– Оно и видно.

– Что… видно? – растерялся Уршай.

– А то, что ты из местных… Из тех мест.

– А-а… – непонимающе протянул Уршай.

– Пусть идёт сам! Кимер его позволяет. Дойдёт! – жёстко давя на последнее слово, произнёс Симон. – А ты, Уршай, сиди и жди нас! Подумай, что надо будет рассказать нам. – И, повернувшись к Ивану, Симон заверил: – Я знаю, где он обитает. Так что найдём! А сейчас… Вышвырни его… за борт!

Тон, каким было высказана резкая команда Симона, заставила ходоков подобраться и насторожиться: Симон не был похож на себя. Арно даже подумал: не подменили ли Симона. Но тот после внезапной вспышки, поник и даже стал оправдываться:

– Он может сам дойти, так же как и я могу. Мы могли бы уйти вдвоём, но он… Один раз уже предал, может и во второй.

Руки Уршая нервно задвигались, но он промолчал, по-видимому, Симон напомнил нечто, против чего не следовало спорить. Иван, сглаживая резкости Учителя, повторил Уршаю, по сути дела, то же самое, но спокойнее, как наставление:

– Я тебя высажу сейчас, а ты постарайся дождаться нас. Во всяком случае, меня и Симона. Нам надо знать о тейшах всё, что ты заметил, находясь у них. Всё! Выходи!

Уршай вдруг заволновался, затоптался на месте, хотя Иван указал ему, в какую сторону надо было шагнуть, чтобы выйти из облака.

– А что это? – повёл вокруг себя Уршай. Он до сих пор не знал, где находится, и почему здесь командует Иван.

– Не сейчас. Выходи! Там тысяча двести второй год до новой эры. Или… примерно тысяча восемьсот пятидесятый год до хиджры.

– О! – обрадовано воскликнул Уршай и тут же оказался вне облака.

Оно растаяло на его глаза. Он долго с прищуром напрягал их, чтобы ещё что-нибудь рассмотреть, но вокруг простиралась увалистая будущая Среднерусская равнина, с побуревшими травами конца лета.

Симон так же недолго находился с ходоками. Договорившись встретиться у Ивана в квартире, он покинул облако за две тысячи лет до того.

Головная боль расселения

Дымки угасающих костров подсказали Ивану, где он в спешке оставил колонистов во главе с Джорданом.

Памятуя о прошлой промашке, он тщательно подводил облако ко времени высадки. Но после того как встретился с Джорданом, он узнал, что колонисты здесь уже находятся почти три дня.

– Мог бы и раньше вернуться, – недовольно высказался Джордан, задирая голову, чтобы видеть лицо Ивана.

– Уж как смог. Мы с тобой первый раз опоздали без малого на полтора года, а сегодня всего на три дня. Прогресс налицо! Как видишь, учусь! Приноравливаюсь!

– А что… – застыл в позе удивлённого человека, что-то рассматривающего в небесах. – Мог бы и… на годы?

– Тебе повезло! – захохотал дон Севильяк, находя в подобных ситуациях смешное. – А то бы посидел здесь, как мы. Да не полтора, а лет десять, а?

– Говорю, учусь. Собирай своих подопечных, и в вушбус их всех. Вон Шилема уже ведёт всю семью.

Похоже, за эти три дня Джордан «своих подопечных» достал сполна. Его суетливые движения и призывные возгласы остались безответными. Люди не обращали на него внимания и старались обойти его стороной, направляясь к ходокам – Арно и дону Севильяку, чтобы примкнуть к ним: они их знали и доверяли. А Храза, вообще, прошла напрямую и преднамеренно зацепила фиманца крутым бедром, едва не повергнув его наземь.

Размещение колонистов во времени и пространстве снова начали с облюбованного Шилемой посёлка. Здесь высадилась большая их часть.

Проблема, как и ожидал Иван, возникла с делением семейства Матери. Шилеме нужен был только Аттила, но не его братья, тем более, его матушка с замашками властного ефрейтора. Тем более что по нраву Шилема мало чем отличалась от неё. Временница чувствовала это женским чутьём, оттого её действия напоминали движение на пролом.

Сам Аттила робко посматривал на Шилему и растерянно улыбался. Ему, наверное, так же как и ходокам, непонятен был её выбор. Аттила раз в сто по возрасту уступал ей, обличием ничем не выделялся, да и как мужчина представлял собой робкое создание. Может быть, лишь атлетический вид его прельстил временницу, хотя похожих на него во всех временах проживало не мало.

Что бы там не происходило в привязанности или выборе ходоков, а решение приходилось принимать Ивану. Они ему – не помощники, а, напротив, обуза.

И у Арно и у дона Севильяка назрела необходимость окончательно разобраться со своими женщинами, особенно с теми, у кого от них, а то, кто знает, и от кого-то из колонистов, появились дети. Арно, как оказалось, давно уже подумал, где и как их разместить, а под напускной беспечностью дона Севильяка таилась тревога: так как каждая из трёх его подруг считала себя самой первой, и даже не мыслила оставаться второй, а тем более, на третьей роли в жизни дона Севильяка.

Оставались ещё Хелена и Рада.

Как бы они не относились к Ивану, хотя бы внешне, а он к ним, но кроме него не оказалось никого, кто мог бы о них побеспокоиться. И Иван это понимал, а они робко поглядывали на него. И если семью Матери, за исключением Аттилы, он твёрдо решил отдать на поруки Дигону, то Хелена с Радой, вкусившие плоды цивилизации, навряд ли могли легко прижиться среди шатров его становища. Намёки Ивана, правда, не настойчивые, пристроить их с женщинами Арно, у того не находили ответа, поскольку бывшие сёстры по секте за годы, проведённые в колонии, разошлись не только духовно, но теперь они друг другу не прощали ничего: ни внешнего вида, ни высказываний, ни наличия или отсутствия детей.

Появилась, было, мысль переправить их к Уленойку, но жизнь там мало чем отличалась от нравов и быта у Дигона, хотя они там, вяло думал Иван, будут в общем таборе.

Остаться же в посёлке Шилемы, зная её характер, они наотрез отказались.

Было о чём думать, но думать о том совершенно не хотелось.

Марту с детьми удалось просто отсечь, их якобы не выпустило облако. Мать что-то пыталась кричать вслед Аттиле, но временной кокон глушил издаваемые ею не то наставления, не то сетования.

Арно уверенно указал координаты точки зоха, и Иван, наконец, увидел место обитания Сареля, до того тщательно скрываемого ото всех. Сейчас Арно было не до тайн, да и в КЕРГИШЕА он уверовал беспредельно.

– Здесь ты меня, Ваня, можешь найти. Если надо будет… Да я и сам приду к тебе. Займёмся «удильщиками». Так?

– Займёмся, – не слишком охотно отозвался Иван, старающийся хотя бы на период расселения колонистов забыть о неприятностях, ожидающих его в будущем.

А занятие с «удильщиками» восторга не вызывало.

– Дай, Ваня, ещё года на два… вперёд, – попросил Арно, хищно осматривая тяжёлое приземистое строение на берегу Индийского океана; здесь когда-нибудь построят отели для приёма отдыхающих со всех концов Земли. – Стоп! Выпускай нас, Ваня. А вы, – оглянулся он на Илону и Хразу, – за мной!

Дитё на руках Илоны всхлипнуло и испустило крик, как только оказалось вне облака.

Рядом тяжело дышал дон Севильяк, но никаких просьб от него не поступало, и Иван направился к Дигону.

Время в стане бывшего кушера словно остановилось. Те же замызганные шатры; те же бесчисленные дети, ищущие забавы: кидались друг в друга песком, носились верхом на прутиках, дрались палками и заливисто смеялись; то же равнодушие обитателей становища к вывалившимся, казалось бы, из небытия людям; те же солнце, пыль и застоявшийся запах нечистот.

Встречал вновь прибывших людей заспанный Дигон, разбуженный сингой в момент полуденного сна. Борода его растрепалась, он болезненно щурился при солнечном свете после полутьмы шатра.

– КЕРГИШЕТ!.. О!.. Ваня!.. Кмеш, встречай!.. Где эти лежебоки?.. Бог Богов Времени у нас, а они… Входи, КЕРГИШЕТ! А это? Дон Севильяк?.. О!.. А это ваши люди?

Громогласные выкрики Дигона, более сдержанные команды Кмеша, суматоха, поднятая в шатре и вокруг него, оживили и без того оживлённую картину, царящую в поселении Посланца Богов, то бишь, Дигона. Ко всему подключился жизнерадостный смех дона Севильяка, наконец-то обративший внимание местного населения к незнакомцам, и к шатру главы рода потянулись взрослые и дети. Прибежали жрецы Богов Времени, явно не те, что встречали Ивана в прошлое посещение. Дигон выполнил, по всему, свою угрозу заметить «бездельников». Жрецы пали ниц перед Иваном и забормотали не то придуманные к случаю его появления молитвы, не то приветствия, поднимая своим дыханием облачка пыли.

Томно ступая, прямо к Ивану направилась Зинза – стройная, прекрасная, грациозная, и замерла в полупоклоне перед ним.

Разыгранная сцена встречи ошеломила колонистов. Их вольница в колонии никак не вязалась с увиденной картиной преклонения перед Иваном. Даже дон Севильяк поперхнулся и уставился рачьими глазами на ухмыляющегося Дигона, искренне довольного развернувшейся вокруг суете. Чего нельзя было сказать об Иване. Он краснел и бледнел, наливался злостью на Дигона, жрецов, на весь этот антураж встречи.

– Дигон! Я к тебе… и они со мной…пришёл по делу. А у тебя одно на уме! Мы можем поговорить в другой обстановке?

Слова срывались губ отрывисто, хрипло.

– Ты Бог Богов…– торжественно начал Дигон.

– Прекрати! Не до того. Убери этих! Зинза, вернись к себе!..

Она вскинула на него глаза, обожгла взглядом.

– Так надо, – смягчил он голос.

– Да, мой Бог.

Она повернулась и направилась в свой шатёр – знойная, изящная, словно сотканная из солнечных лучей…

Жрецы по гневной команде Дигона поднялись и попятились в разные стороны, очищая, наконец, подступы к самому Дигону и к входу в его шатёр.

Введённый в курс дела Дигон, поскучнел, стал ссылаться на нехватку еды и в поселении, и на бескормицу стадам из-за слишком сухого и жаркого лета.

– Пора перебираться тебе в другое место, – посоветовал Иван. – Здесь, сам знаешь, скоро пустыня будет.

– А куда? Везде чужие, – отмахнулся Дигон.

– Двигай на север. Там стало теплее. В степях достаточно воды и травы. То, что надо.

– Ты знаешь, где?

Иван усмехнулся.

– Сам найдёшь! А нам этих людей девать некуда.

– Женщин бы взял…

– Женщины мои! – громыхнул дон Севильяк. – Найду им место. А ты, Ваня, отдай ему Хелену и Раду.

– Да они мне здесь потом… – Иван не стал распространяться, что они могут ему здесь сделать. Но все поняли причину – Зинза. – Их надо, думаю, ближе к нашему времени. А куда, ума не приложу. Не бросать же их где-то просто так. И к твоим пристраивать их нельзя. Перегрызутся!

– Они все такие, Ваня, – огладил бороду Дигон. – И они мне не нравятся. У женщин должен быть в глазах огонь повиновения. А у этих… Они думают только о себе, как старые жёны, к которым мужчина уже не приходит… И у тебя, – Дигон многозначительно помолчал, – здесь есть уже женщина, посвящённая тебе как Богу Богов Времени. Она всегда ждёт тебя.

Иван едва не подавился своим языком, так как сразу не нашёлся, что сказать в ответ: возмутиться, отмахнуться, согласиться?

– Оставим это, – наконец, сказал он. – Мы оставляем тебе тех, кого мы решили оставить у тебя… – Иван произнёс и покачал головой, дивясь своей тавтологии. – Но ты и вправду поищи место севернее. Там сейчас людьми не густо, так что ты и твои люди найдёте выпасы для скота и воду. И там твоим потомкам ничто не будет угрожать сотни лет.

– Мы вот до тебя были на острове, так там благодать, – присоединился Джордан. – Там можно…

– Куда приглашаешь? – остановил его Иван. – До него в пять поколений дигоновцам не дойти.

– А что им делать? – воскликнул Джордан. – Иди себе, осваивай новые земли.

Иван хмыкнул и строго посмотрел на фиманца.

– Вот что… землепроходец. Сам-то куда решил податься?

– Никуда. Я теперь с тобой, КЕРГИШЕТ. Бог ты времени или нет, но мне уйти от тебя – какая корысть? Вдруг там эгепия… Да и… колымага мне твоя понравилась. На ней много что можно будет увидеть.

– Гони ты его, Ваня, в шею! – возник дон Севильяк.– Он же к тебе в вечные пассажиры набивается.

– Это точно! Но, с пассажиром веселее! Итак, Дигон, прими наших людей. Особо обрати внимание на Марту с детьми. Её сыновья могут стать твоими воинами или телохранителями.

– Зачем они мне? Своих хватает, да и охранять меня не надо. Пусть живут как все. Пусть лучше быстрее учатся говорить по-нашему.

– Тогда…Дон Севильяк, ты нашёлся, где разместить Лейбу и двух других?

– Нет пока, Ваня, – виновато отозвался дон Севильяк.

– Вот и я тоже, – посетовал Иван.

– А я знаю, куда пристроить Хелену и Раду, – дон Севильяк хлопнул себя по бёдрам, показал: как здорово он придумал. – Продай их на каком-нибудь невольничьем рынке. Быть рабынями не всегда плохо.

– Ты…ты это серьёзно? – задохнулся Иван.

Предложение дона Севильяка поразило его цинизмом. А тот не унимался:

– А что? Так многие делают. Надоела женщина, продай её. Надо, купи новую.

Иван возмутился.

– Пошёл-ка ты… Сам знаешь куда!..

Но дон Севильяк понял его совсем не так, на что намекал Иван.

– Знал бы, давно просил бы тебя пробить меня с ними. А я не знаю.

– Так продай их! – нашёлся Джордан. – Или они тебе разве ещё не надоели?

– Надоели, – печально сказал дон Севильяк. – Да я к ним привык. Больше года вместе…

Женщины явно поубавили оптимизм дона Севильяка. На широком, всегда готовом улыбнуться, лице – озабоченность. Он даже ел мало. Глядя на него, и Иван приуныл.

Хелена с ребёнком и Рада, готовая вот-вот родить, – стали поперёк горла. И взялся он устраивать их сам. Никто не просил. Какое ему до них дело? То, что ночь проспали у его плеча? Так что с того? Проспали и проспали. Никому не возбранялось, им – тоже. А вот взвалил на себя обузу. Может быть потому, что они как-то выпали из общего круга. Кто отцы их детей, Иван не интересовался, тем не менее, кто-то же был и мог думать о них. Впрочем, сами женщины ни к кому не примыкали, словно кроме Ивана никого не знали. Они не высказали желания остаться с кем-нибудь в поселении с Шилемой, и здесь, у Дигона.

Подсказать, куда бы их пристроить, могли Симон или Сарый, но не пробивать же их в свою квартиру.

Оставалось одно. Отдать их всё-таки Уленойку. В его ромте в толпе женщин они приживутся, затеряются. А не приживутся – их беда.

Идея сдать их потомку Анки страдала одним недостатком: после этого у Уленойка лучше не появляться, чтобы не навлечь на себя нападок со стороны Хелены.

– Я их оставлю у Уленойка! – решительно сказал он громко, не столько для информирования ходоков, сколько для укрепления своего замысла: решил – сделал!

Сказал и поднялся.

Дигон встрепенулся.

– Мне, КЕРГИШЕТ, надо с тобой ещё говорить.

– Что ещё?

– В"ыг приходил. Ждущий. Просил тебя с ним встретиться. Но он теперь не там живёт. А где, не сказал.

– Час от часу не легче! – недовольно ответствовал Иван. – «Удильщики», в"ыги… Кушеры опять, глядишь, объявятся. А тут женщины…

– Может быть, всё взаимосвязано, – обронил Джордан. – Оттого тебе Нардит и колымагу подарил. А?

– Всё может быть, – неохотно отозвался Иван, сам уже неоднократно о том думавший. – Всё в этом мире взаимосвязано…

Недаром же Нардит возник у поля смерти на дороге времени Фимана… Неспроста нашёл его в глубоком прошлом и отдал в его распоряжение транспорт для движения во времени. И не одному, а большому количеству пассажиров.

И, кроме того, Иван вдруг порой на мгновения стал ощущать себя растворённым в нечто таком, что мог охватить взглядом весь земной период времён от зарождения планеты до передового будущего. Когда-то, возвращаясь из будущего, он уже видел похожее: акт творения Земли до времени пребывания в нём. Но то был калейдоскоп мелькающих в нечёткой последовательности картин. Сейчас же – именно растворение и осознание всех событий и явлений, когда-либо произошедших за всю историю планеты. Ему даже казалось, что он может проявиться в любой точке времени реального мира как физическая единица и материализоваться в ней. Но каждый раз накатывалось остерегающая мысль, как предупреждение извне или собственное представление: этого делать нельзя, так как он не готов, для этого нужен ещё какой-то добавочный – материальный или нематериальный – элемент, пока что неизвестный ему.

– Да, всё может быть, – повторился он. – А сейчас надо закончить и мои и дона Севильяка дела. Идёмте! Вначале к Уленойку.

– КЕРГИШЕТ! – воскликнул Дигон. – Зинза ждёт тебя!

– Подождёт! – отрезал Иван и направился к выходу из шатра.

– Но ты её Бог! – напомнил ему в спину Дигон.

Иван не слышал его. Он вышел, слепо перешагнул через распростёртых при его появлении жрецов Времени, скомандовал женщинам, кучно ожидавших его, а также ходокам:

– По одному ко мне!

У своего шатра засветилась Зинза, но, наверное, сообразила, что её Бог сегодня не разделит с ней ложе, поникла и скрылась за тяжёлым пологом.

А Иван, заметивший её, стиснул зубы (когда же он будет принадлежать самому себе?), и вталкивал женщин и ходоков в облако.

Кто он? Человек или нет…

Очистив облако от людей, Иван усадил женщин невдалеке от ромта Уленойка и предупредил их ждать и, главное, ни с кем не общаться. А сам в сопровождении дона Севильяка и Джордана спустил вниз жилища.

Уленойк как всегда занимался делом, завещанным Анкой.

Походя. Играя. Наслаждаясь и наслаждая.

КЕРГИШЕТА и ходоков принимал тоже как всегда: шумно. Его фривольности перед гостями повергли Джордана в меланхолию, а дона Севильяка к громогласному одобрению. Иван не медлил:

– Уленойк! – решительно распорядился он. – И вы, – кивнул он на ходоков. – Станем на дорогу времени! Все вместе. Дайте руки!

Он почти вырвал всех троих из реального мира, не заметив произведённого труда. Он словно обволок их собой и увлёк в поле ходьбы. Ему даже показалось: мог бы не касаться их рук, и они всё равно последовали бы за ним, раз он решил взять их с собой.

В реальный мир вернулись среди колючих зарослей низкорослого кустарника. Будто осыпанное пылью солнце – на закате, воздух неподвижен и сух.

– Здесь ты что-то нашёл? – жадно осматриваясь, спросил Уленойк.

– Да!

– Что?

– Место, где можно поговорить, чтобы нас ничто не отвлекало. Особенно тебя.

Уленойк обиделся. Не за себя, как оказалось.

– Твои друзья могли бы обрадовать моих женщин, пока мы с тобой…

– Помолчи, дорогой! У меня к тебе просьба…

Выслушав Ивана, Уленойк равнодушно махнул рукой.

– Пусть живут. Я думал, мы с тобой опять куда-нибудь… Посмотреть интересное.

– Чуть позже! Дон Севильяк, как ты думаешь, Уленойк может достойно представлять нашу команду, когда мы будем разбираться с «удильщиками»?

– Ещё как, Ваня! – одобрил дон Севильяк его предложение.

Уленойк явно понравился ему, зато Джордан, задрав подбородок, пробурчал:

– Какой от него толк? Он же только для одного приспособлен.

Уленойку его слова – комариный укус.

– Квак возьму, – озаботился он, хотя не совсем представлял, куда это его хотят взять с собой ходоки.

– Что возьмёшь – потом. А сейчас… – Иван повёл головой. Облако висело сразу за его плечом. – Возвращаемся!

У входа в ромт за час, на который «промахнулся» Иван с возвращением, случился скандал, совершенно сбивший с панталыка пришедшего к отцу Пирика. Его вызывающее одеяние и желание тут же совокупиться с новыми женщинами наткнулись на их полное непонимание.

Когда облако остановилось и выпустило ходоков, женщины скопом били потомка достославного Анки. И били на виду местных женщин.

Дон Севильяк закатился в громоподобном хохоте. Джордан попятился и вознамерился опять вернуться в облако. Оно его, естественно, не впустило, но и не отторгло, давая ему возможность затаиться рядом с ним. Уленойк разводил руками от невероятного для него зрелища. И только Иван бросился на защиту Пирика, получившего увесистую пощёчину от энергичной Лейбы и болезненный пинок в пах от рассвирепевшей Хелены; дитё её при этом надрывалось криком.

А Пирику просто никак не удавалось уяснить, за что его вдруг стали бить. И кто! Женщины, которым он хотел подарить наслаждение. Это было выше его жизненного опыта и впитанного с молоком матери мировоззрения. Ему всё это казалось нелепым, также как и его отцу – Уленойку. Они даже не возмущались. Не постигали происходящего – и всё тут!

Зато бывшие сёстры по секте позабыли все обиды, накопленные друг к другу в колонии, и сплотились опять вокруг Катрины.

На Катрину Иван обратил внимание только сейчас. Он что-то запамятовал, как вводил её в облако. Правда, в том не было ничего особенного, так как он не помнил и половину тех людей, которых пробивал в будущее. Но она запомнилась ему тем, что была в группе Хиркуса, у него под рукой. Значит, она пренебрегла им ради возвращения со всеми ближе к цивилизации.

И вот приблизились, а тут…

Потоку обличительных, нелестных слов, выплеснутых Катриной на всех мужчин, казалось, не будет конца. Они сопровождались такими же жестами и мощной поддержкой со стороны сестёр.

Уленойк слушал её с открытым ртом, хотя, что именно говорила Катрина, он не понимал. Но ни одна из его многочисленных женщин не могла так долго и эмоционально говорить и делать сопутствующие движения руками, телом и лицом. За отцом прятался Пирик и тоже смотрел на необыкновенную женщину широко раскрытыми глазами.

Впрочем, её речь была доступна только Ивану и Джордану, дон Севильяк английского практически не знал.

Иван вначале пропускал её высказывания мимо ушей, так как лихорадочно соображал, оставлять ли здесь Хелену с Радой. Этот последний вариант, похоже, проваливался. После драчки Уленойк едва ли примет женщин к себе.

А Катрина витийствовала, стало заметно, как много она почерпнула из арсенала Хиркуса: позы, придыхания, перепады звуков…

– Стоп! – рыкнул в сердцах Иван. – Ты куда хочешь податься?

Катрина, прерванная на полуслове, не нашлась, что ответить.

– А вы куда хотите? – набросился он ко всем женщинам. – Не знаете? И я не знаю, потому что не хочу бросать вас на произвол судьбы. А вы изображаете из себя… Пора понимать, не убогие вы какие-то, что каждый народ имеет свои нравы и обычаи. Здесь именно такие!.. Не знаю, что выберет дон Севильяк, но остальные останутся здесь! Не понравится ромт Уленойка, найдёте другой. Здесь женщины ценятся высоко. Всё!

Уленойк, не ожидавший от Ивана такого же напористого выступления, так и стоял с полуоткрытым ртом. Пирик во всём подражал отцу.

И пока женщины приходили в себя от заявления Ивана, Уленойк с уважением сказал:

– Как много слов вы можете говорить подряд. И эта женщина! – он закатил глаза от восхищения. – Пусть она мне будет говорить.

Иван беспомощно оглянулся на дона Севильяка, готового отметить высказывание Уленойка сочным смехом.

– Ты тоже здесь хочешь остаться?

– Что ты, Ваня? – всполошился дон Севильяк и поводил перед своим носом большим пальцем растопыренной руки.

– Катрина! Твоя пылкая речь понравилась Уленойку. Будешь ему рассказывать всякие байки. А вы… Хелена и Рада, попробуйте здесь обжиться. Мне вас девать некуда, а что вас может ожидать в будущем, я не знаю.

Хелена сверкнула глазами, судорожно прижатый к её груди успокоившийся ребёнок опять заплакал. Она воткнулась лицом в свёрток из грубых кож. Рада схватилась за живот.

Иван резко отвернулся. Он им сострадал и злился на себя за это.

– Дон Севильяк! Джордан! В этот… вушбус!.. Уленойк, я скоро приду за тобой. Готовься!

Он почти втолкнул в облако ходоков и Лейбу с Харуссой, не заметив замешкавшуюся Аннет.

Он уже не видел и не слышал, как Катрина разразилась бранью в его адрес. Уленойк с детским восторгом слушал её…

И всё-таки.

Мучаясь сомнениями, живым участием в судьбе колонистов и женщин, участвуя в повседневности, то есть, переживая обычные человеческие чувства, Иван отмечал в себе иное: как бы мимолётность, а оттого незначительность каждого движения его душевных сил. На них наслаивалась холодная отчуждённость ото всего: волнений сиюминутных дел, от необходимости кое-кого пристроить, порой от собственных желаний, как досадливых напоминаний о том, что его что-то ещё зовёт и это надо будет исполнить. Всё это растворялось, разжижалось как капля одной жидкости в бесконечном объёме другой, что даже не заметила ничтожной в себе примеси.

Такой бесконечностью выступало Время во все времена, а капля – его бытие в этом времени.

Иногда он ловил себя на мгновениях, когда он как будто был везде и нигде. И только разум возвращал его к действительности, к последовательности событий, ибо разум человека, как ветвь развития живой материи, хранил в себе индивидуальность.

Пока хранил…

Но и разум размывался и погружался в лоно бесконечности…

Иван вздрагивал, становясь самим собой, ощущал своё тело, усталость, томящую его.

Он видел Джордана, напрягал память, хотел ему сказать или спросить его, но тут же понимал: всё это уже было, было, было…

И будет…

Иван пока не знал, что Джордан сопереживал вместе с ним и так же тонул и захлёбывался во времени…

Сарыя, при виде Джордана едва не хватил удар. Он немо переводил взгляд от заросшего щетиной лица Ивана на злорадно улыбающегося Джордана, тоже заметно обретшего бороду и усы.

– Ты кого привёл? – начал наливаться возмущением Сарый.

– Учитель! – строго сказал Иван. – Прошу без лишних слов и вопросов. Не до того. Симон был?

– Ушёл совсем недавно. Но… Да, Ваня, не то того.

– Вот и прекрасно. Мы с Джорданом отмоемся, а ты приготовь нам что-нибудь поесть. Наголодались за эти несколько дней.

– Три месяца, Ваня!.. Три месяца тебя не было.

– Так долго?.. Странно. Мне показалось…

– Думаешь, опять промахнулись? – спросил Джордан.

– Да нет. Я уже кое-чему научился, сам знаешь. Да и не три же месяца…И на деват это обычный не похоже… Может быть, такой большой сдвиг от нас не зависел… Ладно, разберёмся. Иди, мойся, а я поговорю с Учителем.

Сарый из рассказа Симона знал о некоторых деталях попадания Ивана с ходоками в канал Пекты, а потом его расселении колонистов с использованием временного кокона, подарка Нардита. Иван вкратце пересказал тоже самое. Да и Сарый поведал немногое, но важное: поле ходьбы и кимер ходоков изменились. Сам Сарый уже погружался в прошлое до десяти тысяч лет. Мог бы, наверное, идти и дальше, но не стал рисковать. Иван вспомнил, что дон Севильяк во времени Уленойка чувствовал себя вполне нормально, хотя это было далеко за пределами его кимера. Тогда он как-то не обратил на такой парадокс внимания, а теперь вот узнал, что случилось. Но дон Севильяк ничего не заметил.

– В поле ходьбы стало намного светлее и как будто свободнее, – продолжал Сарый. – Становлюсь на дорогу времени и как в освещённую комнату вхожу. И… – Сарый замялся. – Я теперь, Ваня, даже не хожу, а, понимаешь… Как бы это сказать?.. Двигаюсь, как бы скользя, куда пожелаю. Даже страшновато становиться. И в Кап-Тартар теперь… тоже как въезжаю… Не знаю, что и думать.

– Так вот почему Симона так далеко занесло… И дон Севильяк у Уленойка ничего не почувствовал. Да… Ты знаешь Уршая?

– Как не знать? Знаю. Симон о нём говорил. Ох, Ваня, лучше бы ты…

– Сидел в прорабах. Так?

Сарый забегал глазами.

– Не усидел бы, – сказал он с тяжким вздохом. – Твоё появление, Ваня, как мы теперь понимаем, не случайно. И… – Он оживился. – Показал бы, как…на чём ты теперь… Ну, этот подарок Нардита.

Иван хмыкнул на резкий переход Учителя с темы на тему, подумал об облаке. Оно тут же расплывчатой кляксой повисло у плеча.

– Вот оно… Джордан колымагой его называет. Я – облаком, а Шилема – вушбусом.

– Как ни назови, – Сарый сжался, отодвинулся в угол вместе с табуретом. – И куда ты теперь на нём?

– Знать бы… Моё поле ходьбы тоже изменилось. Да и не полем оно сейчас мне кажется, а… Вижу сразу всё, что в нём делается. Даже отдельных ходоков в нём вижу. Так и Симона заметил, когда за ним «удильщики» гнались. Вот, Учитель… Всё как на ладони. Стоит только взгляд перевести от одной чёрточки к другой. Объём, а не поле. И в нём меня так и тянет раствориться… А зазудит где-нибудь подмышкой, так какое там растворение, если почесаться надо… Потому что человек я, Учитель, из крови и плоти!

– Вот-вот, что человек… Как будто…

Иван вскинул на Сарыя настороженный взгляд. Его покоробило это самое «как будто», произнесённое Учителем с глубоким подтекстом:

«…Да человек ли ты, Толкачёв Иван Васильевич? Или некая видимость в облике человека, якобы когда-то рождённого от обыкновенной земной женщины?

… А ежели так, то не подменили ли тебя? И теперь ты некое воплощение Времени, порождённое неизвестно зачем…»

Вихрь сумбурных мыслей его разум, выдавил долгий выдох, подобный стону.

– Учитель?.. Что – как будто? Я…

Ответа не последовало, ибо раздался радостный голос Джордана, выходящего из ванны:

– Давно я так не отмывался! В самом Фимане, сами знаете, где помыться? А в мерцающую его часть я не ходок. Там неизвестно куда попадёшь. Вместо помывки в грязи извалять могут… Вы это… чего тут? Поругались?

Сарый тут же позабыл о трепетном вопросе Ивана, его занимал Джордан.

– Иди, Ваня, приводи себя в порядок, коль уж ты – человек. Иди, иди, чтобы не слышать, что я скажу этому болтуну и тунеядцу.

Джордан на выпад Сарыя в долгу не остался. Выдал фальцетом:

– Ты здесь вот сидишь как курица на насесте, а мы с КЕРГИШЕТОМ…

– Потому и сижу, – одолел его Сарый, – чтобы Ваня мог придти в свой дом и не заниматься делами, не нужными ему. А ты довесок… Вот ты кто! Под ногами у него путаешься! Зачем пришёл сюда? Когда я прихожу в Фиман, ты нос свой в сторону воротишь, а тут ему, видите ли, и помывка и обед…

Ивану их перебранка – бальзам на душу. Всё стало таким одомашненным, привычным.

Он поднялся, побрёл в ванную комнату. Глянул на себя в зеркало, вновь занялся непростыми размышлениями о себе как о физическом естестве.

Он – человек!..

Или нет?..

Часть двенадцатая

ИЗ ЖИЗНИ ВРЕМЕНИ

Во времени живя, мы времени не знаем.

Тем самым мы самих себя не понимаем.

Пауль Флеминг

Над ней струила слабый свет

Великолепная луна;

Не та, которую ты сам

Так часто видишь по ночам,

А мать её, ясна, горда,

Доисторических времён,

Что умерла ещё тогда,

Как мир наш не был сотворён.

Н. Гумилёв. Мик

Подворье Симона

Они собрались в лесном подворье Симона.

Уршай, осматривая пролом в стене дома, напомнил:

– Сулейкина работа?

Симон рассеянно кивнул, сказал:

– Тогда-то он, наверное, и сбежал к тейшам.

– Я его там не видел, – поспешил отказаться Уршай.

– Плохо смотрел… – Симон подождал, когда все рассядутся на торцах вокруг пня-стола, резко произнёс: – Рассказывай! И подробнее. Что видел, о чём думал?

Уршай привстал, опять сел, недовольно отозвался:

– Рассказывать нечего. Ничего я там особенного не видел! Что можно увидеть, сидя в четырёх стенах? Только раз… Только один раз провели по какой-то улице. Дома красивые, но ветхие какие-то. Вот-вот развалятся. Идём, а с них сыпется… – Уршай ужал в плечи шею и пригнул голову, словно ему что-то попало за воротник просторной кожаной куртки. – Привели в большой зал. А люду в нём: раз, два – и обчёлся. Привели, показали им меня, как диковинку, и назад увели.

– Они и там в масках ходят? – осведомился Иван.

– Не все, но, наверное, каждый третий в маске. Маски разные. От полоски на нос до сплошной, на всё лицо. У некоторых разноцветные. В полоску даже…

– От нас чем-нибудь отличаются?

– Обликом? – добавил Иван вопрос Симона.

Уршай покривил губами, словно в недоумении.

– Не знаю. Китаец отличается от европейца, а тот от негра. А все – люди… Может быть только ушами. Они мне показались большими. Носы… увесистые. Но и только.

– Значит люди, – резюмировал Симон. – Как они с тобой общались?

– Один из них говорил со мной на языке ходоков.

– Сулейка?

– Нет. Я бы его узнал. Мы с ним…

– Знаем, – напомнил Сарый.

Симон молча согласился с замечанием Сарыя.

– Вот и расскажи, о чём был разговор.

– А… Интересовались: кто да что? Вот почему и говорю, не было там Сулейки. Да и говорилось на плохом языке. Так новички говорят. Потом стали спрашивать о тебе, Симон. Называли тебя другом Повелителя Времени. И…приманкой. Он, этот Повелитель Времени, тебя, говорили, в беде не бросит. Просили, чтобы я показал им тебя.

– Просили, значит? И ты показал? – вместо Симона спросил Сарый.

Уршай нахмурился.

– Так получилось, – сказал с запинкой. – Мы только-только вышли в наше поле ходьбы, как столкнулись с тобой. Поле-то ходьбы изменилось. В нём теперь как в степи всё видно. А ты шёл прямиком на нас… Вот и…случилось.

– Ха, случилось! – сказал Сарый, обращаясь не столько к Уршаю, сколько к остальным ходокам. – Сказал бы правду, что тут же и предупредил их о появлении Симона. А то случилось… А ты, Симон, наверное, увидел их и решил как всегда поинтересоваться: кто да что?

– Остынь, Камен. Всё произошло случайно. Это факт. Я их увидел уже после того, как они подступили ко мне вплотную. – Симон огладил колени. – Поле ходьбы изменилось, но… Я заметил некое туманное образование. Вернее, туманную стену, повисшую передо мной, Я хотел в неё войти, посмотреть. Но из неё выступили они… – Симон помолчал, а потом повеселевшим голосом продолжил: – И скажу, побегал же я! Давно уже не пользовался всеми хитростями ухода от погони. Однако прозрачное поле ходьбы далеко скрыться не даёт. Хорошо, что появились вы и выхватили меня.

– Это Ваня тебя увидел и сказал нам, – уточнил дон Севильяк. – Мы-то вначале не поверили… Да. А здорово мы подрались!

Сарый встрепенулся, ожил.

– Кому что! Кто думает, а кому лишь бы кулаками помахать! – недовольно, но со вкусом проговорил он. – Давайте лучше подведём итоги. Уршай нам ничего больше не скажет. Зато явно стало то, что тейши объявили охоту на Ваню. Наша задача…

– Никаких задач, Учитель!

Оборвал его Иван и вскочил на ноги. Выглянувшее из-за туч солнце осветило его.

Он даже в мыслях не хотел выглядеть перед собравшимися ходоками торжественным или высокомерным, но его поза, лицо, фигура, словно по заказу осиянная с головы до ног, голос, каким было сказано – всё это оказалось и торжественным и вызывающе значимым.

И ходоки, видя перед собой как будто перерождённого КЕРГИШЕТА, Ваню, внутренне пережили мгновения настороженности и ожидания чего-то невероятного.

– Никаких задач не будем ставить перед собой. Ни вы, ни я. К так называемым «удильщикам» я пойду сам… Один.

– Ваня… – выдохнул Сарый.

– Да, мои Учители и друзья! Пора уже установить контакт. Поскольку, как я теперь догадываюсь, и мы, и они выполняем одну и ту же функцию. А она такова. Мы даём возможность Времени не только быть, но и контролировать себя. Не знаю, что было вначале его бытия, но с появлением жизни на Земле одновременно появились и ходоки во времени. Их создало Время, чтобы сохранить эту жизнь, успокаивая планету. И когда это ему удавалось, то жизнь торжествовала, бурно развивалась. Но случались провалы, и тогда на планете вымирали многие, так как в их среде не оказывалось в силу каких-то причин особей, чьи возможности позволяли бы Времени создавать из них ходоков…

Иван высказал всё это на одном дыхании, оттого шумно сделал несколько вдохов и выдохов, как после тяжёлой работы, произведённой в спешке.

– Однако! – воскликнул Арно, взбадривая своим возгласом глубокое молчание ходоков.

– Да, это так! – утвердительно произнёс Иван и приглушённо добавил: – Наверное, так оно и было, так и есть. Возможно, что я ещё чего-то недопонял, утверждая так категорично. Но идея появления ходоков во времени именно такова. Мы с вами помощники Времени. О том толковали и мивакуки. О том догадывался Симон. – (Симон вскинул на него взгляд, свёл брови, согласно кивнул) – О том догадываются «удильщики» и даже в"ыги. А глашатаем, что пытается нам подсказать об этом, служит Нардит или Нарданом древних ходоков. Вот почему нам не враждовать с «удильщиками» надо, а объединяться.

Иван выплеснул из себя всё, что хотел сказать и вновь замолчал. И опять дыхание его было частым, ему не хватало воздуха.

– Но тогда, – Сарый оглядел присутствующих на совете, – все эти тарсены… тарзи… и вся иная нечисть, что пасётся в поле ходьбы, – наши единомышленники? Друзья и братья? Но это, Ваня, не так!

– Да уж, – согласился с Сарыем дон Севильяк.

– Пока не знаю, Учитель. Но, может быть, они представляют воинство хырхоро или иных противников Времени. А то и неведомой нам ипостаси того же Времени. Не знаю.

– На них смех дона Севильяка, наверное, не действует, – сказал Арно. – А, дон Севильяк? Не действует?

– А ты при виде их когда-нибудь смеялся? – парировал дон Севильяк и демонстративно отвернулся от Арно.

Арно не отступал.

– А ты всё-таки попробуй! А вдруг? Они и побегут, как те… хырхоровцы.

– Надо было палки мивакуков прихватить, – напомнил о себе Джордан.

Ему здесь сидеть в молчаливости не нравилось. Были бы они в Фимане. Уж он бы не упустил случая чаще высказывать свою точку зрения. А тут один Сарый чего стоит. Симон лоб морщит, что-то думает.

– Ищи ветра в поле, – присвистнул Арно.

– Найти их не трудно, – сказал Иван. – Но помогут ли их палки? Не уверен.

Недавняя его речь, такая важная и новая по содержанию для ходоков, стала размываться в репликах, хотя и связанных с нею.

Однако Сарый вскоре вернулся к началу разговора.

– Ваня, я тебя понимаю. Ты пытаешься оградить нас от «удильщиков». Но общение с ними связано для тебя с риском. Конечно, ты не просто ходок, а КЕРГИШЕТ, и у тебя транспорт для движения во времени. Но их там много и… – Сарый сделал паузу. – Одному идти плохо, Ваня.

– Может быть, и плохо, – согласился Иван.

– Я с ним пойду, – дёрнул подбородком Джордан.

– Сиди уж, – цыкнул на него Арно.

– А вот по поводу риска… – продолжал Иван, прекращая перепалку. На лице его блуждала лукавая улыбка. – А ну-ка, Учитель, попробуй подойти ко мне… Не бойся! С тобой ничего не будет. Ну, смелее!

– Э, Ваня… – Сарый не понимал, зачем он должен подходить к Ивану.

– Учитель!

Сарый нерешительно встал и под заинтересованными взглядами ходоков сделал первый шаг из тех не более пяти шагов, которые его отделяли от Ивана. Он сделал второй, и третий… Он шёл, но не продвинулся к Ивану ни на йоту. Он видел его сидящего напротив, почти рядом, а дойти не мог, точно так же как оторваться от торца, на котором до того сидел.

Время каждый его шаг растворяло в разных своих периодах существования. Шаги Сарыя терялись где-то в прошлом, в бесчисленном многолетии и просторах планеты.

Сарый, наконец, остановился, растерянно всматриваясь вдаль, словно где-то там, а не под рукой находился его ученик.

– Ваня, ты где?

– Я здесь, где был. А вот где ты сейчас, Учитель, это надо ещё подумать. Вчера, в прошлом году или во времена динозавров?.. Не знаю… Всё!.. Можешь теперь подойти, Учитель, – сказал Иван и протянул ему навстречу руку.

Руки их соприкоснулись, вызвав у Сарыя облегчённый вздох и сентенцию:

– Да, Ваня, ты велик, как никто из ходоков, прошлого и настоящего!

Другие ходоки, сеанс управления временем, продемонстрированный Иваном, внимали не только с удивлением, но и с некоторым беспокойством. На их глазах творилось чудо, но и нечто запретное, так как время не предмет для развлечения. Так легкомысленно с ним поступать нельзя!

Нельзя – и точка!

Так их учили Учители.

– Ваня, что это было? – требовательно спросил Симон. И тут же: – Как ты это сделал?

– Как, не знаю. А что было? Мы с Учителем на время оказались в разных временах. Я с вами в этом, а он… где-то.

– На время… В разных временах… – повторил и вздохнул, не меняя позы, Симон. – Н-да…

На поляне повисла тишина. В этой, внезапно возникшей немой сцене, лишь Уршай озадаченно рыскал раскосыми глазами по лицам ходоков, так как то, что знали те о способностях Ивана, а теперь переживали новые его возможности, были далеки и неведомы ему.

– Я, наверное, не так объяснил, – прерывая долгое молчание, сказал Иван. – Но по другому не могу… Пока не могу.

– Ты объяснил всё правильно, – задумчиво проговорил Симон, медленно поглаживая сомкнутые колени. – Но скажу честно, это не укладывается в голове. Я хожу во времени вот уже… – Он пошевелил губами, возможно, подсчитывая годы: – …пожалуй, без малого тысячи две лет.

– Не прибедняйся, – прервал его Сарый. – Много больше.

– Как считать. Дело не в том. А в том, что за эти годы насмотрелся чудес и парадоксов. Входил в поле ходьбы и выходил из него, порой даже не обращая внимания на течение времени… Его нормального течения в нашем, по крайней мере, мире. Это для меня стало постулатом. Законом, в конце концов! Всё потому, что время для меня всегда было первичным. А я – лишь ходок в нём. Так считаю не только я. Время для нас – вне нас. Теперь же вижу, что оно может быть вторичным, управляемым… Тебе, Ваня, дано повелевать им. Вот, думаю, откуда появились эти парадоксальные имена, связанные с тобой. У в"ыгов ты Тот, Кто Остановит Время… Тейши пошли дальше. Ты у них – Повелитель Времени.

Неторопливое высказывание Симона заставило Ивана то мёрзнуть, то покрываться потом. Конечно, всё было так, но, до озвучивания Симоном, он носил это в себе, боясь даже думать о том, чтобы не травить себе душу, особенно после предупреждения Девиса об опасности игры со временем.

Как или в чём выразиться опасность, Иван искал и не находил. Думая, наделял Время разумом, хотя мысль была противна его убеждениям атеиста до корня волос. Тем не менее, в таком понимании он искал утешение: если Время разумно, значит, оно знает, что делает, давая ему возможность «играть» с ним. А раз оно наделило его этим правом, то никакой опасности нет для него.

Но вдруг всё не так? Играя, не заиграется ли он?..

В гости к Ил-Лайде

Несмотря на новые свои возможности, подаренные Временем, и перемены, Иван ничего человеческого не потерял, как он не прислушивался к своим ощущениям. Казалось бы, что-то должно было измениться. У него на этот счёт появлялись какие-то расплывчатые предположения: внешняя подпитка энергией, атрофия восприятия или чувств, равнодушие ко всему, что окружало его. Ничего этого не наступало. Ему хотелось есть и спать. Мышцы требовали физической нагрузки. О чём-то мечталось…

Но больше всего он думал о встрече с Ил-Лайдой.

Щемящее чувство посмотреть ей в глаза, обнять, любить её, порой заслоняло иное, как будто необходимое.

Надо встретиться с в"ыгом и решить все дела с ним. Ведь ждёт, бедолага, рассчитывает на него, каждое мгновение ожидая нестабильности, расшатывающей пирамиду надежд его и его соплеменников…

Надо бы ввалиться в мир «удильщиков» и наладить с ними контакт…

Вот Джордан ждёт, не дождётся, когда он возьмёт его с собой куда-нибудь…

Наведаться в селение «трёхглазых», посмотреть кто они и что они, и какое отношение имеют к Напель, белорубашечникам и Подаркам. И кто эти последние? Не островок ли это, оставшийся от следа канала Пекты, как Фиман и его округа?..

Да и успокоить ходоков, вздёрнутых переменами в поле ходьбы…

Подумать о Времени и о себе…

Да мало ли что следовало сделать.

Всё это разбивалось об образ Ил-Лайды.

Последняя их встреча окончилась без договора, так уж получилось, когда они встретятся. С того дня для него, что не говори, прошло целых три месяца. А для неё?

Встречаясь с ней, Иван примерно обозначил для себя точку зоха выйти к ней в её времени. К сожалению, не точно. Нижним пределом к прошлому он мог пренебречь. Парадокс встреч не давал ему возможности увидеться с ней до времени их первой встречи. Зато верхний, к будущему, таил в себе ту неприятность, что промахнись он и, кто знает, когда они встретятся: через год, через пять? Да она его с обидой забудет! И будет права.

Раздумывая о такой неприятности, он почему-то был уверен: всё случиться по-хорошему. А вот как он там представиться, как Ил-Лайда его встретит – даже не подумал.

С некоторым сожалением не стал надевать походную одежду, кроме сапог: начистил их до блеска. В шкафу лежали коробки с туфлями. Совсем недавно он любил надевать их, когда выходил в город народ посмотреть, себя показать. Да и прорабские дела не всегда требовали обувать сапоги. А тут привык. Словно прочнее держался в них на дороге времени.

Натянул давно не надеваемые лёгкие брюки на резинке в поясе. На майку надел кожаную куртку. Под ироничным взглядом Сарыя осмотрел себя в зеркало, представил, каким он чужеземцем покажется для людей времён жизни Ил-Лайды, и неласково буркнул Учителю:

– Я пройдусь.

– Пройдись, Ваня, – отечески отозвался Сарый. – Три месяца торчать в поле ходьбы – вредно.

В глазах его прыгали озорные огоньки.

…Иван вышел в утро. В небе ни облачка. Не жарко, воздух насыщен влагой, отчего подмышки сразу промокли, хотя Иван не пожалел дезодоранта, оставшегося от тех времён, что для него канули в вечность.

Столица Мен-хи или Страны Праведных владения отца Ил-Лайды – Гирба-Сех-МирГунна, располагалась в широкой долине, окаймлённой невысокими горами с севера и запада, заросшей бурной растительностью, сквозь которую просматривались дачным посёлком строеньица.

Зато справа от себя Иван мог видеть более крупные постройки, не прикрытые листвой деревьев и кустарником. Они, казались, словно нарисованными дальтоником, которому неведомая цветовая гамма не помешала украсить эти постройки аляповатыми многоцветными вставками, контрастирующими с окружающей зеленью.

Улиц как таковых не было. Натоптанные тропы соответствовали своему названию: неожиданные повороты, извивы, диктуемые либо приземистыми дувалами вокруг однообразных миниатюрных построек, либо непроходимой стеной колючего кустарника; за ним тоже могли быть постройки.

Навстречу шли люди, обременённые ношами. К удовлетворению Ивана они мало обращали на него внимания и не выказывали удивления его странному одеянию. Сами они, и мужчины, и женщины были облачены в светлые просторные рубахи с широким воротом и в длину до щиколоток босых ног. К какому полу они относились – не понять, быть может, что женщины уступали мужчинам в росте, хотя все они не могли, даже встав на носки, дотянуться до его плеча.

Но, однажды оглянувшись, Иван увидел отпавшие челюсти у только что разминувшихся с ним двух пожилых аборигенов. Явно от его экстравагантного вида.

Тропа постепенно расширялась, умножаясь прохожими, и, наконец, вывела Ивана на площадь перед самым большим строением: к входу в него вела крутая широкая лестница ступеней в сто. Площадь, ровная как стол до обеда, оказалась пустынной, словно жители Мен-хи не решались на неё ступить. Оттого вокруг неё тропа шла по краю, нигде не соприкасаясь с нею.

Иван же ступил и зашагал к такой же безлюдной лестнице, ведущей, как он предполагал, в жилище Ил-Лайды. Она не раз упоминал и о площади, и о дворце отца, и о ведущей к нему парадной лестнице. Всё сходилось, что придавало Ивану уверенности – он идёт правильно. Правда, смущало отсутствие людей. Зато на окраинах площади стали собираться зеваки, укрепляя Ивана в мысли, что он нарушил какое-то местное правило.

С каждым шагом у него нарастал зуд что-нибудь выкинуть замысловатое, чтобы все ахнули, видя такое, тем более было перед кем показать себя: и тем, кто теперь смотрел на него со спины, и тем, кто стал появляться и суетиться на верхней площадке лестницы. Они там, наверху, прекрасно видели одинокую фигуру Ивана, нарушителя каких-то писаных или овеянных традициями законов.

Число людей на лестнице росло и, когда Иван уверенно поставил ногу на первую ступень, их там собралось десятка два.

От них отделились трое, по-видимому, стражники и стали спускаться ему навстречу. Вооружение их состояло из копий и длинных ножен на перевязи. Они шли вниз не менее уверенно, как и Иван.

Расстояние между ними сокращалось.

Стражники остановились ступенями десятью выше и опустили копья вниз, целя их острыми наконечниками в грудь Ивана. Лица их застыли масками безразличия к нарушителю, кто бы он ни был, установленных здесь правил или законов – они выполняли свой долг.

Но их долг – преграда для Ивана к Ил-Лайде.

Вот тут-то появилась возможность себя показать. Он подключил Время…

Для него самого ничего не изменилось, так же как, по всему, и у стражников, однако между ними будто опустилась едва заметная штора, которую заметил только Иван, так как ожидал её появления.

Дальше произошло невероятное не только для копейщиков, но и, что греха таить, для самого Ивана.

Для них: идёт странно одетый незнакомец, посягнувший без спроса или не вовремя проникнуть во дворец Правителя страны, грудь его касается сверкающих на солнце жал копий, но они беспрепятственно пронзают её, а человек, не снижая скорости подъёма, – продолжает идти. Достигает их самих и бесплотной тенью оказывается за их спинами. Они, ошеломлённые, нестройно поворачиваются и пытаются поразить его с тыла. Но – безнадёжно…

Для Ивана: всё происходит как в виденном когда-то фильме о призраке. Он знал, что разминулся с ними во времени, но копья-то и тело среднего стражника прошли через него! И это, тем не менее, показалось, хотя и предполагалось, противоестественным и неприятным, будто все они остались в нём весомым грузом…

Толпа на верхней площадке сплотилась, но Иван так же беспрепятственно миновал её, и только закрытые перед его появлением широкие ворота, ведущие внутрь здания, заставили остановиться.

Ходок не может преодолеть стены…

Но ведь и стена когда-то не существовала или не будет существовать, ибо всё не вечно!

Если так, то…

Иван вытянул перед собой руку, ожидая отпора. Ворота пропустили его так же легко, как стража, что бестолково гомонила и перестраивалась позади него, срочно распахивая тяжёлые створы ворот.

Взору Ивана предстал зал с множеством проёмов в его стенах. Один из них, наверное, вёл к Ил-Лайде.

Но какой?

Он не стал выбирать, а пошёл через стены…

Комнаты и коридоры, с людьми и без он проходил, вызывая, естественно, суеверный ужас видевших его, фланирующего от одной стены к другой, растворяясь в ней.

Он искал Ил-Лайду и нашёл её…

Сказать, что Ил-Лайда была удивлена, испугана, обрадована его появлению – ничего не сказать.

Она сидела одна у безрамного окна с поднятой вверх шторой. На тихий зов Ивана она вначале качнула головой, словно отгоняя наваждение, потом оглянулась, глаза её расширились.

– Ах! – как стон вырвалось у неё из груди, она застыла, онемела, превратясь в статую необыкновенной красоты богини.

Ивану пришлось несколько раз повторить её имя, прежде чем она вняла тому, что это не сон, не мечта, не морок, а сам Ваня пришёл в её покои. В них она сидела уже третий день, предупреждённая отцом никуда не отлучаться: ни из комнаты, ни на дорогу времени.

Гирба-Сех-МирГунн, наконец, нашёл ей, как ему казалось, достойную пару. К сожалению, претендент на её руку не блистал особыми мужскими достоинствами ни в лице, ни в фигуре. Был кичлив до самодурства, так как правил небольшим племенным союзом в Южной Америке и, главное, мог ходить во времени. Правда, его кимера хватало едва ли лет на пятьсот, к тому же, как верт, он страдал крайней медлительностью, – но ходок!

Прошло не более пяти минут после встречи Ивана с Ил-Лайдой, как в её покои с бранью на губах влетел сам Гирба-Сех-МирГунн. Ему только что доложили, что у дочери находится незнакомый мужчина, что стража не могла кого-то задержать, что в его дворце бродит какая-то тень, а, может быть, и некое физическое проявление какого-то человека.

Первое, что пришло в голову отцу Ил-Лайды, так это подозрение о незваном вторжении претендента, который, следуя своим дурным привычкам, решил сам представиться Ил-Лайде, минуя его, отца. А, может быть, этот Манта задумал вообще провернуть какую-нибудь подлость: умыкнуть дочь или её обесчестить, чтобы потом кичиться перед всеми.

Наливаясь праведным гневом, Гирба-Сех-МирГунн ворвался к Ил-Лайде, увидел её в объятьях Ивана, а она не сопротивлялась, и – опешил. На искажённом яростью лице дрогнули щёки и густые брови: щёки рывками опускались вниз, а брови поползли вверх. Кулаки, готовые опуститься на голову наглеца, разжались. Да и не достал бы они головы незнакомца.

Тем не менее, он с угрозой в голосе спросил, больше обращаясь к Ил-Лайде, чем к Ивану:

– Кто?!

Ил-Лайда, до того сжавшаяся в комок и прильнувшая в Ивану, выпрямилась и встала между ними.

– КЕРГИШЕТ!

– КЕРГИШЕТ?.. Это ты?

На круглом рыхловатом лице Гирба-Сех-МирГунна обозначились глубокие складки, долженствующие выразить эмоции, охватившие его, только какие: удивление, почтение или неприязнь – понять было трудно.

– Я, – скромно отозвался Иван.

Они говорили на местном наречии.

– Ну, конечно, – сказал Гирба-Сех-МирГунн и с маху сел на тростниковую скамеечку; она жалобно проскрипела под тяжестью его плотного тела, но выдержала. – Уф!.. Жарко сегодня.

Неожиданное упоминание о погоде показалось Ивану нелогичным, а далёким от подобных в таких случаях сценариев знакомства. Или преднамеренным, поскольку в проём, ведущий в комнату Ил-Лайды, стали заглядывать вооружённые люди, отличающиеся от стражников могучими телосложениями. Может быть, это были пресловутые фийхи, телохранители, с которыми Ил-Лайда сравнивала его.

Заметив их, Гирба-Сех-МирГунн махнул рукой, отсылая прочь.

– Мне тут о тебе наговорили с хорошую корзину плодов маху, – не дождавшись от Ивана поддержки разговора, произнёс Правитель Мен-хи. – Но, сам знаешь, ходоки могут наговорить и на две корзины.

Иван согласно кивнул.

– Могут…

Он пока что не знал, о чём надо или можно было говорить с отцом Ил-Лайды. Он пришёл к ней в надежде увести её в райские уголки Кап-Тартара, а не для переговоров с кем-либо и о чём-либо.

– Ну, а что тебя привело к нам?

– Ил-Лайда.

– Да. Моя дочь – временница… – он вздохнул, похоже, осудил её способности ходить во времени. – Но она – моя дочь. А ты?.. Кто ей? Зачем пришёл?

Вопрос вопросов: зачем он пришёл к его дочери?

Иван уже был намерен начать говорить издалека: как он её случайно встретил, как они понравились друг другу, как…

«Но надо ли?» – одёрнул он себя.

Отец Ил-Лайды ходок во времени, и у него, также как у всех, без сомнения, складывались отношения с женщинами тех эпох и мест, где он побывал.

– Хожу во времени, – сказал Иван. – Ищу…

Гирба-Сех-МирГунн изобразил улыбку.

– Да, мы ходим во времени… Ищем.

Он правильно понял невысказанную мысль Ивана. Они обменялись взглядами заговорщиков. Но реплика Ил-Лайды с тем же подтекстом повергла их в изумление.

– Мы временницы тоже ходим во времени. Ищем.

Гирба-Сех-МирГунн беспокойно задвигался на скамеечке, а потом рассмеялся. У Ил-Лайды были глаза отца: в них, казалось, тонул весь окружающий мир.

– Дочь моя!.. Ты стала совсем взрослой. А я был слеп. Зачем тебе Манта? Грязный и грубый? Мы ходим во времени… Но… – вдруг озабоченно воскликнул он. Громко позвал: – Ито-Ме! – в комнату заглянул кто-то из фийхов. – Появится Манта, пусть ждёт меня в камме. И кормите его! Пусть ест, сколько захочет. А мы с тобой, КЕРГИШЕТ… Дочь моя, иди к Наку-Лу, поговори с ней о чём-нибудь, а я с КЕРГИШЕТОМ.

– Знаешь, КЕРГИШЕТ, я далеко во времени не хожу. Не интересно мне, – начал неторопливо Гирба-Сех-МирГунн после того, как Ил-Лайда, кинув на Ивана обжигающий взгляд, вышла из комнаты. – Я люблю поиграть с теми, кто сам любит играть с людьми, повелевать ими. И как ходок во времени могу позволить себе это… – Он поднял на Ивана глаза, в которых, казалось, не было дна. Иван никак не отреагировал на его откровение: у каждого ходока свой бзик. Шилема, вот, не только играет, но и «наставляет»… Гирба-Сех-МирГунн глухо кашлянул, прочищая горло. – Но недавно, когда поле ходьбы стало другим… Ты заметил? – Иван кивнул. – Оно стало другим, а я стал замечать, что кто-то стал ходить за мной следом. Думаю, не человек… А, может быть, и человек. На нём одежда серебристая, а на голове колпак надет так, что даже глаз не видно. Лишь борода торчит.

– Удильщик! – непроизвольно воскликнул Иван.

А про себя подумал, ощущая холодок, коснувшийся спины: неужели «удильщики» уже просчитали все его ходы и определили его встречу с Гирба-Сех-МирГунной, о которой он даже сам не подозревал?.. Э, нет! Не с ним, а с Ил-Лайдой.

– Ил-Лайда давно становилась на дорогу времени? – спросил он.

Гирба-Сех-МирГунн надул щёки.

– Дней пять назад я ей запретил… Тут такое дело…

– Знаю! Позови её сюда! Это охотятся за ней. А ты её отец. Они о том знают.

– Ты о них?.. Ито-Ме! Позови Ил-Лайду!… Кто они? Они тебе известны?

– Известны, – уныло отозвался Иван.

Он с досадливым томлением представил, что с «удильщиками», как видно, предстоит нешуточная борьба, пока он наладит с ними контакт.

И наладит ли?

Ил-Лайда, не скрывая радости, впорхнула в комнату, коротко взглянула в сторону отца и встала рядом с Иваном. Она чего-то ожидала для себя значительного и готова была прыгать от счастья. Но всё вышло не так, как ей представлялось.

– Ил-Лайда и ты, уважаемый Гирба-Сех-МирГунн, вот что я вам скажу, – с расстановкой произнёс Иван. – В нашем поле ходьбы перемены привели к лёгкому проникновению в него ходоков из другого потока времени. Они хотят поймать меня. А чтобы я бросился в их поток, они стали преследовать всех тех, с кем я связан тесными узами дружбы. В их поле зрения попали многие, в том числе и вы. Поэтому прошу, поостерегитесь пока становиться на дорогу времени. Или не делать это в одиночку. Они могут навалиться скопом. Мы недавно едва отбили Симона. К тому же, век, в котором вы живёте, как раз находится в промежутке, куда «удильщики» могут дойти. Поэтому…

«Поэтому… поэтому…» – зациклилось у него в голове. – «Ну, что – поэтому? А то!» – вдруг решился он.

– …мы сейчас станем с тобой на дорогу времени и посмотрим на твоего преследователя. А ты, Ил-Лайда, тоже пойдёшь с нами, чтобы здесь не оставаться одной. И… оденьтесь по-походному. И ещё. Мне надо поговорить с твоими телохранителями, пока вы готовитесь.

Нападение

Тейши или как их называл Симон, «удильщики» объявились внезапно…

К тому времени Ил-Лайда и её отец были в полной готовности уйти на дорогу времени, а фийхи – крепкие и вооружённые до зубов люди – как будто прониклись озабоченностью и наставлениям Ивана: в случае появления чужих и невозможностью следовать за ними в поле ходьбы, как это могли делать их повелитель и его дочь, стараться оглушить, но не убивать налётчиков. Как могут выглядеть не прошеные гости, Иван описал, что сослужило хорошим ориентиром для фийхов практически сразу, как только они о них узнали.

Вывалившихся в реальный мир, одетых в сверкающе-серебристые балахоны, с накинутыми на лица капюшонами, «удильщиков» насчитывалось с десяток, не меньше. Они объявились хозяевами положения – их много, налёт непредвиденный: кто может им противостоять? Оттого вели себя беспечно, наслаждаясь произведённым, по их убеждению, эффектом внезапности своего появления.

Иван среагировал мгновенно, на секунду окунувшись в поле ходьбы. В точке зоха маячили три нелепые фигуры. Иван мелькнул перед ними и пропал, не совсем уверенный, что сделал это незаметно. Однако раздумывать не стал: тремя больше, тремя меньше…

Промедление стоило тейшам дорого. Фийхи набросились на них с яростью, тут же выведя из строя половину нагрянувших чужаков. Остальных Иван откинул временем в прошлое и поместил в ловушку, чтобы не разбежались. А одного из них успел ухватить за бороду, чтобы тот послужил «языком». Но борода, явно бутафорская, осталась в руках Ивана, а «удильщик» скрылся, уйдя на дорогу времен.

Гнаться за ним Иван не стал, но подумал только: пусть он там, в поле ходьбы, «застрянет» во времени или «повиснет», да так, чтобы его можно было видеть, и хорошо бы общаться с ним. Его мысль, по сути своей, капризная, тут же воплотилась в виде вначале лёгкого колебания воздуха, а потом и появлением несуразной из-за одежды фигуры беглеца. Мнимый бородач оказался во временном мешке.

– Вот так, – удовлетворённо бросил Иван. – Побудь там пока.

Хотелось бы увидеть его лицо, однако капюшон ниспадал почти до кончика нос. Иван перевёл взгляд на постепенно приходящих в себя от ударов фийхов налётчиков. Распорядился;

– Откройте им лица и оторвите бороды. Усы тоже.

– Да, – подтвердил Гирба-Сех-МирГунн, так как фийхи ожидали подтверждения команды от него.

Настоящая борода оказалась только у одного тейша, всё остальное – камуфляж. И это были лица людей. Правда, имелась одна общая черта – носолобость и узко посаженные глаза.

Ил-Лайда ни на шаг не отходила от Ивана, он и сам придерживал её за руку.

– Я таких… уже видела, – она старалась говорить ровно, но губы её подрагивали, отчего сказанное ею походило на невнятное бормотание. – Когда шла с Манеллой…

– Возможно… – отозвался Иван.

Все, с кем чаще всего он встречался, могли подвергнуться в данный момент нападению: на дороге времени и в реальном мире, в прошлом и будущем. Или они пришли только сюда?

– Я – КЕРГИШЕТ! Зачем я вам нужен? – спросил он «удильщиков», пойманных им во временную ловушку.

– Ты?.. Ты есть КЕРГИШЕТ? – заикаясь, усомнился пытавшийся убежать.

Он не верил.

– Я – КЕРШИШЕТ! Жду ответа! – с жёстким нажимом на каждое слово сказал Иван. – И не молчите!

Взгляды, которыми обменялись тейши, были растерянными. Они молчали.

– Ну! – прикрикнул Иван. – Или вы говорите. Или… Вы первыми напали. Пощады не будет!

Ил-Лайда впервые видела Ивана серьёзно рассерженного, рука её дрогнула. Зато Гирба-Сех-МирГунн поддержал:

– Хуже будет!..

– Но мы не знаем! – в отчаянии на слегка испорченном языке ходоков воскликнул обладатель куцей бороды и закашлялся, словно в рот ему попал ком снега.

– Как так? – теперь растерялся, но тут же рассердился не на шутку Иван.

В ответе бородатого сквозила, как ему показалось, издёвка типа: «мы люди не здешние, ничего не знаем». А сами… Толпой бродят по полю ходьбы, охоту на близких ему ходоков устраивают… И ничего не знают?..

– Я предупредил… Будете сидеть во временном… э-э… – Ивану как всегда не хватало слов выразить, казалось бы, простые действия, которые приобрёл в последнее время и то, чем стал обладать в физическом их проявлении. – …мешке, пока не вспомните. Хоть вечность!

– Но мы и вправду не знаем! – закричал на языке ходоков пойманный Иваном беглец и резко откинул капюшон.

Он не походил на других: явно человек этого мира. Глаза его горели не то от возмущения, не то от боязни вечно просидеть в непонятном ему временном образовании, в котором он сейчас находился. И если он из нашего мира, то это его, по всему, упоминал Уршай.

– Ты… Сулейк? – вспомнил Иван обидчика Симона.

– Я… – Сулейк угас, но не замедлил с вызовом спросить. – И что с того?

– А то! Либо вы скажите мне всё, или я вас отправлю дальше, чем видно во времени и пространстве!

– Мы не знаем, – подал голос бородатый. Повторился плаксиво: – Мы не знаем!

Ивану по-настоящему хотелось ругнуться, однако стал понимать, что эти «удильщики», наверное, точно не знают. Так что ругайся он, но толку от того не будет.

– А кто знает?

– Рапотул знает.

– Где он? Он был с вами?

– Был, да сплыл, – без какого-либо ехидства заметил Сулейк. – Он оставался на дороге времени и, естественно, ушёл, когда увидел, что ты здесь… – он долго подбирал слово, – делаешь. Теперь, наверное, далеко уже ушёл.

– Далеко ушёл, говоришь. Это мы сейчас посмотрим.

Иван напрягся и, оставаясь в реальном мире, заглянул в поле ходьбы как в окно, ведущее из одной сущности в другую.

«Удильщики», среди которых, наверное, находился и Рапотул, быстро уходили в прошлое, смещаясь в сторону Южно-Американского материка. Где-то там, как теперь представлял Иван, располагался проход, а, может быть, один из проходов в иное время или иное его течение. Иван только подумал, а беглецы словно наткнулись на мощный поршень, который стремительно стал их выдавливать в будущее, ко времени и месту, где сейчас находился КЕРГИШЕТ.

Не прошло и полуминуты независимого времени, как они проявились перед лицом ходоков, фийхов и пойманных до того налётчиков.

– Ну, вот! – Иван, чтобы как-то привести себя в порядок от содеянного, остервенело потёр подбородок. – Все в сборе.

Уж слишком много на него свалилось сегодня открытий новых возможностей: и управление некоторыми моментами времени, и беспрепятственное прохождение сквозь стены, да и внезапные заботы о безопасности ходоков, ставших из-за близости к нему объектом охоты пришельцев из другого времени.

У пойманных ранее «удильщиков», и до того оторопевших от происходящего, появление беглецов вызвало панический ужас. Сулейк даже прикрыл лицо, чтобы этого не видеть. Да и Ил-Лайда с отцом мало понимали, что происходит. Только фийхи, быть может, воспринимали движения старых и новых фигурантов вполне нормальным порядком вещей: кто-то нападает, а они выполняют свои функции по защите Правителя и его дочери. Правда, они с полуоткрытыми ртами наблюдали за необыкновенными фокусами неведомого гостя их повелителя.

– Будем надеяться, что все в сборе, – после длительной паузы продолжил Иван. – Кто из вас Рапотул?.. Снимите завесы с лиц! – Пойманные тейши не шелохнулись. – Что ж, начнём по одному… С тебя, – указал Иван на крайнюю фигуру, и она отделилась от группы и плавно подплыла к фийхам. – Сорвите с него маску или что там на нём!

Фийхи не стали ожидать подтверждения от Гирба-Сех-МирГунна, и были готовы исполнить распоряжение Ивана.

– Нельзя этого делать! – крикнул Сулейк.

– Почему?

– Он задохнётся. Это у него не маска.

– Ага! – если Иван и задумался, то лишь на мгновение, поместив фигуру в подобающие, как ему показалось, условия, сам протянул руку и сдёрнул маску, скрывающее лицо «удильщика».

Именно маску, а ни какое-то устройство, помогающее дышать.

Люди и даже «удильщики» отшатнулись, увидев перед собой звериную морду неведомого существа. Это явно было пресмыкающееся: личина, хотя и плоская, но покрытая чешуёй; немигающие глаза утонули в глубоких глазницах и мрачно мерцали.

– Это он – Рапотул?

– Не-ет, – нестройно отозвались тейши, недоумённо пожимая плечами: они, возможно, тоже видели это существо впервые.

– Тогда продолжим. С тебя! – Иван указал на мрачное изваяние очередного «удильщика».

– Не надо, о, Тот, Кто Останавливает Время! – вдруг по-русски проговорило это изваяние и смахнуло лицевую накидку.

Прошли томительные секунды, пока Иван оправился от ошеломляющего удивления.

– В"ыг!.. Маршрак! – он негодующе взорвался. – Какого чёрта?! Зачем ты устроил охоту на ходоков?.. И на меня? Тебе мало кушеров, которых ты оболванил, а потом сбежал?

В"ыг прикрыл глаза, и лицо его превратилось в череп давно умершего животного.

– Прости, Тот, Кто Останавливает Время. Так получилось. Я не Маршрак. Он вернулся в заливы предков. Я новый Ждущий. Но ты можешь называть меня его именем, как это принято у вас.

– Зачем, скажи на милость, эти? – Иван повёл рукой в сторону «удильщиков». – Ведь Дигон мне уже сказал о тебе и твоём возвращении… появлении. И я бы встретился с тобой. А ты… Или не понимаешь, что после таких действий с твоей стороны, мне недосуг будет заниматься и вашей пирамидой, и, вообще, вашими заботами и надеждами на меня?.. Остаётся плюнуть на вас и позабыть, кто вы есть!

– Нет, Тот, Кто Останавливает Время, ты так поступить не можешь.

– Это почему же? Ты, значит, можешь себе позволить развлечение, устраивая охоту на разумных нашей эпохи? Да? А я в знак, значит, благодарности за это должен думать о вас? Так? Думать о тех, давно уже превращённых в прах? Нет, уж! Я точно про вас забуду!

– Нет, Тот, Кто Останавливает Время, не забудешь. Ты – Совесть Самого Времени. Её созидающая и добрая сторона. Забудешь нас – себя забудешь…

– Чёрт! – процедил сквозь зубы Иван.

Ведь Хиркус, поганец, уверял его в том же. Они сговорились, что ли между собой? И это ещё – «Совесть Самого Времени». А?

– Но зачем всё это? – Иван вернулся к непонятному поведению нового Ждущего на дороге времени. – И… почему ты обосновался в другом потоке времени, а не в нашем?

– Так получилось, Тот, Кто Останавливает Время, – повторился в"ыг.

– Получилось? Но ведь это организовал ты? Зачем надо было устраивать охоту на ходоков?

В"ыг мгновение побывал в облике голого черепа, а, вернувшись к своему постоянному естеству, твёрдо произнёс:

– Они – наша добыча!

– Вот как!? – только и мог возмущённо воскликнуть Иван, так как всё, о чём он пытался разъяснить, задавая вопросы в"ыгу, разбивались его заявлением о добыче в лице ходоков во времени. Ему тут же вспомнилось заявление Дигона, что Маршрак ест якобы людей. – С каких пор люди стали твоей жертвой? Ты в наш мир пришёл только за этим?.. – Иван наливался праведным гневом. Он повышал голос и сжал руки в кулаки. – Если за этим, то я тебя вышвырну туда, откуда ты пришёл! И…

– О, Тот, Кто Останавливает Время, ты меня не так понял, а я, наверное, не так сказал…

– Я понял правильно! Ходоки – добыча?

– Это не то слово. Они нам были нужны, чтобы знать о тебе…

– Однако! Что-то не складывается. Зачем тогда надо было хватать Сулейка и Уршая, с которыми я никогда не контачил?

– Эти люди пришли к нам сами.

– Как кушеры?

– Нет. Они пришли добровольно.

Иван повернулся к Сулейку, спросил на языке ходоков:

– Он говорит, что ты пришёл к нему добровольно. Так?

– Врёт он всё! У него там какая-то штука. Навели на меня, а эти, – Сулейк мотнул головой в сторону тейш, – что-то пропели, вот я и пошёл за ними.

– Ясно. Камни…

– Он тоже говорит неправду. Он искал нас, – сказал на том же языке Ждущий.

– Сулейк?

– А куда мне было податься? Симон меня хотел поймать…

Иван осуждающе повёл головой.

– Ладно. Симон с тобой ещё поговорит. – И в"ыгу: – Меня не трудно было найти и вступить в контакт, а не хватать ходоков.

– Не так, Тот, Кто Останавливает Время. Мы ждали тебя в Панти… в другом потоке времени, где был я.

– Вот как? Но я же с Маршраком встречался здесь.

– Да. Но ты побывал везде, и везде оставил о себе следы. Даже там, когда на Земле не было ещё нас, в"ыгов. Мы искали тебя пять миллионов оборотов планеты тому назад, когда ты побывал там. Мы искали тебя, Тот, Кто Останавливает Время… Наконец, нам повезло, с тобой говорил Маршрак, наш первый Ждущий тебя. Мы радовались. Но он ушёл от нас в заливы предков внезапно. И мне пришлось начинать всё сначала…

Гирба-Сех-МирГунн, Ил-Лайда, фийхи, Сулейк и тейши с беспокойством вслушивались в незнакомую речь. Оно усилилось после обращения Ивана к Сулейку. Тейши попытались вырваться из временного мешка. Капюшоны они с себя сняли – все словно на одно лицо: идущий ото лба мясистый нос, тяжело нависающий над полными губами, утончённый в переносице от узко поставленных глаз. Особняком стояло существо с плоским змеиным ликом. В одиночестве оставался Сулейк. Он, по-видимому, что-то улавливал из диалога Ивана с. И когда тот сделал паузу, сказал несколько невпопад:

– Он тоже может уйти. Так уже было. В воду уходит.

– Да, вода их стихия, – машинально подтвердил Иван, мучительно размышляя о новой, отнюдь не приятной ему ситуации, внезапно возникшей во дворце Гирба-Сех-МирГунна.

Он, как человек со всеми присущими ему слабостями, пришёл к Ил-Лайде. В груди теплилось предчувствие ласки и ответных чувств. И ведь нашёл её, обретя новые возможности ходьбы во времени. И она была рада ему. Казалось, надежда исполнилась.

И – раз!.. «Удильщики», в"ыги со своей, по сути, бредовой идеей, Сулейк, с которым неясно, что делать: отпустить на все пять путей – четыре в пространстве и ещё один во времени, или показать его Симону, пусть тот со своим противником мириться или продолжает враждовать… Не его это забота. Он – КЕРГИШЕТ!.. Он – Тот, Кто Останавливает Время… Повелитель и Совесть Самого Времени!.. Чёрт возьми, все эти титулы, звания или прозвища досужих людей и иных разумных!

Он пришёл к Ил-Лайде! Как обычный человек, в конце концов!.. А-а!..

– Но ты мог бы сам придти ко мне, – после долгого молчания сказал Иван. – Ты же умеешь чувствовать дорогу времени. Или передать через того же Сулейка или Уршая… Хотя… Сулейк, это ты устроил охоту на Симона? И Ждущего втравил?

Сулейк окрысился.

– И что?

– А то!

Вызывающее поведение Сулейка подстегнуло Ивана к действию, не мыслимому совсем недавно. Он вызвал образ Симона и, наверное, вырвал его силой, пока что неведомой ему самому, но которой он уже обладал, из той точки зоха, где он находился. Симон появился перед всеми, также упакованный во временной мешок. Иван его тут же высвободил из него, и Симон оказался стоящим рядом с Иваном. Был он крайне ошеломлён произошедшим с ним перемещением, но Сулейка отметил сразу.

– Ваня?.. – воскликнул он, узнавая. И с яростью: – Сулейк?..

Одет Симон – как на званый ужин безымянных аристократических особ. Волосы уложены в хитрую причёску, делавшие его похожим на героя старых фильмов. Из верхнего кармашка короткого пиджака выглядывала уголком накрахмаленная белая салфетка. Он что-то дожёвывал, в левой руке держал столовый нож.

– Твой дружок, Симон, натравил на ходоков всех тех, кого вы называете «удильщиками». На тебя, в частности. Да и сюда их привёл за Ил-Лайдой.

– Да, мы с ним, Ваня, когда-то были друзьями, – с остановкой на каждом слове сказал Симон. – Пока он… Ну, и чего ты добился? – спросил он Сулейка.

Тот, всё ещё скованный временем, вместо ответа попытался стать на дорогу времени. Облик его слегка размазался, но опять обрёл чёткость.

– Вот что, Симон, решай сам, что с ним делать, а мне недосуг. – Иван досадливо передёрнул плечами. Обратился к Ждущему: – А ты возвращайся к себе. Я к тебе скоро приду или, что надёжнее, вызову. Забирай и своих кушеров. А это кто? – он указал на существо со змеевидной личиной.

– Мой телохранитель… Кынг. По-вашему, собака. Верный…

– Ясно! – Иван устало вздохнул. – Всё! Симон, куда вас переместить?

– Его забрось пока куда-нибудь. Пусть там посидит. А меня верни туда, откуда взял! – резко сказал Симон. Однако пожаловался: – Ума не приложу, как буду объяснять своё исчезновение. Или ты теперь можешь вернуть тик в тик?

– Могу! – сказал Иван, отсылая Учителя к моменту его ухода из-за стола, а Сулейка отбросил тысяч на двадцать лет в прошлое, где тому едва ли удастся стать на дорогу времени.

Комната Ил-Лайды, только что переполненная местными и пришлыми, приняла свои первоначальные размеры. До того её стены Иваном были отброшены во времени. Остался лишь запах, приправленный духами от Симона.

Гирба-Сех-МирГунн, сидя на кушетке, огляделся.

– Да-а, КЕРГИШЕТ…

Он тяжело поднялся, махнул рукой фийхам и оставил Ивана с Ил-Лайдой наедине.

– А мы, – проговорил Иван как можно мягче, хотя помыслы не соответствовали голосу, – В Кап-Тартар?

– Да, Ваня, да! – сказала Ил-Лайда с дрожью в голосе.

Пирамида

День, как всегда ясный, весенний, проведённый Иваном с Ил-Лайдой, умиротворил его. Все передряги последних дней и событий и мрачные мысли по поводу их, рассеялись. Он чувствовал себя полным сил, порывался петь, впрочем, это пение больше походило на завывание ветра или мычание. Однако он ощущал себя вполне человеком.

Но, одновременно, и…

Кем?

Сказав на прощание Ил-Лайде, чтобы они ничего не боялась, он с этим нелёгким вопросом появился в своей маленькой квартирке. Зато здесь всё было надёжным, устоявшимся, размеренно-последовательным.

Муха билась о стекло, не могла, как обычные ходоки во времени его преодолеть. Иван мимоходом помог ей, на мгновение убрав стекло, отослав его куда-то во времени…

Настенные часы напоминали: время течёт в одну и только в одну сторону…

На кухне Сарый пил чай…

– Набегался? – вместо приветствия неласково встретил он ученика. Иван промолчал: ворчание Учителя тоже умиротворяло. Сарый втянул в себя полчашки чая. – Ты бы вернул поле ходьбы к нормальному виду.

– Это как? – Иван сел напротив Учителя.

– Как, как? Будто бы не знаешь. Сам ходишь.

– Нет, Учитель. Я теперь по дороге времени не хожу. Я теперь… Вот смотри!

Они оказались сидящими за столом на окраине лесного массива. Чай дымил в чашке Сарыя, горка пряников громоздилась на столешнице. А вокруг идиллия угасающего дня и лета…

Сарый едва не вылил остатки чая на себя, а уже оказался в пустынной местности, рядом застыл не успевший спрятаться в норе, суслик…

– Ва… – начал взывать к ученику Сарый, и окончил произносить его имя на берегу моря, – …ня!

Над головой высился мрачный утёс, а вдоль берега под вёслами проплывала триера, за ней ещё с пяток таких же, многовёсельных.

Наконец, они вновь сидели в маленькой кухоньке квартиры Ивана, правда, стену между нею и комнатой он убрал.

Дрогнувшей рукой Сарый поставил чашку на стол, откинулся на спинку кресла. Молчал долго. Иван, не ощущая вкуса, пил чай. Он сам был потрясён тем, что только что проделал. И проделал все невероятные подвижки без напряжения, одной игрой желания оказаться в той или иной точке зоха со всем находящимся на столе и рядом с ним.

Сарый протянул руку в сторону исчезнувшей стены. Наткнулся на спинку диван-кровати, что стоял в комнате у пропавшей стены, судорожно одёрнул руку. Посмотрел на неё, Ивана и… тихо рассмеялся.

– Да, Ваня… Никогда, даже слыша разные россказни о КЕРГИШЕТЕ, не мечтал испробовать на себе твои возможности. Дожил, как говорится, до того. И вот смеюсь, хотя не знаю, может быть, надо плакать. – Иван глянул на него вопросительно. – Так как не знаю, чем это закончится для тебя, да и для нас тоже.

Иван слушал Учителя, кивал головой или вскидывал на него глаза, чтобы отметить его мимику, но думал совершенно о другом. Вернее, с каким-то беспокойством анализировал свои ощущения, возникшие после совершённого с Сарыем вояжа по временам и пространству планеты. Они, эти ощущения, созвучны были больше досаде, чем удовлетворению от содеянного.

Вспомнились слова Девиса об игре со временем. При том, бессмысленной… Впрочем, на такую игру можно посмотреть и под другим углом зрения. А что, если он учится по-новому осваивать время? Познаёт ранее неизвестные свои способности?

Сам!

Здесь Учителей у него не будет, так что каждый его нехоженый никем из ходоков путь во времени, его подчинения своим желаниям – правильный шаг, а не игра!

– Всё так, Учитель, – сказал он, гася разрывающее голову воображение: не хотелось в него погружаться, поскольку не был к тому подготовлен.

– И что теперь? – цепкий взгляд Сарыя впился в Ивана, ожидая от него нечто важное.

– Не знаю, Учитель, – тихий ответ Ивана не оправдал его надежд.

– Да что ты заладил: Учитель, Учитель? – взорвался Сарый. – Какой я тебе Учитель? Это уже когда я тебе был Учитель! А кто знает? Только ты! А ты… – Он взял чашку, пригубил. Сказал убеждённо: – Ты, Ваня уже знаешь. Думаю, у тебя иное. Ты растерялся. Так? – Иван покорно дёрнул плечами: Сарый-то прав. – А если так, то… всё у тебя в порядке. Ха! Я когда узнал, что могу ходить во времени… – глаза его тёмно-жгучие затуманились. – Я был до того сбит с толку, что… Помнишь, ты в магазин побежал, забыв одеть штаны?.. У меня бывало похлещи. Знаешь, однажды… – он снова замолчал и погрузился в воспоминания, произошедших с ним курьёзов тысячи лет назад его жизни. – Н-да… Всё было, Ваня… И у тебя пройдёт. А вот поле ходьбы верни к первозданному состоянию. Новое не всем нравится.

– А как же дорога в Кап-Тартар? Опять будете бедствовать?

– Да, Кап-Тартар… Так оставь эту возможность! Как?

Иван хмыкнул. Учитель в его способности уверовал больше, чем он в себе сам. Тем более что к полю ходьбы он, как будто, ничего своего не добавлял.

– Не хочу опять ссылаться на незнание, но попробую.

– Попробуй, Ваня, попробуй… – Сарый вдруг засуетился, заговорил по иному: – Ты бы, Ваня, что поел. У меня всё запасено. Поешь, пока кто-нибудь опять оголодавший не прибежал… Опять всё съедят! Не побрезгуют!..

Учитель говорил, будто шуршал, а Ивана опять повело в мыслях в сторону, он погрузился в грустное переживание от недавнего мимолётного видения Напель.

Они с Ил-Лайдой уже возвращались к стартовой аллее окрестностей Фимана. Он поддерживал её под локоть. Она, утомлённая и изнеженная, рассказывала, как его ждала столько времени, сопротивлялась намерению отца отдать её этому дикарю Манте.

А Иван вдруг вспомнил Напель и против воли вызвал её из небытия струй времени. Её облик продержался перед глазами всего секунды, чтобы Иван мог разглядеть: она находилась в объятиях мужчины. Напель тоже увидела Ивана и торопливо прикрыла лицо рукой. Он ей показался призраком, тоже выплывшим не то из воспоминаний, не то тоже из небытия. Он же не испытал ни ревности, ни обиды, ни даже чувства сожаления, что потерял её.

– Что это было? – прижалась к нему Ил-Лайда.

– Не знаю, – солгал Иван. – Здесь всякое бывает.

– Да. Я видела как-то страшную обезьяну… Фу!

«Напель ушла навсегда, – посчитал Иван, сидя за столом. – Вот и Зинзой пренебрёг…»

А есть и вправду хочется.

– Я, пожалуй, поем, Учитель.

Посланца племени в"ыгов Иван нашёл не там, где искал.

А начал он поиск, памятуя последнюю с ним встречу, в параллельном течении времени. Проникновение в чужой мир свершилось просто, но дальше начались неудачи. Во всяком случае, в"ыга Иван не находил. Как будто что-то нащупывалось, он даже видел искомый образ, но потом тот растворялся, как только начинался с ним контакт.

Эта неуловимость раздражала Ивана. Он то откладывал розыски, то вновь возвращался к ним, получая каждый раз один и тот же результат.

Наконец, он отказался от целенаправленного поиска только в одном месте. И как только расширил область обследования, сразу же наткнулся на искомого. Находился он совсем недалеко во времени и пространстве, и в родном Ивану потоке времени.

В"ыг встретил появление Ивана так, словно встреча эта была не нужна. Он долго вглядывался глазами земноводного в человека, вдруг возникшего перед его ложем. Посланец пирамиды в"ыгов лежал укрытый, как и первый Ждущий, зелёным покрывалом, сплетённым из водорослей. Широкий лежак в одиночестве стоял посередине лёгкого навеса. В нескольких шагах плескались о берег моря мелкие волны.

– Во, уставился! – пробурчал Джордан, напросившийся в напарники Ивану.

Впрочем, Джордан так уже сжился в паре с КЕРГИШЕТОМ, что облако впускало и выпускало его помимо воли Ивана. Правда, только в его присутствии.

– Ты меня что, не ждал? – наконец спросил Иван, задетый за живое таким приёмом.

Кто кому нужен? Они ему или всё-таки – он им?

– Ждал, – сказал в"ыг, на мгновение погружаясь в облик давно умершего существа, оставившего о себе лишь одно – череп. – Ждал, но не я. Но, если ты, Тот, Кто Останавливает Время?.. Тогда я тебя жду.

– Ага, – стал догадываться Иван. – Что-то вы часто стали менять Ждущих.

– Да. Пирамида плохо держит. Надо торопиться. Иначе…

– Для того и пришёл. Веди нас! А мы за тобой… А лучше… – Иван повёл головой: облако обозначилось едва уловимым мерцанием. Ходоки и Ждущий вместе с ложем оказались внутри его. – Где находится тот, кто поддерживает тебя наверху пирамиды?

– Это надо начинать не здесь.

В"ыг, заметив себя в облаке, даже не шелохнулся.

– Где?

Этот Ждущий, не в пример первому, плохо разбирался в географии современной Земли. Он долго и нудно объяснял, куда следует добраться во времени и в пространстве, чтобы двинуться к основанию пирамиды. Иван нетерпеливо переспрашивал, стараясь понять его пространные толкования. А когда уяснил, то оказалось – это тот же самый остров в Индийском океане, где у него не состоялась встреча с Маршраком.

– Знаю! – сказал Иван.

Через мгновения они оказались на месте. Здесь Иван когда-то провёл несколько томительных часов в ожидании в"ыга.

– Всё правильно, – оглядевшись, подтвердил в"ыг. С ложа он не удосужился сползти. – Теперь на шестьсот тысяч двести пятьдесят два оборота планеты вокруг солнца в прошлое.

До заданной точки потратили две-три секунды. Остров превратился в возвышенность, от подножия которого простиралась во все стороны суша. Лишь в одном месте к нему подступал узкой лентой залив недалёкого океана. Можно было слышать гул прибоя.

– Всё правильно, – отметил в"ыг. – Они там, у воды.

– Они?

– Их двое. Один меня удержать не может.

– Ясно!

Под навесом – четыре палки и большой лист какого-то растения – на двух лежаках примостились два в"ыга, похожие друг на друга, как капли воды, под зелёными покрывалами.

– Вот ведь как живут! – восхитился Джордан. – Лежат всю жизнь. Дел никаких, а?

– Вот и странно, что разумными стали. Утверждают же, что труд сделал человека человеком. Впрочем, зачем им трудиться? Сеять, пахать, убирать? В море всё есть. Только рот разевать не зевай. Еда сама плывёт.

Пока они между собой удивлялись, облако накрыло и этих в"ыгов с лежаками. Они нечленораздельно что-то квакнули на непонятном пока что для Ивана языке: не то поздоровались, не то выразили недоумение, а то и недовольство, что их потревожили. Ждущий тоже коротко ответил. И всё! Словно они постоянно становятся пассажирами подобных временных образований.

Лежат себе. Ждут, значит…

Дождались…

«Поистине, бездельники», – неприязненно подумал Иван. Оттого грубо спросил:

– Теперь куда? Почему я должен спрашивать?

– Это знают они, – заявил Ждущий и глаза прикрыл.

Его отвратительная маска, равнодушие, с каким тот сбросил с себя ведущего по пирамиде, вызвали у Ивана неподдельный гнев на этих лежебок.

Облако отскочило в сторону, оставляя ходоков и в"ыгов под затянутыми тучами небом.

– Вы здесь отдыхайте, а я вернусь домой! – Иван не сдерживал своей ярости. – Какого чёрта вы разлеглись и – ни бэ ни мэ?

– Это не так, Тот, Кто Останавливает Время, – сказал Ждущий.

– Что не так?.. Мы что, достигли основания пирамиды?

– Ты сам знаешь, что нет.

Если взять во внимание отсутствие интонаций, размеренность слов, кажущаяся холодность и безапелляционность их высказывания, то состояние Ивана можно было понять.

– Я ничего не знаю! Вы, как вижу, кроме барского возлежания, ни черта делать не хотите. Даже сказать, куда двигаться дальше. Мне это стало… во! – он чиркнул открытой ладонью ниже подбородка. Почти выкрикнул: – Куда теперь?

– КЕРГИШЕТ, может быть, и вправду плюнуть на них? – встрял Джордан.

– Пошёл ты со своими советами! – И Ждущему: – Считаю до трёх. Не скажешь, брошу вас здесь! Ну! Раз…

– Надо ждать…

– Какого ещё чёрта?

– Знака.

– Какого ещё…

Иван не успел повториться и снова упомянуть чёрта. В тучах на мгновение образовалась щёлка, через которую луч солнца прорвался к поверхности земли и осветил Ивана.

С в"ыгов слетели покрывала, они покинули лежаки, неуклюже привстали на задние ласты и наперебой заквакали. Лингвам Ивана лишь тужился понять речь древней расы разумных, как Ждущий сказал:

– Надо ещё на три миллиона восемьсот тридцать четыре…

Он говорил, а облако подхватило всех и без труда покрыло и этот промежуток времени, сделав остановку на берегу, захлёстываемому высокими пенистыми волнами. Здесь, в поросшем кустарником прибрежье, словно в солдатской казарме, только под открытым небом, в два ряда лежал целый десяток соплеменников Ждущего.

Охватив лежбище, Иван погнал облако в прошлое, в полной уверенности, что оно найдёт точку времени, где надо будет остановиться.

Его непредвиденные действий (возможно в"ыгы должны были дождаться опять какого-то знака), наконец вызвали у них нечто похожее на панику. Некоторые даже сползли с лежаков и пытались покинуть облако. От их сумбурного кваканья Ивану пришлось отгородиться, поместив в"ыгов, кроме Ждущего, за шторой разноса времени. Ждущий начал было говорить, что негоже так поступать. Однако Иван жёстко оборвал его:

– Не мешай! Без ваших подсказок доберусь! Мне с вами недосуг заниматься!

Джордан одобрительно поддакнул, а Иван высказался, и сам на себя рыкнул: – «Куда тороплюсь?»

И точно, куда?

Но зудело: покончить дела с в"ыгами и забыть о них.

Но тут же подкралась неприятная мысль, что они его просто так не оставят в покое. Действительно. Он вернётся к своему времени, а популяция их просуществует те самые тысячи лет от истока их цивилизации до её кончины. Среди них найдутся мудрецы, они вновь построят пирамиду и пошлют Ждущего для поиска Того, Кто Остановит Время, то есть опять по его душу… Он их вернёт к началам… А они опять…

Нет уж! Как не было круговорота с возвращением за Пояс Закрытых Веков и его разрушением, так будет и здесь! Время их больше не пропустит… Уж он постарается, чтобы не пропустило.

Облако остановилось на берегу тихой лагуны, усеянного мелкими постройками, большей частью куполообразными. Кое-где виднелись насыпные валы с воткнутыми в них разно мерными палками. И ни одного живого существа.

– Здесь?

Ждущий на вопрос Ивана неуклюже покрутил головой, осматривая округу.

– Наверное, – неуверенно сказал он. – Надо у других спросить. Я давно отсюда ушёл.

– Спрашивай, – Иван снял временную преграду.

В"ыги обменивались мнением недолго, но Иван смог уловить смысл некоторых их реплик. Похоже, облако закончило бег в прошлое в нужной точке времени. Но в сомнение приводило отсутствие местных в"ыгов. Ждущий подтвердил его предположение:

– Мы вернулись правильно.

– Но я никого не вижу.

– Правильно. Время еды. Все там, в воде. Скоро придут. Мы бы тоже хотели…

– Гуляйте, – освободил их Иван. – Мы с Джорданом тоже разомнём ноги.

– Пора бы. Да и поесть бы не мешало.

– Ты что-нибудь прихватил, – с надеждой спросил Иван, но знал, что у фиманца ничего нет.

Джордан развёл руками.

– Они придут скоро, – напомнил Ждущий.

Другие в"ыги, уже оставили свои ложа и с кваканьем погрузились в лазурные воды лимана.

– Ты там узнай, с кем надо будет говорить, чтобы собрать всех.

– Они тоже будут скоро.

– Они? Их много?

– Двое, наверное… Я давно здесь не был.

– Мы подождём, – сказал Иван, но вдогонку крикнул: – Да не долго. Ты там передай этим… двоим!

Ждущий нырнул на дно лагуны. Время еды…

Иван, обгоняя Джордана, крупными шагами мерил взад-вперёд берег. Жутко воняло рыбой: и свежей, и на затохоле. В облаке, несмотря на присутствие в нём Ждущего, воздух был чистым. Оно, возможно, каким-то образом гасило запахи, неприятные Ивану.

Любопытствуя, заглянул в неказистые постройки. Пусто, как в шатре Маршрака. Лежак, а над ним в потолке дыра полуметрового диаметра. Встрепенулся, когда показалось, что на стенах начертаны какие-то знаки. Пригляделся – явные подтёки. Где же их лаборатории, школы, о которых упоминал первый Ждущий?

Или то были иносказания для его понимания?

Ничто здесь не напоминало успехов в науке. Но пирамида? Исчисление хаоса? Прогнозирование на миллионы лет вперёд? Предсказание о его появлении, как Того, Кто Остановит Время? Ощущение дороги времени?

Всё это не вязалось с окружающей унылой средой их проживания на суше. Тогда, может быть, все их достижения и средства, ведущие к этому, располагаются на дне лагуны?..

Всё-таки в"ыги, как разумные существа, наводили на размышления.

Но у каждого своё. Джордан со вздохом сказал:

– Нигде, какой бы-то ни было, еды нет.

– В воду не полезем.

– Не полезем, – опять вздохнул Джордан.

Прошло не менее получаса, когда поверхность лагуны пошла многочисленными кругами, а затем появились головы в"ыгов.

Племя в"ыгов выползло на сушу, и отдельными группками расположились по одну сторону от Ивана. Среди них, наверное, присутствовали и дети. Правда, Иван не особо всматривался, но на вид перед ним находились особи, мало отличающиеся габаритами друг от друга.

Никто не воспользовался немногочисленными лежаками, что были разбросаны на берегу; их вытолкали за пределы собрания.

Непосредственно перед ним, упираясь передним конечностями в песок, отдельно ото всех устроились Ждущий (Иван уже мог выделить его из общей массы схожих существ) и два в"ыга: крупные и, возможно, старые по сравнению с соплеменниками. Их кожа, словно собранная из мелких монет, имела оттенок седого тумана, пробитого кое-где тёмными пятнами. Оттого Ждущий при них выглядел одноцветным и мелковатым.

– Что решили? – спросил Иван.

Он это произнёс по-русски, как ему казалось. Но до боли в них искривлённые губы, язык, глубоко запавший в гортань, и прерывистый выдох произвели квакающие звуки, смысл которых дошёл до в"ыгов в виде того же поставленного вопроса, но на их родном языке.

Ждущий, готовый переводить, заёрзал всем тяжёлым телом и ещё глубже вкопался в песок.

– Ты знаешь? – всё-таки проронил он.

– Наверное, знаю, – нормальным человеческим голосом отозвался Иван.

Но вновь поставленный вопрос прозвучал на их языке. И опять это сопровождалось немыслимыми движениями речевого аппарата Ивана. Мало ему было говорить с мивакуками, так теперь с в"ыгами можно челюсть вывернуть.

Один из в"ыгов квакнул, Иван понял:

– Ты согласен вернуть нас в прошлое?

– Да. На сколько оборотов планеты вокруг Солнца вы хотите вернуться?

Названный период несколько отличался от озвученного когда-то Маршраком. Впрочем, это теперь для Ивана не имело принципиального значения: тысячью годами больше – какая разница?

– Я готов! Начнём сейчас?

Оказалось, что сейчас к переходу в"ыги были не готовы. Мало того, это вызвало нечто похожее на ропот большинства членов племени, а одна из групп в десяток особей даже снялась и отступила на почтительное расстояние от остальных.

Среди в"ыгов явно не было согласия на смену насиженных мест, неизвестно на какие, ожидающие их в прошлом.

И Иван понимал их. Он удивился бы, если это было бы не так.

Конечно, за двадцать тысяч лет здесь кое-что изменится, но навряд ли кардинально. Здесь, где они сейчас живут, всё так же будет берег залива или бухты, так же будут плескаться волны, и еда для в"ыгов пребудет той же. Как и люди, его современники, наверняка без охоты согласятся вернуться в каменный век. Если только как на экскурсию: посмотреть, поахать, поудивляться, но и только. А потом – домой, домой! Назад, в будущее. К телевизорам, телефонам, транспорту и, главное, магазинам. Правда, у в"ыгов ничего подобного он не видел. Вот только лежаки, глинобитные постройки или то, что скрыто под водой.

– Сделаем так. Назовите тех, кого я могу взять в ваше прошлое. Пусть они посмотрят и выберут место. Я их верну. Они расскажут вам, что там увидели, где можно начать новую жизнь. А остальные должны решить: хотят ли они вернуться к истокам вашей цивилизации? Если да, то я переведу всех или тех, кто пожелает. Могу переместить и то, что вам захочется взять с собой. Если нет, то я ухожу. Решайте!

Иван выкладывал, по сути, свой ультиматум, а сам, ставя себя на их место, не верил тому, что говорил. Как бы у них мозги не отличались от человеческих, но что у людей, что у них, должны были появиться свои соображения на сей счёт. У них имелся свой жизненный опыт, им нужна была информация.

Вот пришёл он к ним, будто ожидаемый мессия, и говорит: – идите за мной! Всё бросьте, забудьте, где родились и жили, оставьте могил предков, если они у них есть… Это же нагорная проповедь! Будь она неладная!

Многим ли его призыв будет по нутру, если и ждали его?

Нет, и сто раз – нет!

В ответ на его напористое заявление в"ыги отреагировали вялыми движениями и нечленораздельным кваканьем. Так показалось Ивану. Но Ждущий эту возню на месте и звуки перевёл на русский язык:

– Они согласны, но бояться.

– Ага… Чего или меня?

– Тебя и перехода.

– С каких пор вы стали бояться Того, Кто Останавливает Время? – вместо Ивана заступился за него Джордан. – Вы его знаете давно. Ты же сам сюда попал с ним. Так чего боишься?

– Я не боюсь. Они…

– Думаю, это у них естественная реакция. Поэтому я и предлагаю, пусть отправятся со мной двое-трое из вас. Они посмотрят, разведают…

– Это понятно. Но ты говорил, что могут не все с тобой уйти.

– Говорил. Но я тогда не знал. Теперь знаю. Переведу всех!

Они говорили на языке Ивана, но в"ыги словно понимали их. Может быть, сами, а, может быть, Ждущий каким-то способом передавал соплеменникам смысл диалога между ними.

– Это правильно, – подвёл итог Ждущий. – Я тоже пойду с тобой. Я уже знаю. И ещё трое.

Дальше он, наверное, назвал имена или прозвища этих троих в"ыгов, но для Ивана они прозвучали так: Странник, Чистый, Сложный. Последнее из них показалось Ивану несколько вычурным. Что-то, наверное, крылось за этим именем: мудрость в"ыга или его неординарные деяния.

– Давай их сюда.

Извиваясь всем телом, к Ждущему подползли в"ыги, один из них был первоначальный переговорщик, он-то и оказался Сложным.

– Джордан останешься здесь.

– Это зачем же? – возмутился фиманец. – Ты, КЕРГИШЕТ, меня не бросай.

– Я тебя не бросаю. Но ты здесь нужен, чтобы они тебя видели и понимали, что я вернусь, а не исчезну с их соплеменниками.

– Ну-у… А я что могу? Ни поговорить, ни…

– И не надо. Будь у них на виду и больше ничего.

Джордан поёжился, оглядел лежбище.

– Ты только не долго. А то промахнёшься опять дня на три… Или на год… Что прикажешь делать?

– Ты разведи костёр и посмотри тут, может быть, найдёшь что съестного. А?

Джордан понурился, сказал безнадёжно:

– Если что найду.

– Вот и хорошо! – сказал Иван. – Впрочем, сейчас что-нибудь подыщем. – Он обратился к Ждущему: – Вы поели, нам тоже надо. Пусть кто-то поймает для нас хотя бы рыбу. Вы же обещали меня кормить.

Ждущему стоило издать невнятный вскрик, как несколько в"ыгов сползли в воду.

– Сейчас они тебе что-нибудь принесут. Готовь.

– Ну, да. Каракатицу…

– Что принесут, то и наше. Всё!

Облако накрыло Ивана и в"ыгов, на час растворилось во времени, и вновь появилось перед племенем, большая часть которого не успела по-настоящему понять и пережить исчезновение своих членов.

Но это для них прошёл почти час, а для экипажа облака – долгие часы.

Двадцать тысяч лет ухода в прошлое исказили рельеф округи до неузнаваемости, вопреки предположению Ивана. Здесь везде простиралось море. Лишь небольшие островки, словно выпуклые шляпки гвоздей, едва возвышались над поверхностью воды. На одном из таких клочков суши остановилось облако.

Здесь недавно что-то произошло, какой-то катаклизм. Голые острова, лишь кое-где кустилась редкая трава. Небо заволакивали непроглядным пологом низкие тёмные тучи. Воздух значительно похолодел, в нём ощущался запах гари. И – полный штиль. Сквозь прозрачную воду можно было разглядеть каждый камешек на дне мелководья, кишащего жизнью. По дну что-то ползало, проносились стайки мелких рыб, тянулись косы водорослей.

Посланцы племени в"ыгов долго обозревали место возможного своего нового бытия. Затем канули в воду. Вернулись не скоро.

Вернулись довольные, найдя обилие пищи. Но их смущало отсутствие вблизи какой-либо суши, кроме крошечного архипелага крошечных островов, где они сейчас находились.

– Были земля, деревья, вкусные плоды… – заговорил Сложный.

– Ты о чём? – нетерпеливо спросил Иван, ибо упоминание о наличии обильной пищи напомнили ему о голоде, что стал терзать его нестерпимо.

На что они надеялись с Джорданом, бросаясь в прошлое налегке, без запаса еды и воды, он теперь не мог припомнить. Даже не подумали о том. Всё-таки перемещение в облаке резко отличалось от обычной ходьбы по дороге времени. Становясь на неё, всякий ходок представлял себе сложности этой дороги, поэтому экипировался соответствующим образом. Входя во временной кокон, Иван не чувствовал такой необходимости. В нём было тепло, уютно, так что мысль о еде как-то превращалась в ненужную заботу, а проще: Иван стал рассеянным, если это касалось такой мелочи, как запас еды в дорогу.

– Так говорят те, кто должен помнить о жизни предков. Он помнит, – подсказал Ждущий.

– Да, вкусные плоды, это хорошо, – согласился Иван, глотая слюну. – Давайте вернёмся немного назад, в будущее. Я покажу, а вы смотрите.

Облако медленно – столетие в минуту – поплыло во времени. Прозрачная оболочка позволяла видеть эволюции воды и суши. Островки поднимались вверх, волны теперь не могли перекатываться через них, давая возможность растительности укрепиться вначале на верхушках, а потом сползти вниз. Постепенно стали просматриваться перемычки. Наконец, миниатюрный архипелаг превратился в причудливо изрезанную как береговую черту, так и по вертикали рельефа, остров, а вдалеке стал просматриваться берег другого, значительно большего клочка суши среди океана.

У в"ыгов со зрением в атмосфере были проблемы, так что Ивану пришлось комментировать происходящие перемены.

Второй выход из облака и погружение в воду, вызвало у посланцев племени полное удовлетворение. У Ивана – тем более.

– Нашли? – первое, что спросил Ивана Джордан.

– Как будто. Что тут у вас?

– За час-то? Да так… – замял ответ фиманец.

Иван не обратил внимания на его несколько взволнованный вид, так как прислушивался, о чём соплеменникам вещает Сложный.

– …там есть земля, деревья с вкусными плодами, а воды обильны едой, даже…

Иван хмыкнул: где это он там видел вкусные плоды? Или что для них вкусное, для нас несъедобное.

– Есть хочется.

– Да почти всё уже готово!

– Так чего тогда комедию ломаешь? – Иван посмотрел на Джордана сверху вниз, отчего тот втянул голову в плечи.

– Сюрприз готовил, – проговорил себе под нос фиманец. – Сюрпризы, они, сам знаешь, могут свалиться прямо на голову…

– Не темни! Есть хочу! Где?

– Да вон же! Имей в виду, не я, а они сами костёр развели, сами еду нам готовят. Вон, видишь, жарят?

Два в"ыга, неуклюже ползая вокруг костра, длинными палками управляли огнём, стараясь отстоять от него как можно дальше. Огонь для них – явление не нужное, но эти двое управлялись с ним виртуозно. Что они там обжаривали, не столь суть важно, зато запах притягивал людей. Они бесстрашно, на взгляд, земноводным созданиям, приблизились к костру, вынули своеобразные шампуры, воткнутые в песок вокруг огня, и, особо не утруждая себя заботами, что они, собственно, едят, быстро проглотили хорошо прожаренное мясо какого-то животного.

В"ыги молча следили за их действиями. Кто знает, но, по-видимому, от этих нечаянных зрителей потом возникнет легенда о Том, Кто Останавливает Время. Будут рассказывать о его огнепоклонстве или назовут ещё Властелином Огня…

Джордан, оголодавший не меньше Ивана, ел, обжигаясь и прикрывая левый глаз. Иван, делая то же самое, заметил:

– Жуй, как следует! А то подавишься.

– Надо торопиться, – сквозь полный рот Джордан старался проговорить странную фразу внятно.

– Угу! – качнул головой Иван, начинающий ощущать блаженную сытость. – Тебе-то, зачем и куда торопиться? В Фиман?

– Куда, теперь уж и не знаю, – Джордан вытер жирные пальцы о пучок травы, пробившейся сквозь песок, критически осмотрел их. – Да и зачем – тоже. Всё бывает…

Фиманец что-то не договаривал. Это можно было заметить по его суетливым движениям, в нежелании встречаться с взглядом Ивана.

Иван вдруг почувствовал какую-то неприятность, связанную с непонятным поведением Джордана. Он отбросил недоеденный кусок, поискал под ногами траву, не нашёл, брезгливо облизал пальцы.

– Вкладывай, что случилось?

– Ты КЕРГИШЕТ. Тебе виднее, – промямлил Джордан.

– Да что мне виднее? – недоумение Ивана переходило в настороженность, а Джордан ходил вокруг да около.

– А ты оглянись. Разве ничего не заметил?

Иван повёл глазами по округе. Ничего примечательного. Сложный и Ждущий продолжали «агитировать» соплеменников на переход в прошлое, где много еды. Чистый и Странник тоже подсказывали подробности.

Впрочем…

– Там что-то новое, – указал он в сторону, где до того находилась небольшая ложбинка между холмами, один из которых стал словно наполовину ниже.

Кроме того, холм покрывала растительность. Сейчас она словно приподнялась над ним, или вершина холма оторвалась от неё.

– Вот-вот, – подхватил Джордан. – Я давно заметил… Ты смотри, смотри! – закричал он и приник к Ивану, ища защиты. – Это же… Это же мивакуки!

– Похоже.

– Не зря их, думаю, принесло… на нашу голову. А нужно нам это, сам посуди.

– Помолчи!

– А я что? Зато они там нас опять заставят…

– Да ты можешь помолчать? Накруз скоро реализуется, тогда и будем гадать.

Появление острова мивакуков напугало в"ыгов. На берег словно обрушилась волна и смыла их, лишь несколько любопытствующих голов осталось над водой.

Нет мира во временах

Накруз, сотрясая землю, рос, будто вылезал из недр, стряхивал с себя местные напластования, обретали знакомые очертания дорожки и постройки. А на самой вершине показались силуэты людей. Их там было пятеро.

– Жулдас, поди, – неодобрительно буркнул Джордан. – Ещё кого-то подобрал. Мало ему было, так ещё кого-то таскает за собой. Где только находит?..

Ворчание Джордана отвлекало, но и совпадало с интуитивным предположением Ивана: не зря их принесло именно сюда, где он сейчас находится. А ведь мивакуки должны были вернуться к своим изначальным истокам, то есть миллионов за сто пятьдесят лет в прошлое, где хырхоро им уже не могло мешать жить. Однако что-то вновь их погнало в будущее, и ни куда-нибудь, а к нему.

Люди с острова мивакуков бежали к ним. Отставая от них и припадая на ногу, бежал Жулдас; Иван узнал его. С оглядкой на него, легко бежала Иката. А впереди них – молодые парни. Их головы то выстреливали вверх – шея неправдоподобно вытягивалась и утончалась вполовину, то опадала и погружалась в плечи, отчего они становились то выше, то ниже ростом: невероятные движения для бегущего человека, но они это проделывали виртуозно.

– КЕРГИШЕТ! – звонко кричала Иката.

– КЕРГИШЕТ! – вторил ей бегущий впереди всех красивый молодой человек. – Это я! Мау-ма!

– Я же говорил, – бубнил Джордан.

Что ему не нравилось – было совершенно непонятно. Вероятнее всего, исконно заложенный в него дух противоречия. Не нравится – и точка. Что не нравиться? А всё, что не по нему в данный момент времени. По сути своей, своеобразный каприз, для которого названия нет, поскольку он индивидуален.

Иван подался к Икате и Мау-ма, как рядом колыхнулся воздух, в сумеречно-туманном клубке заметались тени, превратившиеся в Нардита и его неимоверно разросшуюся свиту, вооруженную чем попало: от дубин и луков до стрелкового оружия времён Петра Первого.

Люди с накруза остановились, пропуская Жулдаса. Он бесцеремонно протолкался сквозь неустойчивую в этом мире рать Нардита и припал к ногам Ивана.

– КЕРГИШЕТ, ты, наконец, пришёл! – воскликнул он, и уткнулся в колени Ивана.

Нардит, одетый лишь в потрёпанную юбку из овечьей шкуры мехом наружу, босой и голый по пояс, словно уточнил выкрик Жулдаса.

– Ты пришёл вовремя, – сказал он.

Джордан прыгнул за спину Ивана, а Иван, оглушённый переменной, вдруг возникшей вокруг него, первое, чем отреагировал на всё это, так тем, что возмутился поведением Жулдаса.

– Встань! Ты! – он рывком поднял его на ноги. – Какого чёрта?

– Всё, КЕРГИШЕТ, всё, – бормотал Жулдас. – Теперь всё будет хорошо. Ты пришёл!

Иката также оказалась рядом с ними. Глаза её лучились. Мау-ма из-за строя свиты Нардита приветливо махал руками. Что-то высказывал Джордан.

– Что произошло? О чём вы? – Иван, наконец, смог спросить Жулдаса, но при этом он смотрел на Нардита.

Нардит менялся на глазах, то, принимая вид бесформенных натёков вместо фигуры, то стройность юноши, одежда на нём меняла цвет и фасон, укутывая его порой с ног до головы, а чуть позже оставляя полуголым. Только его плоское лицо с ушами, похожими на крылья громадной летучей мыши, оставалось стабильным.

– Хырхоро! – сказал Жулдас.

– Нет! – не разжимая рта, отверг предположение ходока Нардит. – Старое Время. Тебе надо встретить его. Не пустить…

– Ничего не понимаю, – искренне воскликнул Иван и тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение.

– Да, не знаешь…

Нардит колыхнулся, на мгновение потускнел вместе со своим окружением, и вновь обрёл очертания. На нём была нахлобучена ковбойская шляпа, свита его рассеялась в небытии.

– Да, не знаешь, – продолжил он. – Но никто не знает. Тебе надо узнать… остановить… не пустить…

– Но как? – в отчаянии вопрошал Иван, готовый схватить Нардита за грудки и вытряхнуть из него нужную информацию.

Растаявший в воздухе Нардит, вернулся, воплотившись в лысую обезьяну.

– Надо собрать защитников Твоего Времени и встретить…

Нардит осел и исчез, словно провалился сквозь землю.

– КЕРГИШЕТ, зачем он приходил? – дёргал Ивана за рукав Джордан. – Он что-то говорил?

– Говорил, да ничего толком не сказал, – сердито отозвался Иван. – Ни много, ни мало, а надо остановить Старое Время. Вот так-то!

– Старое?

– Вот именно. А что оно собой представляет, придётся узнавать нам самим.

– Но почему Старое?

– Ты меня не слышишь, что я говорю? Не знаю я… Одно знаю, что оно боится будущего.

– А-а… – протянул Джордан и поджал губы, считая ответ Ивана не полным, что-то скрывающим в себе. – Потом расскажешь?

– Да ничего я тебе не расскажу. Может быть, Жулдас, ты что-нибудь знаешь? Что говорят мивакуки?

– О, КЕРГИШЕТ. Мивакуков нет. Их кто-то превратил в ползающих зверей. Страшных. – Жулдас обозначил на лице маску ужаса, когда-то пережитого им. – Мы едва от них отбились и ушли сюда, к тебе. Мне чуть ногу не откусили…

– Что? Но накруз? Как же вы без мивакуков?

– Это теперь умеет Мау-ма.

– Да, я умею, – подтвердил брат Икаты. – Хорошо умею.

«Всё! – подумал Иван. – Я или сплю, или схожу с ума, или, что ещё хуже, вся эта чертовщина – чистая правда. Непонятная, но правда… Наверное, правда… А если правда, то… Что от него-то требуется? Остановить Старое Время. Так. Может быть, оно-то и наделало из мивакуков каких-то безмозглых тварей, напавших на Жулдаса. Хотя Жулдас упоминал хырхоро. Зато Нардит отверг его утверждение…

А остановить можно будто бы защитниками Моего Времени…»

Кроме ходоков во времени никаких других защитников Иван не знал.

Их собрать – дело безнадёжное, так как неведомо, где они сейчас находятся там, в далёком отсюда будущем. Сколько опять понадобиться трудов на отыскание, уговоры, а потом пробивание сюда…

Одна только эта мысль могла бы расслабить Ивана и напрочь отбить желание, что-либо предпринимать.

Но ведь он уже может! Чувствует! Ощущает, как Время, его Время, не только течёт и сиюминутно увлекает его за собой, но и связано с ним так, что поверни он его вспять, и оно подчинится ему. Оно расступиться перед ним, пропуская в любую точку зоха. Оно высветит все свои закоулки…

– КЕРГИШЕТ! КЕРГИШЕТ! – взывал к нему Жулдас. – Это наши сыновья, – и указывал на двух парней лет по пятнадцати. – Их зовут Ербаш и Инда.

– Да, да, – Иван рассеянно скользнул взглядом по ладным фигурам сыновей Жулдаса и Икаты, взявших от них всё лучшее: стройность, миловидность, мускулистость. – Но сейчас я попробую… – Он резко крутнулся на месте, вдавливая сапоги в утрамбованный прибрежный песок. – Отойдите от меня все! Быстро!..

Они не поняли его, Джордан вообще прильнул к нему, думая, что Иван уйдёт на дорогу времени и бросит его опять одного здесь. Пришлось его силой оттолкнуть.

Иван торопил их, так как его сознание, а вместе с ним и он сам как будто взорвались и брызнули в будущий пространственно-временной континуум широким веером.

Оно высветилось, в нём замелькали тёмные точки, они росли, прояснялись и обретали облик ходоков, известных Ивану. Он видел их лица и мысленно настаивал: ты… ты… ты…

Указанные им ходоки один за другим стали появляться на берегу лежбища в"ыгов. Их недоуменные вскрики и полные ужаса ахи отмечали только невольные зрители в лице Джордана и семейства Жулдаса. Джордан, несмотря ни на что, хотел быть как можно ближе к Ивану. Лавируя среди теней и уже обретших реальный облик ходоков, он почти достиг своей цели, как ревущий от возмущения дон Севильяк сбил его с ног. Не успел он встать и высказаться по поводу обидчика, так бесцеремонно с ним поступившего, как мгновенно выскочившая из небытия Шилема выплеснула ему своё возмущение, поскольку Джордан первым оказался с нею лицом к лицу…

Птичкой выпорхнул Пэбэ, Кристофер, и замахал ручками. Закудахтал, что-то объясняя или выясняя, забегал от одного ходока к другому…

Арно объявился не один: обхватив его шею руками, на нём висела и вскрикивала от неожиданной транспортировки Храза. Оба были в неглиже…

Словно упал с высоты отец Ил-Лайды – Гирба-Сех-МирГунн…

Одеяние Дигона даже не стряхнуло дорожную пыль, а на его озабоченном неизвестно чем лице не высохли подтёки пота…

Уленойк с Пириком на плечах как будто вышагнул именно туда, куда намеревался это сделать, но к своему неописуемому удивлению очутился не там, где хотел. Однако попытка вновь вернуться на дорогу времени не удалась. К тому же Пирик быстрее сориентировался и узнал Ивана…

Здесь собирались практически все, кого Иван вёл через тромб в Кап-Тартар.

Но ничего и никого не видел Иван.

Он искал Симона и Сарыя, но не находил. А в точке существования его квартиры клубился серый ком, словно от дымовой шашки. Ивану стоило труда пробиться через заслоняющий полог, явно наведённый тейшами. Но явно не теми, кто поддерживал Ждущего. Их фигуры, в этот раз в тёмных балахонах, он разметал в разные стороны. Там, внутри серого образования, находились его Учители, застывшие как восковые изваяния в нелепых положениях. Сарый вжимался в стену, его широко раскрытые глаза видели что-то ужасное. Симон же держался своей любимой позы: прямая спина, колени сведены, ладони полжены на бёдра. Однако весь он подался рискованно назад, едва не падая на спину, на его лице читалась обречённость.

Иван не стал заниматься их обидчиками, придёт время – разберётся, кто это вновь посягнул на них. Быть может, новые «удильщики»? Он подался к Учителям всем телом, вытянул перед собой руки и выхватил из ловушки сюда, во время последних в"ыгов.

Для него этот перенос произошёл без усилий, как бы само собой разумеющееся действие. Но не то видели ходоки, толпящиеся в отдалении от него. В этот момент Шилема, высказав Джордану все свои претензии, попыталась приблизиться к Ивану, но была отброшена жёстко и далеко. Только песок спас её от серьёзных ушибов.

Ходоки видели…

Вот КЕРГИШЕТ, окружённый лёгким флёром, вдруг резко повернулся и стал вытягивать перед собой руки, тело его начало уплощаться и на мгновение превратилось в тень и тёмной полосой метнулось через залив. И тут же вернулось в прежнее состояние, но в руках он держал Симона и Сарыя. А там, где его выброс линией пришёлся по суше и воде, появилась ледяная дорожка. На земле – серебристая стежка, а на воде – ледяная тропа.

На ходоков повеяло холодом.

Каков след остался во времени – можно было только предполагать…

Иван разжал занемевшие руки. Учители упали ему под ноги. Лишь после этого Иван обрёл чувствительность и оглядел потрясённых ходоков.

– Ваня, – подал слабый голос Сарый и стал подниматься. Иван подхватил его и помог встать на ноги. – Мы уже думали… Симон?

– Здесь.

– Кто они?

– Наверное, «удильщики»… Оставь пока вопросы, Учитель! Будем разбираться сообща. Слушайте все!

По-армейски отданная Иваном команда оборвала гвалт, поднятый ходоками, всё ещё не осознавшие внезапного своего появления в тесном кругу. В принципе нарушались все вековые обычаи, существовавшие в среде ходоков во времени: долгое обсуждение места и времени сбора, постановка вопроса – надо ли вообще собираться и кому это нужно? А тут в одночасье, без спроса, хотят ли они встретиться, и зачем – полная темнота. Та же темень и неприятности рискнувшим стать здесь на дорогу времени.

Наступила относительная тишина.

– Я собрал вас, чтобы обсудить неожиданное сообщение Нардита, – громко сказал Иван, вызвав неоднозначную реакцию у слушателей, так как большинство из них встречались с Нардитом, но не знали о его способности что-либо сказать. – Да, Нардит сказал, что наступает Старое Время. Нам с вами надо его остановить или вытеснить в будущее, так как оно якобы боится его. Вот всё, что пока мне известно. Но, возможно, Жулдас уже встречался с ним. Жулдас, что ты знаешь?

Жулдас был немногословен. Основные тезисы:

что-то наваливается из прошлого;

на воинство хырхоро не похоже (гул голосов ходоков – с хырхоро они незнакомы, пришлось вкратце пояснять, но поверили немногие), да и вообще ни на что не похоже;

с запада, куда когда-то утекло время, появилась тёмная туча, вернее, надвинулась мгла;

всё, что попадает в неё теряет свои первоначальные формы и облик, так мивакуки (опять вопросы, опять краткие объяснения) превратились в безмозглых тварей.

– Мивакуки, те, что продержались дольше других, успели нам сказать, что они становятся похожими на тех, кто жил на Земле десятки и сотни миллионов лет назад… – заканчивал своё повествование Жулдас. Потом после небольшой паузы добавил: – Они стали как крокодилы… Хуже!

– Да, да, – скороговоркой на своём языке подтвердила Иката. – Страшные. Зубы у них… такие… белые и большие.

– Ну и куда они подевались? – лениво спросили из толпы.

– Когда мы отбились, они уползли вниз.

– Все? – спросил Иван после того, когда ходоки перебросились несколькими фразами между собой.

– Два остались, – сказал Жулдас. – Но один съел другого. Нам пришлось его убить. Мы не хотели его убивать, но он хотел съесть детей. Набросился на меня… Вот, моя нога…

Он выставил на общее обозрение подживающую рваную рану на икре. Ходоки отреагировали слабо. Сообщение Жулдаса не тронуло их: мало ли что случается на дороге времени. Да и в передвигающийся во времени целый остров верили не все. Хотя, казалось бы, вот он, накруз, и вот те, кто на нём уже перемещался.

И всё равно. Всё-таки ходоки – народ недоверчивый. За свою долгую жизнь наслушались и более занимательных побасенок.

– Зря ты их собрал, – сказал Арно, пряча за спиной Хразу.

– Кто знает, – уныло отозвался Иван.

Ему нынешнее сборище ходоков понравилось ещё меньше, чем первая встреча с ними в Норвегии. Вот при переходе через тромб в Кап-Тартар они показали себя и активными, и заинтересованными. А тут – ничего, что могло бы настроить на общий лад, хотя бы на обсуждение того, по сути, невероятного события в поле ходьбы, о чём им поведал Иван.

– Спроси, Ваня, – подал голос, пришедший в себя Симон. – Как им удалось самим не превратиться, как эти… мивакуки?

Жулдас пожал плечами.

– Мы не знаем. Накруз помчался с нами.

– Мау-ма, – позвал Иван брата Икаты. – Сколько времени нас отделяет от того, когда мивакуки стали крокодилами?

Его пожатие плечами отличалось своеобразием, так как он при этом тянул голову вверх.

– Не знаю. Накруз мчался и остановился здесь.

– Понятно, – протянул Иван. Он подпёр подбородок рукой. Рассказ Жулдаса картины не прояснял. – Ладно. Итак, – повысил он голос, – все всё слышали? Так вот давайте все вместе думать, что предпринять.

Последние слова Иван произнёс и следом вспомнил все свои призывы к ходокам о чём-то подумать. Опять всё свалят на него. И не ошибся.

– Ты-то что предлагаешь? – спросил Арно. – Ты же нас собрал.

– Я собрал вас, чтобы подумать. Разобраться, что, собственно, происходит. Каждый из вас имеет богатый опыт ходьбы во времени. Много больше, чем у меня. Что, например, может собой представлять Старое, по Нардиту, Время? А оно, возможно, как говорит Жулдас, превращает всех в ползучих гадов. Почему оно боится будущего? Почему не тронуло людей? Вот вопросы, над которыми надо думать. Я на них ответить не могу. Поэтому спрашиваю вас, кто-нибудь о чём-нибудь подобном слышал, а то и сталкивался с ним? – Ходоки озадаченно молчали, переглядывались, пожимали плечами, словно Иван говорил, а им было невдомёк: о чём это он толкует. – Ну, вспоминайте! – выкрикнул Иван. – Если даже вам когда-то услышанное показалось нелепицей. А я пока что осмотрюсь…

Облако, дар Нардита, как будто только и ждало последних слов Ивана. Он не звал его, но подсознательно подумал о нём. Оно заколыхалось прозрачным серебристым пологом рядом с ним. Он шагнул в него, но сразу столкнулся с Джорданом и Шилемой.

– Мы с тобой! – заявила временница. – Пусть они тут без нас…

– Мне вспоминать нечего, – вторил Джордан. – Я ничего не знаю.

Иван молча втолкнул их во чрево облака, вошёл сам и вызвал «карту» времени.

«Глазунья»

Иван уже достаточно хорошо ориентировался в «карте» времени.

Несмотря на то, что мелкие детали на ней менялись, но в целом полигон времени всегда был узнаваем. Поэтому Иван сразу углядел аномалию. Её не трудно было заметить. Нечто, удивительно похожее на глазунью в одно яйцо распласталось, покрыв, пожалуй, сотню миллионов лет и почти половину ширины потока Времени, поглотив многие его струи.

Центр этого гигантского пятна заполняла пульсирующая охряная субстанция, окантованная рваным белёсым кругом неравной ширины. И в правду ни дать, ни взять яйцо, выплеснутое на раскалённую сковородку: желток и белок, окруживший его.

Джордан и Шилема ничего этого не видели. Но когда Иван описал, что появилось во времени, Джордан без всегдашней иронии заметил:

– Нам это блюдо придётся съесть, а, КЕРГИШЕТ?

– Фу! – брезгливо скривила губы Шилема.

– И вот что ещё… – Иван вгляделся и с изумлением присвистнул. – Если я расшифровал правильно, то, похоже, хырхоро атакует его!

Тонкие, ядовито-зеленоватые нити тянулись к пятну Старого Времени из-за пограничья. Они натыкались на окраинное обрамление, отчего оно осветлялось до прозрачности и как бы вытаивало. Однако ширина его не уменьшалась. А вот для хырхоро его выпады оканчивались, по-видимому, плачевно: головная часть нитей его линяла, они втягивались назад в крошечное озерцо хырхоро, затаившегося в другом потоке времен после бегства от Ивана и его команды. Возможно, что Старое Время и для хырхоро несло какую-то угрозу. В таком случае, оно из противника превращалось в разряд, естественно, не союзника, но решающего одну и ту же проблему, озаботившую Ивана. Отсюда: наступающая клякса прошлого или новой разновидности времени выступала некой третьей силой.

Джордан, выслушав озвученные Иваном размышления, подвёл черту:

– Оно и хырхоро достало. Тогда нам что? На два фронта придётся?

– Как знать? – отделался неопределённо Иван, так как всё могло быть не так, как он думал, а совершенно иначе. – Я постараюсь обойти это… Старое Время, имею в виду. Обойдём стороной. Посмотрим, что после него осталось, когда оно ушло… – Иван помолчал и с досадой проговорил: – Что-то я стал заговариваться. В последнее время со мной случаются всякие… ну-у… парадоксы. Хочу о чём-нибудь сказать, а названия тому нет. О хырхоро мы узнали от мивакуков. О Старом Времени – от Нардита. Но что это такое? Вот, вопрос!

– Хырхоро мы видели, – сказала Шилема и поправилась: – Хотя бы видели.

– Не хырхоро, а то, что оно на нас наслало, – поправил Джордан. – Фантомов его.

– Но мы хоть что-то знаем, – настояла на своём Шилема. – Пусть фантомы. А это что? Старое Время?

– Я думаю, у хырхоро не фантомы, – возразил Иван, – а реальные какие-то существа, но находящиеся в другом для нас времени. Я теперь тоже могу так делать… – Иван вздохнул, словно собрался взвалить на себя непомерную ношу. – Но не в таком, конечно, количестве, как это может хырхоро… Так, что у нас? Мы, кажется, пропустили Старое Время и оказались у него в тылу. Теперь смотрите и сравнивайте! Итак…

Карта времени поблекла, стены облака стали прозрачными не только для Ивана, но и для его спутников.

– Тайга, – первой определилась Шилема.

Иван и Джордан согласились, что вокруг простиралась территория, густо поросшая вековыми лиственницами и кедровыми соснами. Бросались в глаза проплешины болот, лысых сопок, узкие змейки речушек, скрыто мирно текущих под деревьями.

Облако поплыло к западу. Вид округи долго не менялся. Как…

– Вот оно!

Первой перемены заметила Шилема, указывая на оранжевую полоску, похожую на прорезь в тучах на закате солнца. Но солнце находилось в зените. А вот тучи были, и в направлении полосы вставали стеной.

– Посмотрим.

– А надо ли нам туда соваться? – пробормотал под нос Джордан, будто самого себя спросил, но глянул снизу вверх на Ивана. – Ты уверен, что нас там колымага защитит?

– Да, – уверенно сказал Иван. – К тому же она не пойдёт туда, где нам будет что-то угрожать.

Решительный ответ Ивана не убедил Джордан. Шилему, как оказалось, тоже. Она в знак солидарности переглянулась с фиманцем, что не ускользнуло от Ивана.

– Если вам не нравиться, то я могу вас перебросить назад, к нашим. Там подождёте меня.

– Ты что, ты что, КЕРГИШЕТ? – заволновалась Шилема. – Мы с тобой!

– А раз со мной, то смотрите в оба… Видите, здесь уже что-то… что-то происходит не так.

Они видели…

Таёжные заросли редели. Болота наступали. И если оставленные восточнее лес и топи казались безжизненными, хотя можно было видеть много зверья, то здесь жизнь бурлила. И чем дальше к западу, тем больше. Казалось, все виды животных совместно населяют каждый клочок суши, а вода вскипала от плавающих и ныряющих созданий. По торфяникам бегали или важно выступали твари похожие на птиц и одновременно на змей, вставших на разлапистые ноги. Они охотились на обитателей, копошащихся в воде, ряске, покрывающей её, да и порой друг на друга. Тут же сами становились жертвами мощных челюстей, на короткое время выступающих из воды или подстилающей растительности.

Промелькнула живая картина: одна тварь сунула голову в болотное окно, ловя кого-то под водой, а другая, едва ли больше её, подскочила, раскрыла зубастый клюв и отхватила у незадачливой соседки по кочке солидный кусок плоти, мгновенно исчезнувший в утробе. Второй клевок – и от жертвы нападения осталась лишь голова и часть длинной шеи. Они не канули на дно, а тут же были проглочены проплывающим мимо хищником…

Наконец, во все стороны распласталась болотистая гладь, лишь в нескольких местах пробитая коричневыми столбообразными останцами. И только в поверхностном слое, поросшем бледно-анемичными водорослями, копошилась какая-то мелочь…

Они видели…

И терзались догадками. Однако ни на йоту не продвинулись к какому-нибудь мнению. Быть может, только одно приходило, как версия: Старое Время наступает и тянет за собой остановившийся в развитии мир, заполняющий будущий, эволюционирующий. Старое Время – старый мир со всем своим содержимым.

«Ну и что теперь, коль это так? – размышлял Иван. – Раз есть Старое Время, значит, есть и Новое, сыновье, а то и внучатое.

Любопытно!

И вот старое, отжившее взбрыкнуло, ему не понравилось созданное молодыми, и пошло крушить ими сотворённое. А?

Ну, прямо, как у людей! Дед недоволен: раньше-де было не так, то есть тишь да благодать, а эти по молодости и неразумности своей натворили невесть чего и кого. Сам-то он не хочет вспоминать, как был неоднократно дран за свои выходки, противные тем, кто постарше за новизну поведения и высказываний…»

Иван думал и усмехался своим сравнениям.

По истине: старик разбушевался; внуки в панике: ведь прёт как танк, а остановить – за малостью сил, да и из уважения к старейшему в роду (а вдруг он прав!) – не удаётся. Нужен некто со стороны, дабы пожурил, урезонил, заставил бы не трогать молодых. В конце концов, ты творил свой мир, так дай и нас показать себя, само выразиться, так сказать.

И этот некто, третейский судья – ходоки во времени!..

Как будто аналогия складывается. Но Старое Время боится будущего. Каков смысл сказанного Нардитом? Подсказка? Предостережение?

Боится будущего, а само наступает на него! По оценке Ивана, примерно пятьсот лет в минуту реального времени. Как будто не слишком проворно, но за сутки почти полмиллиона! Пройдёт чуть больше полугода, и оно достигнет времени людей…

Иван излагал свои предположения, а Джордан и Шилема либо неуверенно кивали некоторым его словам, либо, чаще, пожимали плечами. Да и что им сказать, если сам КЕРГШЕТ говорит о полном своём непонимании происходящего, но вот несёт какую-то абракадабру о взбунтовавшемся старике и несчастных внуках, о противоборстве поколений? И кого или чего? Времени!!

Так что обычно болтливый Джордан и решительная Шилема находились в полной растерянности, а Иван продолжал развивать свою идею:

– Давить на него, на Старое Время, думаю, бесполезно. Вот хырхоро вокруг него мечется как свора собак. Но собаки лают, а караван идёт. Надо не давить, а что полегче…

Первой не выдержала Шилема.

– Остановись, КЕРГИШЕТ! – сказала она голосом участливой медсестры. – Давай не будем взаимоотношения людей переносить на Время. Ну, что ты такое говоришь? Сам подумай!

– Э, нет! Мы, люди, созданы Временем. Уточняю, нашим Временем. Оно нас сделало поистине по образу и подобию. Слышала о такой формуле? Но и оно меняется. Эволюция – процесс во времени. И естественно, в будущей своей ипостаси, Время как малое дитя ещё не знает своего предназначения, оттого творит параллельные миры, течения и струи. А, повзрослев, избавляется от них как от иллюзий детских забав. Остаётся стабильный поток, где существует оно само, и даёт возможность существования нашего мира в непрерывной протяжённости и последовательности… Так что…

Иван опустил голову, сложил губы трубочкой, втянул воздух.

– КЕРГИШЕТ, – тронула его рукой Шилема. – Ты это всё… Ну, что сейчас говорил… Это ты сам придумал, или… – Она искала его взгляд.

Иван усмехнулся.

– Сам.

Шилема разочарованно убрала свою руку.

– А я с тобой согласен! – Джордан дёрнул подбородком и снисходительно посмотрел на Шилему. – Другое дело – как? Как остановить его? А лучше, как опять загнать его туда, откуда оно пришло? А, КЕРГИШЕТ?

– Значит, ты согласен, но сам, конечно, ничего не знаешь? И ничего не предлагаешь! – процедила сквозь зубы уязвлённая временница, прожигая Джордана взглядом.

– А ты знаешь? – вопрос Джордана повис без ответа.

– Нам надо послушать Жулдаса с Икатой. И Мау-ма спросить, – сказал Иван. – А потом решать… И нам ещё предстоит встретиться с хырхоро… Сдаётся мне, оно нам не помощник, а помеха.

Организация «обороны»

На берегу, обжитом в"ыгами, прошло несколько часов.

Ходоки осваивали поселение. Сами в"ыги в большинстве своём из воды предпочитали не выходить, но с любопытством наблюдали за действиями людей.

А те мучились бездельем.

Впрочем, ничегонеделание не слишком их обременяло – многие так проводили время всегда. Их изводило, правда, тоже не очень-то, непониманием того, ради чего они против своей воли были перенесены в неизвестно какие края и времена? Попытки что-либо им объяснить со стороны тех, кто хотя бы вскользь уловил разъяснение КЕРГИШЕТА, не удовлетворяли. Всё это находилось за пределами их образа жизни и представлений о Времени. Время на Время? Какая чушь! Они ходят во времени, и оно не подводило их. Бывали, конечно, странные случаи, но в том, порой, они были виноваты сами. Просто не надо лезть туда, куда-либо Время тебя не пускает, либо тебе там делать нечего. Правда, рассказы Арно и дона Севильяка о хырхоро смущали их, но не более того.

Они бесцельно бродили туда-сюда, утопая в песке, заглядывали в примитивные постройки в"ыгов, брезгливо морщились. Но некоторым из них ничто не мешало устроиться на ложах, покинутых аборигенами, несмотря на удушливый рыбный запах, исходящий от них.

Вылезшие на сушу Ждущий и Старший с троицей в"ыгов посмелее, далеко от берега не отлучались, общались только с Симоном, да и то пересказывали ему известное. Сарый держался чуть в стороне, в разговор не вступал, но ворчал на зевак, пытающихся не только посмотреть вблизи на в"ыгов, но и пощупать их или постучать кулаком в тугую кожу.

Зато дон Севильяк и Арно с Хразой с удовольствием поднялись на остров мивакуков. Всё-таки они здесь провели несколько интересных моментов в своей жизни.

Теперь верхушка накруза была застроена шалашами, где ютилось семейство Жулдаса. Для тех ходоков, кто поднялся вместе с ними, были рассказаны со смешками и подробностями, которых не было, некоторые эпизоды схватки с ратью хырхоро. Дон Севильяк утробно хохотал, завоевав своей непосредственностью искреннее восхищение у сыновей Жулдаса. Да и своих родителей они сейчас видели в новом свете.

Выросшие, как и дети Матери, в изоляции от человеческого общества, молодые люди широко раскрытыми глазами встречали каждую шутку, каждое слово, услышанные впервые. Поведение людей, их разнообразие, женщины-временницы, так не похожие на их мать, пугали, потрясали и приводили их в восторг одновременно.

Новое оживление возникло с появлением Ивана. Во всяком случае, ходоки слились в общую толпу, ожидая от него новостей. Но Иван предпочёл вначале расспросить Жулдаса и Мау-ма.

К сожалению, Жулдас поведал немногое о произошедшей метаморфозе с мивакуками. Просто опять, правда, с подробностями, рассказал, как всё это случилось.

Тот день начинался как всегда. Вот уже лет двадцать прошло с того памятного дня, когда Жулдас и Иката решились уйти на накрузе в прошлое. Мивакуки приветствовали солнце, после чего «завтракали». Для людей – своеобразно: уткнулись лбами в тцнехов, громадных жаб, что содержались в загонах, и черпали у них энергию. Тцнехи к тому времени потели, покрываясь обильной влагой – её-то мивакуки впитывали через кожу лица и конечностей.

Семья Жулдаса раздула костёр. Жарили мясо. Съели по десятку каких-то мелких созданий, на вкус не отличающихся от свинины.

Мивакуки встал плечом к плечу, и стали трястись, а Жулдас повёл детей и Мау-ма на природу, где занимался с ними играми, рассказывал о человеческой цивилизации, учил грамоте и языку ходоков, натаскивал приёмам самообороны и нападения – здесь ему помогала Иката.

К полудню воздух помутнел, солнце светило, но стало прохладнее. Распространился тревожный гул, исходящий, казалось, со всех сторон. Земля стала подрагивать. Люди поторопились взойти на накруз, застав мивакуков в необычных позах: одни, пригнув головы, не тряслись, а как будто что-то разглядывали у себя под ногами, а иные опустились на землю и ползали по ней, слепо тычась в ноги соплеменников или об ограждение площадки.

Лишь глава мивакуков ещё дёргался в прежнем ритме. Он, по-видимому, знал или догадывался, что происходит, и, уже меняясь в обличии, велел Мау-ма уводить накруз в будущее и искать «Защитника Времени».

– Он сказал мне, куда и как надо уходить. А потом он…– Мау-ма запнулся, понурился и заплакал.

– Он сказал тебе, как управлять накрузом? – встрепенулся Иван.

– Да, – вытирая слёзы, ответил Мау-ма.

– И как? – вырвалось у Ивана.

Способность перемещать целый остров во времени занимал Ивана с самого первого дня знакомств с ним и такой его возможностью. В конце концов, остров мивакуков в отличие от подарка Нардита, представлял собой материальное образование со значительными размерами не менее двух гектар и массой, наверное, в десятков тысяч тонн. Управление им без видимых усилий со стороны хозяев, а теперь вот Мау-ма, таило в себе мистическую тайну.

Так что вопрос Ивана созрел давно. Но Мау-ма с беспокойством оглянулся на оставленный без присмотра накруз, смахнул оставшуюся слезинку и с запинкой сказал:

– Не скажу… Нельзя!

– Вот даже как?! – разочаровался Иван. – Ладно. Нельзя так нельзя. А он не сказал, что надо делать? Ну, этому… «Защитнику Времени»?

Мау-ма отрицательно мотнул головой, но, подумав, произнёс:

– Он уже падал и становился как глук. Ему мешали говорить зубы. Они росли и раздирали ему рот. Он говорил… Наверное… Защитник знает, говорил… Наверное.

– Н-ц, – с досадой цыкнул Иван. – Никто ничего не знает! Только я знаю… Но я-то тоже ничего не знаю!

Единственное, что смог вынести Иван из рассказов Жулдаса и Мау-ма: Старое Время людей не тронуло. И, по всей видимости, потому, что они из будущего. А оно, по версии Нардита, боится этого самого будущего. Или его носителей?.. Ну и что теперь, коль это так? Устроить на Старое Время облаву? И погнать назад, к его истокам, в его изначалье?

Может быть, для этого следует встать ходокам на его пути, остановить, а затем теснить вспять.

Пусть будет так. Но в реальном мире или на дороге времени?.. Пожалуй, всё равно. Да и на мивакуков оно действовало в реальном мире.

Значит, расставить ходоков и тем самым остановить Старое время… Если его, конечно, можно будет принудить к этому. Но расставить – полдела. Как ходокам, чтобы выдавливать его в прошлое, самим передвигаться во времени? В поле ходьбы им здесь путь заказан. Так что сами они этого сделать не смогут. Тогда, может быть, забрасывать десанты с помощью облака?..

Сказать, что у Ивана эти вопросы возникали в какой-то последовательности, – нельзя. Это больше походило на вспыхивающие в его сознании безо всякой системы огоньки. Вспышка, тление и угасание. Правда, не навсегда. Они оставляли следы, а те, в свою очередь, складывались в убеждение, вернее, в некую уверенность, что поступить надо так, а не иначе.

Понять, дошёл ли до ходоков смысл его размышлений, было непросто.

Пока он расспрашивал Жулдаса и Мау-ма, собравшаяся группа ходоков вновь растеклась. Рядом остались только Симон и Сарый.

У Арно возникли проблемы с Хразой. Вела она себя вызывающе, демонстрируя перед ходоками, а в основном, перед временницами, свои женские достоинства. Тем более что все они были на виду из-за отсутствия на ней какой-либо одежды. Арно пытался оставить её на накрузе, но она не отставала от него, вызывая его гнев, который мало урезонивал её.

Дон Севильяк нашёл себе занятие: погрузился в наставления сыновей Жулдаса. Иката не отставала от них и ревниво следила, чтобы дети её не были обижены.

Временницы, коих оказалось четверо, если не считать Шилемы, собрались в кучку и что-то обсуждали своё, далёкое от забот Ивана. От них долетали возмущённые возгласы.

Отдельно можно было видеть Дигона и Уленойка. Крупные, непохожие друг на друга, они, тем не менее, нашли общий язык, к тому же старались от Ивана не отдаляться. Попытка Пирика найти понимание у временниц закончилась полной неудачей. Вот от чего и возмущались временницы. Получив отпор, Пирик, как большинство ходоков, бесцельно кружил на берегу, не обращая внимания на ироничные взгляды, оценивающие его наряд.

Громкий призыв Ивана послушать его, конечно, заставил ходоков вновь сплотиться и ознакомиться с его предложениями.

Так вот реакция слушателей оказалась не такой, на какую рассчитывал Иван. Он ожидал хотя бы подобия дискуссии, споров, вопросов и высказываний. Но ничего похожего не последовало. Выслушали и – то ли согласились, то ли… Нет, явных противников не оказалось, так как иной путь действия никто указать не мог. Но и горячих сторонников тоже нельзя было видеть.

Когда повисла настороженная тишина: Иван высказался, а реплик не последовало, то её нарушил только Симон. Да и то, не поддержал, а словно поощрил:

– Давай, Ваня, действуй, как решил. А мы тебе поможем… чем можем.

– То-то, чем можем… – недовольно пробурчал Сарый, и тут же, будто его кто кольнул ниже спины, выпрямился и, срываясь на фальцет, закричал, обращаясь к ходокам: – Чего молчите? КЕРГИШЕТ сказал, значит, так и надо!

Даже после выкрика Сарыя те, кто уже решился на выполнение плана Ивана, оказались в меньшинстве. Подавляющая часть ходоков, правда, никем не возглавляемая, а оттого аморфная, составляла инертное скопище, отвыкшая что-либо предпринимать вне их личных интересов. Они явно смирились с положением невольных участников мероприятия, устроенного КЕРГИШЕТОМ, но намеревались исполнять роль безликих статистов: что КЕРГИШЕТ скажет, то и сделают.

Их безразличие задевало Ивана за живое. В конце концов, делают одно дело, к тому же себе во благо. А они!..

Вот по ком армия плачет! Там бы их построили, дали приказ, и попробуй его не выполнить!..

– Ваня, успокойся и принимай их таковыми, какие они есть, – заметил его состояние Симон. – Как я понял, для выполнения того, что ты задумал, нужно количество. Вот они его и составят… Откуда ты их только наскрёб? Больше семидесяти! Давай, Ваня, начинай!

Легко сказать: начинай!..

Всю эту ораву надо переместить через поле ходьбы к подступающему фронту Старого Времен. А это почти ещё несколько десятков миллионов лет в прошлое. Впрочем, сдвиг во времени кого-то для Ивана становилось делом не хитрым. Даже появлялись варианты. Один – загнать всех в облако. Второй – повторить недавнее: самому уйти в прошлое, а ходоков пробить поочерёдно, а то и скопом всех сразу, как это ему удалось сделать недавно.

Второй вариант, пожалуй, был предпочтительнее. Всё-таки втискивать их в облако – суматоха. Вон, некоторые ходоки, что поближе, так и не удосужились покинуть лежаки в"ыгов. Э-э, да кто-то даже спит? Счастливые люди! Им, как говаривали в армии, что наступать – бежать, что отступать – бежать.

Какие там вселенские катаклизмы?! Главное им – покой!

К самым ногам Ивана подполз Ждущий. За ним неповоротливой тушей, Старший.

– Тот, Кто Останавливает Время, это твои кушеры?

– Это ходоки во времени. А кушеры… Они тоже ходоки, но подневольные… Тот Ждущий, что был до тебя, подчинил их своей воли. А эти свободны в своём выборе.

– Ты их позвал, и они пришли сами?

– Ну-у, – замялся Иван, не зная как ответить.

Если ходоки свободны в своём выборе, то, как они попали сюда?

Его заминка была понята превратно.

– О! Они тоже, как и ты, могут останавливать время. Они тебе будут помогать?

– Да, – уже раздражаясь, отозвался Иван и отвернулся от в"ыгов, чтобы не слышать ещё каких-нибудь неприятных вопросов.

– Но зачем они тебе? – квакнул Старший. – Ты же можешь нас сам… Один…

– А-а. Вы вот о чём. Они здесь собрались не для того.

В"ыгы покачали ластами: возможно, этот жест что-то означал, так как Ждущий сказал:

– Они после нас хотят поселиться здесь? Но у нас некоторые останутся, и…

– Какое там поселение? У нас и в нашем времени места достаточно. А нам надо решать задачку посложнее… Вот что. Вы пока здесь посидите и никуда не рыпайтесь… То есть ждите. А нам сейчас не до вас, и неизвестно, чем всё это кончиться.

– Что у вас случилось? – в"ыги явно всполошились.

– Не только у нас, но и у вас.

– У нас?.. У нас нет. Мы только ждём, когда ты нас…

– Придётся подождать!

– Почему?

– А потому, что одно Время пошло на другое Время, а мы с вами в нём живём.

– Время не может идти против себя, – авторитетно заявил Старший. – Все наши наблюдения показывают…

– Оказывается, может! – огрызнулся Иван, чтобы не выслушивать о наблюдениях в"ыгов. – Посидите здесь, пока мы разберёмся, что к чему. Я вас с собой брать не рискую. Всё! Ждите!

В"ыги раздражение поняли правильно и больше вопросов не задавали. Остались лежать на песке двумя большими колодами, лоснящимися на солнце, и мешать Ивану. Ему пришлось отступить в сторону.

Он осмотрел ходоков, глубоко вдохнул и шумно выдохнул, без предупреждения накрыл облаком стоящих рядом с ним ходоков. Спустя минуту реального для них времени, высадил на вершине возвышенности небольшого острова, узкой полосой протянувшегося вдоль побережья материковой суши.

– Будем стоять здесь! – коротко и с нажимом оповестил Иван ходоков.

Ему не хотелось вступать в разговоры и отвечать на вопросы. Поэтому, когда Сарый только заикнулся:

– А те?

Иван так же коротко ответил:

– Сейчас будут!

Отсюда он применил второй вариант переселения, так что вскоре вершинка холма обрела ярмарочный вид от толпящихся на ней ходоков, вновь пробитых вне их желания сквозь время, что многим из них показалось уже ну! сверх безумным и даже обидным для них мероприятием.

Что этому КЕРГИШЕТУ от них нужно?

Впрочем, и до самых непонятливых стал постепенно доходить смысл предстоящих событий. Всё-таки неординарность происходящего и пугала их и восхищала. Действительно: стеной, нет, неодолимым валом встать на пути. Кого? Самого Времени! Пусть оно Старое, пусть незаконное по своей природе, и всё-таки стать ему наперекор. Кому? Времени!..

А они всю свою сознательную жизнь были связаны со временем, умели ходить во времени, не могли уже существовать без этого.

До него, Старого Времени, оставалось ещё достаточно лет, чтобы можно было подготовиться. Иван решил расставить ходоков небольшими группами, человека по три-четыре, по всем струям времени, пожираемых «глазуньей». Таковых он насчитал девять с учётом их пересечений. Следовало также предусмотреть фланговые охваты, чтобы предупредить его возможный скачок в нетронутые преобразованием струи.

Но оставалось одно досадное обстоятельство – хырхоро.

На «карте» времени его ядовито-зелёные жилки тянулись к фронту движения Старого Времени и к его бокам, но, скользнув на облаке ближе к кромке передовых выбросов Старого Времени, Иван ничего определённого не обнаружил. Это смущало. Однако ему удалось заметить: клякса сосредоточения хырхоро в соседнем потоке времени ужималась. Можно было подумать, что встреча хырхоро со Старым Временем не идёт ему на пользу, оно уничтожается.

Однако оно тянуло свои истончающиеся щупальца…

Пыталось остановить?..

Или служило своеобразной смазкой, помогавшей наступать Старому Времени?

Опять появился вопрос, кто же тогда хырхоро для ходоков: друг или дважды враг?

Палки с накруза он роздал, благо в группах на линии атаки он поставил тех, кто ими уже пользовался, но что могло их ожидать там, при соприкосновении с хырхоро на границе наступления Старого Времени, таилось в области предположений.

Да и всё, что он предпринимал, находилось в этой области: он решил действовать так, а, может быть, все его мероприятия не верны, а то и – порочны.

Много сил у Ивана ушло на распределение ходоков по группам.

Его призывы самим это сделать сообразно предпочтительности, остались втуне. Оказалось, что у многих вдруг появились претензии к отдельным личностям, и, хотя объединяться они не хотели, но не упустили случая высказаться в адрес не то обидчика, не то просто, чтобы показать себя перед кем-то. Возможно из-за того, что в кои веки ещё они соберутся вместе в таком количестве, да ещё по принуждению. Собрания, созываемые Кристофером, привлекали в основном тех, кому некого было упрекнуть в силу равнодушия ко всем и ко всему, либо кто не ведал за собой никаких прегрешений. Случай с группой Радича был спровоцирован ими самими, чтобы гласно противопоставить себя остальным ходокам.

Здесь же по воле КЕРГИШЕТА соединились и не могли разойтись, канув в поле ходьбы, давние друзья и недруги.

Но когда дело дошло до потасовки двух ходоков, Ивану пришлось вмешаться. Конечно, не разнимать их. Он развёл драчунов, поместив каждого из них в разное время. Теперь и тот и другой видел своего недруга, посылал и выслушивал нелестные реплики в свой адрес, но достать его не мог.

Нелепые помашки руками и ногами, тем не менее, производимые ими, хотя и вхолостую, зато энергично, вызвали гомерический хохот ходоков. Общий смех успокоил накал страстей и вызвал живую полемику о новом эффекте ходьбы во времени.

– Так будет с каждым! – громогласно пообещал Иван. Ходоки примолкли. – Я сам назначу, кто с кем пойдёт. А во главе группы встанет тот, кто знает, как и чем бороться с хырхоро. Итак…

Его решимость подействовала отрезвляюще. Сразу же появились добровольные пары и тройки. К ним Иван присоединял оставшихся в одиночестве, а во главе назначал «своих». Ходоки – вольные люди – соглашались со скрипом, но мирились со старшими группы, назначенных КЕРГИШЕТОМ.

Естественно случались споры, были явные неприятия, однако вскоре всё удалось утрясти.

Но без скандала не обошлось. Виной тому послужила Хриза.

Её нагота и вызывающе формы одних смущали, а для других служили объектом нездорового интереса. Арно, не отходящему от неё ни на шаг, пришлось даже пригрозить кое-кому, чтобы оставили её в покое. Особо досталось Пирику, получившему, в конце концов, пинок под зад за то, что, также как и она, вызывающе демонстрировал перед Хразой свои «прелести».

Сама же Храза постепенно осваивалась. От её первоначальной стыдливости не осталось и следа. Она стала на всех посматривать свысока, и на показ менять позы. За что Арно пообещал оставить её здесь, в прошлом, одну…

Поскольку Храза имела опыт отражения рати хырхоро, то перед Иваном стал не простой вопрос: в какую группу её определить? Логично – к временницам. Но это же временницы!.. Храза – не ходок во времени, что равносильно для них – никто. Так что связываться с ними, как теперь знал Иван, себе дороже. Составлять же из них отдельную группу тоже не следовало.

К тому же, как Иван сумел их вычленить в будущем и переместить сюда, он не мог даже вспомнить. И кого! Среди них оказалась Таа-Ту-ир-Мана, подружка Манеллы, не простившая Ивану пренебрежения, выказанного Иваном к ней, при переводе её через тромб в Кап-Тартар: туда и обратно.

Зато Манеллы среди временниц не оказалось, так что не с кем было вести переговоры. Все попытки Ивана распределить временниц в разные группы были встречены в штыки с многословными обвинениями мужчин в непочтительном обращении к ним и с ними, бедными и несчастными женщинами, попавшими туда, где их обижают. Именно так!

Дон Севильяк громким хохотом встречал каждое их «удачный эпитет». Он же и подсказал Ивану, как поступить.

– Ваня, да не бери ты в голову их болтовню. Ставь их там, где считаешь нужным. Им же здесь не выпрыгнуть в поле ходьбы.

– И то, – поддакнул, хитро улыбаясь, Сарый.– Что, Ваня, тяжело быть руководителем?

– Не тяжело, а бестолково! – парировал Иван. – Были бы они монтажниками, а ещё лучше солдатами, я бы их живо поставил на место. Ладно! Так и сделаем. Начнём, дон Севильяк, с тебя. Кого из них берёшь в свою группу?

Дон Севильяк тут же заскучал. Подать совет – просто, а вот воплощать его, в том числе и самому, – дело посложнее будет.

– А! – наконец, рубанув воздух рукой, он решился: – Давай любую!

– Вот и ладно! Вас будет с ней пятеро, – сказал Иван.

Не мешкая, он отделил группу дона Севильяка, втолкнул в неё Таа-Ту-ир-Ману, и переместил в одну из струй времени на пути Старого Времени.

Вздохнул с облегчением.

Опять вернулся к Хразе. Поискал глазами тех, кто на неё меньше всего реагировал, и придал ей: троих невзрачных на вид ходоков, коих он видел, похоже, впервые. Покрутился – кого бы ещё добавить, и увидел Перкунаса.

Жрец только что подошёл к сидящим Симону и Сарыю, и встал, чуть нагнувшись над ними. Иван вмешался в их разговор.

– Ты будешь старшим в этой группе. Эту, – Иван даже не назвал имени Хразы, наставляя Перкунаса: – не обижайте. Она знает, как сражаться с хырхоро.

– Красивая женщина, – ответил Перкунас, – но… Куда ты нас?

– На фланг. Вдруг ему вздумается броситься в сторону. Эй, Храза! Твоя группа.

Храза с испугом посмотрела на Перкунаса.

– Арно! – попятилась она к другу.

– Его ты можешь не бояться, – подтолкнул её Арно. – Это хорошо, что он с тобой. Иди, дорогая!

Распределяя ходоков, Иван не один раз удивился самому себе, вернее появлению по его воле ходоков, которых он никак не ожидал здесь увидеть. Так в невысоком, экзотически одетом ходоке (сверху донизу в расшитом золотыми знаками балахоне) он вдруг узнал Радича. Теперь недавний повелитель эмирата носил не бутафорскую, а настоящую бороду и отрастил длинные волосы.

Узнав, Иван скептически оглядел его, но лишь сказал:

– Пойдёшь в группе Шилемы.

– Ты что, ей доверяешь? – явно поразился Радич. – Она же ничего…

– Доверяю! – оборвал его Иван. – Так же как и тебе! Как всем ходокам.

Радич хмыкнул, выразив сомнение.

– Ты – КЕРГИШЕТ. Тебе виднее, – сказал он.

– Здесь – да! И делай так, как скажет она. У неё есть опыт.

– Надо же…

– Шилема!.. – позвал Иван временницу, занятую наставлением двух ходоков, уже попавших в её группу. – Этот с тобой!

– Не мог найти получше, – пренебрежительно бросила Шилема, но тут же воскликнула: – Радич!.. КЕРГИШЕТ, где ты его откопал?

– Неважно где.

– Только не забудь потом его закопать.

– Шилема!.. Мне не до шуток… Забирай его!.. Всё!.. Постой!.. Радич, – Иван протянул руку, – пистолет отдай мне. Он тебе там не нужен.

Радич судорожно вздрогнул, рука его пошла за спину, где под ремень было засунуто оружие, но он её одёрнул.

– Кто знает, – произнёс он неуверенно.

– Я знаю! – с нажимом сказал Иван. – Пистолет!

– Да возьми ты его, возьми! – выкрикнул бывший эмир, всё-таки его допекли и Иван и Шилема.

– Верну, – сухо заверил его Иван, бросая пистолет к ногам Учителей. Пусть у вас полежит… Вот теперь всё.

Группу Шилемы Иван поставил на одной из центральных струй, захваченных Старым Временем. Он надеялся – Шилема не подведёт.

Во главе групп так же оказались Жулдас и Иката. А вот детей их Иван не рискнул ставить против Старого Времени. Всё-таки они родились в глубоком прошлом. От будущего в них находились только гены родителей, но достаточно ли этого, чтобы противостоять надвигающейся волны Времени из давно минувшего, Иван не знал, да и знать не хотел. И вместе с Мау-ма оставил их стеречь накруз. Брата Икаты, конечно, можно было бы привлечь в какую-нибудь из групп к ходокам. Но он не знал их языка, да и иного другого, кроме того, на котором говорила его сестра, а на языке ходоков, как его племянники, он научиться не удосужился.

Разбросав ходоков по струям, сам Иван расположился в центре, на острие атаки Старого Времени. Учителей он покинул на месте сбора, посчитав, что им лучше подождать там, и пока что не вмешиваться в облаву по удержанию подступающего прошлого.

Правда, Сарый ворчал, де, он мог бы послужить «общему делу». На что Симон заметил:

– Сиди, Камен! Ваня знает, что делает. Я вот не рвусь…

– И не надо, – сказал Иван. – Вы лучше вспомните, кто на вас опять напал? Похоже, что это другие тейши… Мне было недосуг разбираться, кто они и откуда.

Симон уныло кивнул.

С Иваном в паре остался только Джордан, наотрез отказавшийся встать во главе какой-нибудь группы. Иван как будто бы отсылал его от себя, но Джордан не очень-то поддавался его воздействиям. Как-то получалось так, что он тут же оказывался подле Ивана.

– Ну, ты, смотрю, прижился при мне основательно, – наконец, сказал он. – Как клоп постельный.

– А то, – важно заявил Джордан, не обидевшись на сравнение его с клопом. – Если что, то я при тебе.

Впрочем, фраза прозвучала двусмысленно: либо он чем-то поможет, либо ему безопаснее быть при КЕРГИШЕТЕ.

До того и Шилема тоже пыталась присоединить себя к ним, но Иван польстил ей, сказав:

– Они, – он имел в виду двух ходоков, отдаваемых ей в руководство ещё до прибавления Радича, – без тебя ни на что не годятся. Обязательно что-нибудь сделают не так.

Временница бросила подозрительный взгляд на Джордана, притаившегося за спиной Ивана: он-то, что тут делает? Но возглавить группу согласилась.

Долго не удавалось совместить «карту» времени и цепь защиты, созданную ходоками. Иван садился и вставал, прикладывал ладони ко лбу, теребил себя за волосы, но как только ему удавалось увидеть глазунью, уже близко подступившую ко времени его стояния, так размывался ряд ходоков по струям. Усилием воли он возвращался к цепочке, как терялась, словно выцветала без следа, клякса Старого Времени.

А ходоки почувствовали – в округе наступала тишина. Или так казалось. Но немота природы стала угнетать. В поле ходьбы обнаружилось активное движение. Но не людей. Его создавали звери и птицы. Мельтешила мелочь в виде мышей и воробьёв, но видны были и крупные, вплоть до громадных динозавров.

И когда, наконец, Иван сумел совместить «карту» и цепь ходоков в реальном мире и в поле ходьбы, ему предстала красочная, но страшная своей слепой противоестественностью картина фронта наступающей «глазуньи». Ей противостояли живые создания этого настоящего времени – ходоки, обеспечивающие его защиту.

Но на кромке узкой полосой – десять или пятнадцать лет – в авангарде вала Старого Времени наступали твари – призраки хырхоро, сметая на своём пути ходоков-нелюдей. Даже те из них, чей кимер позволял двинуться в будущее, не могли избежать своей участи. Но и само хырхоро, способствуя движению Старого Времени, лишалось своей силы. Подпираемая с тыла, хырхоро не успевало идти впереди, и его рать исподволь истаивала, утончая полосу действия. Вот оттого фиолетовая лужица хырхоро за разделительным кряжем между потоками времен и уменьшалась. И довольно быстро.

Союз с хырхоро, на первый взгляд, позволял беспрепятственно наступать Старому времени. Но уничтожение союзника таило в себе неясность: что будет, когда хырхоро истощиться до конца и придётся соприкоснуться непосредственно с созданиями настоящего времени?

Иван подумал и даже мотнул головой: какое ему дело до забот Старого Времени?

А оно наступало.

Но, похоже, скорость его продвижения резко упала. Лёгкие пульсации, словно величавые волны, перекатывающиеся до того от центра к периферии «глазуньи», забились в судорожных всплесках. Белёсая полоска на её флангах стали размываться, терять упругость и способность сдерживать охряной массив.

А хырхоровая прослойка истончалась…

И случился миг – «желток» прорвался сквозь «белок» и выплеснулся далеко в сторону громадной каплей, захватившей две струи времени, до того нетронутые Старым Временем.

Иван не успел чертыхнуться от досады, ведь подобного он не предвидел. Но выброшенное жёлтое пятно повело себя так, словно попало на раскалённую сковороду: перекатывалось, вспучивалось и… выгорало. А вокруг него появилось уплотнившееся живое кольцо, согнанных со всех своих временных пределов, ходоков-нелюдей. Во всяком случае, их было не менее десятка. Возможно, Старое Время просто выдавило их из того промежутка времени, составляющим кимер каждого из них. Но что бы там ни было, они инстинктивно пытались не уступать ему своего поля ходьбы. Выделялся огромный бегемот, бросавшийся на каплю Старого Времени с диким упрямством, он таранил его, вырывая целые куски и отправляя их в небытие. Время растворялось или неведомыми путями утекало восвояси от его натиска, в то прошлое, откуда пришло.

Они действовали бессознательно, но в их поведении Иван прослеживал некую систему: они двигались вокруг выплеска, то, погружаясь в прошлое, то, возвращаясь к своему настоящему времени. И даже призвали подмогу из будущего… А в целом, они гнали кляксу в «глазунью».

Видя всё это, Иван даже протёр глаза: не мерещиться ли ему эта слаженность действий ходоков во времени из нелюдей? Может быть, ему хотелось видеть нечто подобное, оттого и представлялся некий порядок в хаотическом метании собратьев по ходьбе во времени против выброса далёкого прошлого.

А «глазунья», сотрясаемая конвульсиями, почти остановилась на линии её передового фронта наступления, зато тыловая её часть, продолжая движение в прежнем темпе, напирала. Потянулось с флангов и сосредоточилось впереди Старого Времени воинство хырхоро, контролируя перед собой промежуток лет в десять. И всё это медленно, но уже вплотную подступало к цепочке, созданной Иваном из ходоков.

…Нардит в сопровождении всего двух полупрозрачных призраков, карикатурно похожих на свирепых пиратов со всем необходимым обязательным для них набором атрибутов: пистолеты, треуголки и чёрные перевязи на одном глазу, появился за оболочкой облака. Сам Нардит был вооружён непомерно большой алебардой, вскинутой на плечо. Будь она настоящей, весила бы килограммов сто.

Иван высунулся к нему. Вопросительно глянул на посланца своего Времени. Тот вдруг потерял нижнюю часть тела, оставляя в виду только торс, затянутый в плотную алую ткань.

– Старое Время боится будущего, – невнятно напомнил он и исчез.

Сопровождавшие его пираты слились друг с другом, образовали нечто подобное на вихрь и тоже померкли.

Иван, ориентируясь по прежним приходам Нардита, подождал, не появится ли он ещё. Не появился.

Но Иван почувствовал неожиданную слабость во всех членах. Сработало маниакальное напоминание посланца времени. Оно выбивало его из равновесия, так как могло означать всё, что угодно. И самое неприятное: всё предпринятое им – бессмысленно. И недавняя надежда остановить Старое Время таким образом, каким он задумал – а оно как будто уже остановилось – всё это не более, чем его фантазии.

Ну, скажите на милость, на что, в конце концов, намекает Нардит, говоря о боязни Старого Времен будущего? Не лепить же из будущего времени «снежки» и забрасывать ими Старое Время…

А что? Взять «кусок» будущего и сунуть его поднос прошлому. Нюхнёт оно, чем пахнет будущее и… преставиться…

Иван раздумывал и злился.

Ждать да догонять – скучное занятие.

– А! – сквозь зубы выдавил Иван. И коротко сказал не столько Джордану, сколько себе: – Идём навстречу!

– Зачем тебе? Ты должен руководить, – менторским тоном возразил Джордан. – Ты КЕРГИШЕТ! Ты…

– Чтобы знать, как руководить, надо знать против кого руководить. Я до сих пор не знаю.

– Ну, уж, усомнился Джордан. – Ну, а если там… – голос его задрожал.

– Вот на тебе и проверим, – сказал Иван и, не обращая внимания на испуганное восклицание напарника, направил облако в прошлое, навстречу Старому Времени и рати хырхоро.

Противостояние

Год… Десять лет…

Облако погружалось в бесчисленную массу тварей хырхоро. Погружение больше походило на прожигание облаком широкой прогалины в сплошном скопище тварей.

А с запада подступала, будто серая пылевая стена. Облако как бы сносило к ней… Редели ряды хырхоровцев… Мутная полоса с мечущимися животными: они бежали как будто навстречу Старому Времени, поскольку как бы медленно не продвигался в будущее фронт прошлого времен, он обгонял самых быстрых, да и не могли они долго бежать. А за пеленой можно было разглядеть, как только что стройные формы живых существ становились приземистыми и обезображенными, а что с ними происходило дальше – скрывал непроницаемый полог.

Иван остановил облако.

– Выходим! И от меня ни на шаг!

– Лучше возьми меня за руку. Если что, я с тобой. – Голос Джордана дребезжал как плохо закреплённое стекло в окошке. – А ещё лучше – не выходить. Ну, зачем…

Иван почти силой выбросил его из облака. Следом выбросил его палку с накруза.

– И никаких рук. Проверять на мне без толку. Надо посмотреть, как справишься ты.

Вне облака говорить приходилось громко. Мерный гул, упомянутый Жулдасом, нарастал. Земля вздрагивала, будто почти рядом забивали сваю под фундамент будущего дома.

Джордан сжался в комок, его взор затравлено блуждал по надвигающейся пелене. Он даже не обратил внимания на удар налетевшего на него какого-то летучего создания чуть больше крысы.

Иван демонстративно не смотрел в его сторону. Но, оставляя Джордана без физического контакта с собой, был готов ухватить его и накрыть облаком. Впрочем, можно уже было заметить результат их появления на пути Старого Времени в этой струе – оно практически остановилось совсем. Гул стал глуше, земля успокоилась. Но сама пелена стала темнеть и подниматься, как волна на мелководье; в ней заметались сполохи.

Там, на западе, назревало нечто подобное тому, что Иван уже видел и пережил в перлевом мире, уничтожаемого Временем. Но там надвигалась неотвратимость – параллельный мир стирался в памяти планеты навсегда. Здесь происходило нечто иное, но схожее. Словно Старое Время нахмурилось, явно наткнувшись на непреодолимую преграду. И этой преградой, как надеялся Иван, оказались они с Джорданом, как посланцы будущего.

Передний фронт «глазуньи» стоял, хотя она уже мало походила на ту, что впервые предстала перед взором Ивана, но инерция её тылов наступала почти с прежней скоростью, давила и сжимала пятно Старого Времени в гигантский овал.

– Дай руку! Пойдём навстречу.

Джордан вцепился в руку Ивана, всё его тщедушное тело дрожало.

– За-ачем? – прохрипел он на грани отчаяния.

– Не трусь, Джордан!… Оно нас не тронет. Не должно… Мы его уже остановили.

Иван говорил не только фиманцу, но и самому себе, уверяя и его и себя, что так оно и есть на самом деле: Старое Время их не тронет.

Теперь он осторожно продвигался к грани, где остановилось Старое Время. Даже не месяцами, а – днями. Где-то на девятый день облако, неотступно следовавшее за людьми, замерло у самого подножия тёмной стены и, забежав перед тем вперёд, заставило Ивана остановиться. Казалось: ещё шаг и стена проглотит и облако и людей.

Джордан, наконец, стал вровень с Иваном. Выслушав рассказ Жулдаса о превращении мивакуков, Джордан почему-то вбил себе в голову, что очередной жертвой будет он. Поэтому все подвижки Ивана воспринимал как неотвратимые признаки верного конца пребывания его в человеческом облике. Он не трусил, он испытывал ужас, кульминацией которого возникло в то мгновение, когда Иван оставил его одного без физической поддержки.

Но вот он держится за руку КЕРГИШЕТА, ничего страшного пока не происходит, и он постепенно стал приходить в себя. Но в голове у него зияла пустота, словно всё, что он знал, вылетело из неё напрочь.

Иван же стоял, широко расставив для прочности ноги, и всматривался в тёмное полотно стены.

Стена…

Она подрагивала, словно готовилась к прыжку в будущее или отступить.

Вот-вот должно было что-то произойти…

Иван почувствовал подпор каких-то внешних сил. Он не мог им сопротивляться, а они вливались в него сплошным потоком, и, найдя в нём подходящее по объёму пристанище, тут же превращались в мощные флюиды, исходящие из него. Иван превратился в источник импульсов, направленных максимально развёрнутым веером против стены Старого Времени. И в то же самое время он оставался тем, кем был: в своём обычном естестве способным самостоятельно анализировать обстановку.

Перед ним темнеющий занавес, за которым – неизвестность и непредсказуемость. Напротив этого занавеса – он, возможности которого тоже неизвестны и непредсказуемы.

– Стенка на стенку, – сказал он Джордану. – Что ж, посмотрим, кто кого.

– Да, да, – Джордан, будто поддержал надежду Ивана, но оказалось, что смысл сказанного тем он понял по-своему: – Нам пора бы уже возвращаться…

– За мной! – одёрнул Иван, как будто окаменевшего Джордана, и сделал шаг навстречу Старому Времени.

Шаг – это в человеческом образе.

Но в ипостаси противостоящей силы стене Старого Времени его порыв отличался глобальностью. Перед его взором простиралась вздыбившаяся волна, впитавшей мощь энергии внезапно остановившегося Времен не только переднего фронта, но и давящей силы напирающих ещё тылов «глазуньи». Энергия накапливалась, росла, сжималась как вселенская пружина, готовая в любой момент сорваться и ударить по препятствию, вызвавшему её появление.

Иван каждой клеткой чувствовал нарастающую угрозу, но и своё тоже нарастающее могущество. Но против него Старое Время выставило всё, чем она обладала, и Иван готов был отступить…

Ещё одно усилие и – надо уходить!

Но… в только что готовой обрушиться на него нависшей волне вдруг замелькали мерцающие прорехи. Она стала рассыпаться подобно автомобильному стеклу от сильного удара камнем. Стена рассыпалась, опадала, но задняя грань ещё жила, наступала, на мгновения латала окна и проёмы. Однако этого уже не хватало, чтобы обрушиться на оборону, созданную Иваном.

Старое Время иссякло и, как показалось Ивану, стало бороться отдельными своими разобщёнными пятнами сама с собой, ускоряя свою гибель.

Позже, когда Иван собрал ходоков, поговорил с ними, то выяснились его просчёты, но и то положительное, что им было предпринято по отражению Старого Времени.

По-видимому, ему не следовало с Джорданом высовываться навстречу «глазунье» из общей цепи ходоков. Концентрация энергии Старого Времени в струе, занятой Иваном, как раз и возникла перед лицом единственного препятствия. И углубись Иван ещё дальше в прошлое, неясным, а, может быть, неприятным окончилось бы его противостояние «стенка на стенку». Всё-таки сила силу ломит!

К счастью, когда, казалось, Старое Время бросит свою мощь в того, кто дерзнул встать на его пути, оно наткнулось, и вошло в контакт с цепью ходоков. Оттого ему пришлось дробить свой порыв в будущее. И со всеми оно справиться не смогло. Тыльная сторона ещё питала передний Фронт Старого Времени, но и её не хватило. На «карте» времени клякса «глазуньи» сплющилось вначале в широкую непрерывную ленту, затем в дугой выгнутую черту, утончилась до едва различимого штриха и, наконец, исчезла.

Таким образом, цепь ходоков сыграла основную роль в усмирении Старого Времени. Так же правильным оказалось вооружение ходоков палками с накруза мивакуков. Схватка с нечистью хырхоро ходокам запомнилась больше всего, поскольку само Старое Время рассыпалось для них как бы само собой.

Вначале они достаточно скептически отнеслись к странному вооружению. Да и по истине – с палкой против Времени! Только благодаря настойчивости знающим их эффективность в каждой группе не привёл к избавлению от палок, как только ходоки остались наедине, без присмотра КЕРГИШЕТА. Зато сейчас только и было разговоров, как они лихо расправились с неведомыми тварями, скопом двинувшихся на жалкую кучку людей. Смех и шутки сыпались со всех сторон. А те, кто всё-таки не внял предупреждению и встал на пути призраков хырхоро без палок, сейчас с удовольствием демонстрировали полученные синяки как знаки отличия. Хотя некоторые пострадали очень сильно. Тот же Радич вернулся с разбитыми губами, подбитым глазом и с вывихнутой рукой. Мало того, ему ещё досталось и от Шилемы, обозвавшего его трусом и идиотом. Теперь он кривился от боли и винился перед ней. Она же фыркала как кошка и его извинений не принимала.

Радич в растерянности отводил одну руку в сторону, а другую держал при себе, пока к нему не подошёл Перкунас и молча не избавил его от вывиха – Радич лишь охнул, вызвав едкое замечание от Шилемы:

– КЕРГИШЕТА слушать надо. Он неправды не скажет. А ты изображаешь из себя невесть что, хотя… А! Тебе говорить, себе хуже.

Иван обессилено опустился на землю и тупым взором смотрел уда-то вдаль и, казалось, ничего не видел. Вокруг него постепенно стал скапливаться «близкий круг», как он иногда называл тех ходоков, с кем общался чаще всего. А это: Симон и Сарый, примкнувший дон Севильяк, Джордан и Шилема. Тут же Арно с явно надоевшей ему Хразой, а куда её денешь?. Она же с откровенным удовольствием вновь занималась тем, что выставляла на показ свои женские прелести, вызывая праведный гнев временниц и весёлое обсуждение ходоков.

Невдалеке обосновались Перкунас и Дигон. У Дигона был разбит нос, а одежда разорвана. Отдельно стояли Уленойк с Пириком, не потерявшего интерес к временницам, особенно к крутобёдрой Ту-ир-Мане. Семья Жулдаса собирала палки и сносила их к ногам дона Севильяка, порой с руганью, так как некоторые ходоки решили с ними не расставаться: мало ли что ещё будет!

В отдалении, но так, чтобы видеть КЕРГИШЕТА, затаился Радич. Он долго не приходил в себя от неожиданного вояжа в прошлое, схватки, полученных ударов. Переживая всё это, он, как с десяток других ходоков, оказался как будто не у дел. Из-за этого чувствовал себя, чуть ли не изгоем.

– Пусть посидит, отдохнёт, – останавливал Симон желающих пообщаться с Иваном. – Джордан вот, как всё было, рассказал.

Фиманец вначале гордо вскидывал голову. А что? Это он побывал с КЕРГИШЕТОМ на самом острие атаки Старого Времени. Но после нескольких напоминаний о его рассказе, он заволновался. Что они к нему пристали? Что уж он там такого особенного понарассказывал? Только то, что видел, как зритель. Если бы они знали, что он пережил! Когда, казалось, настал последний миг в его жизни, а он любил жизнь…

– Ваня! – Симон, наконец, подсел к ученику. – Пора что-то делать дальше. Ваня!..

– Да… надо… Я сейчас… Нам, как будто, удалось остановить Старое Время.

– Это, Ваня, тебе знать.

Иван изобразил вымученную улыбку.

– Нам всем надо знать, чтобы…

Он умолк, обвёл глазами толпящихся вокруг него ходоков. Подумал с тоской: – их ему надо будет всех возвращать восвояси. А сейчас бы в баньку, выпить водки и поспать.

И ещё узнать, кто напал на Учителей?..

И когда всё это для него закончиться?

Когда же жить?.. Неужели ему уготована судьба вечного скитальца во времени?..

Как наивны Учители, настоятельно предлагая ему выбрать приемлемую эпоху и осесть в ней, лишь порой теша себя выходами в поле ходьбы… Хм… А сами сидят в его крохотной квартире…

Иван медленно поднялся, возвышаясь надо всеми почти на голову; ходоки притихли: что ещё скажет или предпримет КЕРГИШЕТ?

А он без предупреждения накрыл их всех облаком и бросил в будущее, при краткой остановке, чтобы высадить семью Жулдаса…

Дела домашние и не только

Почти неделю своего независимого времени Иван посвятил себе: спал, пытался читать, сходил и целый день бродил среди развалин форума Рима девятого столетия, оттуда в Египет – опять же руины. Эта заброшенность, умирание некогда мощных цивилизаций, сродни были настроению Ивана, словно он сам вдруг превратился в дряхлое создание. Вот здесь обвалилась стена, и у него что-то рухнуло в душе; песок занёс некое строение, и у него что-то внутри заволокло, затуманило: не то тоска, не то ностальгия… Даже две встречи с Ил-Лайдой в Кап-Тартаре не развеяли его настроения. На берегу Мёртвого моря выслушал нравоучение нечаянно встреченного какого-то бродяги в изодранной хламиде, по-видимому, никогда в жизни не мывшегося, оттого вонючего, как отхожее место. Но гонору, гонору!..

И всё это время на душе оставался какой-то тревожный осадок: что-то не доделал или не учёл важное. Он с усилием заставлял себя вспоминать об в"ыгах, о нападении на Учителей. Но так не хотелось ни тем, ни другим заниматься. Впрочем, в"ыгы, как думалось Ивану, – дело не сложное, как только они определяться, кому захочется уйти в прошлое, так втиснуть их в облако и выпустить на житьё, где они пожелают. А вот дело Учителей надо раскручивать, начиная с догадок и поисков во всех струях и течениях времени.

Джордан постепенно стал приживаться в квартире Ивана. На колкости Сарыя отвечал колкостями, однако вёл себя прилично. Так что когда Иван решил вернуться к делам, он нашёл давних недругов мирно беседующими на кухне. С его появлением оба засуетились.

– Ладно вам! – отмахнулся Иван. – Мне, Учитель, надо поговорить с тобой и Симоном. А с тобой, – он посмотрел на Джордана, – сходить к в"ыгам…

– Да пусть они сидят там, где сидят! Всё равно их уже нет миллионы лет. Они же вымерли! – Джордан повёл глазами в сторону Сарыя, ожидая от него поддержки.

Но Сарый промолчал.

– Оно так, – сказал Иван. – Но они опять пришлют какого-нибудь другого Ждущего. Опять начнутся облавы на ходоков. Нет уж. Желающих пробью в прошлое. А вот кто не захочет, вот те пусть сидят и… вымирают… Мне бы поесть, Учитель. И когда будет Симон?.. Хотя… – Иван усмехнулся. – Поем и приглашу его к нам сам.

– Вот то-то и оно, что сам, – неодобрительно буркнул Сарый. – Опять кого-нибудь с кровати вытащишь. Как Арно с этой… Хразой.

– Как уж придётся, – легкой иронией сказал Иван, ближе пододвигая к себе тарелку с горкой сосисок и макаронами, поставленной перед ним Сарыем.

Выдавил из бутылочки большую порцию аджики.

– Чай как всегда? В большую кружку? – заботливо спросил Сарый, с удовольствием наблюдая, как Иван управляется с едой.

– Угу! – кивнул Иван, прожевал. – У меня там где-то был бальзам. «Поморский». Добавь!

Сарый горестно вздохнул.

– Был, Ваня, бальзам, да весь вышел. Приходил к нам недавно дон Севильяк…

– Он же не пьёт.

– Да случайно он. Думал, что в бутылке просто сок. Я не успел отнять, а он, бульк, и нету никакого бальзама.

– Он может, – подал реплику Джордан, она прозвучала с уважением к дону Севильяку.

Они рассмеялись: дон Севильяк и вправду – может.

– Кого, Учитель… э-э… пригласим для разговора? Кроме Симона, естественно.

– И нас хватит, – Сарый покосился на Джордана, считая, что тот – лишний.

– Нет! – твёрдо сказал Иван. – Мы с вами только частица. С в"ыгами я разберусь сам…

– Я с тобой – не преминул напомнить о себе Джордан.

– Со мной… Но нападение на вас с Симоном надо обсуждать не в узком кругу. Кто это был? Ещё одна, неизвестная нам группа «удильщиков»? Или всё та же? А Ждущий для них служил лишь только прикрытием. Надо будет вытащить Уршая. Сулейка тоже. Подумай и припомни, Учитель, на кого ещё случались нападения со стороны тейшев или похожих на них? Вот и обсудим сообща, чтобы действовать наверняка, а не вслепую.

– Это, Ваня, не ко мне. Это к Симону.

– Его тоже спрошу. Но и тебя здесь…

– Не надо, Ваня! До сих пор не могу без дрожи вспоминать, как они нас тут обложили. Я-то видел только маски, а вот Симон кого-то будто бы узнал. Но тут ты нас… Тоже с дрожью вспоминаю. Схватил и понёс! Гул в ушах и ветер как в трубе.

– Хорошо… Сейчас поищу Симона. Ага! – Иван усмехнулся. – Не везёт ему. Опять придётся отрывать от стола… Не буду! – Пояснил: – Симон на каком-то приёме и, похоже, является на нём не последним лицом. Во фраке…

– А-а, – это он опять в обществе отщепенцев, как они себя называют. Отщепенцы… Ха!.. Собираются, бахвалятся, какие они умные, но как они обижены окружающими, как их не понимают. А потом наедаются и напиваются… Вытаскивай его оттуда, Ваня! – посоветовал Сарый. – Ему же лучше будет.

– Симон что, считает себя таким вот отщепенцем? – с удивлением спросил Иван.

– Да нет. Ему, говорит, интересно их послушать. Меня тоже приглашал, да я отказался. – Сарый помолчал и убеждённо добавил: – Потому что сам такой.

Сказал и потупился.

– Обиженный, значит? – опередил Ивана с таким же вопросом Джордан. – Сам кого хочешь, обидишь.

– Не тебе говорить, – вздёрнулся Сарый. – Весь Фиман у тебя в обидчиках ходит!

– Помолчите!.. Ага!.. Симон, мы на кухне! – крикнул Иван.

Симон с насажанным на вилку куском мяса в одной руке и ножом – в другой, быстро вошёл в коридорчик, ведущий на кухню. Белая салфетка, заправленная за воротник сорочки, держалась одним углом.

– Ваня! Что у тебя за шутки?.. Камен, ты же знал!

Симон явно был расстроен случившимся, и не скрывал этого.

– Он и подсказал тебя оттуда вытащить, – с удовольствием произнёс Джордан. – Нечего, сказал, тебе там делать.

– Извини, Симон. Я могу тебя вернуть, – предложил Иван. – Никто, как в прошлый раз, не заметит вашей отлучки.

– Ты, Ваня, стал сильно самонадеянным, – недовольно сказал Симон, пытаясь притиснуться и сесть к столу. Ивану пришлось встать и уступить ему место. – В прошлый раз ты наделал такого, что мне после твоей переброски сразу пришлось уйти на дорогу времени, и больше там не появляться. Сто лет реального времени тому эпизоду, а отголоски до сих пор вдохновляют мистиков всех мастей на воспоминания, рассказы. Даже романы… А ты – никто не заметил.

– Извини, Симон. Но мне показалось…

– Вот именно, что показалось! Ладно, – Симон доел мясо, сорвал салфетку, вытер об неё руки и губы. Нож и вилку бросил в мойку. – Жаль только, что я там не высказал одному типу свою точку зрения, как надо вести себя в приличном обществе… А?.. Перестань, Камен, хихикать!.. Тебе этого не понять. Впрочем, они сейчас там обо мне… Да-а, Ваня!

– Извини…

– Что теперь? Что-то случилось?

– Ничего такого, но надо обсудить нападение на вас с Учителем. Кто опять? Откуда?.. Я сейчас.

Иван сходил в комнату за стулом. На кухне стало тесно. Джордан, как ни мостился, всё равно оставался за спиной то Ивана, то Симона, пока Иван силой не продвинул его вместе с табуретом в общий круг. А следом они оказались под сенью вековых сосен вдали от дома Ивана и во времени, и в пространстве.

– Здесь поговорим, – сказал Иван и пересел на освободившуюся сторону стола. – Учитель сказал, что вы кого-то узнали. Так?

– Ты бы, Ваня, хотя бы предупреждал, – оглядывался Симон. Сверху на его плечо упала иголка, он её бережно взял, понюхал. – Здесь и вправду неплохо. Только самовара не хватает… Камен, у тебя сегодня что, день смеха?

– Да просто смотрю на тебя и думаю, когда у тебя все эти замашки пройдут? Ну, какой из тебя аристократ? Особенно сейчас. Здесь, в лесу?

– Я не в лес одевался, – с досадой проговорил Симон.

– Учители! – вмешался Иван. – Мы ведь поговорить собрались. Давайте вернёмся к нашим делам. Так вы, Симон, узнали кого-то?

Симон, недовольно поглядывая на Сарыя, принял излюбленную позу, чуть откинувшись на спинку стула.

– Мне показалось, что среди них был Сулейк. Но он…

– Он же был с нами! – воскликнул Иван.

– Вот именно. Ты не помнишь, откуда ты его выхватил, пробивая ко времени в"ыгов?

Иван покачал головой.

– Я вообще не собирался его пробивать. Сам с удивлением увидел его среди других… Я вообще не помню, кого пробивал. Кроме своих, конечно. Арно, дона Севильяка, Шилему… Ну, и вас. А остальные словно сами появились… Без меня. Правда.

Симон долго сидел молча, морщил лоб.

– Ты его опять, – он вскинул брови, – можешь? Сюда?

– Могу, – без охоты кивнул Иван

Сам разбирательство затеял, а вот продолжать его ему уже расхотелось. Одно дело – сюда с Учителями, другое – этот Сулейк, будь он не ладен. Да что Сулейк, как думалось уже, надо и Уршая сюда, как задумывалось, чтобы с ним свести. И других ходоков привлечь. Пусть послушают, поделятся мыслями. Хотя бы своих.

– Зачем он нам здесь? – Сарый стал озираться вокруг, ожидая появления Сулейка.

– Можно не здесь, – сказал Иван. – Но вытащить Уршая, и позвать наших.

– Это ты теперь называешь – позвать? – с усмешкой спросил Симон. – Буду теперь на каждой встрече ждать, не позовёшь ли ты меня… Как сегодня.

– Ну, пригласить. Какая разница? Так что, звать?

Учители переглянулись. Сарый повёл головой

«Они о чём-то уже договорились и сейчас что-то мне скажут», – насторожился Иван.

– Ваня, – вдруг медовым голосом проговорил Сарый. – Мы, когда ждали твоего появления среди нас, когда учили тебя ходьбе во времени, затем позже всегда надеялись, вот пришёл ты и мы…

– Учитель, это я уже слышал сотню раз!

– Послушай ещё раз! – меняя тон, сухо произнёс Сарый.

Иван посмотрел на Симона. Тот явно был настроен поддержать Сарыя.

– Учители, что случилось? – Иван поджал ноги и выпрямился. – Я что-то опять не так сделал?

– Всё ты, Ваня, делаешь правильно, – многозначительно начал Симон. – Впрочем, мы не можем даже представить, как ты всё это делал и делаешь. Мы твои, как ты продолжаешь утверждать, Учители, порой, в полном неведении твоих видений и забот на дороге времени. Я уже не говорю о том, как ты теперь пронзаешь время, скользишь в нём… Я даже не знаю, каким словом или фразой описать обретённые тобой способности. Тем более, создание временных ловушек, совмещение времён прошедшего и настоящего…

– Так в чём же дело? – с нажимом спросил Иван. – Так получилось. И вы прекрасно понимаете, что моя беготня во времени – необходимость. Хочу я этого или нет. Вы думаете, мне это нравится? А я, куда не сунусь, кто-то или что-то словно поджидает моё появление, чтобы испортить настроение какой-нибудь обязаловкой. Надоело!..

– Вот, вот… Вот мы о том и хотим с тобой поговорить. Себя ты, значит, жалеешь, а вот о других…

– Камен, – оборвал Симон начинающего кричать и краснеть от внутреннего негодования Сарыя. – Ваня, твой Учитель, когда стал говорить об ожидании твоего прихода, хотел сказать о мире, обустройстве ходоков во времени.

Иван обиделся, заволновался. Неуклюже напомнил:

– Мы сейчас с вами… Не для того мы сейчас…

– Я буду краток, – Симон огладил колени. – Мы тебе говорили, а теперь ты увидел и знаешь, что собой представляют ходоки во времени. Плохо ли, хорошо ли для них, но они, по существу, отшельники. У них жизнь одиночек. И как одиночки они устраивают её сами. Никто им не подсказывает и не может подсказать, как это сделать. Да они никого и слушать не будут. Они – индивидуалисты, люди сами по себе. И многие из них понимают, что это плохо: одни озлобляются, другие – опускаются… И вот мы думали, что твоё появление хоть как-то их сблизит какой-то идеей или делом…

– Симон, зачем вы это мне рассказываете? И так подробно. В чём дело-то?

– А в том, Ваня, что ты забыл, кто они есть. Или не хочешь помнить. А они – люди! Ты вот выхватил Арно с Хразой. – Джордан, до того молчаливо слушавший Симона, заулыбался. Симон посмотрел на него как досадную помеху. – А Уленойк?.. Это он с сыном таскается по временам, чтобы тот мог увидеть как можно больше… Думаю, что многие из тех, кого ты пробил во времена в"ыгов, были вырваны из обыденности помимо их воли.

– Симону уже два раза обед испортил, – вставил реплику Сарый, правда, было непонятно: он приводит пример или ехидничает.

– Но… – Иван находился в растерянности. – Так ведь получилось… Но… Я вас понял. Но вы что, предлагаете, чтобы, как это водится у ходоков… как водилось… Это когда Кристофер собирал вас где-нибудь в укромном местечке? Приползут туда полторы калеки, и мы с ними будет обсуждать проблему тейш? Так что ли?

– При чём тут Кристофер? – нахмурился Симон.

Дунул ветер. Над головой защебетала какая-то птица. Вокруг – мирная жизнь природы. А Иван наполнялся желанием высказаться перед Учителями. В конце концов, он тоже – человек.

– Но тогда я буду обязан всех их по очереди посещать, разыскивая по углам времени, где они окопались, и каждого уговаривать встретиться тогда-то и тогда. Так вы считаете? – выговаривал Иван. – Но я приду, а у того же Арно опять развлечения с Хразой или с кем там ещё у него? Так и буду ходить за каждым раз по пять, а потом сидеть и ждать: придут – не придут? Много мы тогда с вами вопросов разрешим? Едва ли. – Иван подождал возражений, но не долго. – Вот что, я пока схожу к в"ыгам, пробью их, куда они хотят. А вы, мои Учители, займитесь тогда общим собранием ходоков. Вернусь – поговорим!

Сарый издал звук закипающего чайника, а Симон замер китайским болванчиком. Зато Джордан почувствовал себя свободным.

– Я с тобой, КЕРГИШЕТ!

Иван на него не взглянул. Встал, переставил табуретку, вернул всех на кухню своей квартиры и ушёл в комнату. Джордан, хитровато оглядываясь на Учителей КЕРГИШЕТА, последовал за ним.

Широко расставив ноги, Иван сидел на диван-кровати и терзался, то самоедством, то злился неизвестно на кого. Нагрубил Учителям. Зачем? Они же в чём-то правы. Но и он – тоже прав! Все правы!.. А когда все правы, то надо либо разбегаться и прикрывать общее дело, либо… Но в их ситуации не разбежишься, не укроешься.

Тупик…

Но «удильщики», чёрт их возьми! Никуда не денутся со своими непонятными замашками – поймать его…

«Пусть надеются, – мстительно подумал Иван, – пусть ловят! Он теперь им не по зубам…»

Но надо же, в конце концов, разобраться с их притязаниями на него… А надо ли? Ну, побегают, побегают за ним, и – выдохнуться. Хотя они другим жизни не дают. Ведь Симон, ещё при первом знакомстве с ним, говорил об охоте на него неких перлей или, может быть, «удильщиков». Неспроста же у ходоков существует их нарицательное название – тейши. Значит, многих достают.

Перли, тейши, тарзи… Охо-хо!..

Думать обо всех не хотелось, двигаться – тоже. Да вот рядом сидит как бельмо в глазу Джордан, напоминает: о чём надо думать и куда двигаться.

В комнату заглянул Сарый. Настроен он был явно миролюбиво, но ученику решил выдать несколько нелицеприятных сентенций, начав издалека.

– У каждого, Ваня, свои заморочки и бзик. Людей, тем более ходоков, не переделаешь, не перевоспитаешь.

Иван не дал ему растечься по древу нравоучения.

– Не надо, Учитель! Никого не собираюсь ни воспитывать, ни переделывать. От этих заморочек и бзика… Откуда вы только таких слов нахватались? Заморочки… Фу, Учитель!.. Схожу-ка я сейчас и вправду к в"ыгам, а потом… Потом заживу как все. Найду тихое местечко, обживусь… – Иван делано зевнул, подобрался, встал, потянулся. – Я вот спорт совсем забросил. Даже физзарядку не делаю. Скоро в квашню превращусь. А там, где поселюсь…

– Правильно, Ваня! – в тон ему выпалил Сарый, однако сузил глаза и сказал: – Но, сдаётся мне, дня два там, быть может, и точно посидишь. Даже, возможно, физзарядку поделаешь. А потом что?

Сарый ждал ответа. Ответил Джордан.

– У него там будут для развлечений музыканты какие-нибудь или другие. А надоест, влезем мы с КЕРГИШЕТОМ в колымагу и подадимся…

– Ты-то подашься в свой Фиман, – буркнул Иван. – Что у меня других, как ты сам говоришь, недостаточно будет. И музыкантов, и певцов… – Иван помолчал. – Ты, Джордан, петь умеешь?

– Конечно! А что? Пою, когда никто меня не слышит.

– Меня тоже, когда никто не слышит, – охотно поделился Иван.

Он вдруг почувствовал, как к нему возвращается хорошее настроение, все мрачное отходит и теряется где-то в том небытии, к чему возврата нет даже ходокам во времени.

– Ладно, Учитель. Я так-таки схожу к в"ыгам, а потом постараюсь… э-э… поделикатнее собрать всех. Нужных. Но Сулейка и Уршая, нравиться вам или нет, я вызову… Именно вызову! Как на ковёр к начальству!.. Симон?

– Он ушёл.

– Обиделся?

– Э, Ваня! На тебя обижаться – себе дороже.

– Угу! Тогда… – Иван помешкал. – Джордан, ты готов?

– А что мне готовить? Это ты собираешься часами. А я что? Ты позвал, а я уже давно готов!

– Забирай, Ваня, этого говоруна. И лучше к нам его опять сюда не приводи, – наставил Ивана в дорогу Сарый.

– А ты не распоряжайся! – успел выкрикнуть Джордан, но Сарый его уже не слышал; фиманца Иван увёл в поле ходьбы.

Люди, в"ыги, мивакуки…

Отсутствие Ивана для в"ыгов, наверное, длилось не долго. Во всяком случае, он их застал в том же положении, в каком они находились после его предупреждения: ждать.

Однако Ивана неожиданно озаботило иное.

Думая всё время о в"ыгах, он почему-то упускал из вида, что здесь остановился накруз с семьёй Жулдаса. Остров всё так же возвышался в сотне метров от лежбища или поселения в"ыгов. Последних переместить для Ивана теперь не составляло труда, но что делать с накрузом? Конечно, Жулдаса, обременённого Икатой и детьми, надо возвращать в его настоящее время. Да и Мау-ма, вероятно, один тоже не захочет оставаться.

Тогда бросить здесь остров мивакуков навсегда, и забыть о нём?

– Разлеглись! – неодобрительно заметил Джордан. – Греются на солнышке. А что им? Еда под боком, одежды им не нужно. Лежи и лежи себе. Во, жизнь!

– А у тебя жизнь, чем плоше?

– Ты, КЕРГИШЕТ, меня не тронь! Я говорю вообще.

– То-то прав был Учитель. Говорун ты… Всё! Помолчи! Пусть они ещё полежат, а мы сходим к Жулдасу. Вон, видишь, он нас зовёт.

Жулдас усиленно махал руками, приглашая Ивана на остров.

– Вот, КЕРГИШЕТ, смотри! – повёл он рукой, когда Иван взошёл к верхней площадке, и они поздоровались.

В одном из загонов, окружённым каменной кладкой, где мивакуки когда-то держали животных, от которых получали энергию, копошились странные существа. Желеобразные, без определённых очертаний, они наползали друг на друга, проваливались и пульсировали, то, удлиняясь и утончаясь, то, собираясь в округлый комок. Картинка – не для брезгливых.

Иван этим пороком не страдал, но и видеть её – приятного мало.

– Что это? Откуда?

– Мау-ма говорит: мивакуки.

– Это?! Ничего себе… – Иван пытался рассмотреть в полупрозрачных созданиях хоть что-то, похожее на мивакуков. И не находил. – А где Мау-ма?

– С ними.

– Как… с ними? Там?

– Он такой же? – с испугом спросил и Джордан.

– Нет, нет, КЕРГИШЕТ! – поднял перед собой руки Жулдас. – Мау-ма там лежит. Он с ними говорит мыслями. Говорит: оттого голова болит. Но мивакукам надо помогать. Кормить…

– Когда они появились?

– Три дня назад, – сказала, подошедшая с сыновьями, Иката.

Выглядела она усталой; под глазами синева. Сыновья тесно прижались к ней: появление людей вне их семьи удивляло и настораживало их.

– Три дня? Но тогда… Что-то не стыкуется. – Иван, выйдя к в"ыгам и застав их в том же положении при его уходе от них, думал, что его отсутствие определялось лишь его деватом – от силы час-два. – Когда я от вас ушёл?

– Дней… – Жулдас посмотрел на жену. – Дней пять.

– А эти разлеглись, так и лежать все эти пять дней, – вставил своё мнение о в"ыгах Джордан.

– Подожди! Как вы можете помочь мивакукам? И кормить?

– А, – Жулдас вздохнул, словно о безнадёжном деле. – Мау-ма говорит, когда надо сюда бросать муков. Потом говорит, когда их надо вытаскивать… Муки?.. Так говорит Мау-ма. Ты их видел. Они тоже появились…

Иван когда-то читал: люди, изолированные от общества, предельно упрощают свою речь, у них сужается используемый словарный запас. В семье Жулдаса так оно и случилось. К тому же носительницей языка, на котором они общались, была Иката, а для Жулдаса он неродной. Поэтому некоторые слова ему приходилось произносить на языке ходоков, а он его за временем стал забывать. Что же тогда знали его сыновья?

Мимолётная мысль об оторванности обитателей накруза заставила Ивана озаботиться другой темой.

– Но, Жулдас, мивакуки мивакуками. Ты… вы, что решили делать дальше? Не сидеть же здесь на острове до конца жизни. Вон твои сыновья людей дичатся. Им надо к людям как можно быстрее.

Жулдас с беспокойством переглянулся с Икатой: она подалась к ним ближе, отодвинув за спину детей.

– Да, КЕРГИШЕТ. Мы думали. Надо к людям… Ждали тебя. Но тут мивакуки… – Жулдас вяло повёл рукой в сторону тварей, в которых от мивакуков не было ничего. – Кормить надо.

– И долго?… Если да, то, может быть, мне вначале пробить Икату с сыновьями? Потом тебя с Мау-ма? Только куда?

– Не знаю, КЕРГИШЕТ.

– Но ты же где-то обитал до того. У всех ходоков, как они уверяют, есть, где пожить в своё удовольствие. Где-нибудь в прошлом. Даже там, куда меня приводил к тебе Арно. Помнишь?

– Ты ходокам меньше верь, – заметил Джордан. – Какое удовольствие? Мотаются туда-сюда во времени, остановиться не могут.

– Да, КЕРГИШЕТ. Так оно и есть. Мне же тогда ничего не надо было. Теперь – не знаю.

– Н-да… – издал неопределённый звук Иван, думая о себе то же самое: ему ничего пока не надо, вот и бегает во времени без остановки. – Может быть, вначале к Дигону. Он сейчас ведёт своё племя на север. Уходит от наступающей пустыни. Да, Жулдас, забыл спросить. Твои сыновья знают язык ходоков? Вот Иката, смотрю, говорит.

– Плохо знают. Не понимают, зачем им надо говорить на другом языке, если можно, как говорят мать и Мау-ма.

– Понятно, – согласился Иван. Отец когда-то заставлял его учить хотя бы английский, как говорится, с боем, а ему никак не удавалось взять в толк необходимость требований отца. – Так что, к Дигону? Иката, как?

– Одна боюсь.

– Я постараюсь перебросить Жулдаса и Мау-ма к тому же времени, как ты там появишься. Разница в деват, часа два, не более того… Впрочем, что говорит Мау-ма? Как долго их надо кормить?

– Мало, – сказала Иката. – Три дня назад здесь была только вода. Ещё, Мау-ма говорит, надо дня четыре или пять.

– Ну, это безделица. Мы тогда с Джорданом займёмся в"ыгами, а потом – вами.

Жулдас покивал головой, однако сказал:

– Я к Дигону не хочу. Мы не любим друг друга. Он любит только себя. Думает, что он – Бог.

– Он такой, – поспешил подтвердить Джордан слова Жулдаса. – Я с ним в Фимане…

– Знаем!.. Но тогда… – Иван задумался. – Можно к Уленойку. Его сын Пирик знает язык ходоков. Ваши сыновья с ним подружатся.

– Пирик! – воскликнула Иката. – Он ходит так, – она развела руками ниже живота, показывая особенность одеяния достойного предка Анки. – Мои сыновья так ходить не могут!

– Тоже понятно. Тогда думайте, а мы – к в"ыгам. Джордан?

– Я готов.

– Ясно. Жулдас, дня через четыре, для вас, мы вернёмся, а ты решай, куда вам податься.

В"ыги лежали – ждали…

«Поистине разлеглись, – подумал Иван. – Лежебоки».

Впрочем, он понимал, что ему, человеку, такое лежбище лишь казалось мирным и невозмутимым, где местные разумные не обременены какими-либо заботами.

А на самом деле у них возник невиданный доселе разлад. Жившие долгие годы в ожидании Того, Кто Остановит Время, все силы – и душевные, и физические – направлявшие на поддержание пирамиды, в"ыги, как только узнали, что их заветная якобы мечта вернуться к истокам своего разумного существования и дать начало, по сути, своей цивилизации, может воплотиться, вдруг осознали всю нелепость этого мероприятия. Их изощрённый ум ощутил тупик, в который он сам себя и загнал. Потому что они знали, всегда знали, что их время, как вида разумных и, вообще, как вида живых существ, уже истекло. Их наследственность засорилась настолько, что только один из трёх десятков новорожденных выживал, чтобы дать новое потомство, да и то не всегда полноценное, отчего их поглощало море, на них охотились хищники, они уже были неразумными.

Наступил момент, требующий окончательного решения.

Старший из в"ыгов всё это подробно поведал Ивану без человеческих эмоций в виде монотонного потока слов и коротких фраз. Ждущий порой то или иное высказывание Старшего отмечал движением ластов и хвоста.

– Мы решили… – Старший замолк, словно давая Ивану время осмыслить услышанное. – Есть те, кто желает вернуться к нашим истокам. Помоги им. А мы… – здесь человек вздохнул бы или отметил мимикой, а Старший сделал паузу, прежде чем сказать: – …остаёмся.

– То есть, – растерялся Иван.

Казалось бы, что в"ыги человеку, но, по-видимому, всё живое на Земле связано так, что беда и безысходность одних существ вызывает схожий отклик в других. И Иван почувствовал щемящую тоску, от которой впору завыть, как это делают такие же живые существа, или впасть в меланхолию, или… хорошо выпить, как иногда делают люди, и забыться.

– Ты помоги, – повторился Старший. – Их немного. А я не могу бросить тех, кого больше.

– Это понятно, – сказал Иван и с удивлением отметил: у в"ыгов, как и у людей, долг превыше всего. – Я помогу. Где они?

– Они сейчас выйдут.

«Выйдут» – так для себя перевёл Иван, так как не знал иного слова, чтобы им одним описать неуклюжее ползание в"ыгов на суше. Какие они пловцы, он тоже не знал, но ласты и хвосты лопатой, наверное, обеспечивали им большую подвижность в воде.

После слов Старшего, в полусонном, казалось, лежбище началось движение – медленное, не спешное. Так что Иван успел вкратце посвятить Джордана в ситуацию.

– Да, – опечалился Джордан. – Им не позавидуешь. Хуже, чем в Фимане… Хорошо, КЕРГИШЕТ, что мы не доживём до той поры, когда люди придут к такому же концу, как в"ыги.

– Ну, ты даёшь! – Иван был ошеломлён неожиданным заявлением Джордана. – Вон куда заглянул… Но я, вроде, читал когда-то, что человеческой цивилизации как будто отведено не более десяти тысяч лет… Да чепуха всё это! Куда мы денемся?

– Куда, куда?.. Вымрем! – с несвойственной Джордану жёсткостью проговорил он.

Иван даже на некоторое время онемел. Он оглядел Джордана с ног до головы, словно увидел его в первый раз. Маленький, тщедушный, вздорный и плохо выбритый Джордан выдержал его взгляд.

– Ты же, КЕРГИШЕТ, можешь ходить далеко в прошлое. Там ведь были разумными не только в"ыги. Да где они все?… Так и мы когда-нибудь затеряемся в прошлом. Придут другие, и знать не будут о нас. Лишь догадки, да какие-нибудь непонятные для них вещицы: то ли рукодельные, то ли природные.

– Возможно. Я когда-то о подобном читал и думал.

– Ты всё время говоришь: читал, читал, да читал… А сам-то до всего этого не мог дойти? Кому, как не тебе это знать?

Вопросы прозвучали насмешливо снисходительно, мол, дело выеденного яйца не стоит, а надо же, кто-то этого понять не может. А не может, по всему, сам КЕРГИШЕТ.

Иван не хотел, но обиделся.

– Это вы, прожившие сотни лет, от безделья до всего этого доходите, – сказал он, глядя на Джордана сверху вниз. – А у меня никогда времени не хватало. А с вами связался, и подавно. Приходилось узнавать из книг тех, кто мог много думать.

Он резко отвернулся от Джордана. Все его учат! Тыкают носом везде, где он ещё не успел побывать, чего не смог увидеть, осознать. И каждый из них с гонором. Вот мы какие! А он – несмышлёныш.

Стукнуть бы сейчас или стукнуться, но некого и не обо что…

– Они вышли, – сказал Старший. – Мы уходим. Помоги им.

Большое лоснящееся тело его, задвигалось; оставляя глубокий след в песке, он уползал в море. Три четверти, если не больше, в"ыгов последовали за ним, и – канули в водах. Ни долгих человеческих прощаний, ни сантиментов каких-либо. А ведь расставались навсегда.

Иван и Джордан долго стояли на берегу, но круги разошлись и – никого…

Перебросить оставшихся в"ыгов в прошлое на два десятка тысяч лет Ивану не составило труда. В"ыги, как только очутились на новом месте, тут же полезли в воду.

Ни спасибо, ни прощай…

– Нет, КЕРГИШЕ, неблагодарная у тебя работа. Хоть бы хвостом тебе махнули. А они…брёвна ползучие!

– Я думаю, у них время, когда им надо есть. Так что им не до нас, – попытался оправдать в"ыгов Иван, хотя тоже был недоволен.

Хорош бы он был, поддавшись уговорам Первого Ждущего, пообещавшего ему безболезненное возвращение его назад, в своё время. Пробил бы он их, а они вот так бы уползли и позабыли бы о нём. И сидел бы здесь, проклиная всех, в том числе и себя.

– А у тех, что не согласились на переход, тоже время кормёжки? – задал риторический вопрос Джордан. – Бочки с дерьмом!

– Хватит тебе упражняться. Ты с моим Учителем мастаки придумывать оскорбления. У нас есть поговорка. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Что мы знаем о в"ыгах? Они, быть может, кровью обливались, расставаясь друг с другом, а внешне, для нас с тобой, ничем это не проявилось. А вот у нас бы, да в деревне… Попричитали бы вволю.

– Да я понимаю, КЕРГИШЕТ. Но всё равно они разумные… Что теперь?

– Опять к Жулдасу.

– Тоже, думаю, работёнка не из простых. Не у меня, а у тебя, КЕРГИШЕТ.

– Там видно будет. Всё! Идём обратно.

…На берегу лежали в"ыги. Здесь, как и рассчитывал Иван, прошло пять дней.

А у подножия накруза его и Джордана встречали мивакуки.

Иван подходил к ним со смешанным чувством. Вот мивакуки, но те ли, с кем они когда-то противостояли тварям хырхоро? Если те, то, что в них осталось от прежних прошедших сложную цепь превращений? К тому же число их уменьшилось на треть, значит, не все могли перевоплотиться. Если же они иные, то откуда они взялись, ведь ничего на накрузе не было, когда он сдвинулся по воле Мау-ма или под действием каких-то других до времён вырождения в"ыгов? Впрочем, следов прежних тоже не было. Но с иными надо всё начинать сначала. Хотя, надо ли? Накруз их убежище, вот пусть и скользят во времени, куда им захочется. Его задача – вернуть людей к людям.

По внешнему облику распознать их Ивану было практически невозможно: их словно скопировали с одного образца. Возможно, при долгом общении, он научился бы различать нюансы каждой особи, но сейчас перед ним стояла ничем неотличимая от прежней кучка мивакуков: вытягиваются и опадают, одни и те же памятные фигуры и физиономии.

Джордану решать такие вопросы не приходилось. Он впервые встретился с мивакуками, оттого спрятался за спину Ивана и для надёжности ухватился за его руку.

– КЕРГИШЕТ, это кто? – спросил он шёпотом.

– Мивакуки.

– А-а… А чего они делают? Пытаются подпрыгивать, да у них не получается?

– Они так… Не знаю. Может быть, так дышат. Не знаю, и спрашивать не стану. Не мешай! Сейчас поговорим… Если поговорим.

Как и в прошлый раз, чуть вперёд выдвинулся один из хозяев накруза, произнёс:

– Приветствуем тебя, Победителя хырхоро и Старого Времени!

(Должен быть восклицательный знак в конце предложения, если исходить из его содержания. Но на самом деле мивакук всё это проговорил без тени эмоций).

– Что он бормочет? – высунулся из-за Ивана Джордан.

– Ерунду! – успел ответить Иван, как, неестественно выворачивая челюсть и незнакомо ворочая другими органами речи, отозвался: – Приветствую и я вас… Настоящие…

Последнее слово, хотел того Иван или нет, прозвучало двусмысленно.

– Мы – настоящие… Нам надо вернуться в своё время.

– Конечно. Я уберу людей с накруза и их тоже верну в наше время. А вы можете возвращаться к себе.

– Накруз выполнил своё назначение. Но нас вернуть можешь только ты.

У Ивана надолго пропал дар речи, да и вообще, желание говорить что-либо. «Но почему опять я?» – возник и дрожал с каждой жилкой его естества уже сакраментальный для него вопрос: – «Но почему я-я-я?.. В каждой бочке затычка-а-а?»

– Но, уважаемые, – наконец, с усилием ломая язык, губы и задыхаясь, сказал он. – Вы могли не только сами ходить… покорять время, но и пробивать такой огромный остров неживой материи, как накруз. Так что вам стоит самим вернуться в своё время?

Джордан ощутил непроизвольные движения Ивана, из-под мышки спросил:

– Чего они тебе? Что-то хотят?

– Того же, что и в"ыги.

– Ишь, ты! И этим не сидится.

– Накруз выполнил своё назначение. Это он, а не мы, покорял время. Мы не можем. Не умеем.

– Как же так? Мау-ма сказал, что это вы научили его управлять накрузом.

– Да, это пока у него было назначение. Сейчас им никто не может управлять.

Ивану хотелось повторять только одно слово: чёрт, чёрт, чёрт…

Ну, какого чёрта он, как только здесь появился, не перебросил Жулдасову семью в будущее, наплевав на возрождавшихся группку мивакуков? Тогда ему не надо было бы появляться у накруза и не видеть эти скачущие вверх-вниз удлинённые бочкообразные фигуры созданий давних времён, с руками и ногами похожими на ласты, возрождёнными из воды, как сказала Иката. И не стоять перед ними в позе внезапно оглушённого неприятным известием. Да и вообще… Уже был бы дома.

– Мне вначале надо поговорить с людьми, – решил он потянуть время, пока созреет до окончательного ответа.

– Они ждут, – просто сказал мивакук, ведущий с ним переговоры.

– Я с ними поговорю, проведу их в наше время, а затем – вас.

– Да. Но дети их в ваше время вернуться не могут.

– Вот как? Это почему же? Они люди и вам принадлежать не могут! – возмутился Иван. – Тоже мне… – уже по-русски проговорил он. – Заложников им не хватает.

– Они принадлежать накрузу, – монотонно пояснил мивакук.

– Вот как! – Иван стал зацикливаться в произношении фраз. – Это почему же?

– Они родились на нём. Накруз их не отпустит.

– Ну, это мы ещё посмотрим, как это он их не отпустит! – заносчиво выпалил Иван.

Да и то! Кто ему, Повелителю Времени, указчик? Этот обломок скалы или кусок холма, вырванный где-то в неведомом прошлом Земли?

– Конечно, посмотри, – произнёс мивакук так же, как обычно, монотонно, но Ивану вдруг послышалась в его реплике насмешка, что ещё больше поддало жару его возмущению.

– Я пошёл к людям, – резко сказал он. – И Джордану: – За мной! Не отставай от меня ни на шаг!

Мивакуков пришлось обходить.

Семья Жулдаса сидела рядком. Не доходя до них шагов десять и, ничего не объясняя, Иван накрыл их и себя с Джорданом временным коконом и перенёсся наугад в пятый век в район будущей Украины. И тут же выругался – детей Жулдаса с ними не было.

Но раньше их отсутствие ощутила Иката. Они сидели там, на вершине накруза, тесно прижавшись к ней, а с появлением КЕРГИШЕТА, дети вдруг оставили её. Иван ещё только осмысливал неудачу, а Иката уже тонко голосила о потерянных навсегда, как ей казалось детей.

– Я сейчас, – вырвалось у Ивана из груди, готовой взорваться от ярости и всёпроницающего бессилия; это как летел свободно и легко, и тут – с маху лбом в стену.

Они вновь оказались на острове мивакуков.

В спешке Иван не рассчитал, и их отсутствие длилось часа два. Испуганные Ербаш и Инда сидели, прижавшись плечами. Напротив них – мивакуки.

Иката с плачем бросилась к сыновьям. У всегда невозмутимого Жулдаса подрагивали щёки, когда он спросил:

– Почему ты их не взял?

– Брал, да не взял… – с надрывом в голосе отозвался Иван. – Буду разбираться с этими, – мотнул он головой в адрес мивакуков. – Они или темнят, или… Лучше бы темнили. Тогда я знал бы, как действовать.

Иван впервые с момента обретения уверенности, что он повелевает временем, столкнулся с трудностью пробить людей сквозь него. То есть его воле оказались недоступными какие-то объекты или явления, протекающие во времени. К ним, по-видимому, относится накруз. Двинуть он его по оси времени не может, и то, что связано с ним, хотя и создано Временем, повелителем которого он, КЕРГИШЕТ, якобы является.

– Почему? – опять спросил Жулдас.

– Поверь мне… Они сказали, что твоих детей не отпускает накруз

– Почему?

– Вот и хочу разобраться. А сейчас… Иката отойди от них… Иката! Я всё-таки попробую их пробить. Ну, прошу тебя!

Его призыв не доходил до неё.

– Я тебя понял. Попробуй! Иката, слушай КЕРГИШЕТА! Отпусти! – вмешался Жулдас.

Иката поцеловала детей в лоб и отошла.

Иван вызвал облако. Оно, слегка мерцая, услужливо колыхнулось рядом с ним.

– Ербаш. Инда. Дайте мне ваши руки. Смелее! Жулдас, пусть они…

– Дайте ему руки и не бойтесь.

Дети, не сводя глаз с Икаты, робко протянули Ивану руки, до того заведённые за спину: Иван для них – чужой, пришедший из иного для них мира.

Крепко зажав ладони детей, Иван накрыл их и себя облаком… но дети остались вне облака, его сфера исказилась и даже вмялась, чтобы не впускать инородные для него тела, а желание Ивана двинуться во времени тут же привело к тому, что руки его оказались свободными, а дети остались там, где и были.

Иван вернулся, сердито сказал:

– Не могу! Они не соврали. Но… такого быть не может!

Теперь и у него появился вопрос к мивакукам: «Почему?»

– Накруз не отпускает их… – ответил мивакук.

– Это я уже слышал!

– …он не отпускает и нас.

– Как? – Иван был, пожалуй, поражён больше, чем своей неспособностью пробить Ербаша и Инду в будущее. – И вас? Но почему вы тогда хотите, чтобы я вас вернул, если накруз не отпускает? Я пока не нашёл способ…

– Ты просто не знаешь…

– Пока не знаю, – уточнил Иван.

– …что нужно вернуться в прошлое, в то прошлое, где накруза ещё не было. Тогда он не будет держать ни нас, ни людей.

– Гм… Не слишком ли просто?

Иван усомнился, так как в версии мивакуков пока что видел только их интерес: он пробьёт в их настоящее в прошлом, а дети Жулдаса будут ли в том, предтечном накрузу времени вообще существовать? Или им опять придётся возвращаться сюда и остаться здесь навсегда? Но – это тупик! И для него, и особенно для всей семьи Жулдаса. Иката детей не бросит.

– Да, не просто, но иного выхода нет, – сказал мивакук, опадая вниз; всё у него стало короче: шея, туловище, разлапистые ноги и даже похожие на ласты руки.

Иван перевёл для всех смысл переговоров. Жулдас и Иката выслушали его с унылым спокойствием. От них самим ничто не зависело. Зато забеспокоился Джордан.

– А мы-то с тобой, КЕРГИШЕТ, вернёмся ли? А то…

Его вопрос вызвал у Ивана неприязненные к нему чувства: тут люди, мивакуки, таинственное свойство накруза, зыбкая возможность разрешить неожиданно возникшую проблему, а у этого фиманца одно на уме – как бы для него было бы всё хорошо.

– Не уверен.

– Но, КЕРГИШЕТ! Мы что? Мы можем там остаться?

– Я сказал, не уверен! И не о том…

– Как не о том? Как это? – Джордан подскочил к Ивану. – Я там оставаться не собираюсь.

– И не оставайся! Мы сейчас…

– Ты вот что, КЕРГИШЕТ, вначале верни меня, а уж потом делай своё «сейчас».

– Вот что, дорогой, – не на шутку стал сердиться Иван. – Ещё раз вякнешь, останешься здесь один, а я с ними уйду! Не мешай!

Иван подал локтём и оттолкнул от себя Джордана. Он ему, конечно, не мешал. Но досадил своим шкурничеством – это точно, но помешать ничем не мог. Просто Иван, как перед прыжком в холодную воду, выжидал неизвестно чего. А точнее – тянул время.

А Джордан не собирался сдаваться.

– Ты, КЕРГИШЕТ, не имеешь права оставлять меня здесь! Но и тащить за собой – тоже!

– Вот что. Я тебя предупредил. И я тебя за собой не звал. Поэтому, это у тебя последний со мной поход во времени. Ясно? Отойди! Всё! Мы уходим… Стоп! Уходим, а куда спрашивается? Сбил ты меня… – упрекнул он Джордана, у которого решение Ивана больше не брать его с собой, вызвало столбняк.

Уточнительные переговоры с мивакуками определённой точки зоха не выявили. А единственным ориентиром во времени у мивакуков, как ни был удивлён Иван, оказалось положение звёзд на небе. Как ему было не вспомнить выяснения Хиркуса и Арно, как далеко их занесло в прошлое, и – тоже по звёздам. И определили, кажется, с точностью от двадцати пяти до тридцати миллионов лет.

Вилка в пять миллионов.

А до того мивакуки прибыли из временного далека прошлого.

Вот и ищи в них точку зоха: миллионы – недолёт, миллионы – перелёт. Своеобразный пинг-понг какой-то!

Поэтому Ивану плохо верилось в утверждении мивакуков, что как только, так сразу. Как только звёзды соберутся в известном мивакукам порядке, а они говорили о знании высокой точности их расположения на небе, так сразу они объявят момент окончательного выхода в реальный мир. А до того придётся сделать несколько таких выходов, чтобы определиться.

– Но вы хотя бы примерно можете подсказать длительность периода от этого до вашего времени? – в отчаянии допытывался Иван у мивакуков, но те ничего определённого сказать не могли.

А «карта времени», вызванная Иваном следов движения накруза не зафиксировала, так же как она не отмечала следов передвижения во времени ходоков.

Правда, мивакуки пытались что-то ему подсказать, но, вероятно, их система счисления, если она у них была, для Ивана оказалась пустым звуком, а перевод на десятичную – таким же тёмным явлением для мивакуков.

– Сделаем так, – наконец принял Иван решение. – Будем выходить в реальный мир с интервалом в десять миллионов лет, а вы станете определяться по звёздам.

На что мивакук невозмутимо ответил:

– Мы так тебе и предлагали.

– Когда? – хотел, было, возмутиться Иван. – А! Двинулись! – И людям: – Пошли!

Всех – по местам

Достижение времени, предшествующего появлению накруза осталось в памяти Ивана лишь отрывками, порой в непоследовательности их наступления, отчего некоторые эпизоды будто бы не имели причин возникновения. Во многих выходах в реальный мир он что-то говорил и видел, но тут же забывал, что этому предшествовало и чем закончилось – тоже. Впрочем, кое-что осталось: в конце концов, всё им делалось не бездумно, да и те, с кем он погружался в пучину прошлого, тоже были не безучастны к этому…

Первый скачок на тридцать миллионов лет.

Унылый пейзаж, чахлая растительность, дождь-сеяничек из плотных низко нависших туч.

Какое там звёздное небо?

Мивакуки разочаровались. Естественно, лишь на словах. Иван же удовлетворился – все люди находились при нём. Они, наверное, даже не догадались, насколько они ушли в прошлое.

В реальном мире оставались всего несколько минут. От людей высказался только Джордан. Съёжившись от сыпавшейся сверху влаги и отворачивая лицо от ветра, он сказал:

– Не хотел бы я здесь жить…

Второй скачок примерно на тот же промежуток времени так же оказался неудачным. Явно был день, но планету словно окутывала непроглядная пылевидная пелена. Несколько подвижек по поверхности Земли и в ближайшем времени привели к тем же результатам. Холод царил на планете, на обширных пространствах лежали сугробы грязного снега.

Люди замёрзли, мивакуки тряслись как в лихорадке.

На их сетования Иван не отвечал.

«Вот оно!» – с замиранием сердца думал он. – «Это же последствия падения астероида, от которого погибли динозавры». Сколько он о том читал и слышал!

И если это так, то здесь нет смысла останавливаться.

После нового перехода в прошлое – повезло. Повезло, потому что здесь Иван чувствовал себя неуверенно в определении точек зоха. Пространственно он старался находиться в координатах, совпадающих с местом нахождения теперь уже в далёком будущем накруза. И, если смещался, то возвращался назад к этой отметке. А вот временные определения, тем более распознавание дней и ночей, стали для Ивана неуловимыми, поскольку он либо потерял способность это делать, либо прошлое диктовало свои правила движения во времени, и, значит, к ним надо было приспосабливаться.

Тем не менее, им повезло.

Закатное солнце, чистое небо и кусочек суши, а вокруг вода до горизонта.

Остров чем-то похожий на Пулковский, с которого доступен Кап-Тартар: голая вершина, а по берегу деревья, те же ели, но с причудливо изломанными стволами от постоянно дующих сильных ветров.

Как всегда, отпугнув мивакуков, люди, в ожидании наступления темноты, развели костёр. В вещмешках Ивана и Джордана еды сохранилось на скромный ужин, съеденный Мау-ма и детьми Жулдаса с опаской. Никакой живности, достойной охоты, не оказалось.

Вялый, ничего незначащий разговор вёлся только между ходоками. Точнее, высказывался Джордан, а Иван либо возражал, либо поддакивал, а Жулдас отделывался междометиями.

Иката с детьми и Мау-ма сидели, прижавшись друг к другу, и находились будто в забытьи: для них мелькающие перемены в реальном мире, да и сами скачки во времени были мало понятны и оттого утомительны. Живя на острове мивакуков, они хотя бы всегда чувствовали под ногами одну и ту же твердь. А тут: то дождь и трава по пояс, то снег по колено, то песочная залысина небольшого островка, затерянного в океане. И все эти перемены – в мгновение ока.

– Мне, наверное, надо вернуться в Фиман, – вдруг заявил Джордан. – И сидеть там.

– Чего это ты? – удивился Иван, словно не он предупредил фиманца больше не брать с собой при погружении во время.

– А то! – Джордан подбросил в костёр сухой пучок травы. – Куда вот ты меня… нас завёл? Случись что, на этом острове и останемся. Даже огня не поддержать, – пошарил вокруг, выдернул кустик травы и кинул его в костёр.

– Не каркай!.. Тебе точно надо вернуться и опять блажить на площади Первого Порога. У памятника Давналу… Ты уж, наверное, забывать о нём стал?

– Как можно забыть? Но… Не вернусь я, КЕРГИШЕТ, – противореча себе, с грустью сказал Джордан. – Никогда не вернусь. Там, наверное, случилась очередная эгепия. Попаду в неё, совсем старым стану. Зачем мне это?.. Ты, КЕРГЕШЕТ, на мои слова не обращай внимания. Я говорю… Ну, не молчать же всё время, как Жулдас!

– Говори хорошее, а не плохое, – после паузы отозвался Жулдас и отвернулся от Джордана.

– Во, заговорил… А эти тебе что говорят? Трясуны?

– Ждут ночи… Будут по звёздам определяться, – неохотно ответил Иван. – Чего спрашиваешь? Сам знаешь.

– Так не молчать же. А они, может быть, ещё что тебе сказали… Вон как трясутся. Как от мороза.

– Всё может быть…

Иван безучастно смотрел на догорающую зарю. Вот-вот появятся звёзды. Что-то скажут мивакуки. Быстрее бы!

Неожиданно к нему подсел Мау-ма. Мальчик, внезапно оказавшийся на острове мивакуков за годы повзрослел, превратясь в зрелого мужчину: статного, красивого, со степенными движениями, в них таилась недюжинная физическая сила. Общение с Икатой и особенно с Жулдасом, чья жизнь начиналась и была связана с людьми, дали Мау-ма многое, но всё равно он как был, так и остался по своим представлениям ребёнком, одним из сыновей Жулдаса.

– КЕРГИШЕТ, Иката говорит… – начал он неуверенно и замолчал.

– Что она тебе сказала? – подстегнул его Иван.

По-настоящему они впервые оказались с глазу на глаз. До сих пор Мау-ма держался в тени Жулдаса и Икаты.

– Она говорит… Я хочу остаться с мивакуками. Она говорит, нельзя мне.

– Правильно говорит. Зачем тебе быть с ними? Ты – человек. Тебе надо к людям.

– Но Иката говорит… Люди, говорит, убивают людей. Не хочу!

Перед Иваном сидел, подвернув под себя ногу, мужчина. И всё-таки это был ребёнок, развитие которого остановилось на уровне того дня, когда канал Пекты забросил его до давным-давно исчезнувшей цивилизации мивакуков. Так что он мог знать о людях, об их безоглядной любви и самозабвенной дружбе, но и о смертельной вражде? Лишь со слов Икаты, своей сестры хлебнувшей в своей жизни всякого: и хорошего, и, ещё больше, плохого. А немногословный Жулдас, ходок во времени, вряд ли распространялся на такую отвлечённую тему, сам, являясь, по сути своей, изгоем общества людей.

Иван долго не находил, что ответить брату Икаты.

– Знаешь, Мау-ма, людей так много. Посмотри, – повёл он рукой, – сколько здесь травинок. Но все они малая доля числа людей. Травинки разные. Так и люди отличаются. Там мужчины и женщины, дети и старики. У одних кожа чёрная, у других – белая. Посмотри на Икату и Жулдаса, на меня и Джордана. Мы все разные. Люди разные. И между ними всё бывает. И люди убивают людей.

Мау-ма провёл рукой по уже притоптанной и местами вырванной невысокой траве.

– Да, они разные.

– У людей тебе понравиться. У тебя будет жена и дети. Как у всех людей.

– Да, – взгляд Мау-ма стал рассеянным, в глазах его отражалось слабое пламя костра. – Да…

Он поднялся и упругой походкой отошёл чуть вниз по склону и, закинув руки за спину, стал смотреть в сторону океана.

Появились первые звёзды…

Способ общения мивакуков между собой так и остался для Ивана загадкой. Во всяком случае, озвучивание происходило лишь тогда, когда один из них вёл с ним переговоры. Возможно, они обладали телепатическими способностями. Может быть, но сейчас они стояли и тряслись с лицами, повёрнутыми в одну сторону, однако отнюдь не к звёздам. И всё-таки переговорщик от них с Иваном вскоре сказал:

– Надо ещё… Немного… Мы не видим…

Что они не видели, Ивана не интересовало.

– Гаси костёр!

– Да что тут гасить? – возразил Джордан, показывая на небольшое тёмное пятно с угасающими искрами. – Тут ничего нет. Само…

– Гаси, сказал! Из искры всё может быть.

Сказал и вспомнил…

Ночь, настоящий костёр, рядом куча хвороста, Лёша Поконевич со своими байками, как он измучился, но поймал щуку якобы в свой рост, а то и больше; как… Но наступало утро и появлялась забота погасить костёр, так как вокруг кустарник, деревья, на земле сухие листья и иголки. Не загашенные искорки подхватит ветер, понесёт и полыхнёт всё вокруг пожаром. Иван с детства слышал: – «Гаси костёр!..»

Джордан демонстративно потоптался на кострище.

– Молодец! Жулдас, уходим!

…Ещё пять миллионов лет в прошлое.

– Надо ещё… Совсем немного…

Миллион…

Мивакуки в ожидании вечера долго смотрели куда-то в раскинувшуюся перед ними холмистую местность, кое-где поросшую колками леса.

– Надо назад… Половина того, что было…

Ещё несколько уточнений: сто тысяч лет… десять… тысяча… годы…

Они оказались на многократно увеличенном накрузе. Куда ни глянь: каменные кладки вокруг углублений, заполненные похожими на жаб созданиями – муками, а вокруг кучками – мивакуки.

Скучная и непонятная для человек картина. И неприятная…

– Накруза ещё нет, – сообщил переговорщик. – Ты Великий Победитель… Мы свободные. И люди тоже свободные…

– Всё! – не стал дальше слушать его Иван, дав команду людям: – Мы уходим! Ближе ко мне!

Пятое тысячелетие до нашей эры. Будущая Сахара. Заросшие высоким камышом берега громадного пресного озера. Раннее утро. Громкий неприятный крик чаек, ворчание камышового зверья, тучи комаров липнут к лицу. И слабый запах дыма. Пробитые в зарослях, утоптанные тропинки вдоль берега и уходящие от него к невысоким холмам.

Люди вышли в реальный мир на узком песчаном пляже, неровной дугой охвативший мелководную бухту.

– Жулдас, вы всё-таки решили, куда мне вас перебросить?

– Пока ближе к нашему времени. Хочу стать на дорогу времени… Как я хочу…

– КЕРГИШЕТ, ты хочешь, чтобы нас здесь съели? – Джордан суматошно отбивался от комаров, для которых он, казалось, представлял лакомый объект нападения: они окутали его плотной пеленой, меньше обращая внимания на стоящих рядом с ним людей.

– Твоё желание я понимаю. Но куда? – допытывался Иван.

Жулдас словно его не слышал.

– КЕРГИШЕТ! – взывал Джордан.

– Иката, ты чего молчишь? – спросил Иван и бросил Джордану: – Потерпи! Здесь они быстрее решат, куда им податься.

– Пока они решат…

– Мы не знаем! – в отчаянии прижимая руки к груди, воскликнула Иката.

– А что если… – Ивану вдруг пришла, как ему показалось, спасительная мысль. – Сейчас отсюда туда, где можно поговорить спокойно… Уходим!

Подворье, когда-то принадлежавшее Симону, встретило их успокаивающим шелестом листвы. Здесь ещё не выпрямилась трава от недавнего посещения Ивана с Учителями.

– Мы уже здесь был, – поведал Джордан, но бросил вопросительный взгляд на Ивана.

– Были… Садитесь! Иката, отпусти мальчиков, пусть сядут нормально. Иката!

– Мог бы сразу сюда, – пробурчал Джордан, стирая с опухающего лица остатки убитых им комаров.

– Не ворчи… Жулдас, ты знаешь Ил-Лайду? Её отца? Э-э… Гирба-Сех-МирГунна?

– Ил-Лайду? Кто эту дикарку не знает?..

– Хм, – хмыкнул Иван и подумал: «Какая она дикарка? Красивая, лёгкая, ласковая…».

Он мысленно мог бы долго перечислять достоинства Ил-Лайды, но Жулдас тем временем продолжал:

– …И Гирба-Сех-МирГунна я знаю хорошо. Он даже как-то в Кап-Тартаре предлагал посетить его.

– Прекрасно! Я сейчас…

Иван поискал и нашёл правителя Мен-хи. Он вразвалку восседал на широкой лавке с высокой спинкой. Перед ним три женщины, отнюдь немолодого возраста. Он им что-то втолковывал, всё время, указывая пальцем куда-то вниз, словно клевал им.

– Он сейчас занят, – сказал Иван Жулдасу. – Теперь чуть позже…Ага!

Отец Ил-Лайды сидел там же и в той же позе один.

Иван позвал его по имени, чем сильно удивил Гирба-Сех-МирГунна. Так к нему могли обращаться только узкий круг лиц, приближённых к нему. Для остальных он был Правителем. Оттого он вздрогнул, выйдя из забытья, а Иван тут же перенёс его вместе с лавкой на подворье Симона.

Внезапное перемещение оставило Гирба-Сех-МирГунна внешне невозмутимым, но, увидев Ивана, он с облегчением выдохнул:

– КЕРГИШЕТ?.. И ты… как тебя… Жулдас?.. И опять ты? – не назвал он имя Джордана.

– Мы, – подтвердил Иван. – Извини, что я тебя так бесцеремонно, но надо было.

– Хо! – подпрыгнул Гирба-Сех-МирГунн, проверяя, на чём он сидит. – Моё ложе! – провёл рукой по расписному покрытию лавки. – Если я тебе нужен, то без извинений. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…

– Ты, как я понял, Жулдаса знаешь? – не стал расшаркиваться Иван.

– Знаю. Мы с ним…

– Вот о нём и будет речь. Это его семья. Кроме Джордана, конечно. Иката, Мау-ма, её брат, и сыновья – Ербаш и Инда. Ты можешь их взять к себе и…

– Возьму! Жулдас – ходок во времени. Мне нужен ходок. Как помощник, как единомышленник. Я ему уже предлагал.

– Жулдас?

Но Жулдас явно был не готов к ответу.

Стремительность решения Ивана вызвать на беседу Гирба-Сех-МирГунна, и не менее стремительное согласие того приютить его с семьёй, застали ходока врасплох. До того предложение КЕРГИШЕТА он воспринимал положительно, но представлял сам процесс, исходя из своего опыта: это когда-то встретятся, поговорят, а тут всё в считанные секунды: названо, оговорено, согласовано. И только после к нему вопрос – согласен ли?

Да и отвык он за годы сидения на накрузе с мивакуками вообще решать какие-либо срочные дела, кроме необходимых для выживания.

Пока он собирался с ответом, в переговоры вступила Иката.

– Мои дети росли без людей, – напомнила она. – Мой брат – тоже. Надо будет сделать так, чтобы они могли постепенно привыкнуть к людям… Они пока людей бояться и не знают, как они живут.

– Это можно сделать. Я найду человека, который поможет им узнать и привыкнуть, – быстро ответил Гирба-Сех-МирГунн. – Что ещё, уважаемая?

Его обращение к Икате ей понравилось. Она провела рукой по волосам, поправляя несуществующую причёску. Стыдливо прикрыла полу распахнутую на груди грубую самотканую накидку.

– Ты видишь, как мы одеты. Нам нужна одежда. Нам надо будет где-то жить. Мы хотим жить вместе. Нам нужна еда…

– Всё это для вас будет, уважаемая! – заверил Гирба-Сех-МирГунн. – КЕРГИШЕТ знает, что я могу всё!..

Иван поднял бровь – откуда это он мог знать о такой возможности правителя Мен-хи? Но тот смотрел на Жулдаса. Иката тоже ждала, что скажет её муж.

– Жулдас?

– Я согласен, – наконец, с трудом выговорил Жулдас, словно ему не хватало воздуха, да и вообще, казалось, что в мыслях он витает неизвестно где. Возможно, подтверждением последнего были его слова, сказанные с надрывом: – Я так давно не становился на дорогу времени…

– Так в чём же дело? – воскликнул Иван. – Так давай проверим.

Жулдас с надеждой посмотрел на Ивана.

– Не знаю, смогу ли теперь…

– Сможешь! Мы сейчас здесь в пределах твоего кимера. Давай! Смелее!

Жулдас выпрямился, на лице его появилось упрямое выражение и… исчез.

– А он сомневался! – бодро изрёк Джордан. – Как я его понимаю!

– У меня будет хороший помощник, – обрадовался Гирба-Сех-МирГунн. – Хорошо, что ты привёл его ко мне.

Но Иката в немом ужасе схватилась за сердце и обезумевшим взглядом искала и не находила Жулдаса. Дети, по-видимому, впервые видели странное исчезновение их отца, к тому же, глядя на мать, тоже встревожились.

– Иката!..– Иван дозвался до неё лишь после нескольких повторов её имени. – Он ходок во времени. Он скоро вернётся.

Жулдас вернулся примерно через полчаса в приподнятом настроении, его оживлённый взгляд обежал лица присутствующих.

– Хожу!

Получасовой деват подсказал ходокам, понимающим в этом толк, что Жулдас успел побывать во многих местах и провёл в них значительные промежутки своего личного времени, прежде чем вернуться.

Поскольку в его отсутствии, Иван и Гирба-Сех-МирГунн оговорили всё, то с появлением Жулдаса и бурной встречи его Икатой со слезами и причитаниями, Иван сказал:

– Тогда… Гирба-Сех-МирГунн я всех пробиваю к тебе. И, ты, как мы договорились, сам разберёшься с Жулдасом и его семьёй. Так?

– Да, КЕРГИШЕТ.

Они оказались в апартаментах Гирба-Сех-МирГунна.

Гирба-Сех-МирГунн огляделся и счастливо засмеялся.

– Всё как в сказке о фийхе, который умел так ублажить своему правителю, что тот никогда не знал забот. КЕРГИШЕТ, ты Великий Повелитель Времени!

– Это потом, – нахмурился Иван. – Я ещё загляну к вам… Как-нибудь… Джордан, мы уходим!

Часть тринадцатая