упной его разуму, логике и чувству. Но постепенно прямая и близкая точка зрения меняется: зритель переводит взгляд вниз и вдаль и неожиданно осознает безбрежность неба, уходящего к подножию горы. Если внимательно посмотреть вниз, в левый угол, где зеленая рябь и маленькие точки, окажется, что это вершины крон деревьев. Это зелень на склонах Фудзи, высокий хвойный лес. Только тогда становится понятен ее масштаб, гора как бы вырастает на наших глазах, становится, как мир, огромной, величественной. Такому восприятию Фудзи способствует и выбранный Хокусаем ракурс изображения. Он показал ее не с высокой, а с низкой точки зрения, с позиции путника, как бы преодолевающего взглядом ее высоту.
В верхней части горы видны белые полосы. Это уже начало осени, поэтому вершина Фудзи местами покрыта снегом. Редкие облака и постепенный переход от синего к бледно-голубому (яп. «бокаси») – еще одна особенность всей серии. Именно в это время, в 20-е г. XIX в., Хокусай использует прусскую голубую, или берлинскую, лазурь, которую так и называли – «берлинский индиго». Этот пигмент был завезен в Японию голландскими купцами и стал чрезвычайно популярным среди художников. В технике «бокаси» синий цвет выкладывается на доске таким образом, что можно создавать тонкие переходы его оттенков.
Гора Фудзи может так выглядеть еще после тайфуна. Не случайно японцы говорят, что после тайфуна будет хорошая погода. Тогда можно себе представить, что накануне гремел гром, бушевала гроза, был шторм, и наутро, на рассвете, гора открылась в своем великолепии, и восходящее солнце озарило ее склоны своими лучами.
Вторая известная на весь мир гравюра этой серии – «Большая волна в Канагаве». Этот первый лист серии размером 38×25 см был настолько популярным, что отпечатки с него делали до тех пор, пока деревянные пластины, с которых они производились, не начали изнашиваться. Предположительно, с оригинальных досок Хокусая было отпечатано около пяти тысяч копий.
На гравюре изображена волна, которая высоко вздымается в небо, ей вторят очертания плывущих облаков. Волна, разлетаясь пеной брызг, «выпустила» свои ужасающие когти и готова поглотить маленькие лодочки, отчаянно сопротивляющиеся стихии. На фоне драматических событий виднеется Фудзи. Большая волна, если мысленно продолжить ее силуэт справа, оказывается чрезвычайно похожа по абрису на гору Фудзи. На переднем плане другая волна, поменьше, также повторяет собой очертания горы. При этом сопоставляются вечная твердь горы и лишь краткий миг живущая зыбкая стихия воды.
Эта волна – не просто плод воображения Хокусая. Современная наука доказала, что подобные волны существуют на самом деле. Многие думают, что гравюра изображает прибрежную волну, возникшую в результате сильного подводного землетрясения, то есть цунами. Но это не цунами. Цунами возникает из-за сейсмических событий обычно на большой глубине, в таком случае волна должна быть с очень длинным гребнем. А здесь совершенно иная форма. Хокусай изобразил гигантскую волну, опрокидывающуюся. Такие громадные волны возникают в том случае, когда множество обычных волн накладываются друг на друга, гребень взгромождается на гребень, и в результате образуется гигантская одиночная волна. То есть Хокусай изобразил реально существующий вид опасных волн. Но остается загадкой: откуда престарелому художнику явился этот образ? Вымысел или воспоминание?
Вместе с ростом популярности гравюры Хокусая множились и различные версии ее интерпретации. Наиболее очевидная из них – многие люди воспринимают «Большую волну» как изображение противостояния человека и ужасающих природных сил. С этого ракурса считается, что рыбаки на ксилографии плывут навстречу верной гибели и автор запечатлел несчастных за мгновение до того, как их суденышки разлетятся в щепки. В более широкой трактовке рыбаки выступают символом всего человечества в целом.
Но существуют и прямо противоположные точки зрения. Хокусай был жителем Эдо – города, где никто не мог пренебрежительно относиться к внушающим ужас природным силам. Люди жили в условиях постоянной угрозы землетрясений, наводнений, пожаров и даже извержения вулкана из-за близости горы Фудзи. Поэтому это произведение изображает не столько противостояние человека и природы, сколько принадлежность человека миру природы. «Хокусай показывает нам нашу связь с миром», – говорит Тимоти Кларк. В японском искусстве движение в картине идет справа налево. Соответственно, рыбачьи лодки являют собой активное начало, они двигаются и внедряются в волну, в податливое аморфное начало, а некоторые уже прошли ее насквозь. Несмотря на асимметрию, композиция являет собой гармоническую картину вселенной. Вода – один из основных космогонических принципов – представляет ее изменчивое, текучее начало. Другой принцип – земля – представлен горой Фудзи на заднем плане. Это символ постоянства и незыблемости. Хокусай здесь воспроизводит схему универсальной картины мира как сочетание «гор и вод». Картинка является визуальной репрезентацией буддийской картины мира – мира как колеса дхармы, вечно изменчивой подвижной стихии. Человек в такой картине мира оказывается не швыряемой щепкой, умирающей от страха и отчаяния, а естественным элементом непостоянства природы. Рыбаки Хокусая почтительно кланяются мощи стихии; они как бы поддаются, склоняясь и замирая в бездействии, но на деле они просто стараются вписаться в ситуацию и выйти победителями. «Большая волна» может быть названа воплощением японского представления о философии жизни – о быстротекучей, бренной и прекрасной переменчивости мира (укиё).
Как бы то ни было, Хокусаю непостижимым образом удалось создать беспрецедентно цитируемое и репродуцируемое произведение искусства. Ее общеизвестный статус проявляется и в товарах, которые продаются сегодня в магазинах, – это кружки, ручки, сумки, подносы, пазлы, магнитики на холодильник, материя для протирки линз, украшения и так далее. Для французского композитора-импрессиониста Клода Дебюсси эта картина послужила толчком к написанию симфонии «Море». А сама волна была изображена на обложке нотного стана. Известная японская модельер Ханаэ Мори использовала «Большую волну» в коллекции 2003 г.
Точно известно, сколько стоила такая гравюра в начале XIX в. Двадцать мон, что ненамного больше стоимости двух мисок лапши. Немногие знают, что Хокусай создал несколько вариантов этого сюжета, однако популярным стал только один. Существует более поздний вариант 1834 г., где отсутствуют лодки, а волна развернута в другую сторону.
Начиная с 1630-х гг., Япония практически не общалась с остальным миром. Для иностранцев был открыт лишь один порт – Нагасаки, куда заходили суда голландской Ост-Индской компании. Через эту брешь в Японию проникли образцы европейской живописи, глубоко потрясшие современника Хокусая Сиба Кокана. «Изображать реальный мир – значит писать вещи такими, какими они видятся. Ни одна школа, кроме западной, не способна создавать такие достоверные произведения». Кокан изучал европейские гравюры и повторял их на свой манер. В результате он выработал смешанный стиль, в котором стал писать на традиционные японские темы. К примеру, пейзаж курортного острова Эносима недалеко от Токио он написал маслом. Японским живописцам эта западная техника была совершенно неведома. Там на переднем плане на берег набегает волна, и форма у нее довольно угрожающая.
Хокусай в свое время несомненно видел эту картину. Она была выставлена в храме в Эдо. Вскоре после этого Хокусай изобразил очень похожую сцену. Он нарисовал пляж Эносима с группой нарядных горожан. А прямо у них за спиной к берегу приближается еще более заметная, более преувеличенная и довольно страшная волна. С этих волн в общем-то и начинается «Большая волна».
Задолго до того, как Хокусай оказал влияние на западное искусство через Ван Гога и импрессионистов, он сам перенял западную технику глубокой перспективы. Эту технику он широко применил в этой самой известной в Японии серии гравюр. Есть сведения, что он изучал перспективу по голландским гравюрам и делал с них наброски. Даже названия гравюр он стал писать горизонтально, а не вертикально, сверху вниз, как в Японии. Кроме того, он начал помещать гравюры в декоративные рамы в подражание рамам западных картин.
Следующие 30 с лишним лет море будет постоянно появляться в его работах. Правда, некоторые наброски волн выглядят вполне мирно. Но чаще – это волны грозные, тревожные, плохо гармонирующие с беззаботным миром укиё-э, который обеспечивал его семье покой, еду и достаток. Особенно часто штудии волны встречаются у Хокусая в «Манга», к примеру гравюры «Набегающая волна» и «Убегающая волна» (выпуск II, л. 24–25). Но пока это еще были поиски, которые приведут позднее к созданию знаменитой гравюры.
Отражение в этих гравюрах повседневной жизни (земледельцы, рыбаки, их жены, слуги) выгодно отличало работы Хокусая от произведений других художников. Почти на всех 36 видах присутствуют люди. Предпочтение отдается миру труда, труда обыкновенных людей. Их фигуры представлены на фоне пейзажа с неизменно выступающей вдали горой Фудзи. Помещая на первом плане людей, художник показывал их в постоянном движении, подчеркивал повседневность их действий. Это обитатели ремесленных кварталов. Они грубы и нарочито некрасивы, движения их демонстрируют напряженность усилий. Они то тянут тяжелые сети, то пилят огромные бревна, то несут тяжелую поклажу. Но в каждом листе – постоянное присутствие спокойного силуэта Фудзи, то далекого и еле проглядывающего сквозь нагромождение досок, то отчетливо выступающего на горизонте, то занимающего большую часть листа. И вдруг среди этих идиллических благостных пейзажей – образ надвигающейся гибели и крушения – Большая волна. Хокусай вложил в эту картину немалую долю своей личности. В некотором смысле это почти автопортрет, а возможно, здесь снова нашли свое выражение постоянные мысли Хокусая о долголетии и о смерти, об обреченности. Ведь Хокусай много размышлял о своем положении и о близком конце жизни. Или же намекал на то, что погоня за удовольствиями бренного мира столь же мимолетна, что рядом всегда таится опасность, будь то землетрясение, извержение вулкана или разорение из-за внука-транжиры.