В это время в Эдо работало 600, а то и больше художников и свыше 400 издателей. И обойти соперников как раз помогает заграничная синяя краска «берлинская лазурь», которая долго не выцветала. В палитре – новый глубокий оттенок, за плечами – опыт изображения волн, желание изображать простых людей и размышления о смерти. С этим багажом Хокусай и приступил к созданию шедевра. Поскольку при создании гравюры чистовой рисунок уничтожался, «Большая волна», непосредственно нарисованная Хокусаем, не сохранилась.
Чтобы новые гравюры лучше продавались, надо было восстановить славу Хокусая. Но за десять лет до создания этой серии он передал свое имя любимому ученику, как это было принято, а сам использовал мало кому известный псевдоним Иицу. Чтобы вернуть прежнее имя, как того хотел издатель, художнику пришлось писать «бывший Хокусай, теперь Иицу», то есть после долгого перерыва в работе заново представляться публике.
Полагают, что на гравюре изображен вполне конкретный пейзаж, – вход в Токийский залив, оттуда видна Фудзи, и там бывают высокие волны. Это место даже сейчас считается сложным для кораблей.
С лодок, которые изобразил Хокусай, не только ловили рыбу, на них же улов доставляли в столицу. В каждой лодке по восемь гребцов, обычно достаточно четырех. Вероятно, они мчатся по морю очень быстро. У них есть причина торопиться. Художник дает подсказку – размер снежной шапки Фудзи показывает, что сейчас весна, а весна – время ловли тунца. Тунец первого улова считался в Эдо исключительным деликатесом, он высоко ценился. За весеннего тунца богачи давали столько, сколько простолюдин зарабатывал за полгода.
«Большая волна» имела у покупателей огромный успех. Да и всей серии «Тридцать шесть видов Фудзи» суждено было стать культовой, у нее появились последователи среди современников Хокусая, ею вдохновлялись и в XX веке. В 60-х гг. XIX в. еще один известный японский художник-график, мастер цветной ксилографии укиё-э Андо Хиросигэ (1797–1858) создал одноименный цикл – «Тридцать шесть видов Фудзи». Оттиски знаменитой «Большой волны» были тогда у Моне и у Ван Гога, изобразившего волны в 1887 г. Ван Гог писал брату: «Ты прав. Волны – это когти, они вцепляются в лодки. Это чувствуется». А в 1985 г. вышла повесть американского фантаста Роберта Желязны «24 вида горы Фудзи кисти Хокусая», основная фабула которой построена на паломничестве женщины, ожидающей скорую смерть, по местам, запечатленным на гравюрах мастера.
Около 1829 г. появилась серия Хокусая под названием «Путешествие по водопадам различных провинций». Каждый из восьми листов посвящен знаменитому водопаду. Здесь он ставит перед собой задачу изобразить потоки воды на вертикальном формате. Художник изучает необычность форм водопадов, диковинность их очертаний: вода то тонкими синими струями стекает по скале, то словно врезается в пространство, то ее потоки напоминают мощные корни могучего старого дерева. Для передачи мощи водяных струй он использовал всего два цвета: синий и белый, придав каждому из них необычайную интенсивность. Хокусай буквально «лепит» цветом, который становится плотным, весомым и густым.
Тогда же выходит серия гравюр, посвященная знаменитым мостам Японии, под названием «Виды замечательных мостов различных провинций». Эта тема не случайно привлекла внимание художника. В эпоху Эдо строительство новых мостов в горной стране с ущельями и реками стало одним из важнейших событий времени. Легкие дуги арочных мостов, перекинутых через реку Сумидагаву, или висячие мосты над ущельями в горных провинциях, открыли перед ним новые возможности изображения пространства. Соотнося разновеликие масштабы или смещая планы, используя неожиданный ракурс, он усиливал ощущение глубины, приоткрывая мир с неожиданной точки зрения. Через показ разнообразных мостов он сумел рассказать о жизни своей страны, о праздниках и буднях, о величественных ландшафтах, горах и реках разных провинций.
В период расцвета своего творчества Хокусай работал в самых разных жанрах и форматах, ему было интересно варьировать композиции. Это и карикатуры, и комические жанровые сцены, как правило, подкрепленные текстами. Сделал пять или шесть гравюр с картами. Работал в жанре эротической гравюры «сюнга» (яп. «весенние картинки»). Слово «весна» в японском служит эвфемизмом для обозначения сексуальной сферы. Изображали картинки сцены совокупления обычных людей, знати и даже богов, гомо– и гетеросексуальных партнеров. Гравюры были популярны как среди мужчин, так и среди женщин, их могли показывать молодым людям в целях сексуального образования, старики же могли наслаждаться ими, вспоминая о счастливых днях своей молодости. Эротические гравюры пользовались тогда большой популярностью в Японии и не воспринимались обществом как нечто недозволенное и неприличное. Объяснить массовое увлечение эротическими картинками можно было древнейшими традициями Японии, где не существовало такого понятия, как «первородный грех». По традиционным японским преданиям, весь белый свет произошел от любви двух божеств, почитаемых японцами: Идзанаги и Идзанами, соединенными космической и в том числе сексуальной гармонией, которая и приравнивалась к естественной потребности человека в еде, воде и сне. Конец сюнга связан с периодом правления императора Мэйдзи, который был вынужден открыть страну для международной торговли и вместе с тем начать преобразования, направленные на модернизацию и вестернизацию быта и культуры. Отныне сюнга стали считаться непристойными, их производство окончательно оказалось в подполье.
Хокусай создавал серии с изображением цветов и птиц. Жанр «цветы – птицы» пришел в Японию из Китая. То, как трактовал тему Хокусай, отличается от трактовки темы другими японскими художниками – его цветы крупные, а птицы представлены в разных ракурсах. Это листы большого формата, выполненные в 1830 г. В них чувствуется опыт работы со светотенью, удивительно, но листья растений напечатаны в два-три цвета, что создает иллюзию движения. В серии – 10 листов, она известна как «Большие цветы».
Темы, связанные с привидениями, призраками и потусторонними силами, были тогда очень модными и популярными в Японии. И в 1831 г. Хокусай создает серию под названием «Сто рассказов о призраках». Несмотря на многообещающее название, гравюр в серии всего пять. В ней выявились глубинные средневековые истоки творчества Хокусая, воспитанного с детства на фантастических историях, верящего во все необычное, в колдовство, оборотней, столь прочно угнездившихся в сознании японского народа. Один из листов этой серии Хокусая посвящен Оиве – самому известному в Японии привидению онрё. В японской мифологии онрё – «обиженный, мстительный дух» – неупокоенная душа человека, цель которой – наказать обидчика, нанесшего ей оскорбление при жизни.
Японцы очень любят традиционные сказки-страшилки с участием онрё – кайданы. Их часто ставили на сцене театра кабуки, где призраков обычно играли женщины в белых погребальных одеждах, с длинными распущенными волосами и мертвенно-бледным гримом. Бумажный фонарь, превратившийся в череп Оивы, героини драмы Цуруя Намбоку Ёцуя Кайдан, поставленной в театре кабуки, сообщает призраку убедительность и одновременно жуткую ирреальность, соединяя два мира – воображаемый и действительный. История Оивы основана на реальных событиях. Премьера «Страшной истории о призраке из деревни Ёцуя с дороги Токайдо» состоялась в 1825 г., после чего пьеса приобрела немыслимую популярность, а с появлением кинематографа пережила десятки экранизаций. Чаще всего онрё становились женщины, погибшие по вине своих мужей. И героиня гравюры Хокусая – не исключение. Оива была замужем за ронином Иэмоном – самураем без хозяина. Он был вынужден изготавливать зонты, чтобы содержать жену и новорожденного сына. Это было настолько унизительно для него, что он начал ненавидеть молодую супругу, в которой видел источник своих бед, и совершил целую серию убийств. Привидение Оивы продолжало истязать подлого мужа на протяжении всей пьесы. Куда бы он ни шел, везде появлялся ему ее зловещий лик. В одной из сцен в Оиву внезапно превращается загоревшийся бумажный фонарь, а из дыма от этого огня проявляется тело призрака. Именно этот образ Оивы в виде горящего фонаря и запечатлен на ксилографии Хокусая. Фонарь-лицо лишен подбородка, но зато наделен огромными глазницами, зловеще сверкающими на лице злодейски убитой юной женщины. Бледный свет, струящийся изнутри фонаря, озаряет ее бумажное лицо. Столь же выразительна и другая гравюра – «Призрак служанки», повествующая о жестоком убийстве девушки Окику, разбившей хозяйские тарелки и брошенной за это в колодец. Окику жила в замке Химэдзи, что в провинции Харима (она же Бансю) – исторической области Японии, соответствующей юго-западной части нынешней префектуры Хёго. Именно в этой провинции (в городе Ако) в период Эдо находилась резиденция клана Асано, к которому принадлежали легендарные 47 ронинов. Согласно легенде, князю Химэдзи за верность сёгуном были подарены 10 драгоценных по тем временам голландских расписных тарелок, мыть которые доверяли только служанке по имени Окику. У князя в услужении был самурай по имени Аояма Тэссан, который долго желал красавицу-служанку, однако она не отвечала ему взаимностью. Тогда он пошел на хитрость и тайком спрятал одну тарелку, а потом потребовал от Окику предъявить ему все 10. Много раз девушка пересчитывала тарелки – увы, их было всего лишь 9. Коварный Аояма пообещал простить ее упущение, если девушка согласится стать его любовницей, но добродетельная Окику отказала ему и на этот раз. Тогда самурай убил ее, а тело сбросил в колодец, по другой версии – подвесил ее в колодце вниз головой, пока она не умерла. Окику стала мстительным призраком. Преследуя своего убийцу, она каждую ночь появлялась из колодца, и все продолжала пересчитывать злосчастные тарелки: «один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять» и, дойдя до десятой отсутствующей тарелки, завершала подсчет жутким воплем. От всего этого Аояма то ли сошел с ума, то ли сбежал из замка, а то и вовсе умер. Хокусай изобразил ее призрак в виде медленно выползающего из недр колодца бледного женского лица, покачивающегося на невероятно длинной змеиной шее, унизанной тарелками. Художник создал в этих гравюрах особую атмосферу театральности. Он вывел свои персонажи из мира реальности, помещая их в мир сценический, интуитивно угадывая особую волнующую атмосферу театральных эффектов, сочетая темный иссиня-черный фон со светлым, почти светящимся желтоватым ликом призрака, нагнетая атмосферу жути показом замедленных ритмов его движений.