Натиск усилился, засов на воротах затрещал. Пёс метался на цепи, заливаясь лаем.
— Первый, кто сюда войдёт, получит пулю в лоб, — крикнул я, доставая пистолеты, — а второму вспорю брюхо. Заходите, если не боитесь.
— Сжечь их! — снова закричали. — Кидай факелы.
— Чего стоишь? — обернулся я к растерявшейся от ужаса Фросе. — В горницу! Если начнут бросать факелы, швыряй обратно. Ну?
Звук разбитого стекла вывел девушку из ступора, она побежала в дом. А я спустился с крыльца, готовый встречать гостей. Оставалось полагаться только на чары. Я не хотел никому их показывать, но теперь-то какой смысл скрывать? Меня и так уже колдуном считают. Значит, будем колдовать. Глядишь, испугаются и разбегутся. Я даже не сомневался в этом, а потому и не испытывал страха перед толпой — только недоумение.
В моей голове никак не укладывалась, как это возможно? Я же помогал этим людям, защищал их, рискуя жизнью, и такую благодарность получаю в ответ? Неделю назад они встречали меня со всем радушием, а теперь я для них — враг номер один и виновник всех бед.
Впрочем, я догадывался, почему они столь агрессивно себя ведут. Виной тому страх и невежество. Крестьяне видели проблему, но не понимали её истинных причин, а потому просто искали крайнего. Ну и нашли меня — загадочного незнакомца, который явился в село за два дня до появления мор. Ну селяне и сделали определённые выводы со свойственной им простотой.
Схватка была неминуема, мои руки заледенели. Я готовился заморозить тех, кто первым ворвётся во двор.
На улице раздался свист.
— Эй, а ну разойдись! — крикнул кто-то зычным басом. — Что за сборище тут устроили? А ну пшли по домам, пока кнутом не огрел!
— Дык там колдун же, — ответили из толпы. — Это он бесов наслал.
— Я вам дам, колдун! По домам пошли, пока барин вам плетей не всыпал. Вот приедет — покажет кузькину мать прохиндеям эдаким!
Грохнул выстрел. Мужики загудели, зароптали, но в ворота ломиться перестали, а потом и вовсе начали расходиться. За забором послышался топот лошадиных ног. Заскрипел снег под полозьями. Кто-то подошёл к калитке и постучал.
Я открыл. Передо мной стояли трое. Были они одеты в поношенные кафтаны тусклых оттенков и треуголки. Два мужика — гладко выбриты, третий — с небольшой бородкой. У одного за поясом был пистолет, у другого — ружьё за плечом. На дороге стояли сани, запряжённые лошадью.
— Добрый вечер, — поздоровался я.
— Кто таков? — спросил зычным голосом самый здоровый, с квадратным, обрюзгшим лицом. — Что тут происходит?
Не дожидаясь ответа, троица оттеснила меня и прошла во двор.
— Постоялец, — ответил я.
— Где Ефросинья? — пробасил мордоворот.
— А вам зачем?
— Не твоё дело. Барин требует.
— Ах вон оно что… — протянул я.
Компания прошла в дом, я — следом.
— Собирайся, Фроська, барин требует, — повторил мордоворот, вваливаясь в горницу.
Окно было разбито, и морозный воздух врывался в натопленное помещение. Егор подметал осколки, дети сидели на печи и испуганно таращились на нас. На половике виднелась прожжённая дыра — след от факела, который зашвырнули в окно.
— Сейчас? — удивилась девушка. — Я не могу. Вы видите, что творится? Нас чуть не убили тут. Я детей и брата не оставлю.
— Ничего с ними не случится, — прогремел мордоворот, — али ослушаться хочешь?
— Да вы что, с ума посходили? — воскликнула Фрося, чуть не плача. Этот вечер для бедной девушки стал настоящим потрясением. А теперь её ещё и от семьи отрывают в столь трудный час.
— Я присмотрю за домом, — успокоил я её. — Если надо, иди. Никто сюда больше не придёт, а если придут, получат.
Фрося с недоверием посмотрела на меня.
— Говорю, не волнуйся, — повторил я настойчивее. — Я обо всём позабочусь.
Фрося заперлась в комнате, а когда вышла, была уже в праздничном расписном сарафане. Вот только вид у неё был такой, будто на каторгу едет. Она объяснила Егору, что нужно сделать по хозяйству.
— Присмотри, пожалуйста, — умоляюще взглянула она на меня перед уходом. — Я завтра вернусь, или послезавтра — не знаю.
— Не волнуйся, — сказал я. — Делай, что должна. Тут всё будет в порядке.
После того, как Фросю увезли, мы с Егором заколотили разбитое окно.
— Зачем твоя сестра понадобилась помещику? — спросил я у пацана, когда мы закончили работу.
— А то не догадываешься? — хитро усмехнулся Егор. — Зачем баба барину может понадобиться.
— Вот, значит, как оно… — догадался я. — Да уж, как это я сразу не подумал.
— Ну! А чо ты хотел? Многих девок к барину водят, особенно, когда кто-то из сыновей евонных приезжает.
«Ну и порядочки тут у вас», — хмыкнул я про себя.
— А Фрося ему особенно приглянулась, ещё давно, когда Филипп был жив, — продолжал Егор.
— Филипп — это же муж её? — уточнил я, хоть и сам уже догадался.
— Ага, он самый.
— Не повезло, — проговорил я. — А чего, кстати, мужики кричали, что Фрося своего его извела?
— А я почём знаю? — нахмурился Егор и отвернулся, но мне показалось, что он лукавит.
— Да ладно, — усмехнулся я. — Вижу: что-то знаешь. Говори давай.
— Не велено говорить. Сестра рассерчает, — буркнул парень.
— Я всё равно никому не скажу. Я умею секреты держать.
— Нельзя, — ещё больше насупился пацан.
— А алтын хочешь? — я достал из кошеля монету, и у Егора аж глаза заблестели. — Расскажешь всё — получишь.
На лице парня была написана борьба. Он и монету хотел получить, и тайну сохранить.
— Только сестре не говори, что я рассказал, лады? — не выдержал Егор искушения. — И никому не говори. А то худо нам будет.
— Обещаю, — я положил монету на стол. — Да и кому я скажу? Тут меня всё село убить хочет. Думаешь, я с кем-то буду болтать?
— Филипп руки на себя наложил, — проговорил Егор. — Повесился во дворе на дереве. Я сам помогал снимать. А сестра скрыла, иначе отец Феодосий отпевать бы не стал. А до этого Филипп в хандре был неделю. Ну Фроська и наврала, мол, захворал и преставился.
— И никто не заметил следов удушения?
— Кто заметил, тот молчал. Мы переодели его и шею закрыли, — парень посмотрел на меня вопросительно и я кивнул. Он забрал монету. — А потом кто-то растрезвонил. И стали болтать, якобы Фроська его придушила.
— Понятно всё с вами, — вздохнул я. — А из-за чего повесился?
— Так ревновал он.
— К помещику?
— К сыну его. Я ж тебе сказал. Покоя не находил. Три года прожили, а потом совсем худо стало, — тут он перешёл на шёпот и покосился на печь, где уже дрыхла малышня. — Алёшка-то — барский сын. Да и Манька ещё непонятно чья.
— Кому б не стало худо… — вздохнул я. — А ты, кстати, тоже считаешь, что я колдун и виноват во всех ваших бедах?
Егор потупился:
— Ну… говорят…
— Давай выкладывай всё начистоту, — приказал я. — Да не волнуйся ты, не обижусь.
— Ребята говорят, — продолжил смелее Егор, — что, якобы, ты специально наслал бесов, а потом пришёл, чтобы тебе дали денег за то, чтобы ты поубивал их. Говорят, в Старых Ямах, где скотина подохла, тоже тебя видели.
— Верно, я там ночевал, — подтвердил я. — А что, у вас часто такое происходит: насылают мор, а потом избавляют за деньги?
— Не знаю, — пожал плечами Егор. — Как слышал, так и рассказываю.
— А сам как думаешь? Я — колдун?
— Не, — улыбнулся парень, — ты — сноходец. Сестра говорила. Ты странный, конечно, и с лошадьми не умеешь обращаться. Но ты не похож на колдуна. Ты больше на боярина какого-нибудь похож.
«А ты, пацан, недалёк от истины», — усмехнулся я про себя.
— Вот и отлично, — подытожил я. — На боярина быть похожим всяко лучше, чем на колдуна. Ну тогда спать давай, а то завтра рано вставать.
Егор вместе с малышнёй залез спать на печь, а я уселся на лавке и принялся заряжать ружья. На улице было тихо, но я опасался, что крестьяне повторят штурм, и потому решил эту ночь бодрствовать.
Я зарядил пищаль, пять лёгких ружей и пистолеты. Посчитал, что этого должно хватить, чтобы распугать мужиков. Ночь продержимся. А как только Фрося вернётся, так сразу же и уеду. Защищать селян, которые меня чуть на вилы ни подняли, я больше не желал. Да и опасно мне тут теперь было находиться. Фросю только жалко. К ней я привык, и чувствовал к девушке некоторую симпатию. Она с самого начала была добра ко мне, и ей, Егору и детишкам я всё же хотел бы помочь… Вот только что я мог сделать? В моём положении — ничего. Тут своя жизнь, свои порядки, и не мне в них лезть.
Откинувшись на стену, я задремал, но тут за окном раздались крики. Залаяла во дворе собака. Вначале подумал, что опять мужики пришли по мою душу. Взял пищаль и выглянул в окно. В сторону окраины пробежали четверо: три мужика и баба.
— Спасайтесь люди добрые! — кричал один на всю деревню. — Беда! Чудище идёт!
Я сразу понял, что на село напали моры. Разбудил Егора.
— Короче, так, — сказал я. — В селе что-то происходит. Возможно, напали моры. Я пойду узнаю, что делается, а ты сиди здесь и никуда не выходи, даже во двор. К окнам не приближайся, и мелких с печи не выпускай. Ты понял?
— Чего? — пацан протёр глаза, зевнул и спросонья уставился на меня. — А… Ага. Хорошо.
— Дверь запри и, кроме меня, никому не открывай.
Вдруг я увидел, как в свете лучины по стене пробежал небольшая чёрная тень. Потом ещё одна, а потом они забегали по всей горнице. В хлеву испуганно заржали лошади, замычала корова, собака надрывалась от лая.
Я пригляделся. Оказалось, это не тени, а здоровые тараканы.
— Откуда их так много? — нахмурился Егор, глядя на насекомых. — И здоровые такие. — Он спрыгнул босыми ногами на пол, подошёл и шлёпнул рукой по таракану, даже не поморщившись. Однако тот вместо того, чтобы упасть дохлым, просто улетучился чёрной дымкой, чем ввёл парня в ступор. — Что за хрень? Мерещится, что ли? — Егор треснул второго. Результат оказался тот же.
Я достал из кармана фонарь, зажёг его и наставил на тараканов, чтоб получше разглядеть. Сделать это не вышло: в луче кристалла тараканы просто исчез