Холод твоего сердца — страница 4 из 89


…проснувшийся мороз покусывал щёки. Кусал не больно, закрывать лицо маской или шарфом пока нет необходимости.

Люди радовались этому лёгкому морозцу как старому знакомому. Скоро, совсем скоро он станет злым, будет жалить и тереть снежным наждаком не вовремя высунутую щёку или нос, но и то хорошо. Холод — это жизнь. Холод — это безопасность. И надежда.

На железнодорожном вокзале Нового Уренгоя, откуда с самого утра отходили поезда, следующие в ноябрьский укрепрайон, царила едва упорядоченная суета. Один за другим тяжёлые составы с загруженными военной техникой платформами и забитыми бойцами пассажирскими вагонами отправлялись в Ноябрьск. В сторону фронта.

Давно ожидаемая зима наконец-то вступала в свои права и катилась с севера на юг. Вместе с морозом и холодом — шли люди.

Дожидаясь очереди на погрузку, Горазд полулежал в кабине своего мизгиря, пусть пока без дополнительного вооружения, но уже с загруженным стандартным комплектом боеприпасов, а значит уже во вполне боевой машине и наблюдал за запланированным бедламом и упорядоченной суетой, всегда возникающей при передвижении больших групп людей и техники.

Наблюдать было удобно. В боевых условиях, для повышения скрытности, танк может передвигаться почти «ползком», и его высота немногим превышает высоту кабины пилотов. Но в обычным режиме, на частично согнутых опорных конечностях, мизгирь возвышается над землёй на два-три метра. Вполне достаточно, чтобы иметь возможность с комфортом оглядеться вокруг.

Справа от ожидающих погрузки мизгирей толпились несколько сотен операторов ИТБ, индивидуальной тяжёлой брони. Камуфляж сейчас выключен, поэтому пехотинцы выглядели эдакими великанами, почти под два метра ростом, с ног до головы закованными в чёрную броню. Технорыцари вооружены чудовищного калибра винтовками, сейчас вложенными в крепления за спиной. Но многие несли и специализированное вооружение, например, тяжёлые снайперские винтовки с длинными стволами, возвышающимися над головами пехотинцев как редкий лес копий.

Разумеется, ядерный реактор в габариты индивидуальной брони не втиснуть, но сменные батареи позволяют пехотинцам использовать экзоскелет несколько часов с максимальной нагрузкой. А зарядить батарею можно от БМП или вот даже от его, Горазда, мизгиря. Хотя зарядка от БМП предпочтительнее: и быстрее и ресурс батарей выдерживает больше циклов разряда-заряда.

Если шагающих танков проекта «мизгирь» у инфералов и прочих, продавшихся демонам, предателей человечества к двенадцатому году с начала вторжения, уже не осталось, как и технологических мощностей для их производства. То упрощённые аналоги ИТБ они клепали за милую душу. Поэтому курсантов бронетанковой академии учили противостоять не только демоническим сущностям, но и пехоте инфералов и бронетехнике, которой у них пока вполне себе хватало. Пусть устаревшей, прошлого или даже позапрошлого поколения, но количество и диаметр орудий иногда решали, и пилоты мизгерей должны были это учитывать.

В Новом Уренгое Горазд пробыл шесть дней. На четыре дня дольше чем должен был, но неожиданная оттепель внесла коррективы в выверенные планы генерального штаба и масштабное наступление пришлось задерживать. Танковая академия, выпустившая младшего лейтенанта, находилась в Лимбяяхе, вроде бы считавшейся отдельным районом города Нового Уренгоя. Но по факту Лимяяха располагалась чуть ли не в семидесяти километрах от города, на берегу озера Ямылимуяганто и городским районом считалось только номинально. В самом Новом Уренгое, прежде, Горазду приходилось бывать не очень часто, поэтому неожиданно выпавшие свободные дни он собирался потратить с толком.

Впрочем, всё закончилось несколькими посиделками во второсортных ресторанах, с товарищами по выпуску, такими же младшими лейтенантами, как и он сам, успевшими принять свою бронетехнику и со дня на день ожидающими отправки в Ноябрьск.

Если что и запомнилась, то чуть было не случившаяся драка «брони» против «пехоты», когда они не поделили один ресторанчик где, вдруг, оказалось слишком мало мест на обе весёлые компании. К счастью, нарождающийся конфликт резко погасил какой-то капитан, отдыхавший в том же ресторанчике. Товарищи Горазда потом уверяли друг друга что они бы показали «пехоте», но, по мнению самого Горазда: шансов у них было не так много. Средний пехотинец, даже без высокотехнологичных доспехов, на голову выше большинства танкистов, а про ширину плеч и говорить не приходится. Взять хотя бы младшего лейтенанта Горазда Романенко. Это только имя у него значит «большой» или «крупный», но по тем же стандартам тяжёлой пехоты он проходит едва-едва. А то и вовсе подошёл бы только во вспомогательные войска.

К счастью для Горазда его имя можно транслировать на современный русский ещё и как «умелый» и это более верная трактовка в его случае. Далеко не каждый проходит отбор в пилоты «мизгирей». Управлять одновременно восемью конечностями и дополнительными устройствами, вроде того же главного калибра довольно сложно, когда у тебя от природы только две руки и две ноги. Но он научился.

Очередь на погрузку шагающих танков немного продвинулась. Горазд осторожно подвёл свой мизгирь на десять метров вперёд. Перед поездами было тесно и приходилось ступать осторожно, тщательно выбирая куда можно поставить «ногу».

Он прошёл мимо зенитной установки, установленной на прицепленной к составу отдельной платформе. Четыре счетверённых ствола грозно целились в низкое, укрытое серыми облаками, небо. Стационарная модификация старой доброй Шилки. Это, конечно, далеко не зенитно-ракетная система вроде того же «триумфа», но и задачи у неё попроще — прикрывать состав на время пути по условно-безопасной территории до ноябрьского укрепрайона. Причём зенитчики даже не должны самостоятельно отбивать воздушный налёт. От них требуется только выгадать немного времени, пока едущие на фронт пилоты займут места в приданной им технике. Или, в самом крайнем случае, дождаться авиационной поддержки со стороны Мурманска. Только там сохранились современные авиационные заводы, пытающиеся не только ремонтировать остатки сверхсовременных истребителей и сверхдальних бомбардировщиков, но и восстанавливать производство новых машины без существенного упрощения конструкции.

Стоящий впереди мизгирь расправил «ноги», словно бы они у него затекли и неторопливо забрался на платформу. Горазд подвёл свою машину вперёд, дождался команды от ответственного за погрузку капитана и осторожно завёл танк.

Внутри мизгиря тепло, но стоило выйти наружу, как мороз тут же вцепился в неосмотрительно подставленное ветру лицо. Впрочем, какой это мороз? Всего лишь минус пятнадцать, да при слабом ветре. Практически лето. Вот через пару недель ударят настоящие холода, тогда да, либо кутайся в шубу, либо пользуйся встроенным обогревом комбинезона. Да и без защитной маски на лице, а лучше и вовсе закрытого шлема, на улице уже не погуляешь.

Закончив погрузку вверенной ему машины, Горазд отнёс личные вещи в купе в пассажирском вагоне для водителей перевозимой на фронт бронетанковой техники. Ехать предстояло в купе на четырёх человек и всё было достаточно неплохо. Некий минимальный уровень комфорта для младших офицеров, вчерашних курсантов, подчёркивали вытертые занавески на окне и салфетки из ветхой, но чистой ткани на крохотном откидном столике между нижним рядом коек. Тканевые салфетки попирали четыре стакана в подстаканниках с алюминиевыми ложечками. В двух стаканах уже был налит чай, причём, судя по запаху, сдобренный чем-то креплённым, а два пока пустовали.

Также в купе обнаружились двое товарищей Горазда по выпуску из бронетанкового училища. Пилот-водитель и пилот-стрелок, он же командир мизгиря. Экипаж большинства отправляющихся в сторону фронта танков полностью укомплектовали в Новом Уренгое. Это только Горазду повезло или не повезло принимать машину в одиночестве и вести до Ноябрьска где его должен будет найти первый пилот. Знать бы ещё кто это будет? Если кто-то из старой гвардии, опытный солдат по нелепой случайности потерявший машину и напарника, то работая с ним можно будет многому научиться.

Задумавшись, Горазд не сразу ответил на радостное приветствие товарищей, за что получил сразу два дружеских тычка, с одной и с другой стороны. Большинство личных вещей он оставил в кабине мизгиря. При себе только личное оружие, электронный планшет заменяющий и связь, и документы, и выполняющий множество прочих функций, комбинезон пилота и скромная сумка с тем, что могло понадобиться в пути.

Пока он раскладывал пожитки, товарищи по выпуску из академии организовали ему в один из пустующих стаканов горячего чая. Без спроса и церемоний, плеснув туда пару столовых ложек крепкого алкоголя из пронесённой бутылки. Конечно, это было запрещено, но кто станет проверять, тем более здесь и сейчас?

Последнее место в купе долго пустовало и уже перед самым отбытием, когда на планшеты пришло оповещение о скором отправлении поезда, продублированное через динамик внутри купе, влетел где-то задержавшийся пилот. Горазд шапочно знал его, как почти любого из нескольких сотен курсантов из выпуска танковой академии в Лимбияяхе, но всё же похуже чем многих других. В отличии от трёх других пассажиров, новоиспечённых младших лейтенантов, Вавля Тайбарей являлся местным уроженцем, что понятно даже по его имени и фамилии. Было время, когда Горазд и другие эвакуированные из более южных городов сироты отчаянно завидовали сохранившим свои семьи «северянам».

Доходило даже до драк, порой весьма жестоких. Но всё это далеко в прошлом. Они уже далеко не те жестокие дети, какими были когда-то. Сейчас они обученные убивать солдаты, чьей профессией и судьбой навсегда стала эта проклятая война.

Пожав крепкую ладонь Тайбарейя и допив чай с добавкой, Горазд забрался на свою койку и честно собирался продремать до вечернего ужина. От Нового Уренгоя до бывшего города Ноябрьска, а нынче ноябрьского укрепрайона, через который вот уже третий год проходит линия фронта, по прямой чуть больше трёх сотен километров. Вот только железная дорога идёт не совсем по прямой, да и много раз ремонтируемые и восстановленные пути не позволяют поезду развивать крейсерскую скорость. В пути предстоит провести пятнадцать — двадцать часов. Пожалуй, даже слишком много для того, кто последние дни и без того маялся бездельем и ожиданием.