На репейном сквозняке – баба пьяная.
А мужик ее давно спит на кладбище.
Ни коровы, ни овцы нет на пастбище.
И трава вокруг избы – ой! – не кошена.
Позабыто все вокруг. Позаброшено!
Где ты, Русь моя льняная? Где гречишная?
Раскричались иноземцы, что ты лишняя.
Стал доверчивый народ сиротинушкой,
Но зовет меня сынком и кровинушкой.
Все растащено вокруг да распродано.
Где ты, родина моя? Здесь ты, Родина!
* * *
Уходит прочь за годом год,
Сжигая дни и ночи.
Мы все уйдем… И даже тот,
Кто уходить не хочет.
Мелеет глубь и гаснет высь.
Стирается булыжник.
А кто-то держится за жизнь,
Губя чужие жизни.
Он станет холоден и сед,
Как свет ночной звезды.
И он уйдет с земли, но вслед
Уйдут его следы.
* * *
Потяжелел октябрьский день —
Завалы на пути.
Я так устал, что даже тень
Мне тяжело нести.
Над лесом крики воронья.
Нелегок путь земной.
Хотя устал, но тень моя
Пока еще со мной.
* * *
Павшим в бою
Как тень, отбрасываем плоть,
Но души сберегли.
Эвакуирует Господь
На небеса с земли.
В траве кузнечики звенят.
И жизнь, и смерть – к лицу.
В лучах небесного огня
Легко лететь к Творцу.
* * *
Приближается рыжий
вечер – краткий визит.
Месяц сломанной лыжей
по сугробам скользит.
Убегает за речку,
за пригорки, за лес…
Там, закутавшись в вечность,
день короткий исчез.
Он унес наше детство
прочь по снежной меже.
Но остались в наследство
свет и радость в душе.
* * *
В зеркалах тени предков – соседи,
Нас на землю спускают с небес.
Конденсаторы тайн и трагедий —
Зеркала, что сверкают окрест.
Общий мир не делите на части,
Чтоб не резали жизнь грани зла.
К нам ворвутся чужие несчастья,
Если мы разобьем зеркала.
* * *
Летят снежинки с темной высоты
В застывшие леса сквозь белый воздух.
Чернеют, словно зимние цветы,
Среди густых ветвей вороньи гнезда.
Зачем грустишь в своей квартире ты,
Когда покрылись окна снежной дрожью.
Зимой заметней черные цветы,
Парящие над белым бездорожьем.
* * *
Все впереди: и бездны звездных трасс,
И даже тупики идеи ложной.
Хотя пугает будущее нас,
Его исправить в настоящем можно.
Не надо камни в прошлое бросать,
Искать изъян и грех в чужом уставе.
Конечно, можно все переписать,
Но невозможно прошлое исправить.
* * *
Районный центр: река, сквер, автостанция.
Пустые сплетни и тоска в дому.
Мы вовсе не последняя инстанция —
Превыше Бог, прислушайтесь к нему!
Районный центр – моя страна в разрезе.
Здесь, как в Москве, и челядь, и князьки.
А в храм идти с больной душой полезней,
Чем в шумные хмельные кабаки.
* * *
Пью кофе. Разгадывать ребус
Устал. Просыпается дождь.
Над крышей – небритое небо,
Осины русалочья дрожь.
Дремлю. А дождю вот не спится.
Он бродит, как пес, под окном.
И чтоб в темноте раствориться,
Пью кофе в ночи перед сном.
* * *
В.С.
Любишь лаять тонко
Ты из-за угла.
Подлая душонка.
Подлые дела.
Раз возвел заборы —
Так под них ложись.
Чем длиннее споры,
Тем короче жизнь.
* * *
…А наша плоть – не более чем тара
для глупых сплетен и смешной молвы.
Мы вылупились из земного шара,
но души наши слабы и малы.
Потом они взрослеют незаметно
под лунным светом тайн и саламандр.
Я смерти не боюсь – душа бессмертна,
а тело – обновляемый скафандр.
* * *
Умрет село. И зарастет дорога.
Уйдет в трясину пахотная гладь.
Я в этой жизни знаю очень много
Того, чего хотелось бы не знать.
А мне твердят: все в мире позитивно,
Что совестью гордятся чернь и голь.
И так порой становится противно,
Что даже не спасает алкоголь.
* * *
Слишком много людей. Споров много.
Одиночеством я обделен.
И стрекочет молва, как сорока,
Что я вырос под шелест знамен.
Не мечтал о пути знаменитом,
Что венчает над кладбищем залп.
Никогда не хотел быть бандитом,
Но монахом, наверное, стал б.
Я искал тишины и смиренья.
Келья. Свечка. Молитва. Погост.
Смерть – мгновенье. Жизнь – тоже мгновенье.
И мгновенье – горение звезд.
* * *
Памяти С. Есенина
Река и речь текут по-русски,
А листопад впадает в дождь.
Ах, эти тромбовые сгустки
Осенних выплаканных рощ!
Дня помраченья и разгула…
Сгорела в водке трын-трава.
Похмельный холод сводит скулы
И заползает в рукава.
Я устаю: вокруг потери
И волчий блеск в глазах детей.
Царит над миром право зверя,
Оно преследует людей.
Трепещет выстывшее сердце
Листом осины на ветру.
Мы с октябрем единоверцы,
Но вера здесь не ко двору.
* * *
Опасна вина без вина.
Но, сидя в траве под забором,
Не вычерпать душу до дна
Нетрезвым мужским разговором.
Глаголам сквозь зубы не течь,
Блистая хмельной позолотцей.
Дрожит неподъемная речь
Бадьею в глубоком колодце.
Прозренье опасней вина,
Виновным оно – как засада.
Не вычерпать душу до дна…
А значит, и черпать не надо!
* * *
Февраль. Метелей нет. Мороз крепчает.
На синем небе – желтая луна.
Читаю книги. Согреваюсь чаем.
Не верится, что впереди – весна.
Свет предвечерний льется через окна
В мой дом – сияют в зеркале лучи.
Трещат деревья, и звенит дорога
Под окнами… Трещат дрова в печи.
Читаю книги – вслушиваюсь в речи
Далеких предков. Век впадает в век.
Мир Божий отразился в человечьем
Мирке – и засветился человек.
Луна в зените. Солнце на закате.
Синеет вечер около крыльца.
Ищу глазами в золотом окладе
Святого Духа, Сына и Отца.
* * *
Помню всех – и старше, и моложе —
Промелькнувших, как в коротком сне.
Никому и ничего не должен,
Ничего никто не должен мне.
Взгляд окаменел – слеза не брызнет.
Горблюсь и ступаю тяжело.
Расплатился собственною жизнью
Я за все, что было и прошло.
* * *
Давай, поговорим с тобою, ветер, —
Бездомный странник, ты меня поймешь.
Скрипит крыльцо: один на белом свете.
Поля пусты. В амбарах сохнет рожь.
Я многих потерял и многих встретил.
Пел: «Жора, подержи мой макинтош…»
Давай, поговорим с тобою, ветер, —
Ты разговор по свету разнесешь.
И встречи, и разлуки не случайны.
Пустой стакан. Измятая кровать.
Я знаю: ты хранить не можешь тайны…
Поговорим – мне нечего скрывать!
* * *
Нет звезды. И сгнили колоски.
Серп и молот продали злодеи.
Герб страны разрублен на куски
Так, что ни собрать его, ни склеить.
А народ притих и поредел.
Неуютно юным, трудно старым.
Наша жизнь – топорный новодел,
Он не интересен антикварам.
* * *
Дерево возле подъезда хромое.
Снег во дворе.
Узкая щель между тьмою и тьмою —
День в декабре.
Ветер снежинки и крутит, и вертит.
Дерева скрип.
Узкая щель между смертью и смертью —
Жизнь словно всхлип.