«Хрен отдам, скажу, потерял фото или попрошу у фотографа ещё парочку таких. Для страховки, а то, ишь, прицепился ко мне!» — мстительно думаю я.
В гостинице для нас в ресторане накрыли праздничный стол, а завтра до отъезда планируется поход по магазинам. Всем выдали премию, причем в конвертах. Наверняка суммы у всех разные, в моём и Костином лежат по три тысячи крон, это около четырехсот долларов, но мы и этому рады! После позднего обеда, в номере тестирую свой комп. Что надо машина! Двадцать мегов дискового пространства, качаю туда игры с компа Цзю, потому что на моём только «Pac-man» установлен. Оперативка та же — ДОС. Вспоминаю, сколько весил первый Виндоус? Как же долго сейчас идёт загрузка! Костя увлеченно рубится в «каратеку».
— Вещь! — оценил и он свой приз.
Начинается футбол, и я требую выключить жуткое звуковое сопровождение игры.
Смотрю матч хозяев чемпионата мексиканцев с Парагваем. Что приятно — счёта не помню, поэтому смотреть интересно. Результата матча, который показывают на другом канале, я тоже не помню, но там Испания встречается с командой из Северной Ирландии, и всё ясно. Мельком переключив канал минуте на двадцатой, вижу уже 2–0 в пользу Испании. Более того, испанцы и вынесут датчан в плей-офф с каким-то крупным счётом.
Стук в дверь, Костин крик «открыто», и в комнату входит Антон Петрович.
— Толя, ты мне хотел фото отдать, — произносит он.
«Не забыл, падла. А чего ему бояться? Ну, скалился на траурном мероприятии, не разжалуют же его в рядовые?» — размышляю я.
Глава 8
— Я решил не портить фотографию, да и вы там такой забавный, — нарываюсь на конфликт я.
— Ах ты су… Да я…, — взъярился куратор, но поймав полный любопытства взгляд Цзю, произнес:
— Костя, выйди в коридор, мне с твоим соседом надо поговорить.
— Бить будете? — насмешливо спрашиваю я, когда мы остались одни.
— Надо бы. Иначе, я думаю, до тебя не дойдёт, кому грубить можно, а кому нет, — говорит незваный гость.
— Через пятнадцать минут отбой у нас по расписанию, говори резче, — намеренно обостряю я ситуацию.
— Ты в курсе, что я буду писать отчеты после этой загранпоездки, хочешь потом быть невыездным? — спросил Антон Петрович, нервно дыша, сжимая и разжимая кулаки при этом.
— В курсе, — киваю в ответ.
— В твоих интересах не ссориться с тем, кто тебе жизнь может испортить. Люди, которые тебя посылали, уверен, прислушаются к моему мнению, — продолжает пугать особист.
Становится смешно, я уже понял, что эта гнида по-любому напишет на меня херню, отдам я ему фото или нет, просто потому что может, и мне это никак не проконтролировать. А значит, надо писать встречные претензии, и тут, чем больше поводов для этого будет, тем лучше для меня.
— Вперёд и с песней! — соглашаюсь я. — А сейчас комнату освободи, пока я к Юрию Михайловичу не пошёл.
— Штыба, ты тупой? — не понимает, почему я не напуган, КГБшник.
Года три-четыре, и спокойно безо всяких КГБ поеду куда захочу, но ему говорю другое:
— Я тупой, но себя уважаю. Если вам плевать на нашу страну, то мне нет. Не должен такой человек как ты контролировать спортсменов — ненадёжный ты. Поэтому жалобу я на тебя напишу всем, кому придумаю, а сейчас с дороги уйди, я к главному тренеру иду.
— Я тебя никуда не отпускал, — оскалился Петрович. — Ты думаешь, я не знаю, что ты ставки делал на матчи и много выиграл? Куда деньги дел?
Пока я решал — отпихнуть его с дороги или в печень ударить — дверь без стука отворилась, и на пороге появился Юрия Михайловича, за которым маячила любопытная мордашка Цзю.
— Антон Петрович, вы что тут делаете? — строго спрашивает тренер.
— Разговариваю со спортсменом. Ты зачем жаловаться побежал? — задает вопрос Цзю особист. — И, кстати, я против завтрашней поездки по городу для Штыбы.
— Костю я в коридоре застал, никуда он не бегал, — поправил Михалыч. — Ну-ка, Антон Петрович, выйдем в коридор.
Они вышли, а Костя зашёл. И вскоре мы слышим разговор на повышенных тонах между руководителями. Прикладываю ухо к двери, чтобы лучше было слышно.
Различаю слова «Власов», «Ельцин» и другие фамилии моих знакомых. Тон Михалыча нарастает, а у Петровича, наоборот, падает до невнятного «бу-бу-бу». Оказывается, Михалыч про меня много знает!
— Костя, выйди, — дверь открылась всего через минуту. — Хотя лучше ты, Анатолий, выйди.
Иду в пустынный коридор и вижу, что диспозиция кардинально поменялась, и краснорожий Антон Петрович старается не встречаться со мной взглядом.
— Ты, говорят, чуть ли не миллион выиграл на ставках? — напрямую спрашивает Петрович.
— Брешет ваш Мирослав, ему Эльза нравится, вот и приревновал, — попытался я угадать источник информации, и по сверкнувшим глазам особиста понял, что промахнулся.
Значит, Эльза, больше некому.
— Не знаю никакого Мирослава, информацию передал другой человек, — подтвердил мою промашку Михалыч.
— Эльза, что ли? Наверное, разозлилась после того, как я, против её ожиданий, не стал за ней ухаживать. Предлагаю завтра позвонить её начальству. И покажите мне показания девушки уже, что ли, — отпираюсь я.
— Не захотела ничего писать она, нельзя им информацию разглашать, — нехотя говорит Петрович.
— Погоди, так ты с чужих слов буржуазной клеветницы решил наказать ни за что нашего чемпиона? Петрович, тебе делать нечего? — опешил Юрий Михайлович. — Её слова против слов Анатолия, и знаешь что, не верю я ни в какой миллион! Ну, куда он его денет? Завтра действительно зайду к этой девушке и позвоню её начальству! Что за провокации против наших спортсменов? И ты, вместо того, чтобы защищать одного из лучших наших боксеров, наоборот, его травишь? Ясно же — это ложь!
— Да там не так было, девица случайно проговорилась, и если бы была провокация, она сообщила бы об этом в другой форме, — попытался отпереться Петрович, уже не вспоминая про неблаговидное фото.
— Конечно, дураками врагов считать проще всего. Да в любой форме могла быть провокация. Зря тебя послали вместе с нами, ты извини, но как коммунист коммунисту я тебе скажу прямо — с работой ты не справляешься. А мы в стране НАТО, между прочим! — наставительно поднял вверх указательный палец главный тренер сборной.
— И я, как кандидат в члены КПСС, тоже так считаю, подниму этот вопрос обязательно, — поддакнул я.
— Ты кандидат? А почему в твоей анкете этого нет? — удивились оба мужика.
— Да врёт он, кто ему рекомендации в восемнадцать лет даст? — уверенно говорит Петрович.
— Первый секретарь Красноярского крайкома КПСС Федирко и первый секретарь Хакасского обкома КПСС Шенин, за день до отъезда в сборную меня приняли, может, документы к вам не дошли ещё? — ответил я.
Да, я всё-таки решил подать заявление, ведь без кандидатства мне не смогут доверить отдел в горкоме ВЛКСМ. Приняли без лишних формальностей, после того как Федирко с Шениным дали рекомендации. По приезду в страну вплотную займусь отделом строительства и городского хозяйства в горкоме ВЛКСМ — намерен провести аттестацию, и взять туда своих людей.
— Документ покажи, — потребовал сухо Петрович.
Иду в комнату за ксивой, и вижу любопытного Костю, который сто пудов подслушивал. Раз мне можно, то он наверняка тоже считает, что имеет право так делать.
— Кайф! — одним словом выразил своё восхищение друг.
— Вот, — протягиваю я кандидатскую карточку мужикам.
Это фиаско бро! Антон Петрович уничтожен!
— Идиотизм, как можно так готовиться к рабочей поездке? Ты не знаешь даже кто у тебя комсомолец, а кто член партии? — возмущенно говорит Михалыч и дает мне команду: — Всё, иди спать, завтра с утра — по магазинам.
— Ничё так ты рисанулся, — с некоторой завистью говорит мне Цзю перед сном. — В старости буду хвастаться таким знакомством!
— Поверь, Костян, я тоже буду гордиться, что знаю великого чемпиона среди профессионалов, — серьёзно отвечаю я.
— Ну да, больше года я почти не проигрываю, в ГДР вот только продул на отборке в финале, — признал он, ворочаясь в темноте. — А профессионалами нам не разрешать стать, я даже ни одного их боя не видел. Ещё тебе на спаррингах, надо, кстати, настучать по тыковке как-нибудь!
— Свой овощ береги, — огрызаюсь я.
Вспоминаю, как минуту во втором раунде финала я мог всё! И это ощущение приятно радовало меня. В планах завязать с боксом, но, возможно, по юниорам ещё годик помыкаюсь. Прилетело по башке вчера тоже ощутимо, хоть я и трепался журналистам про защитный шлем, но он — не панацея.
«А хороша журналисточка датская!» — с этой мыслью я и уснул.
Утром на завтраке настроение у всех приподнятое. Уже все в курсе, что победителям дали по 3000 крон, двум бронзовым призёрам по 2500, остальным по 2000 крон.
Настроение хорошее у всех, кроме Антона Петровича. Тот, походу, бухал всю ночь, судя по помятой морде. У меня на руках свыше шести тысяч крон, куда деть такие деньги я уже придумал. Наберу подарков всем всем всем. А вот Костян лелеет мечту купить «Лего»! Оказывается, уже есть эта фирма, и она именно датская. Кроме того, в планах у него прилично одеться.
Садимся в автобус, молчи-молчи на меня даже не смотрит. Первое место трат датских крон — спортивный магазин. Нога у меня выросла, мои адики стали малы мне, а тут — богатейший выбор. Собственно, в этом магазине я и оставил почти все свои деньги. Купил «пуму» за 4500 крон, остатки же потратил на мелочь вроде сладостей и сувениров. Что можно купить на несколько тысяч крон? А вот выбор огромен, крона ещё, как и доллар, стоит прилично. Кроме еды, парни берут технику, плейеры, магнитолы, приёмники, фотики! Вот зачем? У нас в СССР отличного качества они. Я взял недорогие швейцарские часы, их же складешок с вилкой и ложкой в комплекте и карандаши. Ну и плитку шоколада. Около трехсот крон за всё отдал. Для подарков набрал разных сувениров и мелочей.
Уже перед выдвижением в отель вижу газетный киоск! Хорошо, что у меня сотня крон осталась ещё, трачу их на газеты. Моя мордень в некоторых номерах, а моя голая спина во всех изданиях! И заголовки такие… характерные…