– На себя посмотри, – парирую я, не в силах оторвать от него взгляд. Собираюсь с мыслями секунд через десять и киваю в сторону гостиной. – Пошли горячий чай пить.
– Мне домой надо, выспаться.
Сопротивляется изо всех сил, хотя ловушка захлопнулась, когда Андрей вошел в дом. А я снова начала мечтать о том, чтобы он меня поцеловал. Не хочу, чтобы он уходил.
– Десять минут погоды не сделают, – безапелляционно заявляю я. – Ты весь мокрый, простынешь. Подожди, принесу сухую одежду.
И, пока он не успел отказать мне, я убегаю в комнату родителей, где нахожу отцовские штаны и футболку. Сама быстро переодеваюсь в пушистый махровый халат, потому что ненавижу натягивать на мокрое тело какую-либо одежду. А вернувшись, обнаруживаю Аполлонова на том же месте, где оставила его.
Андрей не уехал и даже стянул с себя рубашку. О мой бог!
Я спускаюсь по лестнице, завороженно глядя на него при свете торшера и потолочных ламп, и поражаюсь количеству татуировок на его теле. Андрей и правда забит самыми разными узорами, сплетающимися в гармоничную картину, которую я видела в журнале. Большой, красивый человек… мужчина, который стоит в моей гостиной. Полуголый.
– Держи… Там ванна, – тычу я в деревянную дверь, а сама смущенно отворачиваюсь и иду на кухню.
У нас не особенно стильно и современно, все с деревянной отделкой и немного вычурное. Зато куча места и уютно, хотя часто дома царит бардак. Включив чайник, я достаю из холодильника какой-то сладкий пирог. Старательно режу его, отвлекаюсь, потому что витаю в своих мыслях. А как не витать, если мы с Андреем одни в доме? Бабуля с дедом в гости не придут, Роксана благословила нас на уединение, поселив тем самым навязчивые мысли в голове, а тетя с мужем и сыном на рыбалке за городом – не повезло им с погодой.
– Кофе, если можно, – едва не подпрыгиваю от голоса за спиной, потому что меня застали с зависшим в воздухе ножом.
Бросаю беглый взгляд назад – Аполлонов оделся, устало трет ладонями лицо. Невероятно красивый даже в папиной простой одежде.
Роюсь в запасах и не нахожу кофе.
– А может, чай из травок? Бабушка собирает, – насколько могу, мило улыбаюсь я, потому что больше всего на свете не хочу, чтобы он отказался и уехал. Сейчас это, наверное, может довести меня до смертельного исхода. Я так хочу, чтобы он меня обнял.
– В сон не потянет? – спрашивает, а я радостно пожимаю плечами, потому что не бежит, не отказывает.
– Не знаю, я всю жизнь пью, привыкла. Вроде бы нет.
– Ну давай чай из травок. Надеюсь, твоя бабушка не колдунья.
Мне смешно и страшно одновременно, а нервный ком застрял в горле: мы в моем доме, он в домашней одежде. За окном почти ночь, льет дождь. Все слишком волшебно, чтобы что-то не испортило момент.
Я заливаю кипяток, ставлю заварник на обеденный стол и усаживаюсь первая, махнув головой на соседний стул Андрею. Он некоторое время стоит на месте, явно ведет про себя какой-то спор, но… все же поддается.
– Значит, все-таки чай. Сто лет не пил с девушками чай, – говорит, садясь рядом со мной.
Так, ну он признал меня девушкой вслух, а не только телом. Начало мне нравится.
– Ты меня не боишься? – Он делает глоток, кивает чашке, одобряя ее содержимое, и шарит взглядом по столу.
Потом тянется и опускает чашку на подставку, освобождая руки. Мы смотрим друг на друга, сидя на расстоянии вытянутой руки. И это так естественно, будто мы сидим в собственном уютном гнездышке, которое я уже нарисовала в своей голове.
– Не боюсь, – отвечаю спокойно.
– Почему?
Аполлонов кажется искренне удивленным.
– Наверное… я не совсем осознаю… чего мне нужно бояться.
– Действительно, – чеканит он, и мы замолкаем. Мне хочется сказать так много, что я никак не могу выбрать, с чего начать.
– Выглядишь уставшим, – говорить на «ты» почти так же волнительно, как раздеваться перед кем-то. – Я каждый день об этом хочу тебе сказать, но или не успеваю, или… или просто не говорю.
– Тоже считаешь, что я слишком много беру на себя?
– Нет. Я тебя понимаю, – отвечаю честно. – Я такая же. Первые три года в институте была старостой. И не той, что только в деканат ходит, а активисткой, которая сидит в студсовете и организует все, что можно организовать. До двух ночи верстала макеты афиш на институтские мероприятия, а потом до четырех шлифовала чертежи. Была на смерть похожа.
– И что потом? – вроде бы искренне интересуется Андрей, а я улыбаюсь уголками губ. Глупо сравнивать должность гендиректора и быт студентки, но мне больше нечего рассказать, а ему будто правда интересно меня слушать.
– Нервный срыв, истощение, интервенция родителей.
Аполлонов смеется вместе со мной.
– Запретили быть активисткой.
– Перестала?
– Нет, конечно. – Я опять смеюсь и утыкаюсь лбом в сложенные на столе руки. – Я нашла себе еще несколько занятий. Но передала группу другой девочке и стала больше внимания уделять учебе.
– А до этого ты уделяла мало?
– Нет, просто я погрязла в заботах и иногда все делала в последний момент. В общем-то, я была все той же отличницей, просто с проблемами и гастритом на нервной почве. Я понимаю тебя. И мне жаль, что в сутках только двадцать четыре часа. И что не все талантливые архитекторы – хорошие управленцы. И что Игорь Сергеевич…
– Даже не начинай про своего начальника.
– Не ревнуй, – улыбаюсь я так широко, что щеки болят. Готова повторять это хоть каждые пять минут, чтобы он наконец признал, что ревнует.
– Это не ревность. Просто Игорь не тот, кому можно доверять. Давай не о нем.
– Давай. Как дела у Карины?
Андрей закатывает глаза, но мы продолжаем болтать и даже пересаживаемся на диван в гостиную. Чай в заварнике, что стоит на журнальном столике, еще не допит, а я от усталости и расслабляющих бабушкиных травок совсем размякла.
– Что ты набила? – тихо спрашивает Андрей, кивнув на мою грудь. Неожиданный поворот от историй о рабочих и студенческих буднях.
– Пусть это останется интригой, – шепчу я в ответ.
– Почему?
– Просто. Наверное, я давно хотела…
– Наверное?
– Ну знаешь, есть вещи, которые точно должны случиться. Я всегда знала, что у меня будет тату. Может, и не хотела, но знала. Так же и с сексом, – смело заявляю я, не отводя взгляда от Аполлонова, который приподнимает брови. – Я никогда особенно не мечтала о волшебном первом разе, не торопилась исправить… но я, конечно, понимала, что он однажды случится.
– Думала ли ты, что встретишь строгого преподавателя и босса, который тебе откажет? – Он улыбается слишком самоуверенно.
– Я знаю, что ты будешь моим. – Мой голос звучит достаточно провокационно, несмотря на хаос в мыслях и провалившееся в пятки сердце.
– Твоим?
– По крайней мере, в постели.
– А дальше?
– Не знаю, – пожимаю плечами, – я не думаю и не чувствую так далеко.
– И даже не представила себе дом и троих детей?
Кривлю нос, потому что он озвучивает мечты моей тети и Роксаны. Не мои. Неужели я произвожу впечатление той, которая мечтает посвятить себя только семье и мужу?
– Вообще-то я хочу стать профессионалом. Для начала. Пожить, чего-то добиться, а потом, быть может, однажды…
– Ну все, прекрати соблазнять меня. – Он бормочет это уже еле слышно, а я ведь даже не начинала.
Руки Андрея неожиданно тянутся ко мне, обнимают, и он помогает устроиться у себя на груди. А я дышу его запахом, слушаю стук сердца. Все происходит естественно, а в его объятиях так тепло и уютно, будто там мне и место. И я даже могу представить, что он не собирается никуда уезжать, а я не собираюсь переживать об этом в одиночестве – я ведь будущий профи. Я ощущаю с ним полную безопасность. Между нами нет никакой интриги, где же мы окажемся через секунду, потому что, кажется, оба устали и никуда не хотим. И он меня понимает.
Точно понимает, когда едва заметно массирует мне спину и поясницу, которую ломит оттого, что всю неделю стояла над макетом, а я непроизвольно мну кожу на его шее в ответ. Это как будто заложено в природу наших рук и так умиротворяет, словно я сейчас одна, а не с кем-то. Тихо, тепло и безопасно.
Андрей засыпает. Его голова откидывается на спинку дивана, в котором мы тонем из-за кучи подушек. Дыхание выравнивается, а руки, наоборот, крепче сжимают меня в тисках и не дадут шанса сбежать, даже если очень сильно захочу.
Мое сознание размывается, и я медленно уплываю следом за ним. Одно мгновение – и нас нет. А в следующий раз, когда я открываю глаза, за окном полыхают молнии. Ливень барабанит по стеклам, крыше и бьет в стены дома так сильно, что они дрожат.
– В чем дело? – Андрей сонно ворочается.
У меня все затекло, у него наверняка тоже.
– Гром.
Я ложусь на спину, вытягиваю ноги и тяну Андрея за собой, чтобы он уже лег нормально. Диван достаточно широкий, и нам вполне удобно: Аполлонов подхватывает мою левую ногу под коленкой и перекидывает ее через свое бедро, руку укладывает себе поперек груди, а мою голову устраивает в сгибе своей шеи. Раз, два, три – и я снова готова погружаться в сон.
– И не вертись, – ворчит Андрей. – Я так хорошо спал и надеюсь продолжить это делать.
А я и не против.
Я почти сразу отключаюсь: всего мгновение – и меня снова нет. Еще миг, и я чувствую тяжелую руку на бедре и невесомый поцелуй в макушку. Выныриваю из тумана, вскидываю голову, не успев даже открыть глаза, и попадаю в плен.
Это так прекрасно, такой удивительный сон. Медленный, терпкий, сладкий сон о том, как Андрей нежно целует меня, крепко прижимая к себе.
– Ты не даешь мне спать, – сообщает мой сон.
– Я ничего не делала.
– Делала. – Его голос звучит раздраженно, но я не верю ему.
Он удерживает меня за подбородок, лишая возможности отвернуться, но я не особенно и желаю. От него все еще пахнет цветочным чаем, и он так медленно и осторожно целует, будто один только ветер ласкает щеки и губы.