И я опять проглатываю подозрительный намек на наше стремительное сближение и нервно улыбаюсь. Вряд ли я долго продержусь, не задавая неуместных вопросов о совместном будущем, которое уже в ярких красках расписано в самых бурных фантазиях.
Глава 41
Роксана сидит в беседке, уставившись в свою кофейную чашку, и тяжко вздыхает. Крутит ее то так, то эдак, потом с психом отставляет в сторону и начинает драть лепестки ромашки, что-то приговаривая.
– Эм… привет. – Я улыбаюсь, протягиваю ей тарелку с едой.
– Привет, как там твой профэссор? – с наигранным акцентом спрашивает она и подмигивает мне.
– Хорошо. Солянку ест, беляшом закусывает. – Я сажусь рядом с подругой, и мы молчим не меньше пяти секунд, которые кажутся вечностью.
– Я хотела…
– Слушай, давай…
Мы произносим это одновременно.
– Я первая скажу, – сообщает Роксана, выставляя указательный палец вперед и улыбаясь. Выдыхаю, предоставляя ей слово. Она может быть настойчивой, когда ей надо. И если никто не сует ей язык в рот.
– Окей.
– Я рада, что мы взяли… паузу, – она говорит уверенно, спокойно, как будто несколько раз репетировала речь. – Может, в отношениях это и чушь собачья, а в дружбе порой необходимость…
Она делает театральную паузу, ждет моего кивка, чтобы продолжить.
– Слушай, ну я идиотка. И верю больше картам, а не словам – это факт. Ник мне трижды сказал «нет», а карты только намекнули, что «да» – и вот у меня уже пелена перед глазами. Я и с мамой потому не лажу. Вечно жду от нее чего-то. Нагадаю, что она раскается, и жду примирения, а мать ни сном ни духом. Она вообще считает, что ничего мне не должна, и, наверное, мне пора это принять. Я взрослая. С работой, с мозгами. А все жду одобрения, таскаюсь туда из раза в раз… Нет, я не то чтобы хочу перестать с ней общаться. Я верю, что мы непременно снова с ней сблизимся, я верю, потому что…
– Карты говорят?
Роксана смешно кривит нос.
– Ну логика скорее, – она пожимает плечами. – Понимаю, что, может, не сейчас. Может, когда внуки появятся, или еще какой повод будет. Мы же не чужие люди, просто… разные. И пока нам, чтобы сохранить хоть какие-то отношения, лучше порознь. Так что я это… съездила домой за вещами и теперь официально снимаю у твоих родителей комнату за деньги.
Она с гордостью улыбается, а я понимаю, насколько важен для нее этот шаг. Роксане много раз предлагали полностью перебраться к нам, но она все надеялась, что однажды в их семье наступит мир.
– Стой… – вдруг спохватившись, отстраняюсь я. – Какую комнату?
Дом Ивановых, конечно, большой, но у нас нет отдельных свободных комнат, которые можно снимать. Разве что койко-место. И гостевая каморка. Но не будет же Роксана платить за эту кладовку три на три, где обычно спят те, кто не сумел вызвать такси и решил заночевать? Это просто неприлично со стороны родителей.
– Роксан?
– Так твою. Ты же съезжаешь, – как ни в чем не бывало отвечает подруга.
– Куда? – вообще ничего не понимаю я.
– Ну… к Тельцу своему. Или он все-таки Дева? А может, куспид Рака и Льва… хм, я об этом не подумала.
Застываю шокированная.
– Я ни к кому не собираюсь съезжать, с чего вы…
– Да ладно тебе. – Роксана смеется, пихая меня в бок. – Видела бы ты свое лицо! Не займу я твою комнату. Бабуля с дедулей предложили свой второй этаж целиком. У них же там никто не живет, дети все съехали. Мне там даже отдельная душевая полагается, дед смесители поменяет, прикинь? Это же настоящий жилой угол. Мой! Я их веселю. Дед к Таро пристрастился. Мне они нравятся, кормят меня. Так что я усыновляю твоих бабушку и деда.
Сама не замечаю, как выдыхаю.
– Я рада за вас всех, – киваю, когда меня отпускает.
Дедушке с бабушкой и правда бывает одиноко. Особенно зимой, когда заканчивается сезон грибов. Роксана придется им очень кстати.
– И, Роксан… – в свою очередь несмело начинаю я. – Ты меня прости.
Она пытается возразить и вставить слово, но я вновь ее перебиваю, потому что хочу это сказать.
– Правда прости. Ты сама знаешь, я… перегнула. Местами.
Вспоминаю нашу ссору и все слова, что наговорили друг другу. Это было и правда слишком.
– Я хочу, чтобы у нас все было как раньше, – честно признаюсь я.
Роксана внимательно смотрит на меня исподлобья. Молчит. Губы поджаты, напряжена. А потом она наконец улыбается мне, и я судорожно выдыхаю.
– Если расскажешь все грязные подробности про Аполлонова, обязательно прощу! – Она толкает меня в плечо. – Я должна знать все о ваших кабинетных приключениях, опороченных диванах «Аполло Арт» и… да у меня миллион вопросов!
Я закрываю лицо ладонями, потому что смущаюсь. Интересно, когда-нибудь смогу спокойно говорить об Андрее? Или сердце всегда будет выпрыгивать при одном упоминании о нем?
– Да я не знаю, о чем рассказывать, – признаюсь я. – Мы спим, едим, занимаемся сексом и работаем.
– Звучит слишком грустно для той, кто соблазнил секси-профессора с крутым архитектурным бюро в придачу.
Я улыбаюсь. Наконец. А после мы с Роксаной крепко обнимаемся, как в старые добрые времена.
– Вот с бюро, кстати, могут быть проблемы, но… да ладно, – я отмахиваюсь от нее. – Теперь ты на правах члена моей семьи познакомилась с Аполлоновым, и я уверенно могу сказать, что это мой парень, мы влюблены и все у нас будет хорошо.
Роксана, играя бровями, хватает кофейник, а я строго грожу ей указательным пальцем.
– И нет, мы не будем гадать на кофейной гуще! Роксана! Я сказала «нет»! Фу, убери кофе!
Если бы только на нее действовали мои слова.
Ближе к вечеру, когда Андрей набирается сил для поездки за рулем, нас провожают в путь всей семьей, еще и нагрузив с собой еды и алкогольных запасов, которых нам, судя по всему, хватит на пару лет вперед. Аполлонов под одобрительные взгляды Ивановых бережно укладывает драгоценные запасы в багажник, но от пятилитровой тары в виде канистры с чем-то, по словам дяди, похожим на настоящий французский коньяк, вежливо отказывается. Слава богу!
Всю обратную дорогу я стараюсь не слишком глупо улыбаться, но это тяжело. Вчерашний вечер был таким сумасшедше душевным, что я уже мысленно добавила его в избранный альбом где-то в чертогах разума. Мне понравилось, что Андрей в компании моих родителей-художников почувствовал себя на своем месте. Они болтали про живопись, дизайн, архитектуру и чуть не переругались по-крупному из-за импрессионистов. Родители водили Аполлонова в мастерскую показывать нераспроданные остатки выставки и очень долго принимали похвалу.
Бабушка перебарщивала с вопросами про скорую свадьбу, а дед иногда грозно кашлял, привлекая к себе внимание. И зачем-то между делом сообщил, что у него в сейфе есть охотничье ружье. А Оксана и тетя Таня, не переставая ни на минуту, обсуждали вслух, какие знаки с какими совместимы. Но так как я, к своему стыду, понятия не имела, когда родился Андрей, а он стоически молчал, им приходилось включать все свои экстрасенсорные способности. И я точно видела, как Оксана под столом тянет из колоды карты, а потом они обе делают дружное «у-у-у» и с вытаращенными глазами смотрят на нас. Уже ближе к ночи Роксана сказала, что «на глазок» подобрала время и место рождения Андрея – ага, вплоть до роддома – и посмотрела нашу совместимость. Что бы это ни значило, но минус шестьдесят три, по ее словам, вполне приличный результат, ибо у бабушки с дедом минус девяносто шесть и четыре, а они пятьдесят лет вместе.
– Как тебе вечер? – спрашиваю я, по отдельным кадрам собирая все, что приключилось. И с веселой улыбкой, и с благоговейным ужасом.
– Коварны вы, Ивановы, – без заминки отвечает Андрей, ухмыляясь. – Заманили разговорами про Мане, а потом я просто… ничего не помню. Всю ночь снилась ты то ангелом, то демоном.
– Это ты на триптих насмотрелся, – успокаиваю его.
– Триптих? Не помню ни черта. Помню только, как меня хвалили после каждой стопки и называли женихом-начальником и хорошим мальчиком. – Он смеется заливисто, а я краснею.
У меня в семье все хорошие, но не каждому придутся по душе.
– Ну что? Вернусь из командировки и смотаемся к моей бабуле? – Андрей смачно зевает и массирует висок, хотя выпил уже несколько таблеток от головной боли. Мне его даже жалко.
– Бабуле? К маме Игоря Сергеевича?
– Да.
– Я думала… – замолкаю, чтобы тщательнее подобрать слова. – Ну что… у тебя совсем никого.
– Есть кое-кто. – Он улыбается по-доброму, кивает мне. – Тебе понравится. Только при ней ни слова про Игоря, бюро и работу. С тех пор как не стало деда, она ничего не хочет про это слышать.
– Договорились, – уже заранее начиная волноваться, киваю я. Меня что, тоже ждет знакомство с родней? Да я в ужасе! И если у Андрея не было шансов не понравиться моей семье, то вот за себя я не так уверена.
Заехав на парковку, Андрей останавливает автомобиль, осторожно выходит из машины и, кажется, теперь окончательно сдается – больше не держит лицо, вспомнив, что ему нехорошо. Трет лоб, прикрывает глаза, морщится на каждом шагу. Ощущение, что за руку он меня берет, просто чтобы дойти до подъезда.
Мы ждем лифт, и мне как-то в один миг становится невыносимо грустно. Что? Выходные подходят к концу, отлынивать от работы больше нельзя? На понедельник у Андрея билеты – увы, а мне нужно садиться за практику, для которой необходимо составлять отчеты каждый день. Было. Все это время. А я это делала только первые несколько раз, пока не погрязла в любовных переживаниях и фейковых задачах.
Диана на прошлой неделе поставила печать на титульный лист отчета (никто нигде не отобразил, что я половину практики прошла в другом отделе). Осталось только состряпать что-то кроме описания на страницу трех дней, где из раза в раз повторяются слова о том, что мы просто «собирали обрезки картона». Я усердно размышляю, как построить свой график, чтобы успеть за три дня и отправить отчет куратору. Когда с ужасом сообщил