В ходе общения с представительницами ислама, христианства, иудаизма, буддизма, индуизма и агностицизма я поняла, что для материнского гнева абсолютно не важно, какую религию исповедует та или иная женщина, верит ли она вообще в концепцию высших сил. Разгневанные матери могут состоять в браке или незарегистрированных отношениях, быть в разводе или попросту одиноки. Ничего не важно для этого сильного и разрушительного чувства!
Опрошенные женщины относятся к разным социальным слоям населения. Одни упорно трудятся, чтобы заработать на жизнь, и ищут бесплатные летние лагеря для детей. Другим доступна такая роскошь, как свое жилье и возможность оплачивать больничные счета из собственного кармана. Большинство опрошенных матерей имеют работу с полной или частичной занятостью. Я побеседовала с очень разными женщинами: с директором неправительственной организации, практиком аюверды[2], готовящей блинчики доса[3] на продажу, преподавательницей йоги, исследовательницей в области здравоохранения, менеджером, отвечающей за разнообразие и инклюзивность, аспирантом и ночной сиделкой. Также среди опрошенных мною были мамы-домохозяйки, у которых есть подработки. Две из них занимаются сетевым маркетингом, а третья продает лак для ногтей.
У некоторых мам дети ходят в школу (государственную или частную), у других находятся на домашнем обучении. Они проживают по всей территории США: от Мунчи в Нью-Джерси до Калабасаса в Калифорнии и Кертистауна на Гаваях. И так как с материнским гневом сталкиваются женщины по всему миру, я опросила мам из Канады, ЮАР, Израиля, Нидерландов, Великобритании, Новой Зеландии, Австралии, Германии и Ирландии.
В книге речь пойдет о матерях биологических, приемных, берущих детей на патронатное воспитание, мачехах, а также тех, кто прошел многолетний курс лечения от бесплодия. У этих женщин от одного до семи детей, среди которых есть как новорожденные, так и взрослые. Некоторые из них ощутили все «прелести» материнского гнева еще во время беременности. Другим же потребовались годы воспитания, а иногда и появление еще одного ребенка, прежде чем их охватил жгучий гнев. С одними мамами общаться было очень легко. Веселые и душевные, они делились своими историями настолько активно, что мои пальцы неустанно порхали по клавиатуре. Другие же отличались замкнутостью и стыдились говорить откровенно о своих чувствах. Многие мамы в принципе впервые беседовали с кем-то на столь животрепещущую тему. Так что без слез не обошлось.
К сожалению, не все истории вошли в книгу. Я привела здесь те, которые смогли бы отразить разнообразный опыт. Имена всех мам и некоторые детали, позволяющие их узнать, изменены.
Слово «мать»
Для меня «мать» – это слово с широким смыслом. Помимо своего основного значения, я использую его как синоним глагола «воспитывать», что в действительности и делает любая мама. Ведь «мама» означает заботу во всех ее проявлениях. И каждый, кто выполняет сложную работу, связанную с воспитанием детей, имеет эмоциональную и духовную связь с этим словом. Иногда я называю кого-то «мамой» еще до того, как ребенок появился на свет. И это тоже делается намеренно. Личности некоторых людей приспосабливаются к режиму материнства еще задолго до того, как их малыш издаст хоть звук. Знаете… и те, чьи дети рождаются мертвыми, также идентифицируют себя как матери. Это горько, но это так. Существует множество способов стать матерью.
Не имеет смысла использовать всеобъемлющий термин «родительский гнев», потому что «отцовский гнев» не соизмерим с тем, что испытывают мамы. (Почему так происходит, я расскажу чуть позже). Повышенные ожидания в отношении матерей затрагивают всех, кто берет на себя роль мамы.
Связан ли материнский гневС послеродовой депрессией?
Взаимосвязь между материнским гневом и аффективными расстройствами послеродового периода считается достаточно сложной, в основном за счет того, что исследований феномена материнского гнева как таковых недостаточно. Гнев может рассматриваться как симптом послеродовой депрессии и тревоги. К тому же многие матери испытывают гнев, при этом не имея психологических проблем. Некоторым из опрошенных мною мам после рождения ребенка поставили диагноз «послеродовая депрессия», другим – нет. Были также матери, которые думали, что у них есть послеродовая депрессия, но сам диагноз поставлен не был. Лично у меня послеродовую депрессию так и не выявили. Я столкнулась с материнским гневом в период между девятью месяцами и годом, когда начала отлучать от груди своего первого ребенка. К тому времени никто уже не проверял меня на наличие послеродовой депрессии. Был ли мой гнев связан с нестабильным гормональным фоном? Или же все дело в не диагностированной вовремя послеродовой депрессии? Может ли человек страдать послеродовой депрессией по прошествии трех лет? Что насчет восьми? Двенадцати? Как же это оказывается сложно понять и проанализировать!
Несмотря на то что нет достаточного количества исследований, которые могли бы установить окончательную связь между послеродовой депрессией и материнским гневом, мне бы хотелось избежать патологизации последнего. Лично я рассматриваю материнский гнев как понятную (пусть и не очень приятную) реакцию на реальность.
Можно ли назвать материнскийГнев жестоким обращением с детьми?
Во время поиска примеров материнского гнева мне на глаза попалась крайне занимательная информация. Например, список двадцати пяти худших матерей в истории. Внимание, спойлер! Все они убили своих детей. По мнению общества, матери в гневе, то есть плохие матери, – это убийцы и те, кто калечит детей (физически ли, морально – все одно). Ведь материнство в первую очередь о самоотверженности, нежности и покорности, гневу здесь нет места.
Хотя явление материнского гнева плохо прослеживается в истории, сам по себе женский гнев существовал всегда. И поскольку большинство женщин в истории были матерями, эти два явления переплетаются между собой. О разгневанных женщинах было не принято говорить. Например, в книге «Колдовство и магия в Европе XVI–XVII веков» (Witchcraft and Magic in Sixteenth- and Seventeenth-Century Europe) исследователи Джеффри Скарре и Джона Кэллоу пишут, что ведьмы, как правило, были «скандалистками и агрессивными женщинами в целом». Казнь сотен тысяч женщин за «колдовство» с XIV по XVII век в Европе, а затем и в Америке, могла быть массовым убийством разгневанных женщин. К 1800-м годам женщин, «подозреваемых в несоответствии своему социальному положению», уже не сжигали на кострах, вместо этого их окрестили невменяемыми.
Хоть в истории, как мы видим, нет места разгневанным женщинам, все же это не оправдывает жестокость по отношению к ним. Я хочу еще раз подчеркнуть: нельзя отождествлять женский гнев с насилием и вредом.
Все что угодно может приобрести негативный окрас, если довести это до крайности: бег, забота, злость. Пусть материнский гнев и не равнозначен жестокому обращению с детьми, он все же может нанести серьезный вред. Многие матери знают об этом не понаслышке. Ярость – естественная реакция на давление, которое испытывает мать, но даже этот факт не освобождает нас от ответственности за выражение гнева. Абьюз причиняет серьезный физический и эмоциональный вред. И давайте договоримся – это не норма.
В своей книге я рассказываю о материнском гневе в контексте полного неодобрения насилия и жестокого обращения.
Важно! Я призываю всех родителей, которых обуревает гнев, обратиться за поддержкой.
Как пандемия влияет на материнский гнев?
Пусть я и писала эту книгу в разгар пандемии, она не посвящена сложностям материнства во время изоляции. Мне доводилось несколько раз напрямую обращаться к теме пандемии, но даже вне ее упоминания тень коронавируса и того, как он отразился на жизни многих матерей, так или иначе незримо присутствовала в каждом разговоре. А как иначе? Не имея возможности ходить на работу во время пандемии, мы с мужем по очереди использовали нашу спальню в качестве офиса. Несколько месяцев я сидела на нашей кровати, скрестив ноги и положив ноутбук на подушку. В конце концов, я уже физически не могла это терпеть, поэтому купила крошечный письменный стол. Я работала в паре метров от закрытой двери, ставшей единственным способом разделять работу (мое профессиональное «я») и личную жизнь (мое бытие в качестве матери) в период ограничений и пандемии. Так что когда я брала интервью у матерей, все мы полностью зависели от потребностей наших детей, совсем позабыв про самих себя.
Пережив пандемию, мамы как никогда нуждаются в том, чтобы прямо и без прикрас высказать свои чувства и мысли. Обычно, думая о материнстве, мы представляем себе первые неуверенные шаги очаровательно лопочущих малышей, их мягкие ручки и маленькие головки, прижимающиеся к нашей груди. Но эти образы отражают лишь одну сторону материнства. Ту, которая заставляет бездетные пары с улыбкой говорить: «Давай заведем ребенка!» К сожалению, мы мало говорим о другой стороне, давшей о себе знать наиболее ярко во время пандемии: изоляция, бесконечная работа, проблемы со здоровьем, бытовое неравенство, финансовые проблемы. Думаю, эта книга может заставить матерей открыто говорить о тяжелых и изнуряющих моментах современного материнства.
Материнский гнев копился годами, десятилетиями, возможно, даже веками. Отсутствие информации об этом феномене не означает, что его не существует или не существовало до пандемии. Просто мы не считали эти эмоции и чувства достаточно важными, чтобы рассказывать о них, боялись говорить о негативных сторонах родительства, потому что не хотели быть плохими матерями, ведь, несмотря ни на что, мы искренне любим наших детей.
Пандемия не превратила современное материнство в источник ярости. Но когда в 2020 году матери лишились поддержки в виде школ и детских садов, это стало последней каплей, переполнившей чашу их терпения. Матери наконец-то были готовы рассказать о своих чувствах, преодолев страх и стыд. В этой книге рассказываются десятки подобных историй.